НАУЧНОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ ВЫСШЕЙ НЕРВНОЙ (ПСИХИЧЕСКОЙ) ДЕЯТЕЛЬНОСТИ

«...на чисто объективном естественнонаучном основании вырабатываются законы сложной нервной деятельности и постепенно раскрываются таинственные механизмы».

image017И. П. Павлов

Озмож'ность изучения физиологии больших полушарий способом раздражений возникла совсем недавно. До этого времени не было даже и попыток экспериментального изучения. психических явлений, то есть деятельности больших полушарий головного мозга. Эта область осталась уделом разных догадок, чаще всего идеалистического характера, направленных на поиски месторасположения «души».

Семидесятые годы прошлого столетия ознаменовались важным событием в физиологии. Впервые было показано, что при раздражении электрическим током поверхности головного мозга, наносимом на некоторые его участки, у животных наблюдалось то или иное движение.

Эти приемы исследования, видоизмененные по технике их применения, дошли и до наших дней, сохраняя некоторое значение для решения ряда вопросов. Однако уже вскоре после их появления стало ясно, что эти способы раздражения но открывают более или менее далекой перспективы. Дело в том,

РАСПОЛОЖЕНИЕ ГЛАВНЫХ НЕРВНЫХ ЦЕНТРОВ В ГОЛОВНОМ МОЗГЕ: желтый — звуковой центр речи; красный—двигательный центр; зеленый — центр слуха; голубой — центр зрения.


ЧТО местом расположения двигательных центров ЯВЛЯЮТСЯ; лишь сравнительно ограниченные участки больших полушарий. Часть поверхности коры больших полушарий представляет собой область распространения зрительных, слуховых и других центров. При раздражении этих участков никаких видимых изменений в состоянии животного. не наблюдается. Наконец наибольшая часть коры относится к так называемым немым зонам, при раздражении которых также не возникает никаких проявляющихся внешне эффектов.

Способ раздражения давал единственную возможность точно установить месторасположение двигательных центров, для более же глубокого изучения функций больших полушарий он оказывался непригодным. \

Большие надежды и интерес вызывала разработанная примерно в тот же период методика удаления частей мозга. Удаляли или разрушали хирургическим способом или, воздействуя какими-либо химическими веществами, вымораживали или выжигали отдельные участки больших полушарий головного мозга. По выздоровлении животного проводили наблюдение за появлявшимися нарушениями функций. Животное теряло слух, зрение, кожную чувствительность. Однако и этот прием оказался неудачным. Как только было установлено место «расположения зрительного, слухового, осязательного центров, дальнейшее применение такого метода уже ничего не могло прибавить к нашим сведениям о работе головного мозга.

Надо указать и на то, что. метод удаления частей мозга вызывал отрицательные последствия, возникавшие в связи с повреждением центральной нервной системы.

По словам одного из ученых, физиолог, пытавшийся изучать функции головного мозга способом удаления его частей, выглядел так же нелепо, как человек, желающий изучить механизм работы часов путем стрельбы в них из ружья. Грубо повреждая нервную систему, он производил, по выражению Павлова, «настоящий разгром нервной деятельности». Возникающее вследствие этого рубцевание нервной ткани довершало глубокие нарушения функций центральной нервной системы. Доказательством этого могут служить судорожные припадки, обычно возникающие при образовании, рубцовых изменений в мозгу у собак после его повреждения. Даже при небольшом участке разрушения головного мозга эти припадки бывают такими сильными и частыми, что животное в конце концов погибает.

Кроме того, удаление коры головного мозга неизбежно приводит к нарушению и других частей мозга.

Оценивая значение методов раздражения и удаления частей мозга для изучения его функции, приходится сделать вывод, что. они не оправдали тех больших надежд, которые на них первоначально возлагались. :•

Нельзя вместе с тем отрицать того, что с их помощью было добыто немало важнейших фактов. Впервые было, установлено расположение высших двигательных и чувствительных центров, однако оба метода на этом себя и исчерпали.

Главной задачей физиологии головного мозга является изучение тех процессов, которые лежат в основе его психической деятельности. Оба существовавшие тогда в физиологии приема исследования не давали возможности решить эту основную задачу.

Еще меньшее значение в этом отношении имели различные анатомические способы изучения мозга. Попыток этого рода было немало, однако результаты были незначительны.. Так, можно назвать различных ученых, которые пытались найти зависимости между весом или объемом мозга и его функциями, соотношение между степенью развития отдельных частей мозга и способностями человека. Некоторые считали, что форма черепа соответствует развитию тех или иных отделов мозга. На нем якобы появляются выпуклости, бугристости. Получила распространение френология — шарлатанское учение о том, что при ощупывании поверхности головы и ее неровностей можно определить способности и характер человека. Френологи «определяли» наличие математических, философских способностей, бугра супружеской верности, справедливости; не обошлось, конечно, и без бугра религиозности.

Много внимания было уделено попыткам определить степень развития функций мозга по распределению, формам и количеству мозговых извилин. Одна'ко научные данные показали, что все эти признаки строения (вес, объем, извилины) слишком грубы и не могут быть использованы для оценки не только отдельных способностей, но и общего уровня развития функций головного мозга. Сказанное относится к средним для нормального человека показателям. Понятно, что недоразвитие мозга (на что мы уже указывали), приведшее к необычно малым его размерам и весу, совпадает и с недостаточной его функцией, как это наблюдается ггри врожденной идиотии (олигофрении). Однако если говорить о среднем нормальном весе мозга, то даже значительные колебания в сторону увеличения или уменьшения от этого показателя ничего не говорят о качестве функций.

Что касается количества извилин на поверхности мозга,: то оказалось, что у некоторых певчих птиц (дрозд) мозг гораздо более изрезан извилинами, чем у высших обезьян. Уже один этот факт показывает, что значение извилин весьма относительно.

