УСТАНОВКА КАК НЕОСОЗНАВАЕМАЯ ОСНОВА ПСИХИЧЕСКОГО ОТРАЖЕНИЯ

Л. С. ПРАНГИШВИЛИ

Институт психологии им. Д. Н. Узнадзе АН Грузинской ССР, Тбилиси •

На страницах трехтомной коллективной монографии «Бессознательное: природа, функции, методы исследования» [6] выдвинуты следующие негативные положения о связи понятия установки с проблемой бессознательного: 1) бессознательное реально лишь как форма существования физиологических процессов; 2) бессознательное — это категория, использование которой несовместимо с диалектико-материалистической методологией психологической науки, и 3) отождествление понятия установки (в понимании Д. Н. Узнадзе) с психологическим понятием бессознательного делает понятие установки лишним для психологии как объясняющей науки (ср. [6, т. I, 74]). Рассмотрим некоторые аспекты этих положений.

Если проблема бессознательного — это проблема психологии (а это, безусловно, так), то совершенно ясно, что она может быть решена лишь с помощью методов научного психологического исследования; тем самым основой для дискуссии о психологическом понятии бессознательного могут служить только научные, экспериментальные данные. В этом плане мы и будем обсуждать положения, занимающие нас в данном случае.

1. Начнем с попыток редуцировать бессознательное до уровня только физиологического состояния.

Работы школы Узнадзе, имеющей полувековую историю, и множество других наблюдений, обобщений и фактов совершенно ясно показали, что к составляющим экспериментальных закономерностей активности сознания необходимо отнести действия факторов направленности, ориентированности, значимости и т. д., т. е. психологических установок, которые не даны в сознательных переживаниях, но без которых, вместе с тем, не раскрываются закономерности осознаваемой психической деятельности.

К примеру, остановимся на результатах выполненного Д. И. Ра - мишвили в Институте психологии им. Д. Н. Узнадзе исследования природы процесса выделения того или иного явления посредством слова в речевой деятельности человека. В опытах Рамишвили все испытуемые на вопрос о том, является ли фиалка травой, категорически заявляли, что фиалка не трава, а цветок; что же касается аналогичного вопроса о клевере, то они отвечали, что клевер — трава, хотя и имеет цветок. По данным Рамишвили, однозначное применение слов, обозначающих повседневные понятия, как правило, обусловливается вполне объективным фактом, а именно, ролью определенных явлений в социальной практике данного языкового коллектива. Трава, например,— все то, что применяется как зеленая масса. Все, что противоречит это-

16

Му применению, исключается из категории травы. Но в сознании субъекта не отражена данная закономерность, определяющая употребление этого слова при сознательном процессе речевой деятельности. Субъект не осознает, что он называет травой. Однако из-за неосозна - ваемости эта закономерность не лишается признаков психического — ■осмысленности и т. д. Выяснилось, что при практическом контакте человека с предметами, на уровне скрытых от сознания связей, закрепляются общие объективные отношения, например, травы как растения, используемого в качестве зеленой массы [6, т. III, 179].

Результаты опытов, проведенных в школе Узнадзе, ясно свидетельствуют о том, что неосознаваемая психическая деятельность скрытым образом «соучаствует» как предпосылка и регулирующий фактор в становлении любой формы активности сознания.

В редакционной статье к т. I монографии «Бессознательное», написанной в соавторстве с Ф. В. Бассиным и А. Е. Шерозия, мы отмечали: «Если для бессознательного характерно такое соучастие, то очевидно, что редуцировать бессознательное до уровня «только физиологических состояний» или факторов столь же нелогично, как требовать редукции до этого самого сознания на том основании, что любой акт осознаваемой психической деятельности реализуется физиологическими механизмами [6, т. I, 76].

2. Теперь относительно того, что бессознательное психическое — это категория, использование которой несовместимо с диалектико-ма - териалистическим учением. Некоторые психологи полагают, что гипотеза о реальности бессознательной психики означает отрицание мозга. как материального субстрата психики и признание субстратом психических явлений самой психики минус сознание.

