Беседа с Евгением Александровичем КЛИМОВЫМ


О профессии и о себе

Евгений Александрович Климов

Доктор психологических наук,

Профессор, действительный член

РАО, ведущий специалист в области

Психологии труда.

Евгений Александрович, сейчас в Стране десятки тысяч психологов. А в то Время, когда вы начинали свой профессиональный путь, психологов были единицы. Как вы стали психологом?

— В моей жизни происходили события, которые я напрямую не связывал с выбором будущей профессии, но которые стали знаковыми для меня.

После окончания шестого класса, а было это в 1944 году, я три месяца во время летних каникул работал на военном заводе. И однажды, после своей смены, я бродил по цехам и смотрел на рабочих, удивляясь тому, как много существует различных технологических операций. Я с детства любил наблюдать за работой отца, который был мастером по ремонту народных музыкальных инструментов: гармошки, балалайки, гитары. В доме у нас была небольшая мастерская, в которой он работал.

И я с самого раннего детства часами наблюдал за ним. Я тогда был еще настолько мал, что, по рассказам матери, не выговаривал слово мастерская, а говорил Макарая, Пойдем в макарую. Отец даже вырезал мне полукруглое отверстие в стене, чтобы я мог смотреть, не мешая его работе.

А наблюдать за ней было очень интересно! Я до сих пор помню то, что он делал: склеивал, паял, клепал, резал,

Шлифовал, красил. Поэтому интерес к производственному процессу возник у меня с детства. И, придя на завод, я не мог отказать себе в удовольствии наблюдать за различными технологическими процессами, хотя работа там была очень напряженная: мне затворы от ППШ даже ночами снились! Как я понимаю сейчас, в то время я и не думал о будущей профессии. Но, наверняка, именно это повлияло на то, что я впоследствии стал заниматься психологией труда.

Вторым обстоятельством, повлиявшим на мой жизненный путь, была работа пионервожатым в лагере после восьмого класса. Я, как ни странно, справлялся с работой: время было послевоенное, ребята уважали порядок, понимая, что надо слушаться старших. Но у меня возникало много вопросов, касавшихся поступков ребят, непонятных для меня реакций и ситуаций. Приведу один пример. По плану работы старший пионервожатый предлагает повести ребят на познавательную прогулку в лес. А ребята нашли там какие-то трубчатые растения, нарезали трубки и стали друг в друга из них стрелять. Получилась война. То есть по плану — познавательная прогулка: листочки, хвоя, а тут — война. Они и в лагерь принесли это свое «пневматическое» оружие. Я тогда задумался и нарисовал им на фанере физиономию


4


№ 1 (2) СЕНТЯБРЬ 2007 НАЦИОНАЛЬНЫЙ ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ ЖУРНАЛ

СЛОВО МАСТЕРА




Фашиста, и они включились в соревнование по прицельной стрельбе. И таких примеров было очень много. Это тоже не имело отношение к выбору будущей профессии. Просто меня начали интересовать вопросы: почему люди поступают так, а не иначе?

Скоро произошел еще один случай, повлиявший на мою дальнейшую жизнь. У нас по соседству жил юрист, после смерти которого осталась огромная библиотека. Когда его семья решила переехать в другой город, то они очень много книг выбросили. И, мы, подростки, не могли пройти мимо них. Я нашел книгу «Беседы о воспитании», которую очень внимательно изучил. Там было очень много написано про возрастные особенности детей, про психологические закономерности их развития. Это был еще один «камешек» в фундамент моего будущего профессионального выбора.

В девятом классе я прочитал биографию Маяковского и узнал, что он, учась в гимназии, сдавал психологию. Меня это потрясло! Маяковский, такой хороший человек, который написал: «Ко всем чертям с матерями катись любая бумажка, но эту!», — он сдавал психологию, а я даже не знаю, что это такое!