Интересно отметить, что один ученый всю жизнь утверждал^ что средний мозг женщины весит меньше среднего мозга мужчины. Как оказалось после смерти, его собственный мозг весил значительно меньше среднего веса мозга женщины. * Вместе с тем надо подчеркнуть, что изучение строения мозга имеет большое значение для оценки его функций. Факт« показывают, что^ разрабатывающиеся за последнее время способы изучения тонкого строения мозга и особенно соотношение его различных микроскопических элементов (гистология нервной ткани, цитоархитектоника головного мозга) имеют большую будущность. Будущая гистофизиология,-, то есть совместное изучение строения и функций мозга, имеет несомненные перспективы. — Выше мы упоминали грубые анатомические приемы исследования, особенно распространенные в допавловский период физиологии. На основе этих исследований делались оценки психических Способностей человека. Ныне они оставлены из - за их ненаучности, но не забыты некоторыми и иногда все. же появляются вновь. Т&к, например, пытались их использовать некоторые идеологи фашизма.

Одной из теоретических предпосылок фашизма являлась попытка обосновать «учение» о неравноценности различных рас — то, что называется расизмом. Стремясь оправдать агрессивную колониальную политику империализма, расисты выдвинули антинаучную и беочеловечную «теорию», которая сводилась к тому, что все человечество разделяется на высшие расы — господ и низшие расы — рабов.

Не имея никакой возможности научно обосновать расизм, его сторонники пытаются построить «доказательства» на давно сданном в архив антинаучном хламе вроде рассуждений о значении веса, объема, извилин мозга и т. д. Это удобно для них не только потому, что создает видимость научных обоснований, но главным образом из-за большой сложности измерения истинного объема, поверхности и других показателей развития мозга. Так как мозг в нормальном достоянии представляет желеподобную массу, при желании можно, подтасовать любые величины, определяя объем или поверхность: мозга, изъятого из трупа. * т.. .Л ^

Уже говорилось,_что в пределах средненормальпогр строения и:размеров никакие (подчас даже значительные).; отклонения. в весе мозга или строении егалов^Кхности. не имеют. зна - чения для оценки уровня совершенства его функций. - Й;-*М.->Се - ченов резко отрицательно относился к подобным попыткам поставить функции мозга в зависимость от различий его внешних, грубо анатомических признаков. Он указывал: «...характер психического содержания на 999/1000 дается воспи - танйем в обширном смысле слова й только на 1/1000 зависит от индивидуальности. Этим я не хочу, конечно, сказать, что* из дурака можно сделать умного; это было бы все равно, что дать человеку, рожденному без слухового нерва, слух. Моя мысль следующая: умного негра, лапландца, башкира европейское воспитание в европейском обществе делает человеком, чрезвычайно мало отличающимся со стороны психического содержания от образованного европейца»

Приведенный обзор показывает, что состояние способов изучения физиологических функций мозга в допавловский период следует признать неудовлетворительным.

Павлов, приступая к изучению функций больших полушарий головного мозга, полностью это понимал.. Ему было ясно, что физиологи не располагали в то время удовлетворительными приемами изучения больших полушарий головного мозга. Это особенно подчеркивал следующий эпизод, случившийся в ту пору в лаборатории. Обсуждая с одним из своих сотрудников результаты проведенного на собаке опыта, Иван Петрович резко разошелся с ним во мнениях.‘Речь шла о наблюдении так называемого «»психического» слюноотделения, которое возникало не при кормлении, а лишь при показывании пищи, от ее вида ¡и запаха. Как обычно, возник спор. Павлову возражали с идеалистических позиций, руководствуясь субъективной оценкой состояния животного. Один доказывал, что у собаки течет слюна в силу того, что она хочет есть, другой говорил о ее возбуждении. Много позже Павлов, задумываясь над природой психической деятельности собак, вспоминая об этом опоре, говорил: «Произошел небывалый в лаборатории случай, — мы резко разошлись друг с другом в толковании этого мира и никак не могли столковаться на каком-либо общем заключении».

Вспоминался, говорил Павлов, один из сотрудников: «В нем виднелся живой ум, понимающий радости и торжество исследующей мысли. Каково же было мое изумление, когда этот верный друг лаборатории обнаружил истинное и глубокое негодование, впервые услыхав о наших планах исследовать душевную деятельность собаки в той же лаборатории и теми же средствами, которыми мы пользовались до сих пор для решения различных физиологических вопросов». Речь шла об объективных физиологических исследованиях рефлекторных процессов у животных. Павлов уже тогда понял, что прикосновение истинного, последовательного естествознания к последней грани жизни не обойдется без крупных недоразумений и про - тиводействнй...» И все же он решил, что попытка анализировать душевные явления путем отождествления своего душевного состояния с предполагаемыми психическими процессами собаки, то есть субъективная трактовка явлений, совершенно непригодна. Вопрос мог решаться только объективным путем.

Загадка оставалась нерешенной. Ясности не было. Приходилось обсуждать понятия, исследовать которые не представлялось возможности.

Однако гений ученого не мирился с таким положением. Выход из этого тупика должен быть найден. И. П. Павлов писал, что скоро убедился, что если встать на психологическую точку зрения — начать догадываться, что чувствуется, думается и т. д. собакой, то никакого толку из этого не выходит, никакого точного знания не получается.

Взволнованный ум Павлова с новой силой оживил впечатление, поразившее его еще. в юности. Об этом ол сам сказал несколько позже.

