IV. УСТАНОВКА В ПСИХОПАТОЛОГИИ // О ЦЕЛОСТНОСТИ ОСНОВЫ ПСИХОПАТОЛОГИЧЕСКИХ ЯВЛЕНИЙ

1. Постановка проблемы* В настоящее время можно считать окончательно установленным, что в основе психотических и психоневротических состояний лежит не какая-нибудь определенная аномалия частного характера, не заболевание в сфере каких-нибудь отдельных психических функций, а некоторый целостный процесс, касающийся патологической личности как целого. Поиски болезненных симптомов в области отдельных психических функций, можно сказать, не приводят к положительному результату.

Сенсорные функции остаются все теми же функциями, так же как и другие психические функции, представленные у человека. Словом, с уверенностью можно сказать, что нередко бывает, что в случаях психических заболеваний сами психические функции как таковые остаются нетронутыми и в основном могли бы функционировать так же, как и в нормальном состоянии.

Патологическим, по-видимому, является не какая-нибудь отдельная функция, а нечто, имеющее более основное, более целостное, личностное значение* Можно полагать, что болезнь поражает в этом случае не какие-нибудь отдельные функции, а саму личность, оперирующую ими. Поэтому нет ничего удивительного, что в случаях заболеваний или просто снижений отдельных психических функций — сенсорных, моторных или даже, быть может, и интеллектуальных — личность в общем продолжает оставаться в границах нормы.

Поэтому наиболее яркие формы проявления психоза следует искать не в отдельных психических или каких-нибудь других функциях больного человека, а скорее в его целостной личностной структуре.

Из всего того, что мы узнали выше об установке человека, мы имеем основание полагать, что психическое заболевание должно найти свое выражение в изменениях этой целостной структурной сущности.


Это предположение ставит перед нами задачу изучить установку у человека при разных психотических состояниях.

2.0 методе изучения установки у больных. Имеющийся в нашем распоряжении метод исследования установки касается в основном лишь ее фиксированных форм. Поэтому мы принуждены и в этом случае ограничиться изучением фиксированной установки наших больных. Но метод наш, как, впрочем, и всякий другой экспериментальный метод, принципиально допускает у испытуемого наличие готовности подвергнуться испытанию и, значит, следовать указаниям экспериментатора. Нормальные испытуемые не представляют в этом отношении никаких затруднений: они легко понимают задачу и готовы исполнить все требования руководителя. Другое дело опыты с психически больными. Они не всегда способны считаться с желанием экспериментатора, и поэтому обычная структура опытов, предполагающая готовность испытуемого подвергаться исследованию, мало подходит для этих случаев. Естественно, возникает вопрос, как выйти из этого Затруднения?

В опытах с животными мы пользуемся тем, что предлагаем им корм, который достаточно энергично активирует их деятельность. Быть может, в том же направлении следовало бы построить и опыты с психически заболевшими людьми! Но в случаях обострения приступа и при этих условиях не всегда можно ждать успеха.

Поэтому мы решили ограничиться, пока у нас других возможностей не имеется, лишь теми данными, которые можно получить у больных в сравнительно спокойном состоянии. В этом случае у нас нет необходимости внести какие-либо более или менее существенные изменения в структуру наших обычных опытов; в основном они протекают и здесь в своей обычной форме.

ШИЗОФРЕНИЯ

Займемся прежде всего больными шизофренией. Их мы изучали и раньше*. Но предметом систематических

Исследований шизофрения стала у нас лишь в последнее время. Сейчас ею занимается весь состав патопсихологического отделения нашего института, и мы используем здесь некоторые из результатов его исследований, чтобы попытаться разрешить стоящую перед нами проблему о состоянии фиксированной у шизофреника установки и о той роли, которую она у него играет.

1. Результаты опытов по установке шизофреника. В работе сотрудника И. Т. Бжалава* мы имеем достаточно большой материал, который дает нам возможность поставить интересующий здесь нас вопрос. Всего было исследовано 195 больных. Из них 32, т. е. 14,5 % общего числа больных, оказались в состоянии, исключающем возможность использования их в качестве испытуемых. По той или иной причине, хорошо известной в клинике шизофрении (состояние остропсихотического переживания, деградация и т, д.), не оказалось возможным актуализировать у них желание следовать указаниям руководителя опытов, т. е. вызвать у них «потребность» увидеть задачу в условиях опыта и попытаться дать соответствующую реакцию. Поэтому эти 32 больных должны были выпасть из общего числа испытуемых.

