ГЛАВА1.ДОВЕРИЕ В КОНТЕКСТЕ СОЦИАЛЬНОПСИХОЛОГИЧЕСКИХ И ПСИХОЛОГИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЙ // § 1. ОСОБЕННОСТИ ИССЛЕДОВАНИЯ ДОВЕРИЯ В КОНТЕКСТЕ ОТЕЧЕСТВЕННЫХ ПСИХОЛОГИЧЕСКИХ И СОЦИАЛЬНОПСИХОЛОГИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЙ

В понятии «доверие» принято отражать практику повседневных отношений между людьми. В этой связи в социально-психологических и психологических исследованиях при изучении самых различных проблем отечественные психологи довольно часто обращались к явлению доверия, указывая на его чрезвычайную важность для установления позитивных отношений между людьми. Однако работ, посвященных изучению доверия как самостоятельного социально-психологического явления, в отечественной психологии до настоящего времени не существовало.

В данном разделе анализируется вопрос о том, как доверие было включено в контекст различных направлений отечественной и зарубежной психологической науки.

Как уже было отмечено, в отечественной психологии доверие не было предметом самостоятельного социально-психологиче - ского анализа, кроме некоторых работ, посвященных проблеме внушения как методу психологического воздействия. Однако понятие доверия довольно широко использовалось авторами в контексте других проблем (В. Вичев, Б. Ф. Поршнев, И. С. Кон, А. В. Мудрик, В. А. Лосенков, В. Н. Куликов, Л. А. Петровская,

А. И. Донцов, А. У. Хараш, М. Ю. Кондратьев, В. А. Петровский и др.). Анализ работ перечисленных авторов в целом не позволяет вскрыть сущность изучаемого явления, однако дает возможности составить представление о многочисленных феноменальных про

Явлениях данного явления. Справедливости ради отметим, что в отечественной психологической литературе известно лишь одно специальное исследование, посвященное проблеме доверительного общения, оно принадлежит В. С. Сафонову [273].

В социально-психологических исследованиях проблема доверия чаще всего затрагивалась в контексте разработки проблемы соци - ально-психологического внушения (В. М. Бехтерев, В. С. Кравков,

В. Н. Куликов, Г. К. Лозанов, А. С. Новоселова, Г. А. Веселкова, К. К. Платонов, И. Е. Шварц и др.). В процессе исследования закономерностей социально-психологического внушения вскрыта особая форма психологической защиты, которая противостоит нежелательным для личности внушениям, — контрсуггестия. В ходе экспериментальных исследований было установлено, что личность контрсуггестивна прежде всего к тем внушениям, которые расходятся с ее взглядами и убеждениями. Речь идет преимущественно о проблеме сходства ценностных ориентации и возникновении доверия на этой основе.

Прослеживая развитие контрсуггестивности в процессе онтогенеза личности, один из наиболее авторитетных исследователей в этой области В. Н. Куликов отмечает, что постепенно, по мере развития личности «происходит дифференциация контрсуггестивности, разделение ее на отношение к содержанию внушений и на отношение к их источнику, ... хотя часто доверие к воспитателю может породить и доверие к тому, что он внушает, а недоверие — недоверие к содержанию внушения» [159, с. 56]. Автор отмечает, что основное значение имеют взаимоотношения личности с конкретным источником внушений и с их конкретным содержанием.

Исходя из экспериментальных данных, В. Н. Куликов выделяет основные закономерности контрсуггестивности:

1. Селективный принцип действия этих явлений (различная степень контрсуггестивности в отношении различных людей).

2. Наибольшая контрсуггестивность по отношению к тем внушениям, которые противоречат потребностям, взглядам, убеждениям и другим ценностным ориентациям.

3. Динамизм контрсутгестивности, контрсуггестивность стремится к нулю, хотя практически никогда не бывает равна ему.