«...главным толчком к моему решению, хотя и не сознаваемому тогда, было давнее, еще в юношеские годы испытанное влияние талантливой брошюры Ивана Михайловича Сеченова, отца русской физиологии, под заглавием «Рефлексы головного мозга» (1863). Ведь влияние сильной своей новизной и верностью действительности мысли, особенно в молодые годы, так глубоко, прочно...» [12]. Призванный уже в ту пору экспериментально обосновать идеи Сеченова, Павлов впоследствии постоянно любил повторять его слова:

«Все бесконечное разнообразие внешних проявлений мозговой деятельности сводится окончательно к одному лишь явлению — мышечному движению. Смеется ли ребенок >при виде игрушки, улыбается ли Гарибальди, когда его гонят за излишнюю любовь к родине, дрожит ли девушка при первой мысли о любви, создает ли Ньютон мировые законы и пишет их на бумаге — везде окончательным фактом является мышечное движение»[13].

Павлов первым высказал предположение, что психическое слюноотделение — это есть не что иное, как типичный рефлекс головного мозга.

Эту мысль как бы подтверждали слова Сеченова: «Войдемте в тот >мир явлений, который родится из деятельности головного мозга. Говорят, что этот мир охватывает собою всю психическую жизнь. Для нас, физиологов, достаточно и того, что мозг есть орган души, т. е. такой механизм, который, бу


Дучи приведен какими ни на есть причинами в движение, дает в окончательном результате тот ряд внешних явлений, которыми характеризуется психическая деятельность...»

Некоторые неправильно считают, что Павлов открыл само явление психического слюноотделения. О так называемом психическом-слюноотделении хорошо было известно еще сотни лёт тому назад*. Вместе с тем факт оставался незамеченным. Только гений Павлова сумел вскрыть значение этого простого, обычного явления для физиологии. Только Павлов сумел понять, что «всякое явление из внешнего мира может превратиться в раздражение слюнной железы. А. если это так, то в слюнной железе мы можем получить отражение всего, из внешнего мира. Ясно, значит, что все содержание так называемой - психической функции здесь может быть исчерпано, изучено объективным путем. Вся душа может быть вогнана в известные правила такого объективного исследования». К этому выводу И. П. Павлова привели многочисленные лабораторные наблюдения.

Действительно, если показывать собаке хлеб, у нее выделяется слюна, хотя она пищу и не получает. Это есть пример обычного «психического» слюноотделения. В отношении фи - зйолОгическом — это бесспорный рефлекс, вместе с тем рефлекс, который интимно связан с «психическими» процессами. Если слюна отделяется при виде, запахе, а у человека даже при представлении или воспоминании о пище, кто же станет сомневаться, что в этих случаях физиологическая функция — слюнный рефлекс — непосредственно связана с теми или другими «психическими» состояниями.

подпись: 
акт еды вызывает слюноотделение (безусловный рефлекс).
После настойчивого обдумывания предмета, после нелегкой умственной борьбы, говорил Павлов, он решил перед так йазываемым психическим возбуждением остаться в роли чистого. физиолога, то есть объективного внешнего наблюдателя



И экспериментатора, имеющего дело исключительно с внеш-’ ними явлениями и их отношениями.

Павлов любил подчеркнуть: «Для натуралистов все в методе».

Итак, случилось главное: был найден правильный метод объективного изучения того, что называли «психической деятельностью» и что Павлов позже назвал «высшей нервной деятельностью».

Строгая объективность павловского метода условных рефлексов была неразрывно связана с - представлением о том, что вся деятельность центральной нервной системы, все функции организма вообще вызываются воздействиями каких-либо изменений внешнего мира, окружающего животное, или порождаются теми или другими процессами, протекающими внутри организма. Иначе говоря, все явления в организме, в том числе и самые сложные психические процессы, возникают и осуществляются под воздействием определенных причин, связанных с теми или иными изменениями внешней или внутренней среды животного.

Необходимость объективного подхода к изучению явлений требовала и объективной терминологии. Были отброшены наименования, связанные с идеалистическими представлениями о «психическом», и «психическому» слюноотделению дали наименование условного рефлекса. Этим самым группа «психических» условных рефлексов противопоставлялась обычным (безусловным) рефлексам.

Основные различия между ними заключались в следующем: рефлексы условные в отличие от так называемых безусловных, врожденных рефлексов являлись реакциями, приобретаемыми животными в течение индивидуального развития. Рефлексы условные, как выяснилось, могли быть по сравнению с безусловными неустойчивыми — в известных условиях исчезали и могли появиться вновь. В осуществлении условных


Рефлексов основную роль играла деятельность высших отделов головного мозга, его кора, безусловные рефлексы проявлялись и при удалении у животного больших полушарий мозга.

Если взрослой собаке положить в рот кусочек мяса, то обязательно выделяется слюна. Это — безусловный пищевой слюнный рефлекс. Однако если собаке только показывать мясо, не давая его съедать (дразнить собаку), то и в этом случае наблюдается слюноотделение. Это — условный пищевой слюнный рефлекс. Здесь один лишь вид мяса является возбудителем слюноотделения. Такой условный рефлекс не является врожденным, а приобретается собакой в течение ее жизни. Если щенку, получающему от рождения в пищу только молоко и хлеб, показать колбасу, у него не будет выделяться слюна. Если колбасу подносить к его морде, он отвернется и даже зарычит: он будет вести себя так, как будто это не пища, а палка. Однако стоит только после показывания колбасы добиться того, чтобы щенок ее съел, как говорят, «подкрепить» показывание колбасы актом еды, как в дальнейшем и вид и запах колбасы станут неизменно вызывать группу условных рефлексов в виде движений щенка по направлению к колбасе, повизгивания, слюноотделения и т. д.

Можно усложнить условия опыта и наряду с такими ‘натуральными условными рефлексами образовать искусственный условный рефлекс. Для этого кормление щенка сопровождают звонком.- Если повторить это несколько раз, то в дальнейшем достаточно будет только позвонить, не давая пищи, и щенок потянется к кормушке, где он обычно получал пищу, начнет облизываться, у него выделится слюна. Звонок, таким образом, приобрел значение сигнала последующего кормления, а у щенка образовались условные рефлексы (двигательный и слюнный) на звонок.