Другую группу составляли больные, которые лишь временами соглашались следовать указаниям экспериментатора и обыкновенно давали данные, в достоверности которых никогда нельзя было быть уверенным. И эти лица (их 30 человек, т. е. 13,1 %) выпадают из общего числа наших испытуемых.

Если из общего числа испытуемых (195 человек) исключить представителей этих двух групп, т. е. 62 человека, мы получим все же достаточно высокую цифру больных (133 испытуемых), на данных которых можно было бы базироваться при исследовании типических форм установки шизофреника.

Прежде всего следует отметить, что из результатов опытов обращает на себя внимание в первую очередь факт расщепленности фиксированной установки шизофреника в


Зависимости от реципирующих органов, используемых в каждом отдельном случае. Мы знаем, что в норме фиксированная установка действует совершенно одинаково;независимо от того, какие органы принимают участие в рецепции воздействующих на субъекта раздражителей. В неотобранной массе испытуемых не имеет значения, в какой чувственной сфере стимулируется фиксированная установка — в гап - тической или оптической; в обоих случаях мы получаем практически одинаковое число иллюзий. Правда, в оптической сфере число случаев иллюзий несколько ниже, чем в гаптической, но в норме разница эта не настолькозначитель - на, чтобы нужно было бы специально считаться с ней.

Зато в случаях опытов с одной из групп наших больных эта разница столь чувствительна, что она невольно обращает на себя внимание. Так, группа больных в 37 человек, т. е. 16,4% всех случаев, дает до того явную диссоциацию установки в зависимости от разницы реципирующих органов, что пройти мимо этого факта без должного внимания не представляется возможным. А именно: в то время как все 100% этих испытуемых (все 37 человек) фиксируют установку в гаптической области, в зрительной это удается сделать лишь 16 лицам (43,2%).

Таким образом, факт диссоциации в области этих двух реципирующих органов не вызывает сомнения; причем зрительная сфера оказывается менее подверженной фиксации установки, чем сфера гаптическая. Мы здесь особо подчеркиваем этот факт, с тем чтобы потом, при изучении установки в случаях эпилепсии, иметь его в виду.

Если из общей массы испытуемых выделить этих 37 лиц, характеризующихся столь явной диссоциацией установки в зрительной и гаптической областях, и отдельно проследить все доступные нам стороны действия их фиксированной установки, то мы получим значительно расходящиеся данные и в некоторых других случаях (табл. 17), а именно: показатель возбудимости фиксации установки в гаптической сфере значительно выше (75,6%), чем в оптической (37,5%), Разница между этими сферами, впрочем, видна и со стороны динамичности: в то время как оптически фиксированная установка представляет собой динамическую форму в пределах 75,6 %, гаптически фиксированная характеризуется гораздо менее значительной цифрой (13,5%). Зато заметно чаще она выступает в форме статической фиксированной установки (86,5 %).

Наконец, резко различаются обе эти сенсорные сферы и константностью фиксации установки: в гаптической области она представлена 65 % испытуемых, в то время как в оптической мы имеем всего лишь 25 %.

В остальных отношениях, как это видно из табл. 18, существенной разницы между показателями фиксированных установок, по-видимому, нет. Так что если характеризовать фиксированную установку этой группы больных по преобладающим в обеих чувственных модальностях ее формам, то мы должны будем сказать, что эта фиксированная установка отличается грубостью, прочностью, лабильностью и локальностью. Что же касается остальных особенностей установки — ее возбудимостит статичности и константности, то в гаптической области они представлены в высоких показателях, в то время как в оптической они остаются лишь на низких ступенях своего развития.

Следовательно, мы могли бы характеризовать интересующую нас группу шизофреников в целом как людей по преимуществу грубой, лабильной, локальной и достаточно проч-

Ной установки. Если же к этому прибавить и те особенности, которые являются доминирующими лишь в одной — гапти - ческой — области, то в таком случае нам пришлось бы назвать дополнительно и легкость возбудимости, константность и особенно статичность фиксированной установки.

