1. Построение понятий аристотелевского типа

А) Ценностные понятия. Абстрагирующая классификация. Хотя противопоставление «земное/небесное» и выглядит в глазах сегодняшнего исследователя крайне «антропоморфным», совершенно аналогичный способ мышления до сих пор играет весьма важную роль в психологии. В частности, здесь долгое время существовало столь же связанное с ценностными понятиями разделение психологических фактов на две отдельные сферы: «нормальное» и «патологическое». Это разделение разрывало реально существующие содержательные взаимосвязи.

Не менее важно и то, что ценностные понятия полностью господствуют, или господствовали до самого последнего времени, в рассмотрении отдельных конкретных проблем. В частности, лишь очень постепенно понятие «оптические иллюзии», вытекающее из эпистемологических категорий (и совершенно неоправданно смешивающее все эти «иллюзии» в одну кучу и отделяющее их от всех прочих феноменов психологической оптики), было заменено анализом тех реальных структурных взаимосвязей, которые имеют место в каждом конкретном случае12. Психология говорит о детских «ошибках», «упражнении» и «разучивании» в том же антропоморфном смысле, в каком молодая ботаника говорила о «полезных» и «вредных» растениях. Таким образом, она классифицирует процессы, исходя из ценности их продукта, а не из их психологической природы.

12 Вполне возможно, и я даже считаю это вероятным, что практические понятия (например, тот факт, дает ли восприятие «истинное» знание, или ошибочное) позднее займут в психологии вполне законное место. Однако «иллюзии» должны будут характеризоваться тогда не с теоретико-познавательной, а с биологической точки зрения.

От аристотелевского к галилеевскому способу мышления 63

Конечно, когда современная психология говорит о «нарушениях», о более низком или более высоком уровне развития, о хороших или плохих результатах выполнения теста, она классифицирует процессы и события Не только По ценностным основаниям. В любом случае намечаются подходы к действительному пониманию психологических процессов. Однако едва ли можно сомневаться в том, что мы находимся лишь в самом начале такого понимания. Многие понятия обнаруживают тот же самый типичный для аристотелевской физики промежуточный характер между ценностными представлениями и представлениями, свободными от ценностей, который присущ, например, противопоставлению интеллекта и слабоумия или влечения и воли. Отделение чисто психологических понятий от «утилитарных понятий» педагогики, медицины и этики достигнуто пока лишь отчасти.

Для современной стадии развития психологии поразительно актуальным является и характерный для Абстрагирующей классификации Способ мышления и постепенный переход к функциональным понятиям. В частности, в психологии восприятия в рамках психологической оптики на смену дискретным классификациям определенных феноменов, рассматривавших их в качестве разносущностных элементов, уже давно пришло упорядочение их вдоль определенного континуума, и даже жесткое разделение видов чувств (зрение, слух, обоняние) сегодня начинает в значительной мере смягчаться. Впрочем, в психологии характера все еще господствует аристотелевский метод классификации, несмотря на растущее ощущение принципиальной недостаточности такого деления на типы.

Разделение психики на интеллект, память, влечения и волю все еще несет на себе чисто аристотелевский отпечаток, а в некоторых областях, например, при разделении чувств на удовольствие и неудовольствие, рассмотрении темпераментов13 или влечений14, дихотомические классификации еще и сегодня сохраняют большое значение. Лишь постепенно эти классификации теряют свою значимость и уступают место представлениям о необходимости установить одни и те же законы для всех этих областей и создать общую для них классификацию на основе других, функциональных по своей сути, различений.

Б) Случайность индивидуального события. В построении психологических понятий доминирует, как это было и в аристотелевской физике, вопрос о регулярности, причем именно в смысле повторяемости. Это проявляется как в непосредственном отношении психологии к отдельным феноменам, так и в ее отношении к проблеме закономерности.