Утверждение, что психическое есть функция мозга, не может означать и не означает, что психика является изнутри детерминированным отправлением мозга, его клеточной структуры. Как правильно отметил С. Л. Рубинштейн, представление о психическом как об отправлении мозга ведет к физиологическому идеализму.

Продолжая эту мысль, С. Л. Рубинштейн пишет: мозг — только орган психической деятельности, а не ее источник [9, 6]. Отправная же точка для преодоления субъективистского понимания психической деятельности заключается в признании того, что внешний, объективный мир, воздействующий на мозг, изначально участвует в детерминации психических явлений [9, 9]. Правильно поставленный вопрос о связи психических явлений с мозгом, отмечает Рубинштейн, неизбежно переходит в вопрос о зависимости психических явлений от взаимодействия человека с миром, от его жизни [9» 30]. В этой системе взаимоотношений человека с миром стержневым моментом является деятельность человека, направленная на активное, соответствующее его потребностям преобразование мира. Согласно основному принципу материалистической психологии, «деятельность человека составляет субстанцию его сознания» [7].

Классики марксизма на примерах изучения процессов формирования у людей их принципов, идей и т. д. как отражения бытия, реальной действительности показали, что сознание не следует понимать как единственную форму существования психического и, тем более, н е следует отождествлять природу психического отражения с сознательным процессом познания. Это показано Марксом на примере анализа природы товарного фетишизма; факт участия неосознанных форм отражения в формировании поведения человека констатируется, когда Маркс характеризует личностные черты капиталиста как персонификацию сущностных свойств капита-

2. Бессознательное, IV

Л а, когда он отмечает, что торговец минералами не видит их красоты И т. д.

Факт реализации человеческой активности посредством сознания,, писал Энгельс, еще не свидетельствует о ее зависимости исключительно от сознания [1].

Итак, исходя из диалектико-материалистической методологии психологической науки, вполне закономерно задачей психологии считать исследование качественного различия функции сознаваемого и неосознаваемого в управлении деятельностью человека.

3. Остановимся теперь на связи установки в понимании Д. Н. Узнадзе с психологическим понятием бессознательного и на ее научной значимости.

Признание реальности бессознательного, того, что неосознаваемая психическая деятельность «скрытым образом» соучаствует в становлении любой психической деятельности, требует определения исходных постулатов психологического исследования и разработки категориального аппарата, адекватно отражающего специфику бессознательного и своеобразие его закономерностей.

По отношению к проблеме категориального аппарата психологии бессознательного релевантными могут быть «гипотетические конструкты», аналогичные разрабатываемым другими науками (механикой, физиологией и т. д.), относительно выводных сущностей, не выступающих в виде непосредственных переживаний сознания.

Как известно, в советской психологии начало обоснования категориального аппарата, способного отразить качественное своеобразие бессознательного, было положено Д. Н. Узнадзе и его школой в непосредственной связи с разработкой теории психологической установки, широко освещенной во многих трудах представителей грузинской школы советских психологов.

Позволим себе лишь напомнить логику разработки в советской психологии теории неосознаваемой психологической установки как концептуального фундамента представлений о бессознательном.

Исходя из положения о том, что факт реализации человеческого действия посредством сознания не свидетельствует о ее зависимости исключительно от сознания, что «истинные побудительные силы, которые приводят его в движение, остаются ему не известными», Ф. Энгельс сформулировал психологически ориентированный вопрос относительно форм и путей образования процессов сознания на основе источников, не зависящих от сознания [I, 83]. Перефразировав положение А. Н. Леонтьева, отметим, что в данном случае факт признания неосознаваемого не выражает собой признание некоего особого начала, таящегося в глубинах психики. Неосознаваемое имеет ту же детерминацию, что и всякое психическое отражение: реальное бытие, деятельность человека в объективном мире [7, 204]. А. Н. Леонтьев пишет: «Осуществленная деятельность богаче, истиннее, чем предваряющее ее сознание. При этом для сознания субъекта вклады, которые вносятся его деятельностью, остаются скрытыми; отсюда И' происходит, что сознание может казаться основой деятельности» (выделено мною — А. П.) [7, 129].