Остается последняя, самая многочисленная группа больных шизофреников (96 человек, т. е. 42,6 % всех случаев), которая существенно отличается от только что рассмотренной нами и потому должна быть выделена особо. Разница прежде всего заключается в том, что в этом случае, в противоположность предшествующему, нет никакой диссоциации между состоянием фиксированной установки в исследованных нами сенсорных областях: данные об установке в гаптиче - ской сфере в основном и существенном целиком совпадают с данными об установке в области зрения. Но это положение оказывается верным лишь в том случае, если достигнуть степени оптимальной фиксации установки в обеих чувственных модальностях, а для этого достаточно бывает обычно 15 уста- новочных экспозиций. Если эффект фиксации в гаптике в этих условиях доходит до 100%, то в оптике он не ниже 81,2%. Цифры эти настолько близки друг к другу, что мы имеем основание утверждать, что в условиях оптимальной фиксации установка в обеих этих сенсорных областях дает приблизительно одинаковые показатели.

Разница между этими сенсорными областями выступает лишь в степени их возбудимости. Зрительная сфера значительно отстает в этом отношении от гаптической: при двух экспозициях в гаптике установка фиксируется в 96,4 % всех случаев, тогда как при том же числе установочных экспозиций в зрительной области число случаев фиксации не превышает 58,3 %. Однако это обстоятельство не является существенным, и оно может быть оставлено здесь без внимания.

Обратимся к детальному сличению данных установки в обеих сенсорных модальностях и в других отношениях. Табл. 18 включает в себя результаты всех опытов, проведенных с этой целью.

Обращает на себя внимание в первую очередь крайне низкий уровень показателей пластических и динамических форм установки. Мы можем утверждать, что установка

Шизофреника изучаемой нами группы статична и груба. Но наряду с этим она прочна и особенно сильно иррадиирована. Менее решительные показатели имеем мы по отношению к константности и стабильности установки шизофреника.

Таким образом, мы видим, что фиксированная установка изучаемой нами группы шизофреников должна быть характеризована как грубая, прочная, статичная и иррадиирован - ная установка, которая в большинстве случаев бывает кон* стантной и стабильной.

Мы находим, таким образом, что наши больные распадаются на две значительно отличающиеся друг От друга самостоятельные группы. Для того чтобы яснее представить себе их различие, сопоставим данные обеих этих групп, причем для ясности картины ограничимся лишь показателями гап - тической сферы установки (табл. 19).

Табл. 19 показывает (в процентах), что при наличии сходства между двумя группами наших испытуемых есть и зна-


Чительная разница между ними. Разница эта касается прежде всего показателей иррадиации установки: в то время как у представителей первой группы этих показателей почти нет вовсе (8,1 %), у представителей второй группы она — иррадиация — представлена во всех случаях без исключения (100 %). Это наиболее существенное различие, которое можно констатировать у представителей обеих этих групп наших испытуемых.

Но наряду с этим они отличаются и со стороны стабильности установок: в то время как испытуемые первой группы характеризуются чаще лабильной установкой (72,9 %), представители второй группы, наоборот, в такой же степени отличаются ее стабильностью.

Во всем остальном установка обеих этих групп дает приблизительно одинаковые показатели. Обращает на себя внимание разве только сравнительно значительная разница между показателями случаев наличия пластичных и динамичных форм установки: в то время как испытуемые второй группы мало или почти совсем их не имеют (14,1 % и 2 %), в первой группе они представлены сравнительно более высокими показателями (24,4 % и 13,5 %).

Что же можно сказать относительно обеих этих групп шизофреников? Нет сомнения, что прежде всего данные иррадиации установки проводят резкую разграничительную линию между ними. Правда, во многом остальном они мало отличаются друг ог друга, но разница по линии иррадиации столь значительна, что вряд ли было бы обоснованно оставить ее без должного внимания. Если, с одной стороны, все 100% лиц второй группы обращают на себя внимание иррадиированиостыо своей установки, то в первой группе, если не считать трех испытуемых, все без исключения являются носителями локальной установки. Конечно, это явление ни в какой степени нельзя считать нормальным, так же как ненормально и наличие 100 % глубокой иррадиации установки у лиц второй группы. Но оно резко противоположно этой же особенности лиц второй категории, т. е. громадного большинства испытанных здесь шизофреников.