Например, если показать фильм о конкретном поведении определенного ребенка, то первый вопрос психолога обычно такой: «Поступают ли так все дети? Или, по крайней мере, бывает ли такое поведение часто?». Если следует отрицательный ответ, то показанное нередко полностью или в значительной степени перестает представлять для психолога научный интерес. Обращать внимание на какое-то «исключение» кажется ему капризом, не имеющим научного значения.

В реальном отношении исследователя к такого рода случаям его действительная позиция по вопросу индивидуально неповторимого и по проблеме Индивидуальности Выступает, по всей вероятности, более отчетливо, чем в многочисленных теориях. Индивидуальное событие кажется ему «случайным», несущественным, не имеющим

13 SommerR. Uber Personlichkeitstypen // Bericht fiber den VIII KongreB fur experimentelle Psychologie.
Jena: Gustav Fischer, 1925. S. 27-31.

14 Lewin K. Die Entwicklung der experimentellen Willenspsychologie und die Psychotherapie. Leipzig:
S. Hirzel, 1929.

Методология науки

Научного значения. Однако это событие может оказаться каким-то «чрезвычайным», потрясшим человека случаем, который решающим образом определил его судьбу, или же речь может идти о поступке исторической личности. В такого рода случаях имеют обыкновение подчеркивать, что каждой индивидуальности присуща своя «самобытность», обладающая, в конечном счете, мистическим, постижимым лишь интуитивно, но никак не с помощью науки, характером.

Как недооценка, так и переоценка индивидуального приводят к одному и тому же выводу: то, что не повторяется, лежит вне сферы научного понимания.

В Биологии Индетерминистские течения разнообразными способами апеллируют к тому индивидуальному своеобразию, в котором проявляется все живое. Историческое развитие этой проблемы существенным образом обусловлено ее связью с проблемой самостоятельного статуса биологии по отношению к физике. Физикалистские воззрения тяготеют к строгому детерминизму, который имеет силу и по отношению к индивидууму. Например, согласно Лёбу индивидуум есть система, движимая тро-пизмами; его движения тем самым подчиняются физикальной, нетелеологической закономерности. Напротив, Дженнингс, Дриш и другие подчеркивали, и сегодня это общепризнано, что физически определяемые тропизмы Лёба не в состоянии объяснить реальное поведение даже низших животных. Дженнингс предложил им на замену принцип «проб и ошибок». И в этом случае Индивидуальное Проявление изначально рассматривается как Случайное.

Этот случайный характер концептуально тесно связан с Дарвиновской Теорией, раскрывающей значение случайности для филогенетического развития. В обоих случаях исходным является то, что само по себе выглядит как случайные, чисто «исторические» факты. Для подобных теорий характерна особенно значительная роль, которую играет память (у Дженнингса: индивидуальная память, то есть способность к научению; в теории наследования: наследование приобретенных свойств), и то, что она по сути определяется как способность в более поздний момент времени Повторять то Же действие (см. ниже).

В теории Лёба среда определялась преимущественно физико-химически (например, как лучи света, концентрации определенных веществ и т. д.), как нечто, имеющее равное значение для любых видов и индивидов. Более биологические по своей сути взгляды рассматривают среду как совокупность питательных веществ, жилищ, врагов, друзей и многого другого (Икскюль). Тем самым физически тождественная ситуация значит для разных видов разное. Уже это дает некоторую свободу. Наконец, Алвердес подчеркивает, что отношения гораздо сложнее: не только различные семейства и виды, но и каждый индивид может вести себя по-разному в одной и той же ситуации. Поведение зависит от «настроения» данного животного.

Попытки построить физически строгое объяснение динамики завершились воззрениями, больше склоняющимися к индетерминизму, по крайней мере в отношении индивида. «Философски» этот тезис обосновывается тем, что индивид и закон принципиально несовместимы: закон возможен только в лишенном индивидуальности мире физики, а в жизни в конечном счете господствует свобода.

При попытках телеологического объяснения туда же приводит необходимость исключать при формулировании законов лишенные телеологии случаи и довольствоваться «применимостью к средним значениям» или к «нормальным случаям»15.