В то время психологию в школе не преподавали. Хотя учебники и появились в продаже. Я купил сразу два: Теплова и Корнилова. И летом, после окончания девятого класса, внимательно изучил их. Но и тогда я не думал о будущей профессии. Мне просто было интересно! В десятом классе учителя знакомили нас с возможностями дальнейшего образования. В то время все после школы обязательно стремились поступить в вуз. И от своего классного руководителя я узнал, что в ближайшем от моего родного города Казанском университете открылось отделение логики и психологии.

Тут все мои интересы неожиданным образом пересеклись, и я решил поступать в университет. На первом курсе, когда предмета психологии у нас еще не было, я стал посещать разные кружки, в том числе — философский. Следующим стал кружок психологии, руководителем которого был Вольф Соломонович Мерлин. И там произошло значимое для меня событие. Я присутствовал на выступлении одной студентки-третьекурсницы. И она в своем сообщении выражала несогласие с мнением руководителя кружка. Я решил, что сейчас будет скандал. Поскольку время было такое, что мы привыкли со всем соглашаться.

А Вольф Соломонович только радовался, что человек мыслит по-своему! Я уже потом, когда стал с ним работать, понял, что он культивировал у студентов это качество. Он уважал тех, кто не просто повторяет то, что услышал от преподавателя, а самостоятельно мыслит, даже спорит. Это меня необычайно привлекло, и я стал активным членом этого кружка. А потом у нас начался курс психологии, и я окончательно утвердился в своем выборе.

Преподавали психологию нам в комплексе с другими науками, поскольку отделение называлось «русского языка, логики и психологии». В программе был и древнерусский язык, и латынь, и история русской и зарубежной литературы. Нам даже казалось, что это какое-то вредительство. Поскольку все шло в ущерб изучению психологии.

Компенсировалось это за счет индивидуальной работы с нами В. С. Мерлина. Он, например, мне на первом курсе дал изучать тему по детской психологии. На втором курсе я писал курсовую по зоопсихологии, на третьем — по трудотерапии. Для этого мне пришлось посещать психиатрическую больницу, наблюдать больных за работой и вне ее. А потом Мерлин договорился, и меня допустили в Медицинский институт прослушать полный курс психиатрии. А на четвертом и пятом курсах я занялся психологией труда: ходил на льнокомбинат, наблюдая за работой ткачих. И там как раз были сделаны первые наблюдения индивидуального стиля деятельности.

А что способствовало этому?

—Работа ткачих очень напряженная. А в то время на производстве внедрялся так называемый метод инженера Ковалева. Все лучшие находки разных ткачих пытались соединить в единую обобщенную технологию и потом по ней проводить обучение. Но у каждой из них свой подход к работе. И пока инструктор стоит «над душой», она работает, как требуют. Но как только он отходит, начинает работать по-своему. Для наглядности приведу такой пример.

На комбинате работала передовая ткачиха, Лаврентьева, которая всегда перевыполняла план. Она была быстрая, шустрая, подвижная. Когда случался обрыв нити, она быстро подбегала, ликвидировала брак и переключалась на другие участки. К ней даже экскурсии водили — было на что посмотреть. Рядом с ней работала другая передовая ткачиха — Шакирова. У нее был совершенно иной стиль работы. Она отслеживала

Предпосылки возникновения неблагоприятных ситуаций и предупреждала их. Обходила станки, расправляла основу, вырезала утолщения на нити и таким образом предупреждала разрыв. Брака у нее в принципе не могло быть. А что будет, если заставить ее работать, как Лаврентьеву? Она просто растеряется. Я выделил две группы ткачих: подвижных, шустрых и относительно инертных.

Теоретически, всем надо было работать, как Шакирова: все предусматривая заранее. Но динамичным работницам это не нравится, им лучше ликвидировать разрыв «на месте». Затем я продолжил изучение этой проблемы при подготовке спортсменов. По результатам этой работы были защищены кандидатская и докторская диссертации.