‘В результате проведенных Павловым исследований были установлены основные условия, необходимые для возникновения и сохранения разнообразных условных рефлексов. Оказалось, что сигналами к образованию условных рефлексов могут стать любые явления внешнего мира, которые возбуждают нервные клетки головного мозга. Была доказана возможность образования условного рефлекса не только на действие какого-либо раздражителя (свет, звук), но и на исчезновение постоянно действующих раздражителей (например, в связи с наступлением темноты после постоянной освещенности или тишины — после звучания).

Даже определенные промежутки времени могут стать условным раздражителем. Это выяснилось следующим образом. Животное в совершенно неизменной обстановке опыта получало пищу ровно через каждые десять минут. После известного количества таких подкармливаний выяснилось, что собака, стоявшая спокойно в станке в течение девяти минут, на десятой минуте начинала вертеться, облизываться, тянуться к кормушке, у нее появлялась слюна, хотя пищи она еще не получала. Налицо был условный рефлекс, где в качестве раздражителя выступал определенный промежуток времени. Время оказалось, указывал И. П. Павлов, также совершенно реальным раздражителем, который мог бы быть подвергнут точному исследованию.

Вслед за образованием условных рефлексов на деятельность пищеварительных органов были установлены условные рефлексы на работу ночек, сердечно-сосудистой системы, процессы обмена веществ и т. д. Было доказано, что ту или иную деятельность организма, функцию любого органа можно связать с корой головного мозга посредством условного рефлекса.

Если Павлов более всего изучал условные рефлексы на слюнной железе, это вызывалось только методическим удобством данного способа по сравнению с другими. Действительно, величина слюнного рефлекса может быть точно измерена (по количеству выделившейся слюны), нетрудно оценить качество слюны (по ее составу); наряду с этим работа слюнных желез в очень большой степени связана с деятельностью головного мозга, но мало зависит от состояния организма.

Методика слюнных условных рефлексов была лишь одним из способов, на основе которого изучались закономерности процессов, происходящих в коре головного мозга. Другие исследователи использовали в качестве условно-рефлекторного метода движения конечности животного в ответ на болевое раздражение. Результаты показали, что выбор Павлова был более удачен. Это, в частности, было результатом того, что двигательные условные рефлексы гораздо менее постоянны и трудно поддаются количественному измерению.

Однако, независимо от принятого тем или другим ученым методического приема изучения слюнных или двигательных рефлексов, условный рефлекс представляет универсальную функцию высших отделов головного мозга. Как мы уже указывали, любая деятельность организма может быть включена в условно-рефлекторную связь.

Условно-рефлекторная функция головного мозга является его универсальной функцией, то есть она проявляется во всех условиях жизни, когда животное и человек приобретают опыт. Но пока известны и изучены еще самые элементарные виды условных рефлексов, примеры которых приводились выше.

Конечно, истинной основой психической деятельности являются не только эти, наиболее простые, но и множество других, более сложных условных рефлексов, их сложней-


Шие сочетания и комбинации. Характеристика этих рефлексов представляет задачу будущего изучения, но и теперь мы можем привести примеры некоторых более сложных условных связей.

подпись: 
важнейшая функция коры головного мозга — торможение — имеет несколько форм проявления. один из видов внутреннего торможения — запаздывание. собаку подкармливали только спустя две минуты после звонка. условное слюноотделение стало наступать лишь спустя две минуты от начала действия звонка.
Выше описывался пример условного рефлекса, возникающего при одновременном применении условного и безусловного раздражения. Это обычный условный рефлекс. Можно сделать данный условный рефлекс, образованный, например, на вспыхивание электрической лампы, очень прочным. Для этого, как известно, нужно проделать большое количество сочетаний условного и безусловного раздражения. В конце концов условный раздражитель приобретает устойчивость и силу, почти равную безусловному раздражителю. Можно взять в этом случае любой другой нейтральный агент, допустим звонок, и начать производить сочетание эвонка со светом. После многократного - применения этой пары окажется, что звонок приобретает роль условного раздражителя. Если применить теперь лишь один звонок — он будет способен вызвать слюноотделение, хотя звонок ни разу не сопровождался подкармливанием. Образовался условный рефлекс второго порядка. Можно представить себе образование условного реф-


Локса третьего, четвертого порядка и т. д., если будет иметься возможность сделать очень прочным условный раздражитель в рефлексе нижележащего порядка. Возникают как бы многоэтажные условные рефлексы, из которых каждый последующий построен на условном же рефлексе — предыдущем.

К этому близко примыкают так называемые ассоциации, давно известные в психологии, но не получившие до. сих пор объяснения. Ассоциации возникают, если два или несколько каких-либо явлений постоянно сопутствуют во времени друг другу. Между центрами, осуществляющими эти реакции, возникает известная связь. Если одно из них приобретает значение условного раздражителя, оно начинает вызывать реакцию и. при воздействии другого раздражителя. В данном случае этот раздражитель, никогда не подкреплявшийся безусловным, вступает в связь как второй условный раздражитель.

Если обычный условный рефлекс можно назвать условнобезусловной реакцией, то в случае ассоциации мы должны говорить о реакции условно-условной. Именно ассоциации Павлов считал основой умственной деятельности. «Чем же это не наш ум?» — говорил И. П. Павлов, наблюдая ассоциации у высших обезьян

Очень важную роль для развития психической деятельности имеют комплексные условные раздражители. В лаборатории мы обычно используем отдельные раздражители: звонок, лампочку, свисток и т. п. Однако и. в естественных условиях животное практически. имеет дело подчас с большим комплексом условных раздражителей. Например, восходит солнце — меняется освещенность, изменяется температура и движение воздуха, иной становится степень влажности, просыпающиеся птицы оглашают окружающее пространство своими многоголосыми криками. Именно этот сложнейший комплекс раздражителей является условным раздражителем для определенных условных рефлексов животного. Даже в лаборатории нам известны сложные формы условных рефлексов, так называемых обстановочных, или ситуационных, возникающих не на отдельные раздражители, а на комплексы раздражителей, составляющих всю обстановку опыта.