Концепция установки грузинской школы психологов тем и обогащает анализ поведения, что установка как переменная считается промежуточной именно в смысле специфического уровня и формы отражения бытия, т. е. реальной действительности. Концепция Узнадзе исходит из постулата, лежащего в основе трехчленной схемы анализа деятельности, согласно которой всякое поведение, как бы и где бы она ни возникло, определяется воздействием окружающей действительности не непосредственно, а прежде всего опосредовано, через целостное

Отражение этой последней в субъекте деятельности. Значит, психология должна начинать свои исследования с изучения субъекта деятельности. В активные отношения с действительностью вступает субъект, а не отдельные акты его психической деятельности, являющиеся лишь модификациями субъекта деятельности.

Отсюда ясно, что прежде всего следует установить, «в каком качестве психология должна включить индивид в свое методологическое исследование» [3, 77]. Ценный анализ этой методологической проблемы предложила К. А. Абульханова-Славская, позицию которой мы разделяем. Рассматривая вопрос «о качестве индивида как субъекта жизнедеятельности, которое делает его субъектом психической деятельности», она проводит такую аналогию: даже применительно к организму существует проблема поддержания его некоторой специфической целостности. Последняя обеспечивается некоторыми регуляторными механизмами, сохраняющими эту качественно своеобразную целостность при всех изменяющихся соотношениях организма со средой, при изменении самого организма, не говоря о его развитии. Тем более вероятно, отмечает К. А. Абульханова-Славская, говорить о необходимости поддержания целостности и качественного своеобразия индивидного способа существования в его социальных связях [3, 78—79].

• Автор считает, что эта особенность жизнедятельности создает объективную необходимость в некоторой функции, которая заключалась бы в постоянном возобновлении, поддержании и установлении связей с другими людьми при сохранении качественного своеобразия индивида.

«Марксизм, вопреки утверждениям экзистенциалистов, — пишет К - А. Абульханова-Славская, — отнюдь не отрицает индивида «в его собственном способе существования», он отрицает лишь возможность объяснения личности из нее самой, распространяет на нее социологическое объяснение, связывая ее развитие с развитием общества» [4, 61]. Проблема не сводится, как правильно отмечает автор, к констатации случайности каждого отдельного индивида, она заключается в исследовании закономерности этого уровня организации, этой формы бытия человека в ее соотнесенности с бытием рода [4].

Итак, в свете основных положений марксистско-ленинской теории психологии проблема сущности целостного субъекта психической деятельности (поскольку эта целостность получает выражение в деятельности субъекта, личности и может быть раскрыта и исследована нашими обычными научными методами) выступает как исходная проблема конкретной психологии.

Постановка проблемы целостного субъекта психической деятельности выдвигает вопрос о способе психической организации индивида как определенным образом слаженной системы, связной последовательности его опыта и поведения, его относительной структурной устойчивости в условиях постоянного изменения обстоятельств деятельности.

Д. Н. Узнадзе предложил метод «фиксированной установки» как экспериментальный, адекватный этой проблеме. Естественно, мы не будем останавливаться на его детальном рассмотрении. Отметим только следующее: результаты опытов свидетельствуют о том, что реакции происходят не случайно и наряду с действующими стимулами определяются также промежуточной переменной (т. е. расположенной между стимулом и реакцией внутренней организацией индивида). В иллюзиях восприятия и их аналогах установка как преориентацня и диспозиция к определенной форме реагирования выступает в качест

Ве общего конституирующего фактора внутренней, психической организации индивида.

