ПРОБЛЕМА «ЧТО ЕСТЬ»

Ократ, как описал нам его Платон, задавал бесконечные вопросы якобы в поиске «истины». Возможно, в реальной жизни Сократ был просто умным человеком, который бросал вызов взглядам окружающих и не задавался целью найти некую «истину», а просто старался показать, что всякие предположения могут быть подвергнуты сомнению — и опровергнуты. Тем не менее общим итогом трудов «Банды Трех» стала идея о том, что существует какая-то абсолютная истина, которая скрыта и может быть обнаружена. Если бы такой истины не было, какой был бы смысл задавать бесконечные вопросы?

Давайте еще раз зададим себе этот вопрос, потому что он важен для понимания сути параллельного мышления. Какой смысл в бесконечном поиске истины, если конечная истина не существует? Можно предложить несколько вариантов ответа.

Мы можем искать «лучшие», «более полезные», «более удобные» точки зрения. Этим в большей или меньшей степени занимались софисты (Протагор, например), предпочитая термину «истина» понятия «лучше» или «хуже».

Мы можем искать разные точки зрения на один и тот же предмет, чтобы выкладывать их бок о бок и изучать во всей полноте. В этом и состоит сущность параллельного мышления. Мы стараемся приумно


Жить возможности параллельного рассмотрения вещей.

«Красные ягоды вредны».

«Красные ягоды ядовиты».

«Люди считают, что красные ягоды ядовиты».

«Красные ягоды смотрятся красиво».

«Красные ягоды бывают вкусные».

Если мы выложим бок о бок эти параллельные возможности, становится очевидно, что достоинства красных ягод («красота») значительно перевешиваются их недостатками («опасностью»). Поэтому в практическом плане мы принимаем решение красные ягоды не есть.

Существует чрезвычайно тесная связь между понятиями «есть» и «истина». Когда мы помещаем что-либо в ячейку, мы делаем это с абсолютной уверенностью в том, что такая «идентификация» отражает истинную природу предмета. Мы применяем абсолютную истинность теоремы Пифагора ко всем своим идентификациям.

Суд не может постановить, что обвиняемый «возможно, виновен». Он должен решить, «есть» вина или «нет».

В силу практических потребностей, в силу нашей веры в существование «истины», в силу культурного влияния «Банды Трех» мы считаем, что для того, чтобы система ячеек работала, без категоричной определенности «есть» нам не обойтись.

Как только объект раздумий помещен в определенную ячейку, он становится «истиной», и его действия предопределяются ярлыком, которым помечена данная ячейка.

Вопрос, волновавший софистов, заключался в том, что качества «хороший» и «плохой» присущи не самим вещам, а лишь системам. Одно и то же вещество может у одного человека вызывать сильнейшую аллергию, но быть совершенно безвредным ДЛЯ другого. Один и тот же метод лечения может благотворно сказаться на одном пациенте и уморить другого. Медики знают это очень хорошо. Как же можно судить о вещи «в себе»? Такая постановка вопроса привела к концепции «относительности», которой противостоял Платон. Через Сократа он пытался решить эту проблему, включив в определение «добра» необходимость отвечать своему «предназначению». Но даже это не помогает. Предназначение вина — доставлять удовольствие. Но для «закодированного» алкоголика, или человека, страдающего циррозом печени, или просто для человека, который собирается сесть за руль автомобиля, вино может оказатьсл губительным, даже если отвечает своему предназначению. Если же мы расширим «предназначение», включив в него все факторы настоящего и будущего благополучия человека, тогда мы получим туже относительность под другой этикеткой.

В то время как бескомпромиссная определенность, категоричность идентификации того, «что есть», привносит в наше мышление фашистский закон и порядок и, возможно, отчасти обеспечивает наш прогресс, она же является виновницей многих наших бед и тормозом, сдерживающим наше движение вперед, которое могло бы ускориться благодаря более «системному», холистичному подходу.