Остановимся, наконец, на особой группе так называемых слещовых условных рефлексов. До сих пор мы приводили примеры рефлексов, образующихся на то или иное действующее раздражение. Исследования, однако, показали возможность возникновения условных связей не на наличное, действующее раздражение, а на следы от него. Условный рефлекс образовался следующим образом.

В течение некоторого времени раздавался звонок, затем действие его прекращалось. Проходила минута, две, и лишь после этого производилось подкармливание животного. В данном случае во времени совпадали след от раздражения звонком, то есть остаточное возбуждение в центральной нервной системе, и возбуждение от подкармливания. Оказалось, что условный рефлекс мог образоваться и н-а след от ранее действовавшего раздражения. Практически это. проявлялось так. Во время действия. звонка животное находилось в покое, оставалось оно таким же и первые полторы минуты после прекращения звонка. Однако по мере того как длительность интервала приближалась к 2 минутам, то есть моменту, когда животное обычно подкармливалось, оно начинало беопокоиться, выделялась слюна, собака тянулась к корм-ушке.

Как видно, раздражителем в данном случае сделалось остаточное, или следовое, возбуждение от действия звонка, а не возбуждающее действие самого звучания.

Кора головного мозга имеет высоковыраженную способность сохранения следов от. падающих на нее раздражителей. Достаточно для пояснения этого напомнить о нашей памяти. Известно, что в коре могут сохраняться следы от впечатлений, пережитых каждым из нас даже в раннем детоком возрасте. Эти следы могут сохраняться десятки лет, даже и в течение всей жизни. Иногда эти следы оживают — мы переживаем то или иное воспоминание.

В связи с изложенным понятно, что условные рефлексы, образующиеся на следы от различных раздражений в коре головного мозга, имеют важнейшее значение в процессе психической деятельности.

Приведенные примеры показывают, что в основе психической деятельности лежат сложнейшие формы условных рефлексов. Лишь только некоторые виды их известны нам в настоящее время, многие же являются задачей для будущего изучения.

Важной чертой условного рефлекса является его подвижность, изменчивость. Точнее говоря, условный рефлекс в зависимости от разных условий может быть и чрезвычайно постоянным и весьма неустойчивым. Это зависит от того, сохраняется ли сигнальное значение условного раздражителя или нет.

Если животное неизменно /получает пищу в сопровождении какого-либо звука, последний будет постоянно сохранять значение сигнала кормления. В данном случае даже при отсутствии пищи этот звук будет вызывать комплекс пищевых реакций, наступавших обычно при получении пищи. Однако если обстоятельства существенно изменяются и животное перестает получать пищу при действии этого звука, условный раздражитель теряет свое сигнальное значение, а условный рефлекс, постепенно уменьшаясь, в конце концов угаснет, Исчезнет. В этом проявится способность коры головного мозга активно устранять ненужную деятельность, иопользуя для этого присущую ей функцию торможения.

Условные рефлексы постоянно изменяются под воздействием внешней среды. Это важнейшая черта условных рефлексов, показывающая их биологическую роль в приспособлении животных.. В самом деле, животное в условиях естественной среды встречается с самыми различными раздражениями. Возможны влияния света и темноты, звучания и тишины, изменений температуры и скорости движения воздуха, колебаний влажности, смены давления и т. д. Эти и многие другие явления могут в определенных условиях стать для животного сигналами получения пищи или предупреждения о нападении врага. Любое изменение внешней среды или внутреннего состояния животного может сделаться условным раздражителем, условным сигналом. Возникает «переменная сигнализация», как выражался Павлов, тем более подвижная, чем выше приспособлено животное к колебаниям окружающей среды.

Описанное представляет собой главное положение павловского учения, если оценивать его с биологической стороны. Важнейшая в этом отношении роль коры головного мозга заключается в способности поддерживать устойчивые связи с внешней средой, с теми ее раздражениями, которые сохраняют сигнальное значение,-и тормозить реакции на те раздражения, которые потеряли биологическую сигнальную роль. Это обеспечивает животному возможность неограниченного приспособления к изменениям окружающей среды. Образование временных функциональных связей находится в соответствии с условиями сложившейся обстановки. Это замечательное свойство центральной нервной системы, закрепляемое наследованием приобретенных свойств,- лежит в основе, развития высшей нервной (психической) деятельности животных.

Безусловные рефлексы представляют реакции, осуществляемые животным сразу же после рождения (сосание, глотание, чихание и др.). Эти рефлексы врожденны, весьма постоянны и проявляются стереотипно у всех представителей данного вида.

Безусловный рефлекс — это сравнительно инертная и лишь в особых условиях перестраивающаяся функция. В большой степени это зависит от постоянства нервных - путей, в пределах которых осуществляются безусловные рефлексы. В случае внезапных изменений окружающей среды приспособления безусловных рефлексов в соответствии с новыми условиями почти не происходит.

Следует указать, что количество безусловных рефлексов,

»

Которыми располагает животное, довольно значительно, кроме того, они чрезвычайно различаются по сложности.

Учение об условных и безусловных рефлексах внесло материалистическое понимание в область науки, которая была связана с изучением так называемых инстинктов, на чем мы остановимся специально.

Постепенно все более раскрывалась изумительная картина подвижности процессов возбуждения и торможения В КО]?е. Наблюдатель мог подробно изучать движение и распространение этих процессов в коре головного мозга. Опыты, проводимые Павловым и его учениками, являлись подлинным торжествам естествознания.