Эксперименты выявили наличие в структуре установки ряда различных характеристик, как-то: возбудимость, статичность-динамич - ность, пластичность-ригидность и т. д. В отмеченных исследованиях грузинских психологов (восприятия, навыка, воображения, мышления и т. д.) показано, что в то время, как отдельные системы действия, являющиеся компонентами активности, которые различаются своими модальностями (перцептивными, экспрессивными и т. д.), претерпевают разнообразные изменения, установка неизменно выступает как целостная структура с постоянным набором характеристик. Это значит, что установка является системной особенностью индивида как субъекта психической деятельности.

Представляя собой диспозицию к определенной форме реагирования — психологическую организацию внутренней среды индивида, установка выступает как характеристика целостного состояния субъекта психической деятельности в каждый дискретный момент его активности. Целостное состояние субъекта психической деятельности — это прежде всего организация «конечного общего пути», по которому развивается одна система активностей и одно выявляющееся поведение.

Это значит, что аттитюды, мотивы, черты личности, концепты и подобные факторы деятельности не изолированно друг от друга и не «поштучно» определяют выявляющееся поведение, а подчиняются регулирующей функции установки — высшего уровня организации процессов переживаний и действий, имеющих место при осуществлении деятельности.

Установка — понятие единицы целостно-личностного измерения, к которому сводится действующий субъект в каждый дискретный момент его активности. В каждый дискретный момент деятельности индивида избирательно-направленные процессы его восприятия, памяти, воображения, решения задачи и т. д., проявляя определенную внутреннюю связность и последовательность, выступают как процессы, управляемые единой промежуточной переменной — готовностью к определенной форме реагирования — установкой, т. е. выступают как процессы, протекающие в определенной целостной форме психической организации.

Правильно отметил Г. Оллпорт: без такой направляющей установки индивид был бы растерян и сбит с толку. Никакая деятельность не может актуализироваться без готовности к определенной форме реагирования, побуждающей его действовать именно таким образом, а не каким-либо иным.

Индивид постольку является субъектом деятельности, поскольку он организуется не в самый момент деятельности, а предуготовлен к ней. Это значит, что реакция осуществляется не по принципу стимул-реакция, а как преломленная через всю систему психической организации индивида, т. е. реакция осуществляется как «обобщенный ответ».

В то же время «система психической организации», «система-индивид» не дана субъекту непосредственно как факт сознательных переживаний. (Как известно, Маркс одной из ошибок гегелевской феноменологии считал идеалистическое отождествление личности с сознанием и самосознанием).

«Совершенно естественно считать, — пишет Д. Н. Узнадзе, — что если что-либо у нас и протекает действительно бессознательно, так это, в первую очередь, установка, состояние субъекта в целом, которое не может быть отдельным актом сознания» [10, 178]. Но это не 20 мешает психологическим установкам оставаться активными силами, направляющими деятельность субъекта в ту или иную сторону. Будучи ее субъектом, эту направляющую активность установки мы никогда непосредственно не переживаем. Лишь наблюдая за возникновением, течением и угасанием «эффекта» установки, мы судим о ее закономерностях и динамике.

При подходе к установке как форме целостности психической организации индивида, как определенным образом слаженной системе, отмечаем мы в коллективной статье в соавторстве с Ф. В. Бассиным и

А. Е. Шерозия, было облегчено объективное изучение таких, напри: мер, ранее трудно уловимых целостных психологических феноменов, как формирование намерений и последствия их нереализуемое™; зарождение, развитие и угасание антагонизмов переживаний, понимаемых как конфликты установок, и т. д. [5].

Такого рода целостные сдвиги в душевной жизни становятся более доступными для объяснения, «поскольку движение всех этих психологических феноменов неразрывно связано со становлением и преобразованиями... установок» [5, 86]—высшего уровня психической организации модуса субъекта деятельности в целом в каждый дискретный момент его активности, модуса, на базе которого возникает деятельность с определенной направленностью.

