ДРУГИЕ ВИЛЫ АКТИВНОСТИ

1. Проблема внушения. Существуют и другие, кроме импульсивного и волевого поведений, формы активности. Дифференциация их может быть произведена в зависимости от того, что вызывает установку, лежащую в основе протекания данной активности. Выше мы различали импульсивное и волевое поведения именно по этому признаку: в одном

Случае установку вызывает ситуация актуальной потребности или же, короче, — актуальная ситуация, а в другом — идейная или воображаемая, мыслимая ситуация.

Возникает вопрос: бывают ли случаи, чтобы установку создавало и что-либо другое?

Здесь в первую очередь следует назвать так называемое внушение. Сегодня никто не сомневается в его существовании. Что оно собой представляет? Вначале это понятие употреблялось в очень узком смысле. Как известно, при гипнотическом сне создается возможность, чтобы предложение гипнотизера было дано в переживании медиума как приказ, который он обязательно выполняет. Бывает и так, что приказ выполняется после пробуждения, если таково желание гипнотизера («постгипнотическое внушение»). Выяснилось, что тот же эффект возможен и при бодрствовании» И здесь случается порой, что человек помимо своей воли, неосознанно подчиняется приказу другого лица и выполняет его. Такое воздействие одного человека на другого называют внушением; различают внушение гипнотическое и постгипнотиче - ское и внушение, полученное в состоянии бодрствования.

Раз установлено, что внушение удается и в состоянии бодрствования, возникает вопрос: в каких условиях это происходит? По Штерну, надо различать две группы условий: условия, необходимые для принятия внушения, и условия, которые необходимы для того, чтобы осуществилась передача внушения.

Для того чтобы субъект мог принять внушение, необходимы три условия: а) он должен быть внушаемым; послушный, некритично настроенный, безынициативный субъект обычно более внушаем, нежели человек с противоположными чертами; однако внушаем не только такой человек; б) ситуация, в которой находится субъект, должна создавать такую общую настроенность, чтобы это служило помехой для самостоятельных вдумчивых суждений (эмоциональная ситуация); в) внушение должно касаться такой стороны, где меньше всего можно ожидать самостоятельности субъекта: сравнительно чужой для него сферы, незнакомых вопросов и таких, чтобы они не противоречили обычному течению его воли.

Что касается передачи внушения, главным условием для него является специфическое свойство — внушительность, или суггестивность. Нет сомнения, что внушать может не каждый, хотя бы даже и были максимально соблюдены все условия для принятия внушения. Для этого необходимо некое специфическое общее свойство — суггестивность. Без этого свойства не принесет желаемого эффекта ни красноречие, ни некоторые благоприятные черты внешности, которые в руках суггестивного субъекта могли бы, наоборот, иметь исключительное значение.

Суггестивностью обладает не только человек, она может исходить и от коллектива. Например, в случае так называемой паники всех охватывает страх и все безотчетно бегут куда-то; или, когда все восторженными аплодисментами встречают или провожают артиста, это происходит потому, что коллектив, масса оказывает внушающее влияние на отдельного человека.

Таким же примером внушения является мода, все равно, касается ли она формы одежды или чего-либо иного, — она является плодом суггестивности, исходящей от коллектива.

Предметы также могут обладать суггестивностью, примером этому служит реклама.

Возможно и самовнушение (когда тобой владеет какое - либо сильное желание, в конце концов начинаешь верить в реальность его осуществления). Такую же роль выполняют ожидание и страх: в случае паники мы имеем дело с самовнушением, исходящим не только от коллектива, но и от нашего страха.

Таким образом, мы видим, что в определенных условиях бывает так, что человек действует не согласно своей актуальной потребности, не по собственной воле, а под чужим влиянием и в то же время имеет такое переживание, будто он действует по своему желанию, а не по чужому импульсу. В подобном случае мы имеем дело с внушением.

Стало быть, характерным для внушенного поведения является отсутствие у субъекта чувства, что его поведение


Направлено чужой волей. Это обстоятельство заставляет нас думать, что в случае внушения и в самом деле не чужая воля направляет поведение человека, что он действительно сам направляет свое поведение, несмотря на то что объективно он не выполняет ничего, кроме чужого приказа. Если бы можно было как-нибудь показать, что это так и есть, тогда тайна внушения стала бы для нас совершенно явиой. Посмотрим, быть может, действительно есть такая возможность!