«Платон в своих сочинениях был фашистом. Поэтому мы должны осудить его самого и оставленное им наследие». Такое утверждение могло бы вызвать споры

О том, был ли Платон фашистом и справедливо ли применять это современное понятие к его добронамеренным попыткам обойти пороки, свойственные демократии черни. Все подобные возражения бьют совершенно мимо цели. Дело в другом. Нет никакого резона осуждать Платона за то, что он был фашистом в своих сочинениях. Означает ли это одобрение то, что обычно помещают в ячейку с ярлыком «фашистский»? Кто-то даже скажет «да». С моей точки зрения, определение «фашистский», как условный, введенный ради удобства термин, является одним из возможных определений наследия Платона, потому что оно отражает общие характеристики абсолютизма, категоричности, строгой определенности включения и исключения и своего рода навязываемого порядка, которые мы обнаруживаем в фашизме. Разумеется, есть и другие, параллельные, возможности смотреть на его философию. И нет никаких причин осуждать Платона только потому, что осуждение является нормальной реакцией на ярлык «фашистский». Мы должны просто двинуться дальше

И, глубже рассмотрев особенности его мировоззрения и системы мышления, выделить в них достоинства и недостатки: какие-то «плюсы», какие-то «минусы», ка - кие-то «интересные» моменты. А потом постараться понять, в чем можно было бы улучшить или заменить методы, которые он использовал.

Нет сомнений в том, что на более сложных уровнях мышления мы должны переходить к рассмотрению целостных систем.

Когда мы «движемся вперед», а не просто выносим приговоры на основании того, «что есть», мы реализуем принципиальную разницу между «каменной логикой», которая озабочена суждениями и идентификацией как основой для практических действий, и «водной логикой», которая течет вперед, изучая, что будет дальше.

Ключевым рабочим вопросом «каменной логики» всегда является «что есть?». Ключевой вопрос «водной логики» — «что дальше?». («Куда, к чему это нас приведет?») Это перекликается с прагматизмом американского философа Уильяма Джемса, которого также не удовлетворяла философия, базирующаяся на идентификации уже существующего, а не на практичности того, что происходит дальше.

«Водная логика» с вопросом «что дальше?» ведет к релятивизму и системному взгляду на вещи.

Хотя нет сомнений в том, что на более сложных уровнях мышления мы должны переходить к рассмотрению целостных систем, как быть с повседневным мышлением тех, кто не имеет времени в каждой ситуации принимать во внимание весь комплекс факторов. В этой связи удобство и самоуверенность традиционной системы «бескомпромиссных» ячеек выглядят более практичными, не так ли?

Мы обнаружили, что ученики, изучающие в школах параллельное мышление по методике СоИТ, без проблем способны смотреть на вещи гораздо шире (принимать во внимание последствия тех или иных действий, взгляды других людей и т. д.). Те, кто изучил метод шести шляп, находят, что он легко применим к любой ситуации.

Контраст довольно резкий.

В традиционной схеме мышления за восприятием следует суждение, в результате чего наблюдаемый объект помещается в определенную ячейку. И дальнейшие действия предопределяются этой ячейкой.

В параллельном мышлении тоже все начинается с восприятия, которое улучшается благодаря применению способов направления внимания. В результате возникает ряд параллельных возможностей, требующих учета. И на основе этого строятся дальнейшие действия.

Контраст этот иллюстрируется на рисунке 5.


подпись: действиеСуждение ' 1_

Традиционное мышление

Параллельные

подпись: ¿с?Возможности______

подпись: сз----------------- > 4

Действие

подпись: конструированиеВосприятие Параллельное мышление

Рис. 5

Главная разница в том, что в традиционном (сократовском) методе ключевым этапом мышления является суждение. Как только объект раздумий в результате суждения помещен в определенную ячейку, он становится «истиной», и его действия предопределяются ярлыком, которым помечена данная ячейка.

В сократовском методе главной мыслительной операцией является суждение.

В параллельном мышлении главной мыслительной операцией является исследование.

На мой взгляд, упор на «критическое мышление», который делается в системе образования, не только неэффективен, но и определенно опасен, поскольку закрепляет представление о том, что все дело в суждении («критика» и значит «суждение»), А это означает, что мы будем продолжать пользоваться опасными для общества стереотипами мышления.

Разумеется, критическое мышление — вещь полезная, как полезно для машины переднее левое колесо. Но мы должны свергнуть суждения с трона, на который их вознесла западная культура мышления. Только сделав это, мы сможем максимально реализовать достоинства параллельного мышления.

■І );ш 3294