15 При таком ходе рассуждений подчас ссылаются на то, что и в физике на смену строгой закономерности пришли вероятностные связи.

От аристотелевского к галилеевскому способ/ мышления 65

В) Закономерность как повторяемость. Почтительное отношение к повторяемо
сти основывается в современной психологии и биологии, как и в аристотелевской
физике, в конечном счете на том, что закономерность психического мира и степень
этой закономерности находятся Под вопросом. Здесь нет необходимости подробно опи
сывать судьбу тезиса о закономерности жизненных процессов в ходе философских
дискуссий. Достаточно указать на то, что многие психологи и сегодня еще пытаются
ограничить сферу действия закономерности областью определенных «низших» слоев
психического.

Для нас важнее то, что если даже «в принципе» психологи и придерживаются другого мнения, в реальных психологических исследованиях, а именно в экспериментальной психологии, область тех явлений, которые считаются закономерными, расширяется лишь очень постепенно. Если психология весьма нерешительно выходит за пределы исследований ощущений в область экспериментальных исследований волевых и аффективных процессов, то это, конечно, связано не только с содержательными трудностями, но прежде всего с представлением о том, что в этих областях нельзя ожидать повторения одних и тех же событий, или можно ожидать этого лишь в очень незначительной степени. А повторение по-прежнему остается предпосылкой закономерности и вообше возможности ухватить тот или иной процесс с помощью понятий.

На деле всякая психология, для которой закономерность не является чем-то, что присуще самой «природе психического», а следовательно, и всем, даже одноразовым психическим процессам, нуждается, как и аристотелевская физика, в специальных Критериях Для того, чтобы решать, Имеется ли В каждом отдельном случае Нечто закономерное, Или нет. И вновь, как и в аристотелевской физике, таким критерием закономерности оказывается Повторяемость Процесса. О глубине и навязчивости этой внутренней взаимозависимости свидетельствует то, что она она обнаруживается даже в ситуации эксперимента, относительно нового по своему значению научного инструмента16. Еще для Вундта повторяемость составляла неотъемлемую часть понятия эксперимента. Только в самые последние годы психология начала понемногу отказываться от этого требования, в силу которого большие области психического принципиально не подлежали экспериментальному исследованию.

Однако еще более важным, чем сужение области экспериментального исследования, является, вероятно, тот факт, что рассмотрение повторяемости происходящего в качестве критерия его закономерности определяет собой все построение психологических понятий, особенно в наиболее молодых областях психологии.

Г) Класс и сущность. Аналогично тому, как это происходило в аристотелевс
кой физике, детская психология рассматривает, например, те свойства, которые яв
ляются Общими Для целой группы отдельных случаев, как характерные для того или
иного возраста, а психология эмоций — как характерные для выражения того или
иного чувства. Именно это понятие Класса В аристотелевском Абстрактном Смысле
определяет способ построения понятий и тип обобщений.

Достаточно отчетливо проявляется в психологии и та черта аристотелевского способа мышления, что в абстрактно выделенных классах видится Сущность Объекта, то есть то, что «объясняет» его поведение. То, что является общим для детей определенного возраста, принимается за сущность ребенка этого возраста. Например, тот факт, что трехлетние дети довольно часто бывают упрямы, принимается за свидетельство того, что упрямство присуще природе трехлетних детей и понятие «возраст

"' Сам по себе эксперимент знали уже греки.

Методология науки

Упрямства» становится объяснением (хотя, возможно, и неполным) проявления упрямства в том или ином конкретном случае.

Совершенно аналогично и понятие потребности или влечения — например, пищевой потребности или материнского инстинкта — получается в результате абстрактного выделения обших черт, присущих группе относительно часто встречающихся действий. Эти общие черты принимается за сущность такого рода действий и должны теперь, в свою очередь, объяснить факт частого появления соответствующих данному влечению действий, например заботы о потомстве. То же самое происходит в большинстве случаев при объяснении выразительных движений, характера или темперамента. Здесь, как и в случае целого ряда других фундаментальных понятий, в частности, понятий способностей, одаренности и других измеряемых с помощью тестов величин (например, интеллекта), психологи основываются на том же самом аристотелевском «объяснении сущностью». С ним долгое время боролись в «психологии способностей», говоря, что это объяснение приводит к порочному кругу, но так и не заменили его другим способом мышления.