Установка выступает как фактор негэнтропического порядка. Выражая собой порядок, организацию, она является основой определенности поведения, поэтому, если установка не реализуется, нарушается порядок в организации переживаний и действий субъекта, имеющих место при осуществлении деятельности, «в них возникают дезорганизация и конфликты... Установка — фактор, всегда исходно ориентированный негэнтропически, т. е. чтобы минимализовалась вероятность возникновения «беспорядка» как в отношениях между человеком и миром, так и в душевной жизни самого человека» [5,90].

Изучены закономерности установки, позволяющие объяснить направленность поступков и действий людей, связанных с преобразованием значимости для субъекта элементов его среды. Можно привести много примеров того, что «закономерные изменения установок — это одновременно закономерные изменения обусловливаемых установками значений.... преобразования значимости для субъекта тех или иных аспектов окружающего мира» [5, 91].

, А. В. Запорожец в свое время отметил, что в условиях опытов с фиксированной установкой возникновение ассимилятивной и контрастной иллюзий связано с закономерностями обусловливаемого установками изменения отношения к вещам субъекта, того смысла, который эти вещи имеют для него [8].

С психологическими закономерностями изменений, обусловливаемых установками, мы встречаемся во всех, по существу, областях личностной активности. Как отмечено нами в цитируемой выше коллективной статье в соавторстве с Ф. В. Бассиным и А. Е. Шерозия, в ответах личности, например, на возникновение н'еблагоприятных для нее обстоятельств улавливаются закономерности «психологической защиты» как разнообразные формы специфической перестройки личностных установок, изменяющие значимость для субъекта («личностный смысл») того, что его окружает [5]. Приведенных примеров достаточно для того, чтобы показать, насколько неправильна точка зрения, отрицающая научное значение установки как категории бессознательной психики.

Концепция установки отнюдь не приводит к недооценке активной роли сознания. Понятие установки является релевантным по отношению к понятиям «образующих» сознания, по отношению к функции, ко-

Торую каждая из этих образующих выполняет в процессе объективации субъектом картины мира.

Экспериментальные данные показали, что неосознаваемая установка как направляющая психические процессы промежуточная переменная, со своей стороны, постоянно коррегируется на основе той информации, которая поступает в порядке обратной связи в результате сознательной активности, развернутой в плане объективации. Но план объективации возникает при задержке реализации установки, не соответствующей актуальной ситуации. В свете теории установки так представляется синергия неосознаваемых и осознаваемых форм психического отражения. Тем самым теория установки занимает позицию, предельно далекую от психоаналитической концепции, пытающейся утвердить в человеческой деятельности гегемонию областей, в которые сознание не проникает, и принцип антагонизма как исходный для понимания продуктивной связи между сознанием и бессознательным.

Установка относится к сфере психического, ибо она, выражая психологическое содержание взаимодействия потребности и ситуации — этих двух детерминантов деятельности, в самом общем виде отражает «смысл ситуации» и определяет направленность деятельности и процессов сознания. Тем самым установка как таковая не исчерпывается физиологической характеристикой процесса. Закономерности установки не допускают редукцию к физиологии, не выводимы из закономерностей нейрофизиологических процессов.

Мы попытались показать, что качественная особенность функции неосознаваемого психического в теории установки Д. Н. Узнадзе раскрывается в плане определенной закономерности: общепсихологическая сущность субъекта деятельности” открывается нам, по словам Д. .Н. Узнадзе, в каждом дискретном случае его активности в определенных модификациях установки, не принимающих форм, характерных для содержания сознания [10].

Как отмечено в нашей коллективной статье в соавторстве с Ф. В. Бассиным и А. Е. Шерозия, подобного рода модификации установок имеют характер своеобразных закономерностей собственно психологического типа. Тем самым эти изменения — модификации установок «становятся принципами, выполняющими функцию объяснения смысловой стороны, функцию объяснения на - направленности поступков и действий конкретных людей» (выделено мною — А. П.) [6, т. III, 728].

Итак, лишена всякого основания точка ‘зрения, согласно которой трактовка установки в понимании Д. Н. Узнадзе как психологического понятия бессознательного будто бы делает понятие установки лишним для психологии как объясняющей науки.