Если принять во внимание существенную важность этой особенности установки в случае шизофрении, тогда придется допустить, что лица первой категории не относятся, во всяком случае, к типичным представителям этого заболевания, и все наше внимание нужно сосредоточить на представителях второй группы. Нам придется считать, что это они являются наиболее типичными шизофрениками и что и картину динамики их фиксированной установки следует считать специфически шизофренической. Из общего числа испытанных в данном случае больных (133 лица) к этой последней группе, т. е. к группе истинных шизофреников, относятся 96 человек (73 %), а к первой группе — лишь сравнительно небольшое число подвергшихся испытанию больных, именно 37 человек (27 %).

Таким образом, мы находим, что значительное большинство лиц (73 %), подвергшихся нашему экспериментальному исследованию, является константным носителем прочной, грубой, статической, стабильной иррадиированной установки. Это дает нам основание считать, что при интересующем нас здесь заболевании выступают, как правило, именно эти формы фиксированной установки.

В таком случае нужно допустить, что в основе шизофрений лежит, между прочим, и специфическое изменение в действии фиксированной установки больного — изменение ее в сторону грубости, статичности и иррадиированности.


Это было бы бесспорно, если бы мы не знали случая наличия тех же форм установки и у лиц, которых к настоящим шизофреникам отнести нет никаких оснований. Выше, при типологическом анализе нормальных испытуемых, мы виде - ли, что, несомненно, существует группа лип, установка которых отличается как раз грубостью, статичностью и иррадии - ровашюстью, т. е. именно теми особенностями, что и фиксированная установка основной массы наших шизофреников. Однако это не мешает им оставаться в ряду здоровых людей и вести вполне нормальный образ жизни. Это — группа так называемых статичных субъектов. Следовательно, не может подлежать сомнению, что вскрытые нами формы деятельности установки шизофреников не могут считаться достаточной основой их психического заболевания.

Это значит, что необходимо искать эту основу, быть может, в другом направлении. Дело в том, что анализ установки наших больных еще не вполне закончен и мы должны сейчас обратиться к изучению специфической, чисто челове - ческой формы установки, к тому, что мы называем объективацией.

Итак, что знаем мы относительно способности объективации при шизофрении?

2. Объективация у шизофреника» Нельзя считать, что эта способность в настоящее время уже изучена нами в достаточной степени. Сейчас имеются лишь начальные попыт - ки ее исследования, и мы можем использовать полученные данные, чтобы попытаться разрешить стоящий перед нами вопрос.

В качестве метода экспериментального исследования объективации шизофреника было использовано следующее*.

Испытуемый получает ряд отдельных слов (числом 8) на знакомом ему языке. Это делается для того, чтобы фиксировать у него установку на чтение на данном языке. Девятое слово предлагается в критическом опыте. Оно написано тем же шрифтом, что и установочные слова, но взято из лексикона


Другого языка, не того, к которому относятся слова установочных рядов. Затем повторяются снова эти последние (по три слова в ряду), а за ними следуют но два критических слова в каждом опыте. Слова экспонируются при помощи обычного мнемометра.

Само собой разумеется, испытуемый должен быть в состоянии подчиниться указаниям экспериментатора и иметь готовность выполнить точно его задание. Оно формулируется следующим образом: «Смотрите сюда в окошечко! Здесь будут показываться слова. Читайте их громко!» Восьми установочных слов оказывается достаточно для того, чтобы фиксировать установку на чтение их на соответствующем языке, т. е. на языке этих установочных слов. Но следующее слово относится уже не к тому языку, на который только что фиксировалась установка. Следовательно, здесь может иметь место или беспрепятственное восприятие письменного изображения этого слова, но без всякого осознания его значения, или сейчас же за его чтением — факт некоторой задержки, остановки на нем, — оно должно выпасть из стройного ряда установочных слов и сделаться предметом специального наблюдения, должно быть объективировано испытуемым, с тем чтобы выяснить, что это за слово.

Коротко: условия опыта таковы, что они могут стимулировать у испытуемого акт объективации, который дает ему возможность рефлексии о природе данного слова. Но, как мы видели, испытуемый может поступить и иначе: он может пропустить критическое слово без специальной на нем задержки, может обойтись без его объективации. Само собой разумеется, для точного выполнения условий этих опытов акт объективации необходим, и нормальные субъекты, подвергшиеся испытанию в аналогичных условиях, всегда обращаются к нему — этому акту объективации. Что касается шизофреников, то эти опыты вполне доступны им и они, следовательно, могут быть использованы для испытания способности их обращаться в необходимых условиях к актам объективации, а зат ем на их основе и к актам мышления.