Д) Статистика. Классифицирующий характер построения понятий и акцент на повторяемости находят Методическое Выражение в том преувеличенном значении; которое в современной психологии приобрела статистика.

Статистический метод, по крайней мере в том виде, как он сегодня обычно применяется в психологии, — похоже, наиболее явное проявление аристотелевского способа построения понятий: из некоторой группы обнаруженных фактов вычленяется общее и вычисляется Среднее. Это среднее приобретает репрезентативное значение; средний «умственный возраст» используется, например, как характеристика «среднего» двухлетнего ребенка. Внешне, впрочем, современная психологическая статистика, которая так много работает с числами и графиками, весьма отличается от аристотелевской физики. Однако это различие больше относится к технике выполнения исследования, чем к действительному содержанию понятий. Ведь статистический способ мышления, являющийся необходимым следствием построения понятий по аристотелевскому типу, явно виден, как мы это уже упоминали, и в аристотелевской физике. Различие заключается лишь в том, что вследствие развития математики и разработки общенаучной методологии статистический метод в психологии стал гораздо более четко выраженным и структурированным.

Это формальное усовершенствование методики никак Не изменило Тип лежащих в его основе понятий, они по-прежнему остаются полностью аристотелевскими. На деле математизация и построение методологии только укрепили господство этого типа построения понятий и сделали его еще более устойчивым и безграничным. В результате этого стало труднее распознать истинный характер используемых понятий и осуществить переход к другому типу построения понятий. Эту сложность не пришлось преодолевать физике во времена Галилея, поскольку в те времена математизация аристотелевского способа мышления еще не зашла столь далеко17.

" Все стремление психологии последних лет к Точности Развивалось в направлении построения и усовершеиствоваиия статистических методов. Такое стремление оправдано в той мере, в какой в нем находит свое выражение стремление к адекватному пониманию полной действительности психического. Однако отчасти это стремление основывается на честолюбивом желании доказать научность психологии «возможно большим количеством математики» и вычислением возможно большего количества знаков после запятой. Несомненно, что такое ограничение использования математики статистическими методами означает сегодня препятствие для понимания полной действительности конкретного случая.

От аристотелевского к галилеевскому способу мышления 67

Е) Пределы познания. Исключения. Закономерность связывается с регулярностью и рассматривается как противоположность отдельному индивидуальному случаю.

До тех пор, пока психология не входит в детальное рассмотрение условий справедливости своих положений, ее опора на' положения, справедливость которых носит лишь Регулярный Характер, отчасти происходит так, что осознавая различие между регулярностью и закономерностью, психолог обычно приписывает биологическому и, в особенности, психическому (в отличие от физического) «лишь» регулярность. Или же он верит, что Закономерность Как таковая есть лишь Крайний случай регулярности™. (Формально это выражается следующим образом: закономерность считается возрастанием значения корреляции в направлении к +1.) При этом исчезают все принципиальные различия между закономерностью и регулярностью, однако сохраняется необходимость каждый раз определять степень регулярности.

То обстоятельство, что закономерность и Индивидуальность Рассматриваются как противоположности, имеет для реальных исследований два типа следствий.