Все перечисленные выше свойства контрсуггестивности можно отнести и к противоположному явлению — суггестивности (доверию), ибо эти противоположности существуют неразрывно. Следовательно, селективность свойственна и доверию, что означает, что человек доверяет избирательно и в различной степени разным людям (это свойство названо нами парциальностью), во-вторых, человек больше склонен верить в ту информацию, которая не противоречит его ценностным ориентациям и соответствует потребностям, а не в связи с отношением доверия или недоверия к

Источнику информации. И, в-третьих, суггестивность (потребность доверять) стремится к бесконечности, хотя никогда не бывает равной ей. Другие авторы выделяют еще некоторые свойства рассматриваемого явления, например, было показано, что податливость человека внушению повышается, когда он попадает в ситуацию неопределенности, т. е. личностью легче принимается на веру то, что предлагает авторитетный коммуникатор при низкой когнитивной компетентности реципиента (А. С. Кондратьева). Второе обстоятельство имеет большое значение, ибо без его учета может создаваться впечатление о фатальной роли авторитетности и полной зависимости от авторитетного лица. В. Н. Куликов отмечает, что «изучение когнитивной компетенции применительно к области социальной перцепции развивалось, прежде всего, в русле построения пространственно-координатных моделей когнитивных структур... В рамках этого подхода когнитивная компетентность получила операциональную трактовку в понятии "когнитивная сложность субъекта"» [159, с. 26]. Биэри в 1961 г. определил когнитивную сложность как многомерность когнитивного пространства и «разновзвешенность» соответствующих координат, причем результаты многочисленных исследований, проведенных за рубежом (Мюллер, 1974), указывают на факт доминирования «аффективной» координаты в когнитивных структурах. Оказалось, что более «сложные» испытуемые способны к лучшему предсказанию поведения других людей в социальных ситуациях и менее склонны изменять свое впечатление от других при получении сбивающей информации. Таким образом, согласно данной трактовке, внушаемость, податливость внушению выступает как сложное внутриличностное образование, связанное как с эмоциональными, так и с когнитивными структурами личности.

В процессе экспериментального исследования внушения изучалась также роль вербальных и невербальных средств. При внушении огромную роль играет речь, т. е. основным средством суггестивного воздействия является слово (В. Н. Мясищев, Б. Д. Парыгин, К. К. Платонов, Б. Ф. Поршнев и др.). Целым рядом авторов проводились исследования, посвященные выявлению суггестивных возможностей неречевых факторов. Результаты исследований показали, что неречевые факторы обладают ограниченными возможностями суггестивного воздействия. В. Н. Куликов показывает, что неречевые средства (жесты, мимика, поступки, интонация и т. д.) «... могут внушать главным образом те или иные психические состояния (уверенность, неуверенность, робость, спокойствие и др.). Попытки внушать с помощью неречевых факторов конкретные действия, идеи, взгляды, как правило, не давали результатов» [159, с. 11]. Однако исследования, проведенные В. Н. Куликовым, указывают на то, что неречевые факторы могут оказывать суще

Ственное влияние на силу словесных внушений — они могут либо усиливать вербальное внушение, либо ослаблять его.

Таким образом, при изучении социально-психологических особенностей суггестивности и контрсуггестивности во всех проанализированных исследованиях часто употребляется термин «доверие», в основном как синоним суггестии, тем не менее, ни в одном исследовании не приводятся дефиниции данного понятия, а также не предпринимаются попытки к построению теоретической модели доверия как относительно самостоятельного социально-психологического явления, хотя все авторы отмечают важнейшую роль доверия в процессе внушения.

Доверие рассматривалось и в связи с рядом других социаль - но-психологических проблем. Так, в ряде отечественных исследований, посвященных социально-психологическим аспектам проблемы авторитета, вслед за работами, выполненными в рамках философии и социологии, также отмечается важнейшая роль доверия как необходимого условия подлинного авторитета (М. Ю. Кондратьев, Ю. П. Степкин, Э. М. Ткачев). Практически все авторы, занимавшиеся психологическими аспектами проблемы авторитетности, указывают, что доверие к носителю авторитета является необходимым условием существования самого феномена авторитетности.

