ДЕФИНИЦИИ, ЯЧЕЙКИ, КАТЕГОРИИ И ОБОБЩЕНИЯ

Категориям и ячейкам. Подозреваю, что это связано с подспудным представлением о существовании абсолютной истины и потребностью прийти к окончательному «есть» и «нет». Ячейки имеют строго очерченные границы, и каждый предмет либо определенно принадлежит ей, либо определенно не принадлежит.

Однако определение можно было бы рассматривать как собрание характеристик, которые мы привыкли видеть вместе, и потому ожидаем, что они всегда будут вместе. И ничего особенного в этом нет. Просто мы наблюдаем такие-то атрибуты вместе, и у нас складываются определенные ожидания на этот счет.

Точно так же действует врач, когда диагностирует болезнь, наблюдая определенное сочетание симптомов и проводя определенные тесты и анализы. Возможно, присутствуют не все симптомы, но врач делает наиболее вероятное предположение.

Проблемы начинаются тогда, когда вероятному предположению, догадке придается статус непреложного факта, закона. Аристотель, вероятно, знал, что у жеребца больше зубов, чем у кобылы. И на основе этого он принял за непреложный факт, что у самцов всех видов зубов больше, чем у самок. Утверждая это, он не удосужился попросить двух своих жен открыть рот, чтобы сосчитать зубы.

Почему недостаточно сказать, что лебеди обычно белые, и на основе этого ожидать, что всякое подобное лебедю существо будет белым? Это ожидание базируется на нашем текущем опыте. Но данное утверждение лишено жестких рамок настоящего определения, поэтому, если мы обнаружим, что существуют и черные лебеди, мы сможем продолжать держаться за первоначальное «обычно».

Трудность в том, что в этом случае мы имеем дело с вероятностной системой, не позволяющей оперировать категоричными «истина/ложь». В этих обстоятельствах очень трудно «исключать» что-либо. И главное, как тогда быть с «внутренней истиной»?

Некоторые классы базируются на «внутренних истинах», например, структура гена или простая математическая основа фрактала. Другие составляются лишь ради удобства.

«Истина игры», как я ее называю, устраняет все проблемы, потому что позволяет вам выбирать основу для группировки характеристик.

«Я намерен называть всякую женщину со светлыми волосами блондинкой». Ясно, что такое определение не допускает исключений, поскольку, если у женщины не светлые волосы, ее просто не называют блондинкой. После этого вы можете пойти дальше и отметить различия между натуральными блондинками и крашеными.

Но Сократ «истиной игры» не пользовался. Он хотел прийти к определению через индукцию на основе опыта и примеров. Он достиг бы куда лучших результатов, используя «истину игры» и решая вопрос, каким должно быть определение, к которому он хочет прийти. Но тогда на чем бы строился его авторитет? Искренне веря, что он ищет «внутреннюю истину», он выводил свой авторитет из этой истины.

Вспомните пример с группой ученых, занимающихся формулированием грамматических правил языка, которые отражали бы все существующие словоупотребления. Во многих ситуациях они приходят в тупик и, чтобы выйти из него, вынуждены «создавать» правила, которые покрывали бы большинство словоупотреблений, но при этом исключали из рассмотрения ряд «неправильных» словоупотреблений. Сократ на это идти не хотел.

Представьте себе двух соколов. Один из них обладает превосходным зрением, а второй несколько близорук. Рацион этих соколов ограничен лягушками, мышами и ящерицами. Зоркий сокол способен различить лягушку с большой высоты и благодаря этому может заранее планировать свой рацион. Он предпочитает лягушек и ест только их. О других возможных источниках пищи он забывает. Близорукому соколу это не дано, поэтому он вырабатывает концепцию, класс, категорию «мелких движущихся объектов». Когда этот сокол голоден и видит «мелкий движущийся объект», он бросается на него, не зная заранее, что за зверюшка попадет ему на обед. Иногда это оказывается мышь, иногда ящерица, иногда лягушка, а иногда даже детская игрушка. Ясно, что первый сокол благодаря острому зрению имеет преимущество, так? Не так. Предположим, что лягушки вымерли — например, они уничтожены теми же соколами (как из-за чрезмерного рыболовства исчезает рыба). Зоркий сокол в беде. А вот близорукий исчезновения лягушек даже не заметит. Классы, категории, концепции наделяют гибкостью.

Можно даже утверждать, что существует «внутренняя близорукость» человеческого мозга, и эта «размытость зрения» оказывается чрезвычайно полезной для мышления. Если бы мозг имел больший КПД, мы бы не смогли стать столь продуктивными мыслителями.

Откуда же берутся концепции и «внутренние формы»?

Платон придерживался взгляда, что они уже существуют в наших умах, возможно переходя к нам из предсуществования души, как утверждал Сократ.

Есть также «усредняющий» взгляд на этот вопрос. Согласно ему, когда человек перевидал множество различных кошек, в его мозгу развивается своего рода «усредненная» концепция кошки, как наложение различных образов кошек. Ныне утверждается, что нейрокомпьютеры действительно способны формировать такие «концепции» из перекрывающихся объемов информации.

Эта фундаментальная концепция ячеек полностью доминирует в западном мышлении.

Есть и третий взгляд. После первого же знакомства с кошкой в мозгу остается ее смутный и расплывчатый отпечаток. При последующих встречах с кошками на него накладываются более конкретные детали. Первоначальный же расплывчатый образ остается «концепцией» кошки.

Есть категории, призванные обеспечить удобство практических действий,— как при диагностике болезней. Есть категории, разграничивающие вещи и отделяющие зерна от плевел, — как в научных изысканиях. Проблемы возникают тогда, когда мы путаем истину игры с истиной опыта и обращаемся с категориями, созданными ради удобства, как с категориями, основанными на «внутренней истине» и возникающими из опыта.

Можно было бы утверждать, что в основе расизма и преследования инакомыслящих лежит резкость суждений, возникающая из деления людей на четко очерченные категории. Такое утверждение, вероятно, не вполне справедливо, поскольку «категоричная» ненависть распространена и у народов, которым не свойственна система убеждений, связанная с наличием «внутренней истины». Тем не менее вполне может быть, что традиционная западная система мышления усилила естественную тенденцию людей делить все на категории и ячейки и потом судить, дав ей видимое оправдание.

Какая есть альтернатива? Что может предложить в этой связи параллельное мышление? Шаг в сторону вероятностных систем и расплывчатой логики. Как это предлагалось в моей предыдущей книге «Нестандартное мышление», место ячеек могли бы занять «флажки», вокруг которых сгущаются различные атрибуты. Вместо слов «всегда» и «никогда» мы могли бы больше пользоваться словами «обычно», «большей частью», «редко». И в большинстве случаев, уверен, это принесло бы огромную пользу. Четко очерченные, «жесткие» ячейки мы могли бы сохранить для некоторых аспектов научного поиска, где изучаются линейные системы, хотя даже там в их необходимости я не уверен.

К важному вопросу «жестких», «бескомпромиссных» ячеек мы еще вернемся в одной из следующих глав.