Во-первых, это означает Ограничение Области экспериментальных исследований. Возникает ощущение безнадежности попыток понять действительно уникальное протекание того или иного аффекта или реальную структуру характера конкретного индивида. Таким образом, психология соскальзывает к чисто статистическому рассмотрению этих проблем, например, с помощью тестов или опросников. Те же, кому эти методы кажутся недостаточными, часто с усталым скептицизмом или с восторженным преклонением перед индивидуальностью приходят к мнению, что те области, в которых вряд ли можно ожидать достаточно большого количества одинаковых случаев, недоступны научному пониманию. Способ, с помощью которого мнение о противоположности качественного своеобразия и закономерности все еще продолжает отстаиваться в дискуссиях по экспериментальной психологии, напоминает, вплоть до отдельных деталей, те аргументы, против которых вынуждены были бороться приверженцы галилеевской физики. В те времена спрашивали: как можно стремиться объединить в Едином Законе движения такие качественно разнородные феномены, как движение звезд, полет унесенных ветром листьев, полет птиц и скатывание камня с горы? Тезис о противоположности закономерности и индивидуальности настолько соответствует аристотелевскому взгляду на мир и примитивному способу мышления, формирующему обыденную философию, что он достаточно часто обнаруживается даже в работах самих физиков, когда они занимаются не физикой, а начинают философствовать.

Невозможность осмыслить в понятиях конкретный индивидуальный случай как таковой реально является не только ограничением, но и определенным Удобством Для исследования: оно Удовлетворяется Установлением одних лишь только регулярностей. Уровень притязаний психологии в отношении строгости ее положе-

" Представление о возможных исключениях и лишь статистической значимости закона снова недавно стало предметом обсуждения в физике (см. Reichenbach H. Kausalitat und Wahrscheinlichkeit //Erkenntnis.1929. 1. S. 158-188). Даже если эта точка зрения будет принята, это ни в коем случае не будет означать возвращения к аристотелевскому построению понятий. Достаточно указать лишь на то, что в любом случае речь не будет идти о том, чтобы приписывать тем или иным предметным областям физического мира какое-то особое положение в соответствии со «степенью» их закономерности, но по отношению к всему миру физических явлений будет признана лишь статистическая закономерность.

Методология науки

Ний ограничивается требованием их обоснования «в общем» и «в среднем». Считается, что «сложность» и «изменчивая природа» жизненных процессов делают несправедливым требование полной, без исключений, обоснованности психологических положений. В соответствии со старой поговоркой о том, что исключение только подтверждает правило, Психология не рассматривает исключения как контраргументы До тех пор, пока частота их появления является не слишком большой".

Таким образом, отношение к понятию закономерности ясно и недвусмысленно указывает на аристотелевский способ построения понятий в психологии. Он основан на очень слабом доверии к закономерности психического, но при этом имеет для исследователя дополнительную притягательность благодаря не слишком высоким требованиям к обоснованности и доказательности психологических положений.

Ж) Историка-географические понятия. Понимание сущности закономерности и акцент на повторяемости в аристотелевской физике были решающим образом обусловлены, наряду с отмеченными нами выше мотивами, еще и Непосредственной привязанностью К действительности в ее Историко-географическом Понимании. Аналогичным образом, в построении понятий в современной психологии также во многих областях господствует подобная непосредственная привязка к историко-географи-ческим данным, что указывает на глубокое родство этих способов мышления. Этот исторический аспект построения психологических понятий опять-таки не всегда очевиден и своеобразным недифференцированным образом связан с внеисторической систематикой. Понимание этого квазиисторического способа мышления служит, иа мой взгляд, основой для понимания и критики такого рода построения понятий.

Когда мы касались, например, «статистического» Подхода, то решающим для обсуждаемых здесь вопросов был, в конечном счете, не формально-математический аспект. Предметом нашего обсуждения является не то, что исследователь вычисляет среднее арифметическое, что-то складывает и делит. Не подлежит сомнению, что эти вычислительные операции будут использоваться и в будущей психологии. Главное не то, что Применяются Статистические методы, а то, Как Они применяются, в частности то, какие случаи объединяются в группы для последующей статистической обработки.