Допустим, что гипнотизер оказывает влияние не непосредственно на поведение субъекта, не непосредственно вызывает у него те или иные акты поведения, а в первую очередь оказывает специфическое влияние на самого субъекта. Допустим, что он изменяет последнего так, что тот гю своей воле думает то, чего на самом деле хочет сам внушающий. Каким же тогда будет переживание субъекта? Именно таким, как это и бывает в случае внушения: субъект и в самом деле будет делать то, что хочется ему самому, именно ему самому, а не кому-то другому, хотя объективно он делает только то, что ему приказано. Следовательно, надо полагать, что в случае внушения непосредственному влиянию подвергаются не действия субъекта, а его личность, которая видоизменяется так, что возникает стремление, готовность — установка — выполнения актов определенного поведения. И когда субъект выполняет эти акты, он реализует свою собственную установку, а не чужой приказ. Понятно, что и переживание у него именно таково.

Итак, в основе внушения, очевидно, лежит механизм установки; иначе было бы невозможно дать ему удовлетворительное объяснение. К счастью, есть и фактическое основание, говорящее в пользу этого предположения. Как уже отмечалось выше, мы экспериментально доказали, что так называемое постгипнотическое внушение является реализацией созданной в гипнотическом сне установки. Но то, что в этом случае говорится о постгипнотическом внушении, разумеется, с полным правом можно повторить и относительно любого вида внушения.

2. Принуждение и его роль в генезисе воли. Есть и такие случаи деятельности, когда мы не имеем дела ни с импульсивным, ни с волевым поведениями, ни с внушением. Во всех этих случаях активности субъективно имеется хотя бы одно общее — во всех трех случаях переживание субъекта таково, будто он действует согласно своему желанию, делает то, что хочется ему самому, а не кому-то другому.

Однако не всякая деятельность человека сопровождается таким переживанием, бывают случаи, когда мы испытываем принуждение: мы действуем, делаем что-то, но при этом чувствуем, что выполняем в этом случае чужую волю, что по своему желанию мы бы не взялись за это дело. Здесь подразумеваются все те случаи, когда мы выполняем идущие извне требования и знаем, что эти требования навязаны извне. Примерами этого служат: а) команда, выполняемая солдатом; б) закон или правило, в основе которого лежит авторитет государства или какой-либо организации и исполнение которого обязательно; в) приказ, который хочешь не хочешь, а выполнить надо (приказ старшего по отношению к младшему).

Оставим в стороне другие возможные случаи, т. к. уже из названных примеров ясно видно, в чем заключается особенность этого вида активности. Как уже говорилось, здесь основное — принудительность: человек вынужден делать то, что ему диктуют. Возникает вопрос: как здесь осуществляется деятельность? Что ее направляет? Об установке здесь говорить трудно. Дело в том, что здесь субъект переживает свою деятельность как навязанную кем-то, принудительную, а не как собственную активность. Но, с другой стороны, вообще невозможно, чтобы процесс какой-либо более или менее сложной деятельности протекал без установки. Решение вопроса надо искать в следующем: субъект, хотя и по принуждению, в конце концов все же сам берет на себя порученное дело, все же приемлет его. Следовательно, это дело выполняет все же он, и потому оно является его делом. Стало быть, у нас нет основания для полного отрицания установки.

Это обстоятельство делает понятным, что в конечном счете деятельность этой категории служит подготовительной ступенью волевого поведения, той почвой, на которой, хотя бы частично, возникла воля человека. Дело в том, что в случае принудительной активности человек делает то, по отношению к чему у него в данный момент нет никакого импульса. Мы знаем, что одним из специфических признаков воли является именно то, что здесь субъект действует не для удовлетворения актуальной потребности, делает не то, что ему именно сейчас хочется, а то, что для него в данный момент неактуально, чего ему сейчас, возможно, вовсе и не хочется. Словом, одним из характерных моментов воли является то, что здесь человек делает что-нибудь не потому, что ему хочется этого в данный момент, а по совершенно иной причине. Стало быть, принудительная активность представляет в этом отношении своего рода предшествующую ступень для воли: она приучает человека делать то, что не имеет ничего общего с актуальными желаниями, и в этом отношении она закладывает фундамент человеческой воли. Но в случае законченной, полной воли деятельность имеет ведь в основе установку! Отсюда будет ясно, что возможность такой установки должна быть подготовлена в процессе принудительной деятельности.

Согласно всему этому, генезис воли в этом направлении следовало бы представить так: вначале был приказ, потому что сам приказывающий не хотел делать того, что обязывал сделать другого. А сделать то, что ему не хотелось, он был не в силах, ибо у него пока не было воли. Раб был вынужден выполнять приказ, т. е. делать такое дело, к чему у него не было актуального интереса. Но делал он это по принуждению, движимый импульсом, исходящим из принуждения. Поэтому его деятельность была в конце концов скорее импульсивной, нежели волевой: воли пока не было и у него. Подлинная воля появилась лишь после того, как человек привык приказывать не другому, а себе самому. Однако приказ себе самому — уже не приказ, это уже потребность делать то, к чему в данный момент субъект никакой потребности не испытывает. Это сознание руководящей роли потребностей «я». Следовательно, такой «приказ» является показателем возникновения подлинной воли.