Оказалось, что возникающий в ограниченном участке коры головного мозга процесс возбуждения или торможения способен охватывать все большие и большие участки коры, распространяясь по ее нервным клеткам (иррадиация). Противоположностью этому является концентрация возбудительного или тормозного процесса, когда первоначально распространившееся возбуждение снова сосредоточивается в определенном пункте коры.

Для наблюдения за перемещением по коре головного мозга состояний возбуждения или торможения в лаборатории Павлова были проведены замечательные опыты. Для этого были использованы кожные условные рефлексы. Условным раздражителем являлось надавливание на разные участки кожи собак.. Надавливание осуществлялось небольшими приборчиками, укреплявшимися на коже («касалка»), и сопровождалось кормлением. В результате образовывался условный слюнным рефлекс на кожное раздражение. Была образована группа таких условных рефлексов, для чего несколько «касалок» располагали на коже конечности собаки в некотором отдалении друг от друга.

Каждой из «касалок» естественно соответствовала определенная точка коры головного мозга, на которую и проецировалось соответствующее раздражение.

Условные рефлексы вырабатывались столь прочными, что их-величина (измеряемая количеством слюны) в обычных условиях была весьма постоянна. Одну из «касалок» превращали в тормозной раздражитель. .Можно тормозной сделать «касалку», расположенную посреди: других. В--точке коры, ей соответствующей, возникал очаг торможения. Измеряя периодически величины рефлексов от «касалок», расположенных вокруг «тормозной касалки», легко было проследить, как торможение распространялось сначала от исходного пункта, охватывая близлежащие пункты коры, а затем снова сосредоточивалось на исходном пункте.


Знаменитый английский. физиолог Гарвей впервые в истории биологии применил количественные показатели для анализа условий работы сердца: Гениальный Павлов поднялся гораздо выше, подчинив строгому количественному, цифровому учету физиологические процессы,' лежащие в основе «психических» состояний. В области, где до недавнего времени безраздельно царили фантастика, мистика и путаница представлений, экспериментатор получил, возможность устанавливать законы деятельности головного мозга.

подпись: 
уело в но рефлекторный сон собаки — собака просыпается при действии только определенного звука (тон «фа»).
Точный количественный учет явлений, построенный на правильной методологической основе, позволил Павлову выявить новые качественные закономерности в работе головного мозга и особенно в замыкательной деятельности корковых клеток.

подпись: 
эта спящая собака может реагировать (просыпаться) на определенный звук. на собаку не действует звук, к которому не выработан реф-лекс.
По мере накопления новых фактов в связи с обследованием все большего и большего количества животных для Павлова стало очевидным, что у разных животных сила, взаимоотношение и подвижность основных процессов — возбудительного и тормозного — в коре головного мозга могут быть весьма различны. Это различие особенно отчетливо выявилось при патологических отклонениях, при так называемых экспериментальных неврозах. Новым обобщением блеснул гений Павлова, и возникло учение о типах высшей нервной деятельности. Возникла классификация типов животных, обозначились крайние — слабый и сильный типы. Факты показывали, что слабый тип, в случае трудных условий опытов, особенно быстро теряет способность нормальной функции: Эти выводы подтвердились во время сильного наводнения в Ленинграде в сентябре 1924 года, когда собак приходилось спасать от затоплявшей их воды.


Животные бурно реагировали на создавшуюся обстановку. Когда потом в нормальных условиях — в лабораторной комнате — экспериментатор в щель под дверью пропускал струю воды, собака, спокойно стоявшая до этого в станке, приходила в неистовство. Она теряла способность нормальной уравновешенной реакции на все раздражители, обычно применявшиеся в опыте. Отказывалась принимать пищу, рвалась из станка. В этом Павлов увидел черты болезненного невротического состояния. Появилась идея об экспериментальном неврозе у собак. Открывалась новая увлекательная страница в учении об условных рефлексах.

Прошло не более года, и Павловым было разработано учение об экспериментальных неврозах.

В экспериментальной обстановке невроз создавался искусственным сопоставлением почти одновременного действия возбуждающих и тормозящих внешних агентов.

Коль скоро было доказано, что в результате тех или иных воздействий можно вызвать экспериментальный невроз у животных, открылась перспектива развития еще одной области изучения деятельности мозга — экспериментальной патологии и терапии высшей нервной деятельности.

Был поставлен ряд опытов, направленных на изыскание способов излечения собак-невротиков. Испытывались лекарства, в том числе давнее и излюбленное в медицине — бром. Это вполне оправдало себя. Применяя с терапевтической целью бром, удалось обнаружить замечательное явление. Оказалось, что эффект лечебного воздействия брома в большой степени зависит от типа нервной деятельности. Выяснилось, что положительные результаты получились лишь при дозировке брома применительно к «индивидуальным особенностям данного животного, соответствующим типу его нервной деятельности. Соответственно различию типов, размер потребных доз брома нужно было увеличить или уменьшить в разных случаях в десятки и даже в сотни раз. Одна и та же неизменная доза для животных различных типов могла оказаться полезной, бесполезной и даже вредной. Отсюда следует важный вывод, что меры лечебного воздействия должны применяться не огульно, а строго индивидуализированно, соответственно функциональным особенностям различных типов нервной деятельности.

Дальнейшее изучение проблемы типов высшей нервной деятельности привело И. П. Павлова к открытию еще одного важного явления.

Устанавливая зависимость между силой раздражителя и соответствующей ему степенью возбуждения в мозговой коре, он заметил, что пропорциональное нарастание возбудительно-


ЭВОЛЮЦИЯ ГОЛОВНОГО МОЗГА

Психическая деятельность осуществляется на основе физиологических процессов, протекающих в высших отделах головного мозга. На рисунках показано, что у рыб кора головного мозга отсутствует, элементы ее появляются у птиц. Развитие коры интенсивно нарастает у высших животных, достигая высшей степени у человека..