В современной психологии тип этого объединения более или менее непосредственно зависит от историко-географических сочетаний условий и от частоты фактического появления события. В частности, получение существенных черт годовалого, двух - или трехлетнего ребенка с помощью статистических подсчетов средних значений по своей непосредственной привязке к исторической данности полностью аналогично собранию встречающихся случаев сухости в «таблицах присутствия» Бэкона. Впрочем, определенный грубый учет требований внеисторического построения понятий в такого рода классификациях имеет место: явно патологические случаи, а иногда и те, которые связаны с «нетипичными» условиями среды, при вычислении средних значений обычно исключаются. Однако если не считать такой учет наиболее грубых отклонений, то статистическое объединение ряда случаев в группу происхо-

19 То же самое относится к рассмотрению отсутствия телеологии в качестве «исключения». Когда мы отказываемся относиться к закону и индивиду как к противоположностям, как это принято в биологии, это не означает, что мы не отдаем себе отчета в многообразных проблемах, связанных с понятием индивидуальности.

От аристотелевского к галилеевскому способу мышления 69

Дит, в основном, по Историко-географическим Признакам. Для историко-географичес-ки определенной группы, например для годовалых детей Вены или Нью-Йорка в 1928 году, вычисляются средние значения, которые, несомненно, очень важны для историков или учителей, но которые не теряют своей зависимости от «случайности» историко-географических факторов, даже если от средних значений для детей Берлина перейти к средним значениям для детей Германии, Европы или всего мира или взять данные не за год, а за десятилетие. Подобное расширение исторического и геограФического базиса не устраняет специфической зависимости таких понятий от частоты, с которой встречаются соответствующие отдельные случаи в историко-географи-чески определенной области.

Скорее, здесь следовало бы обратить внимание на уточнение статистики на основе Сужения Историко-географического базиса, скажем, рассматривая только годовалых детей пролетарских районов Берлина в первый послевоенный год. Ибо при выделении такого рода групп обычно выявляются не только историко-геогра-фические условия, но и Качественное Своеобразие конкретных индивидуальных случаев. Однако такого рода ограничения по своей сути противоречат духу этой статистики, основанной на частоте; методологически они означают уже определенный сдвиг в направлении к конкретно-индивидуальному. Впрочем, не следует забывать, что даже в самых крайних случаях такого уточнения, например при статистическом исследовании «единственного ребенка», фактическое выделение случаев осуществляется сегодня в основном по историко-географическим, в лучшем случае — по социологическим категориям. Эти критерии объединяют в одну группу психологически весьма различные, или даже противоположные, случаи. Поэтому такие статистические исследования не могут, как правило, объяснить динамику рассматриваемых процессов.

Непосредственная привязанность к исторически данной действительности, характерная для построения понятий аристотелевского типа, проявляется и в дискуссии об эксперименте и его «близости к жизни». Конечно, можно справедливо критиковать эксперименты, посвященные простым реакциям, первые шаги экспериментальной психологии воли или эксперименты в рефлексологии за их «удаленность от жизни». Однако эта удаленность от жизни в значительной степени основана на стремлении исследовать такие процессы, которые не выражают индивидуального своеобразия индивидуального случая, но являются его «простыми элементами» (как, например, простейшие движения), Общими Для любого поведения, то есть наблюдаются, можно сказать, всегда и везде. От психологии воли же, напротив, требуют «приблизиться к жизни». При этом имеется в виду исследование невоспроизводимых в лабораторных условиях случаев принятия жизненно важных решений. И снова мы встречаемся здесь с ориентацией на «историческую значимость». Это требование, если перенести его в физику, означало бы, что неправильно изучать гидродинамику в лаборатории; вместо этого лучше исследовать величайшие реки мира. В таком преувеличении роли исторически важного в вопросах систематики (особенно при формулировании законов), в недооценке «повседневного», а также в установке на экспериментальное изучение тех процессов, которые происходят часто (или тех свойств, которые являются общими для многих индивидов), в равной мере проявляется то аристотелевское смешение исторических и систематических вопросов, результатом которого становится привязка систематики к абстрактным классам и отрицание полной действительности конкретного случая.

Методология науки