Среди различных психологических подходов, с помощью которых авторы пытаются осмыслить феномен авторитета, наибольшую известность приобрел подход, предложенный М. Ю. Кондратьевым [143]. Он рассматривает проблему авторитета в русле стратометрической концепции А. В. Петровского и концепции персонализации, разрабатываемой В. А. Петровским. Справедливо критикуя интраиндивидный подход к пониманию сущности авторитетности, М. Ю. Кондратьев предлагает понимать сущность данного явления, исходя из интериндивидного подхода. Разрабатывая концептуальные положения, основанные на данных позициях, автор показывает, что традиционный подход к проблеме авторитета с интраиндивидной теоретической позиции связан с рассмотрением авторитетности как функции особых свойств и качеств индивида. Такой подход оказался несостоятельным в изучении данного явления, так как в нем не учитывается связь между тем, кто считается авторитетным, и тем, кто считает авторитетным того или иного человека. М. Ю. Кондратьев пишет, что, с точки зрения обозначенного им подхода, понятие «авторитет» необходимо интерпретировать как «внутреннее признание за личностью (как руководителя, так и подчиненного) права принимать ответственные решения и оценивать значимые обстоятельства совместной деятельности» [143, с. 197]. Исходя из предложенных позиций, М. Ю. Кондратьев строит модель авторитетности, а также предла

Гает типологию межличностных отношении, основанных на авторитетности, где в качестве ее исходной единицы выдвигает показатель значимости одного индивида для другого. В предложенной модели возрастание значимости рассматривается как стадии становления авторитетности, которым соответствуют три позиции в межличностных предпочтениях: «информатора», «референтного лица» и «авторитетного лица». При этом «закрепление» в каждой предшествующей позиции «...ни в коей мере не предопределяет переход на следующую ступень в иерархии межличностных предпочтений, т. е. является необходимым, но недостаточным условием этого качественного скачка» [143, с. 204]. Сами отношения, существующие на каждой из описанных стадий, характеризуются автором следующим образом: «На первой стадии значимость одного индивида для другого определяется лишь его информированностью в связи с каким-либо вопросом, на второй стадии, стадии "референтности", важна уже не просто информированность, но и отношение другого индивида к значимой, важной информации, его оценка этой информации, и лишь третья стадия, стадия "авторитетности", характеризуется авансированием доверия», ибо его мнение признается не только важным, но и верным, «воспринимается как прямое руководство к действию». Таким образом, разрабатывая концепцию авторитетности, М. Ю. Кондратьев выдвигает признак авансирования доверием как основной признак авторитетности. Он пишет: «Признавая за лидером право на принятие ответственного решения в значимых условиях совместной деятельности, члены группы авансируют ему доверие, порой предоставляя недопустимую для них самих свободу действий, уверенные в том, что она будет использована лишь во благо сообщества» [143, с. 204]. Исходя из всего вышесказанного, становится видно, что по существу автор выделяет признаки, на которых и основывается авансирование доверием: безопасность (авторитетное лицо ничего не сделает во вред сообществу), значимость как авторитетного лица, так и информации, о которой идет речь, а также значимость оценки этой информации. В данном контексте речь идет также о значимости принятия ответственного решения в значимых условиях совместной деятельности.

Таким образом, в данном контексте выделены не только содержательные параметры авторитетности, но и содержательные параметры доверия, которое является основным условием подлинного авторитета.

Роль доверия изучалась и в контексте обсуждения проблемы значимых других (В. Н.Князев, А. А. Кроник, Е. А. Хорошилова, Н. Б. Шкопоров). Разные авторы приводят различные дефиниции значимости другого, отмечая, что в настоящее время у ученых нет единого мнения относительно того, по каким критериям описы

Вается круг значимого общения. Одни авторы считают, что в круг значимых других необходимо включать лишь наиболее близких человеку людей. Другие, например Т. Шибутани, считают, что параметр психологической близости не является показателем значимости. Еще более крайняя точка зрения высказывается одним из наиболее авторитетных исследователей в области межличностных отношений А. У. Харашем, который вообще считает, что незначимых людей не бывает [314]. Однако большинством авторов выделяется так называемое личностно-значимое общение со значимыми другими, которое определяется как «общение с наиболее близкими для личности людьми, с теми, кто самым непосредственным образом и наиболее сильно влияет на формирование и проявление основных инстанций личности (Я-концепции, самооценки и др.)» [124, с. 8].