Евгений Александрович, а дифференЦиально-диагностический опросник был Создан на основе изучения индивидуального Стиля деятельности?

—Нет, эта работа была выполнена в ленинградском ВНИИ Профтехобразования Госпрофобра СССР. Ими был получен большой государственный заказ на разработки в области профориентации, и меня пригласили туда на работу. Ну а раз взялся печку класть, так надо ее делать. Раз поставлена проблема профориентации, значит, надо ей заниматься.

В этом институте я руководил отделом психологии труда, но занимались мы профконсультацией, профессио-ведением, психодиагностикой выбора профессии. Работая над выполнением этого государственного задания, мне пришлось разрабатывать классификацию профессий, причем такую, которая была бы понятна школьникам. Результатом этого стал дифференциально-диагностический опросник. Я знаю, вы меня сейчас спросите: не устарел ли он? И не хочу ли я его переделать?

Спрошу. Ведь меняется время, ме
няются и профессии.

— Конечно, меняются. Но, что
поделать, я же все-таки «пережиток со
циализма». А в основе этого опросника
лежит идея уважительного отношения
к продуктивной деятельности, к труду,
как в материальном производстве, так
и в производстве информации, в упо
рядоченности социальных процессов. В
наше время, у нас очень много внимания
уделяется погоне за материальными
благами. И очень много профессий воз
никло в сфере обмена товаром.

И хотя сейчас Маркса редко вспоминают, а чаще ругают, но он был прав.


4



СЛОВО МАСТЕРА

№ 1 (2) СЕНТЯБРЬ 2007 НАЦИОНАЛЬНЫЙ ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ ЖУРНАЛ




Потребительная стоимость создается в процессе производства, а не обмена. Прежде чем продать кашу, это уже не Маркс говорил, а я говорю, и накрутить на нее цену, надо же сварить. А прежде чем кашу сварить, надо же зерно вырастить, урожай собрать, транспортировать, обработать. Производство – это главное. Поэтому, если кому-то кажется, что опросник устарел, и там не отражены коммерческие и другие профессии, пусть возьмут да и сделают другой. А я лично ничего переделывать не хочу.

Евгений Александрович, вы считаете, что цель профориентационной работы — ориентация молодых людей на социально-значимые профессии?

—Точнее, на производство чего-либо. И большинство населения должно, мне кажется, заниматься именно этим. Не всем же выколачивать деньги друг у друга. Это моя принципиальная позиция, хотя, может быть, я отстал от жизни.

Евгений Александрович — вы автор Нескольких книг по психологии труда. Я Знаю, что в этом году у вас вышла еще Одна книжка, о чем она?

—Книга называется «Потемки и светильники в становлении профессионала». Она, конечно, посвящена психология труда, но рассчитана на людей, которые заняты самосовершенствованием. Как правило, педагогическая идея заключается в том, что «мы делаем профессионалов, мы учим и выучиваем». А ведь человек делает себя сам, поэтому книга рассчитана на профессиональное самосовершенствование.

Вы столько лет занимаетесь псиХологией труда. Меняется ли из поколения В поколение отношение к труду? Или это Базовая установка, которая остается у Человека, несмотря на изменения внешних Условий?

—Я надеюсь, что подавляющее большинство людей все-таки ориентировано на созидание. Что они испытывают потребность в продуктивной, полезной деятельности. Не важно, что человек создает: материальные ценности или информацию, работая, например, программистом. Это тоже тяжелая, но нужная работа.

Евгений Александрович, я хотела Бы поговорить с вами и о качестве подгоТовки психологов. Сейчас стало модным в СМИ обвинять их в профессиональных Ошибках. Правильно ли это?

— Может быть, кое-кого ругают и за дело. Потому что психология — это очень сложная область знания. Психика человека ведь реальность незримая, неявная. Ее надо очень тщательно изучать и аккуратно использовать каждое слово, каждый термин.