Го процесса по мере увеличения силы условного раздражителя продолжается лишь до известного предела. В случае, если сила разражителя превышала предел раздражимости, присущей данному типу нервной деятельности, вместо дальнейшего нарастания возбуждения возникало противоположное состояние — торможение. Возбуждение достигало своего предела и далее сменялось торможением. В лаборатории стали говорить о так называемом «запредельном торможении».

В чем могло заключаться физиологическое значение этого явления? Размышляя об этом, И. П. Павлов вопомнил о фактах, наблюдавшихся им еще в период изучения влияния нервной системы на деятельность сердца. Под впечатлением своих наблюдений он еще в восьмидесятых годах прошлого столетия высказал предположение о том, что сердечные нервы влияют на обмен веществ и питание сердечной мышцы.

Деятельное состояние органа Павлов представлял как реакцию, приводившую к истощению. Соответственно этому взгляду, торможение, понижавшее активность головного мозга, связанную с возбуждением, создавало условия для восстановления его дееспособности.

Понятие о торможении и его восстановительной роли было привлечено для объяснения сущности запредельного торможения. Исходили из представления о том, что кора головного мозга при воздействии чрезмерно сильных раздражителей подвергается истощению. Процессы торможения возникали для предупреждения дальнейшего, уже опасного для жизнедеятельности мозговых клеток истощения, они играют в этих условиях, главным образом, защитную роль.

«Истощение, — писал И. П. Павлов, — есть один из главнейших физиологических импульсов к возникновению тормозного процесса как охранительного процесса».

У собак слабого типа, у которых при трудных условиях опыта могли возникнуть неврозы, запредельное торможение развивалось особенно легко. Дальнейшие наблюдения показали, что запредельное торможение может играть не только защитную, но также и лечебную роль. Стали говорить об охранительном, или лечебном, торможении. Так возникла еще одна исключительно важная задача практической медициы — лечение сном.

В начале двадцатых годов текущего столетия И. П. Павловым вместе с его учениками было твердо установлено, что сущность естественного сна представляет собой одну из форм коркового торможения. Возникла мысль о том, что обычный сон представляет торможение вследствие истощения клеток коры после дневной работы. Сонливость к вечеру, по словам Павлова, ¡представляет «законную просьбу об отдыхе коры». Даже

*


Обы-чные по силе раздражения, падавшие на усталую кору, приобретали значение сверхсильных и вызывали сонное торможение.

подпись: 
11 авловокое учение позволило значительно расширить способы лечения многих заболеваний. лечение сном проводится обычно с помощью снотворных средств. большое количество их, вводимое в организм при длительном лечении, оказывает неблагоприятное действие. ученые разработали способ, позволяющий избежать этого. при воздействии слабыми, не беспокоящими больного электрическими токами вызывается дремотное состояние, переходящее в сон (элеютросон).
Вопросом о роли и з-начении сонного торможения И. П. Павлов занялся вплотную позже, в период развертывания работы над изучением типов неврозов. Случилось это так.

Под прямым впечатлением от наблюдения над неврозами животных Иван Петрович обратился к анализу некоторых душевных заболеваний человека. Первоначально он заинтересовался этим еще в 1918 году. Материал, полученный при изучении экспериментальных неврозов, дал возможность правильно истолковать некоторые формы психических расстройств. Выяснилось, что нарушение сна имеет значение для понимания заболевания.

Особенно поучительным в этом отношении оказался больной К., находившийся в сноподобном состоянии, так называемой летаргии, почти непрерывно более 20 лет. Случаи сноподобного, летаргического состояния отмечались и раньше, но •наблюдения за больным К. приобрели специальный интерес ввиду особой длительности заболевания. В наблюдении принял участие и И. П. Павлов. По мере выздоровления больной К. иногда пробуждался, чтобы принять пищу (во время сна его кормили жидкой пищей через зонд, который вводился в пищевод). Пробуждался больной только ночью, когда даже незначительный дневной шум в больнице совершенно •стихал. В этих условиях его нервная система, способная справиться лишь с самым минимальным количеством раздражений, сохраняла возбудимость. Но если возникало какое- либо, хотя бы и незначительное, раздражение — хлопала дверь или входила санитарка, — больной снова погружался в сон. В коре головного мозга развивалось запредельное, охра -


Пительное торможение. Такая реакция являлась защитой для больной и слабой нервной системы от раздражений, приобретавших значение «сверхсильных».

«Мне кажется, — говорил Павлов, — пока у человека работает торможение, нельзя никогда терять надежды. Двадцать лет лежал человек живым трупом, а ведь торможение только и спасло его мозг от непоправимой поломки...»

Результаты этих наблюдений привели Павлова к определенным заключениям. Сон патологический так же, как и нормальный, представляет собой защитную, охранительную реакцию для центральной нервной системы. «Периодический нормальный сон, — писал Павлов,—бесспорно есть результат истощения... сон — состояние недеятельности, отдыха, больших полушарий». Отсюда совершенно логично возникал вывод о возможности воздействия сном как лечебным средством при некоторых формах душевных заболеваний. Первые испытания дали в некоторых случаях замечательные результаты.

За рубежом для усыпления больных применяли наркотические средства. В связи с этим было опорным, что же помогло излечению: наличие физиологического сна или влияние сильно действующих наркотиков.

Только учениками Павлова лечение сном проводилось на правильной основе. При/меняя слабые снотворные, а не наркотические средства, они стремились удлинить естественный сон.

Выводы Павлова получили полную обоснованность, когда его ближайшая сотрудница М. К. Петрова стала применять для лечебного воздействия сон гипнотический, не связанный с введением посторонних, даже слабо действующих снотворных средств. Большим достижением является введение в практику лечения электросном.