Другие авторы, изучая феномен значимых других, исходя из основных положений относительно понимания общности «мы», предложенных Б. Ф. Поршневым, считают, что общность «мы» предполагает максимальную психологическую близость с максимальной доверительностью в общении, которая может быть приравнена к интракоммуникации, т. е. к «общению наедине с собой» [156, с. 68]. А. А. Кроником и Е. А. Хорошиловой был установлен интересный факт, заключающийся в том, что значимость связана со стажем отношений, при этом чем дольше значимый другой «сохраняет свою необходимость и незаменимость, тем существеннее ценности, которые он разделяет и побуждает в нас. Как только они утрачиваются — умирает Мы» [156, с. 71]. На основе многочисленных опросов данными авторами также было установлено, что доверчивость одних и умение внушать доверие другим тесно связаны друг с другом, как цель и средство. Другими словами, это есть один из механизмов взаимовлияния. И все же остается не ясным, как совпадает круг значимого для человека общения и круг его доверительного общения? Всегда ли значимый другой тот, кому человек доверяет? Видимо, прямой зависимости здесь нет. Тем не менее в большинстве исследований доверительность рассматривается как один из параметров значимости другого.

Особую группу работ составляют исследования, посвященные изучению феномена дружбы (И. С. Кон, В. А. Лосенков, Л. Я. Гоз - ман, А. В. Мудрик, И. С. Полонский и др.). Наиболее авторитетный исследователь в области изучения отношений дружбы И. С. Кон отмечает, что «... в ее определениях постоянно подчеркивается момент доверия» [139, с. 127]. Все авторы, изучавшие дружбу как особый феномен межличностных отношений, писали о том, что доверие — есть важнейшее неписаное правило дружеских отношений, нарушение которого приводит к прекращению дружбы [139]. И. С. Кон, характеризуя различные виды дружбы, взрослую

И юношескую, «мужскую» и «женскую», пишет о том, что их отличие заключается в разной степени доверия друг к другу.

В отечественной психологической науке были попытки показать роль доверительных отношений и доверительного общения на различных стадиях онтогенетического развития личности [192]. Особенно полно с этой точки зрения изучен подростковый и ранний юношеский возраст (А. В. Мудрик, В. Э. Пахальян, Т. П. Скрип - кина). В большинстве работ, посвященных специфике общения на разных этапах онтогенеза, доверительности в общении с различными людьми отводится ключевая роль.

Изучению роли доверия в межличностных отношениях, а также выявлению стадий и уровней становления доверительности в общении и взаимодействии посвящен ряд работ А. У. Хараша [316]. Опираясь на методологические основания концепции личности, с позиции системного подхода, разрабатываемых А. В. Петровским [231] и В. А. Петровским [236], А. У. Хараш строит типологию коммуникативных состояний личности. Согласно подходу к пониманию личности, развиваемому А. В. Петровским и В. А. Петровским, личность как бы существует в «околоиндивидном пространстве», совпадающем с пространством межличностного общения. Оставляя в стороне характеристику выделенных А. У. Харашем типов коммуникативных состояний, отметим, что типология, построенная им, «представляет собой ранжирование коммуникативных состояний по степени интеграции — от максимальной разобщенности к наиболее полному объединению, от индивидуалистической замкнутости до концентрации на всеобщих задачах, составляющих общественный смысл совместно производимой деятельности» [316, с. 41]. В построенной типологии коммуникативных состояний автору удалось показать не только связь «внешнего» поведения и «внутреннего» состояния, но и их единство: «внутреннее условие деятельности» обнаруживает себя одновременно и как «внешнее»: типология состояний общения оказывается типологией состояний личности. Автор показал, что ранжирование коммуникативных состояний происходит от полной «закрытости», первоначально связанной с ролевой защитой, к дискуссионной защите, связанной с псевдосамораскрытием. Затем следует так называемая «открытая защита», и лишь отказ от использования защиты предполагает стратегию доверительного диалога, характеризующегося тем, что субъект добровольно превращает себя в объект, беря на себя ответственность за свое поведение и поступки. Наконец, высший уровень самораскрытия, характеризующийся наличием общего предметного поля, есть состояние предметно-смысловой фокусировки, лишь на этом уровне происходит совместное решение общественно значимых проблем. И все же модель, предложенная А. У. Харашем, не объясняет сути доверия, его избирательности

По отношению к разным людям, хотя отдельные положения в его работе могут быть использованы для понимания сущности исследуемого явления.