Поэтому качество психологического образования — это архиважная проблема. Сейчас в психологии наметилось своеобразное «разделение труда». Есть люди, которые заняты собственно исследовательской работой. Может быть, они занимаются какими-то узкими, как другим кажется, проблемами. Но они делают науку для науки. Упорядочивают понятийный строй психологии, делают очередные «вклады» в психологическую истину. Есть даже такая деятельность, как научная разведка, когда человек вовсе не думает о практической пользе. Эту область знания, собственно исследовательскую, не всегда ориентированную на практический выход, надо, как мне кажется, ценить и относиться к ней терпимо. В любой науке, скажем, в математике, есть такие разделы, которые не ориентированы на практику.

А с другой стороны — есть довольно большая общность так называемых практикующих психологов. Там тоже есть хорошие специалисты, мастера своего дела, которые вносят позитивные изменения в душевное состояние, в душевный мир другого человека. Поэтому психолог-теоретик, который изучает какие-то закономерности, в качестве продукта выдает статьи, графики, таблицы, не всем понятные. А у практика продукт проявляется в душевном мире другого человека: в помощи человеку, придании смысла его деятельности, снятии тревоги. Это же ведь очень важно.

Мне кажется, надо с равным уважением относиться и к тем, кто занимается, как это иногда говорят, академической психологией, и к тем, кто занят практической психологией. Единственно что и те и другие должны иметь серьезное образование.

Какими качествами, на ваш взгляд, Должен обладать молодой человек, который хочет выбрать себе профессию психолога?

— Не всегда нужно ориентироваться на «готовые» качества личности. Можно многое в себе развить и усовершенствовать. Если же молодой человек выбирает психологию, то он должен настроиться на уважительное, может быть, даже благоговейное отношение к человеку. Отношение к людям — это, мне кажется, первое качество, которое должно быть у психолога, будь ты теоретик или практик. И если у кого-то нет этого качества, необходимо серьезно поработать над собой.

Кроме того, в психологии очень большое значение имеют так называемые социальные нормы, которые надо учитывать. Попытаюсь объяснить это на примере. Если инженер, скажем, конструирует какой-то прибор или механизм, он может испытывать его на прочность, на возгорание, на слом. В этой области нет моральных норм, которые предостерегают от неосторожного отношения с предметом деятельности. Любое промышленное изделие можно скрутить, свернуть, спрессовать и выбросить. А потом сделать лучшее.

В психологии очень много моральных ограничений, принят даже моральный кодекс психолога. И человеку, который приступает к изучению пси-


0


№ 1 (2) СЕНТЯБРЬ 2007 НАЦИОНАЛЬНЫЙ ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ ЖУРНАЛ

СЛОВО МАСТЕРА





Хологии, собирается быть психологом, надо отречься от естественно-научного склада мышления. Ведь в некоторых случаях изучение личностных качеств человека может оказаться нарушением его прав. Допустим, я что-то узнал о человеке, а, оказывается, это строго конфиденциальная информация... Работает, например, психолог на предприятии. Начальство дает ему задание, и он изучает мнение рабочих по какому-то вопросу. А после того, как психолог передает результаты обследования, они начинают обсуждаться публично А это уже прямое нарушение этических норм. В психологии очень большое значение имеет принцип профессиональной тайны, так же, как и в медицине, и в юриспруденции.

В отличие от естественных наук, в психологии нельзя ограничиться констатацией каких-то зависимостей. Здесь важно не просто изучить, а помочь человеку стать лучше. Это так называемый формирующий подход, он является нормой.

Евгений Александрович, у вас были Замечательные учителя. Как надо готоВить хороших психологов?

— Здесь мне очень везло. Когда я учился в Казани, там был единственный квалифицированный психолог — Вольф Соломонович Мерлин. Но он очень вдумчиво работал со всеми студентами. Своей индивидуальной помощью он компенсировал недостатки учебного плана, направляя наши познавательные интересы в нужное русло.