В качестве испытуемых были взяты больные шизофреники, изъявившие готовность выполнить все поручения экс*- периментатора, вытекающие из условий опытов. Ниже мы приведем результаты испытаний 52 больных, среди которых были случаи кататонической и параноидальной шизофрении, как и гебефрении, парафрении и 8ппр1ех’а.

Каковы же результаты, полученные на этих больных?

Они могут быть формулированы следующим образом: в то время как способность полной объективации оказывается налицо всего лишь у 9 больных (17 % из общего числа наших испытуемых), во всех остальных случаях встречаются уже другие разновидности реакции на предложенные испытуемым задачи. Чтобы понять смысл этих данных, остановимся на них несколько подробнее.

Прежде всего нужно отметить, что все 9 лиц, у которых удается обнаружить способность объективации, производят в этих опытах в общем впечатление нормальных людей. Когда они читают критическое слово (например, в ряду грузинских какое-нибудь русское слово), они несколько приостанавливаются и повторяют его два-три раза, причем в конце концов уже в русском произношении. Совершенно не остается сомнения, что им все же удается объективировать его. Поведение этих лиц в данном случае ни в чем существенном не отличается от поведения нормальных людей, если не считать разве только того, что процесс объективации происходит здесь не сразу, а обычно в результате некоторой более или менее заметно выраженной задержки.

К числу этих же лиц можно было бы отнести еще 2 испытуемых, если бы им удалось более или менее продолжительно задерживаться и сосредоточиваться на объективированном ими содержании. Но это оказывается для них невозможным: очни сейчас же упускают из виду совершенный ими же акт объективации, так что исключается всякая возможность развернуть на ее основе соответствующие процессы мышления.

К этой же группе можно присоединить дополнительно еще 7 испытуемых, которым определенно удается совершить акт объективации, но лишь временами и урывками: то они оказываются в силах сделать это, то нет. Во всяком случае, нет никаких оснований вполне отказать им в этой способности: она у них налицо, но активация ее не всегда в их власти.

Если обратиться сейчас к испытуемым другой категории, т. е. лицам, которые не могут вовсе объективировать воздействующие на них раздражения, то здесь придется отметить наличие определенного числа групп, отличающихся друг от друга в ряде существенных особенностей.

Прежде всего обращает на себя внимание группа испытуемых (9 лиц), которые разрешают предложенную им экспериментальную задачу всегда безошибочно и без задержки; они ясно переживают языковое различие установочных и критических слов, т. е. знают, что одни из них русские, а другие, например, грузинские. Нужно полагать, в данном случае мы имеем дело с испытуемыми, у которых установка в условиях наших опытов не фиксируется, и по этой причине им легко удается избегать ошибок, легкодопустимых в условиях факта фиксации установки.

Другая группа испытуемых (13 лиц) оказывается способной читать предложенные ей ряды слов без всякой задержки, но сейчас же обнаруживается, что лица этой группы совершенно не осознают значения прочитываемых ими слов. Если бывает, что они прочитывают какое-нибудь из слов неправильно, а иногда даже коверкают его, то они зтого не замечают и, не делая никаких поправок, продолжают читать дальше. Таким образом, в этом случае мы имеем дело с лицами, сознание которых как бы выключено из процесса чтения, поскольку этот последний представляет собой активную работу мысли, гарантирующую понимание значений, связанных с графическим изображением слов.

Следующая далее группа испытуемых (12 лиц) в результате установочных опытов получает значительную фиксацию установки, которая принимает определенно статическую форму. Критические слова воспринимаются ими как слова, взятые из лексикона установочных рядов; например, критическое слово «гора» они воспринимают как грузинское слово «гора». Эти лица остаются во власти своих актуальных установок, не будучи в силах обратиться к актам объективации.

Таким образом, строго говоря, лишь 17 % наших испытуемых обнаруживают в условиях опытов способность объективации. Остальная же их масса оказывается, в той или иной степени, не в силах обратиться, когда это нужно, к актам объективации и развернуть на ее базе процессы мышления.