Правильность павловского учения о лечении сном убедительно подтверждается положительными результатами, получаемыми в настоящее время во многих лечебных учреждениях. Особенно эффективным оказалось лечение сном некоторых душевных и нервных болезней. Несомненно пользу оно может принести в отдельных случаях лечения так называемых внутренних* болезней (гипертония, язвенная болезнь), развивающихся благодаря длительным патологическим нарушениям нервной деятельности. Однако применение лечения сном должно быть ограничено определенным кругом заболеваний, расширение которого может принести только вред. Есть заболевания, которые нужно лечить не торможением (сном), а наоборот, возбуждением центральной нервной системы.

Наблюдения над людьми поставили перед Павловым вопрос об отличиях высшей нервной деятельности человека от нервной деятельности животных.

Продолжая наблюдения за больными в психиатрической клинике, специально учрежденной при его лаборатории

подпись: 
и. м. сеченов (ю29—1905),
В 1931 году, И. П. Павлов подошел 'к новому гениальному обобщению. В 1932 году он создал первый набросок своего учения о двух сигнальных системах условных рефлексов человека.

Но прежде чем мы перейдем к этому специальному вопросу об особенностях высшей нервной деятельности человека, необходимо подытожить изложенное выше.

И. М. Сеченов был первым из естествоиспытателей, который с необычайной смелостью (особенно для своего времени) утверждал, что любой акт мыслительной или чувствительной деятельности в основе своей имеет рефлексы головного моз-

Га. Экспериментальные обоснования этого, по выражению Павлова, гениального взмаха сеченовской мысли пришли много позже, но уже и современники сразу полностью оценили все великое значение материалистических идей Сеченова. Прогрессивная часть общества, главным образом студенчество и молодежь, объединились вокруг имени Сеченова, как около знамени, воодушевлявшего на борьбу за материалистическую науку, против мистики и мракобесия.

Царское чиновничество и представители духовенства, разгадав, что существо сеченовского учения направлено разящим ударом на мифические представления о душе, что оно разрушает оплот идеалистических религиозных толкований психики и душевной деятельности, объявили и Сеченову и его книге «Рефлексы головного мозга» непримиримую войну.

Царский министр внутренних дел Валуев, подчеркивая «вредное» направление «Рефлексов головного мозга», писал, что объяснять в общедоступной книге, хотя бы и с физиологической точки зрения, внутренние душевные движения человека действием внешних влияний на нервы и отражением этих влияний на головной мозг означает, что вместо учения о бессмертности духа выдвигается новое учение, которое признает в человеке лишь одну материю.

Киевский архимандрит Борис напечатал книжку «О невозможности чисто физиологического объяснения душевной жизни человека». Нетрудно видеть, что даже заглавие ее направлено прямо против* И. М. Сеченова, Известно, что свою работу «Рефлексы головного мозга» он вынужден был назвать так по требованию царской цензуры, запретившей первоначальное название, которое Сеченов дал книге в следующем виде:

подпись: 
н. г. чернышевский (1828—1889)
«Попытка ввести физиологические основы в психические процессы».

Таким образом, и светские и духовные властители обрушились на И. М. Сеченова и его книгу, в отношении которой цензура приняла все меры, чтобы запретить выход ее в свет.

Правда, судебный процесс над И. М. Сеченовым не состоялся, поскольку несомненный успех этого процесса сделал бы Сеченова более популярным, но печатать ра-боту в «Современнике», редактировавшемся Н. Г. Чернышевским, царские чиновники все-таки не позволили. Было разрешено издать ее в журнале «Медицинский вестник», имевшем сравнительно малое распространение. К тому же, как надеялись духовные заправилы и чиновники, новое название «Рефлексы головного мозга» должно было из-за своей неясности (в семидесятых годах прошлого столетия) ограничить круг лиц, которые могли бы заинтересоваться этой работой.

Однако материалистические взгляды И. М. Сеченова приобрели широкую известность и популярность уже в то-время, когда книга была запрещена, и прогрессивные читатели ее пользовались рукописными текстами статьи.

Несмотря на все гонения и запреты, «Рефлексы головного мозга» открыли новую страницу в науке — материалистический анализ душевной деятельности.

Более чем полувековая неустанная работа Павлова и армии его многочисленных учеников экспериментально подтвердила правильность теоретических формулировок Сеченова. Павловым был создан объективный метод изучения психических явлений, положивший конец бесплодным попыткам субъективного подхода к изучению психики. Научный объективный


Метод изучения позволил раскрыть и точно описать основные закономерности работы головного мозга.

Вскоре метод условных рефлексов перерос в теорию условных рефлексов; возникло учение о высшей нервной деятельности. Становилось неопровержимым, что, несмотря на всю сложность внешних проявлений поведения, в основе его лежат механизмы условных и безусловных рефлексов, их многообразг нейшие сочетания и взаимосвязи. Никаких иных реакций, кроме рефлекторных, в мозгу не протекает. Это заключение стало, таким образом, твердыней материалистического монизма Павлова. Миф о якобы существующей душе, самостоятельной и независимой от тела субстанции, который с разными оттенками, но обязательно содержится во всяком религиозном веровании, был окончательно разоблачен.

Павловское учение с неопровержимостью свидетельствует, что все содержание психической деятельности может быть понято, исходя из объективных методов исследования.

Завершив гигантскую работу по обоснованию материалистической монистической теории так называемой душевной деятельности, Павлов выдвинул для исследования очередную важнейшую задачу, связанную с необходимостью показать причинность (детерминированность) душевных явлений. Отсюда возникли исследования и идеи, показавшие, как формируется под влиянием внешних раздражений и в зависимости от их разного качества высшая нервная деятельность.

Сама по себе мысль именно о формировании, то есть развитии высшей нервной деятельности, ее изменчивости очень интересна. Причинная обусловленность, зависимость процессов высшей нервной деятельности от внешних условий приводит к мысли о возможности вмешательства в эти процессы путем воздействия на внешние условия и обстоятельства.