Можно ли и сейчас так готовить Будущих специалистов?

— Я думаю, надо к этому стремиться. Конечно, сейчас это сделать гораздо

Сложнее из-за большого количества студентов. Когда я учился, у нас была одна группа, 25 человек. Вольф Соломонович с нами очень много работал — он и лекции читал, и практические вел занятия.

Но я уверен, что все-таки человек должен сам себя формировать и как личность, и как профессионал.

Когда я еще работал в Казани, то ездил в командировку в Москву, в Психологический институт РАО. Там я много общался с психологами, напрашивался испытуемым на эксперименты к таким специалистам, как Небылицын, Холодная. Однажды просто шел по коридору. А там Лейтес Натан Семенович с молодежью разговаривал. И я услышал одну его фразу, которая меня как громом поразила. Он сказал: в учебниках психологии не совсем точно отображается система научной психологии, как она сложилась сейчас. Ну, думаю, да! Я относился к учебникам как верующий мусульманин к Корану, считая, что все, что там написано, — это святая правда. А что говорит Лейтес? Я знал его работы, знал, что он человек незаурядный. Вот вам, пожалуйста, одна фраза, которая, наверняка, внесла вклад в мое формирование как психолога.

Приведу еще один пример. Как-то я приехал в командировку в Москву на совещание, проводимое факультетом психологии МГУ. Проходило оно в одной из школ. И Нина Федоровна Талызина в перерыве попросила педагогов привести ей самого отстающего по геометрии ученика. Она хотела нам, приезжим из периферии, показать, как формируется умственное действие. Ей нашли, который «ни в зуб ногой» в геометрии. Она его посадила, достала

Ручку и карандаш. Это, говорит, что такое? Парень смеется. Это, говорит, карандаш, а это ручка. — Как ты узнал? — Я же вижу. Ну, хорошо, ты видишь, а ведь есть признаки у каждого предмета. Какие признаки у карандаша? Какие у ручки? Стали разбираться. Выяснили, что у геометрических фигур тоже есть признаки. Нина Федоровна дала ему шпаргалочку, в которой написаны признаки угла и попросила просто посмотреть, не запоминая. А потом стала давать ему простые задачки, спрашивая, есть ли там угол. Чтобы получить ответ на вопрос она предлагала мальчику прочитать признаки угла, и ответить, есть он там или нет. И после 10–12 задач парень, который вообще ничего не понимал в геометрии, ушел просветленным.

Я впервые увидел, как можно обучить человека за небольшой промежуток времени. А ведь это все я не в аудитории услышал, а случайно подсмотрел. И каждый, кто становится психологом или хочет им быть, должен уметь замечать такие вещи, а не ждать, когда тебя научат, заполнят твою голову знаниями. Надо проявлять активность самому. Тогда увиденное произвело на меня такое сильное впечатление, что мы потом в Казани организовали обучение токарей-универсалов по гальперинской методике формирования умственных действий. И получилось, что благодаря ей, ученики стали раньше осваивать материалы. Освобождалось процентов двадцать учебного времени. Правда, некоторые мастера говорили: Н у, и что хорошего? Ученики раньше осваивают материал и задают лишние вопросы. Я тогда даже обратился к начальству в Госкомитете по профтехобразованию. Они мне тоже сказали: что же, мы будем сокращать учебный год? Нет! Тем не менее наша методика была опубликована и использовалась на практике. Этим я хочу сказать, что приращения к профессиональному опыту, к квалификации могут возникать не только на студенческой скамье. Надо ходить, смотреть на мир и учиться у него, как это делал Ходжа Насреддин.

Беседовала Ольга Решетникова



ПРИГЛАШЕНИЕ К ДИСКУССИИ

№1 (2) СЕНТЯБРЬ 2007 НАЦИОНАЛЬНЫЙ ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ ЖУРНАЛ