Но здесь может возникнуть вопрос: не является ли это заключение специфичным лишь для условий наших опытов? Ведь в них дело касается довольно сложного акта — чтения слов, и притом слов, взятых из лексикона не одного, а двух языков (установочные слова относятся к одному, а критические к другому из известных испытуемому языков). Поэтому было бы целесообразно повторить те же опыты в более доступных испытуемым условиях.

По этим соображениям в другой серии опытов больным предлагается составленная из 17 отдельных частей мозаичная постройка, и они должны определить, что она собой представляет. В случае, если испытуемый затрудняется в этом, ему оказывается нужная помощь. Когда испытуемый дает удовлетворительный ответ, ему говорят: «Это сооружение я сейчас разрушаю! Вы должны его восстановить!» По разрушении постройки к куче полученного в его результате материала мы прибавляем, незаметно для испытуемых, три-четы - ре отдельные единицы, которые мало чем отличаются от остальных экземпляров этой кучи. Испытуемый пытается в этих условиях восстановить разрушенную постройку.

Удовлетворяют ли условия этих опытов требованиям, предполагающим обязательное наличие способности объективации? Когда испытуемому предлагают восстановить ту же постройку, у него обычно появляется готовность сделать это. Но для того, чтобы разрешить задачу, не оказывается достаточным взять любую фигуру и положить ее на любое место. Для разрешения задачи требуется нечто большее — требуется специально разглядеть фигуру, испытать ее не только со стороны формы, но и объема, чтобы найти ей надлежащее место. Таким образом, чтобы правильно разрешить задачу, у испытуемого возникает потребность объективации отдельных единиц мозаики. Условия опытов, следовательно, имеют в виду способность объективации. К ней должен


Обратиться испытуемый, чтобы удовлетворительно разрешить стоящую перед ним задачу.

Поскольку опыты эти не предъявляют никаких специальных требований к знаниям и умениям испытуемого, они отличаются от экспериментов с чтением и могут быть квалифицированы как более подходящие при работе с лицами с психическими заболеваниями. Недостаток опытов, однако, следует видеть в том, что они слишком явно стимулируют потребность объективации; опыты построены так, что с самого начала заставляют испытуемого внимательно рассмотреть каждый отдельный элемент, чтобы найти ему соответствующее место в целом мозаики.

Каковы же результаты этих опытов с нашими больными? Как и следовало ожидать, опыты сильно стимулируют больных к актам объективации. Больные с самого начала оказываются вынуждены осмыслить особенности каждой данной фигуры с точки зрения места, которое им принадлежит в целом. Оказывается, что большинство больных (42 человека) относятся именно к этой группе испытуемых. Значительно меньше число больных, вовсе не объективирующих находящиеся перед ними фигуры; они подбирают какую-нибудь фигуру и помещают ее куда попало; таких больных мы нашли не более трех. Наконец, 6 человек оказались в таком состоянии, что, ввиду проявленного ими негативизма, опыты с ними не дали результатов.

Однако внимательный анализ поведения первой группы испытуемых показывает, что способность объективации представлена у них не в одинаковой степени и что в общем большинство обнаруживает более или менее значительный дефект в активировании этой способности. Мы могли бы сказать, что способность объективации в достаточно полной мере представлена лишь у 15 испытанных нами больных. Характерно, однако, что в этой группе встречается сравнительно большое число лиц, относящихся с определенным недоверием к своим силам: им кажется, что они не в силах разрешить предлагаемые им задания, и этим они несколько отличаются от вполне нормальных людей.

Еще дальше отступают от нормы представители последу- ющих групп наших испытуемых. Можно различать несколько таких групп, обнаруживающих некоторые своеобразные особенности при разрешении стоящих перед ними экспериментальных задач. Одни из них стоят ближе к возможности разрешения этих задач, другие — дальше. Но для них всех характерна одна особенность: они затрудняются разрешить стоящие перед ними задачи -- им просто не удается это сделать, несмотря на то что в некоторой помощи экспериментатор им не отказывает. Они жалуются, что не привыкли или просто не могут исполнить заданий, которые касаются скорее инженера, но не их. «Это дело инженера», — заявляют наши испытуемые. Можно думать, что это заявление не лишено оснований, что в данном случае испытываются действительно специально конструктивные способности, а не просто способности к объективации. Но внимательный анализ показывает, что интерес экспериментатора здесь вовсе не направлен на установление степени правильности возводимых больными конструкций: они могут быть и не совсем правильными. Интерес его заключается лишь в том, чтобы увидеть, насколько обнаруживает испытуемый способность совершать акты объективации для того, чтобы на их основе делать попытку возведения объективируемых им конструкций.