Доверие было описано и как феномен внутригрупповых отношений [136, 137]. Среди исследований, проводимых в рамках стратометрической концепции, можно выделить исследование JL Э. Комаровой, показавшей, что базовая ценностная ориентация на доверие характерна лишь для групп высокого уровня развития и является важнейшим условием благоприятного социально-психо - логического климата в коллективе. В целом под базовой ценностной ориентацией на доверие понимается отношение каждого члена группы к каждому другому члену группы как к самому себе, независимо от статуса и выполняемых социальных ролей.

Проблема доверия занимает ключевое место при анализе поведения индивидов в сложных ситуациях взаимодействия, в частности при изучении межличностных конфликтов. Так, основываясь на широко известных исследованиях М. Дойча и других авторов, изучающих условия выбора корпоративного или нонкорпрратив - ного поведения, А. И.Донцов [88] выделяет три основных условия, способствующие взаимному доверию сторон или фактически установлению стратегии корпоративного поведения. Первое — присутствие так называемых третьих (нейтральных) лиц, чья функция сводится к облегчению взаимодействия, особенно в ситуации конфликта; вторым условием доверительных отношений является характер коммуникативных связей взаимодействующих сторон. Здесь имеется в виду прежде всего наличие информации у каждого партнера по взаимодействию друг о друге; и третье условие, которое способствует установлению доверия, — личностные особенности участников взаимодействия. По мнению А. И. Донцова, последнее является наименее изученным. Основной вывод, к которому приходит автор названного исследования, заключается в том, что в психологии до сих пор уделялось недостаточно внимания ситуационным факторам установления доверия, однако в стрессовых ситуациях, к которым можно отнести конфликт, роль их гораздо значительнее, чем предполагалось ранее.

Проблема доверия упоминалась как массовое явление, присутствующее в больших социально-психологических общностях, и как один из феноменов межгруппового взаимодействия [223]. Так, при изучении социальной напряженности в обществе одним из важнейших факторов, вызывающих социальную напряженность в обществе, назывался фактор недоверия к властям [223, с. 208]. Социальную напряженность определяют как «массовый адаптационный синдром, который отражает степень физиологической, психофизиологической и социально-психологической адаптации, а во многих случаях как дезадаптацию различных категорий населе

Ния к хронической фрустрации, трудностям (понижению уровня жизни и социальным изменениям), что проявляется в резком росте недовольства, недоверия к властям, конфликтности в обществе, тревожности, как экономической, так и психической депрессии» [223, с. 208] и т. п.

Итак, изучение ряда феноменов, относящихся к психологической и социально-психологической проблематике, показывает, что доверие как бы присутствовало в контексте других психологических проблем, таких, как становление общностей людей, этапы и типология такого становления, авторитетность, внушение, дружба, совместная, кооперативная деятельность, феномены внутригруппового и межгруппового взаимодействия, и некоторых других. В то же время, очевидно, что доверие не было предметом специального изучения и не выделялось для анализа как относительно самостоятельное социально-психологическое явление. Оно было представлено в основном как некое одномерное явление, лишенное собственных психологических характеристик, и его анализу не было уделено должного внимания. В результате происходила своего рода редукция, заключавшаяся в том, что другие психологические феномены осмысливались через понятие доверия, которое в основном рассматривалось в качестве фонового условия самого существования названных феноменов. В то же время природа доверия как относительно самостоятельного психологического явления оставалась невыясненной. Тем не менее, доверие присутствует во всех перечисленных выше явлениях, будучи важнейшим условием самого их существования, оно же рассматривается как исходное условие социально-психологических отношений между людьми в целом. В результате возникла иллюзия изученности явления, которое на самом деле не было подвергнуто специальному научному анализу. Очевиден тот факт, что одному и тому же признаку — доверию отводится роль условия самого факта существования ряда весьма разнородных социально-психологических феноменов от дружбы, любви, авторитетности до совместного решения задач, различных форм кооперации, влияния и взаимовлияния.