Нужно иметь в виду, что среди испытуемых встречаются иногда и такие, которым ровно ничего не стоит разрешить поставленную перед ними задачу: они быстро и беспрепятственно возводят требуемые от них конструкции. Им удается это сделать без необходимых для этого актов объективации, они импульсивно выполняют задание. Это специально одаренные люди, которые могли бы быть мастерами дела, если бы они отдались ему. В нашем случае речь идет не о них. Мы говорим лишь о людях, которым удается разрешить предлагаемые им задачи лишь в том случае, если они найдут в себе способность обратиться к акту объективации тех сторон конструкций, которые им прямо или непосредственно не даются. Задача заключается не в выяснении степени конструктивных способностей наших испытуемых, а лишь в их

8 Зак № 137


Умении сделать некоторые из сторон конструкций специальным объектом своего наблюдения, с тем чтобы получить возможность развернуть мышление на этой основе и таким путем найти наиболее надлежащий способ разрешения стоящей перед ними задачи.

Нет нужды специально останавливаться здесь на всех попытках разрешения задачи, к которым прибегают наши испытуемые. Отмечу только, что наиболее часто встречаются случаи, когда больные, приступив к решению задачи, сразу же останавливаются на каком-нибудь, часто недостаточно обоснованном способе ее разрешения, но «детерминирующая тенденция», которая появляется у них в данном случае, оказывается слишком слабой — она меркнет, прежде чем приводит к актам решения задачи, уступая, таким образом, место непосредственным, импульсивным актам поведения. В общем, получается определенное впечатление, что наши испытуемые не способны достаточно продолжительно удержаться на ступени объективации для того, чтобы суметь развернуть на ее основе свои мыслительные способности и прийти к удовлетворительному разрешению задачи. Они быстро соскальзывают с этого состояния. Так случается, что задача ими не разрешается и они, утомившись, в конце концов вовсе отказываются от дальнейших попыток в этом направлении.

Таким образом, мы видим, что наши больные и в этих опытах не оказываются способными дать нам что-нибудь существенно новое сравнительно с тем, что мы получили от них выше в опытах с текстом.

Что же говорят нам эти данные в целом? Как в первом, так и во втором случае мы встречаемся с некоторым, хотя и незначительным, числом лиц, которым как будто и удается правильно и сравнительно легко разрешить предлагаемые им задачи. Однако если внимательно приглядеться к этим случаям, то принуждены будем сказать, что здесь перед нами состояние, в котором наши больные хотя и оказываются более или менее адекватными ситуации, но сравнительная поверхностность их суждений все же не оставляет сомнения в том, что мы имеем дело с не вполне нормальными субъектами.

Еще яснее это видно в опытах с остальными больными, которым, собственно, вовсе не удается разрешить предложенные им задачи, хотя все они и обнаруживают более или менее определенную готовность сделать это. Как мы видели, они принимают предложение экспериментатора, обнаруживая желание выполнить его, но не оказываются в силах сделать это: главным образом потому, что им не удается сосредоточиться на задаче. Словом, во всех этих случаях чувствуется явно выраженная недостаточность способности объективации.

Итак, мы можем заключить, что в случаях шизофрении мы имеем дело с более или менее явным дефектом способности объективации, и нужно полагать, что это служит одной из психологически понятных причин своеобразного снижения поведения больного.

Выше, при описании состояния объективации, мы убедились, что это — одна из наиболее существенных особенностей исихологии человека. Анализ поведения шизофреника показывает, что патология в этом случае несомненно затрагивает и эту способность: объективация шизофреника становится определенно дефективной. Но если это так, то это значит, что в этом случае мы имеем дело с явлениями глубоких изменений в психической жизни больного — мы имеем дело со снижением уровня, на котором работает психика нормального человека. Выше мы говорили относительно планов психической жизни вообще и видели, что у человека, ввиду наличия способности объективации, следует различать несколько таких планов. Отсюда становится понятным, что вся система психической жизни человека должна стать иной — она должна совершенно перестроиться, если лишить ее способности объективации. В случае шизофрении мы имеем дело несомненно, хотя и не исключительно, с явно выраженным актом поражения этой способности.

Но значит ли это, что шизофреник, лишившись способности объективировать явления и развивать акты своей деятельности на высоком уровне, этим самым снижается просто до уровня нормальной психической жизни животного? Достаточно поставить этот вопрос, чтобы сейчас же дать на него отрицательный ответ.

Шизофреник, конечно, продолжает быть человеком, но человеком, лишенным того, что является специфической особенностью его психики; он продолжает быть больным, не - нормальным человеком.

Нужно помнить, что заболеванию предшествует достаточно длительный период нормального развития. Следовательно, заболевает более или менее сложившийся, нормальный человек. На базе установившейся способности объективации у него развивается интеллект — способность логического мышления — и затем, или наряду с ним, и воля — эта основа регулированного, истинно человеческого поведения. Когда начинает разрушаться способность объективации, естественно, прекращается нормальная работа и всех этих систем, базирующихся па ее основе: и интеллект и воля становятся формами психической активности, лишенными своего обычного нормального основания. Будучи лишены его, и мышление и воля начинают проявляться в патологических формах деятельности, и это продолжается до исходных состояний шизофрении, в которых они постепенно снимаются, и больной все ближе и ближе подходит к состоянию животного, с которым его, однако, никогда в полной мере нельзя идентифицировать.

Дальнейшие исследования должны показать, как широко и в каких направлениях и формах находит свое отражение этот основной сдвиг в психике шизофреника. Они же должны сосредоточить внимание и на разрешении проблемы о специфике зтого сдвига.

3. Типологические основы шизофрении. При попытке типологической классификации людей, ведущих жизнь в нормальных условиях, мы остановились на мысли о необходимости разделить их в основном на три большие группы: па группу динамичных, группу статичных и группу вариабельных людей. Строго говоря, истинно нормальными следовало бы признать группу динамичных людей, тогда как статичных вместе с вариабельными нужно было бы отнести к категории субъектов, в той или иной мере отступающих от обычной нормы.

Однако анализ поведения последних показывает, что течение их жизни обычно не выходит из нормального русла и они остаются в общем вполне приспособленными людьми. Более того, не исключена возможность, что в кругу этих лиц встречаются люди, которые по уровню своей одаренности и степени талантливости нередко превосходят обычных средних представителей группы динамичных людей. Поэтому, конечно, нет оснований исключить их из числа нормальных субъектов, строителей общечеловеческой жизни.

Это обстоятельство, однако, ие исключает вопроса об отношении того или иного типа нормального человека к той или иной форме психического заболевания. Перед нами возникает именно этот вопрос в отношении шизофрении: не встречаются ли среди здоровых типов и такие люди, которые по структуре своего характера особенно близко стояли бы к шизофрении и в случае заболевания должны были бы в основном пополнять ряды шизофреников?

Выше, при изучении типов людей, достаточно ярко отличающихся друг от друга, мы имели случай говорить относительно той группы субъектов, которых коротко можно бы было назвать группой лиц статической установки. В результате изучения их фиксированной установки выяснилось, что все они характеризуются прочной, константной, грубой, статической, стабильной, иррадиированной установкой.

Это значит, что группа нормальных испытуемых со статической установкой является носительницей в общем такой же фиксированной установки, как и основная группа больных шизофреников: их установка, как мы видели выше, также прочна, константна, груба, статична, стабильна и иррадии - рованна.

Но, само собой разумеется, можно констатировать и существенную разницу, которая имеется между ними. При анализе субъектов со статической установкой мы обратили внимание, что они обычно отличаются достаточно резко выраженной объективацией — способностью, на базе которой вырастают специфически человеческие функции интеллек-


Та и воли. Вмешательство этих могучих видов активности, покоящихся на базе объективации, открывает субъекту возможность нормального руководства своей жизнедеятельностью.

Но допустим, что способность объективации поражается.

В таком случае мы должны допустить и факт снижения интеллекта и воли. Можно сказать, что в этих условиях функции эти снижаются и субъект остается в распоряжении лишь тех форм фиксированной установки, которые вообще характеризуют людей этой группы. Это значит, что поведение их в основном будет развиваться непосредственно на базе представленной у них фиксированной установки, т. е. точно такой, которая характерна для лиц, пораженных шизофренией.

Таким образом, становится понятным, что основной фонд, из которого пополняются ряды шизофренйков, это прежде всего люди статической установки.