Е. В. Тарле: Л. Н. Толстой и Отечественная война 1812 г

Т. И. Туранская, Н. А. Стекольщиков

20 ноября 2010 г. исполнилось 100 лет со дня смерти величайшего гения рус ской литературы, философа и гуманиста Льва Николаевича Толстого. Этот груст ный юбилей дал всему цивилизованному человечеству и повод, и возможность еще раз вчитаться, вдуматься в то великое наследие, которое оставил нам этот замеча тельный человек.

Круг интересов Льва Николаевича Толстого был поистине широк. Его волно вали проблемы формирования и развития человеческой личности, сословные и се мейные уклады, межличностные отношения, межнациональные и внутренние кон фликты, возможность решения спорных вопросов мирным путем и многое другое. Практически все «толстовские» темы остаются актуальными и в наши дни. Среди них такие важные проблемы, как межэтнические и межкультурные противоречия, взаимоотношения народа и власти, моральные вопросы вседозволенности для так называемых «исключительных» личностей.

Интересно, что проблема так называемых «супергероев» в настоящее время ощущается особенно остро. Образ «супермена» не сходит с экранов кинотеатров и со страниц художественной литературы, в том числе и, в первую очередь, предна значенной для детей и юношества. И хорошо, если это Гарри Поттер или Бэтмен, а то еще могут быть Человек-Паук, Джеймс Бонд, Турецкий, агент национальной безопасности, Люди Икс, Невероятный Халк, вампиры, оборотни и т. д. Они всемо гущи, уникальные способности даны им от рождения, и лишь они могут защитить

174 Дискуссионный Клуб

Беспомощных жителей Земли от Вселенского Зла. Встречаются также исключи тельные злодеи, такие, например, как Доктор Зло, и противостоять им может толь ко какая-нибудь другая исключительная личность.

Создается такое впечатление, что молодым людям стараются внушить мысль о том, что большинство людей — это «двуногие твари», которые ничего не могут, в том числе и постоять за себя, что можно надеяться лишь на какого-то защитника из числа «суперменов», за которым и надо идти, за которого и надо держаться. Но разве это не один из «толстовских» вопросов? Разве в романе «Война и мир» не развенчан «напо леоновский комплекс», которым страдали многие русские люди в XIX-ом веке?

Изучая творческое наследие Л. Н. Толстого, литературоведы и историки неод нократно возвращались и возвращаются к вопросу о роли масс и личности в войне и в мирное время. Ранее мы уже писали о взглядах отечественных литературоведов на толстовское понимание влияния отдельной личности на ход исторического раз вития1. В нашей новой статье мы хотели бы вспомнить анализ этой проблемы, про веденный выдающимся отечественным историком Е. В. Тарле. Этот автор в ряде работ, написанных в разные годы, убедительно показывает единение русского наро да в ходе Отечественной войны 1812 г. и ту верную оценку, которую дает этому со бытию Л. Н. Толстой в романе «Война и мир».

Справедливость изображения Л. Н. Толстым Отечественной войны 1812 г., дея тельности великих русских полководцев, участие в войне широчайших народных масс, величайшее единение всех классов, слоев и прослоек в борьбе за свободу и са мобытность отечества отмечают многие профессиональные историки. Е. В. Тарле в своей книге «1812 год. Нашествие Наполеона на Россию» пишет, что «война 1812 г. имела колоссальные последствия и оставила глубокий след во всемирной истории»2.

Автор пытается определить значение нашествия Наполеона как для Западной Европы, так и для России. Он заостряет внимание на том, что для Европы исход войны двенадцатого года оказался сигналом к восстанию против наполеоновского владычества.

«Нашествие Наполеона на Россию было самой откровенной «грабительской империалистской» войной самодержавного диктатора, твердо связавшего свое вла дычество с интересами французской крупной буржуазии. Наполеоновское влады чество уже в 1803–1804 гг., но особенно с 1805 г., ощущалось во всех германских госу дарствах и в Австрии как тяжелый экономический гнет, проводимый политикой открытого насилия, политикой завоеваний, произвольных отторжений террито рий, приемами военно-полицейского террора, причем диктатор сознательно вре дил, сознательно и целеустремленно препятствовал экономической деятельности вообще и техническому прогрессу в особенности во всех покоренных им странах средней и северной Европы. В Италии этот гнет ощущался уже с 1796, а особенно с

1 Туранская Т. И., Стекольщиков Н. А. «Русские литературоведы об отношении
Л. Н. Толстого к проблеме роли народных масс и личности в Отечественной войне 1812 г.»,
«Проблемы филологии: язык и литература» №3. 2010. С. 119-129.

2 Тарле Е. В. Нашествие Наполеона на Россию // Тарле Е. В. 1812 год. М., 1959. С. 716.

Туранская Т. И., Стекольщиков Н. А.

175

1800 г., с так называемого «вторичного завоевания» Бонапартом Италии. Наконец, с 1807 г. этот тяжкий гнет усилился в невероятной степени и в то же время он охватил и придушил экономическое развитие таких стран, которые до тех пор умудрялись отстаивать свою торговлю и промышленность. Присоединение Голландии к Фран цузской империи, присоединение ганзейских городов, захват всех северогерманских княжеств, беспощадная по своей жестокости и одна из наиболее циничных по своей грабительской откровенности войн Наполеон — попытка захвата Португалии и Испании, арест римского папы и захват Рима, наконец, те приемы, которые Напо леон стал применять с 1810 г. в деле реализации континентальной блокады, все это ясно говорило буржуазии всех европейских стран, покоренных Наполеоном, что европейский континент быстро идет к тому, чтобы стать политически бесправным и экономически несостоятельным объектом для монопольной эксплуатации со сто роны французской буржуазии»3, — так Е. В. Тарле описывает военно-политическую ситуацию, сложившуюся в завоеванной Наполеоном Европе.

Наряду с ходом военных дел и большой политики Е. В. Тарле проводит тща тельный анализ экономической рецессии завоеванных Наполеоном европейских стран: «Если в первые годы континентальной блокады жаловалась торговая буржуа зия, то ликовала промышленная и делала на первых порах золотые дела, будучи избавленной от английской конкуренции. Потом начались жалобы и со стороны промышленников. Без английских колониальных продуктов, без хлопка, без инди го, без сахарного тростника (несмотря на все удачные опыты со свекловицей) обхо диться было трудно. И вот тут-то, с 1810-1811 гг., и обнаружилось все подневольное положение буржуазии покоренных стран: Наполеон давал свои купцам, своим французским промышленникам «лицензии» (разрешения) покупать у англичан на известных условиях нужное колониальное сырье, а купцам и промышленникам по коренных стран воспрещал это делать. Злоба, обида за все унижения, сознание гря дущего разорения — вот чувства, которые наполеоновская диктатура возбуждала в Европе накануне нашествия 1812 г.

Что касается крестьян южной и средней Европы, то они, некогда получившие в результате наполеоновских завоеваний и потрясения феодальной системы кое-где свободу от крепостного права, кое-где сильное послабление крепостничества, те перь (в 1807–1812 гг.) ощущали «великую империю» как ненасытное чудовище, тре бующее «налога крови» и получающее этот налог путем жестоких и постоянных рекрутских наборов. Хвалился же Наполеон тем, что в русском походе погибло «всего» 50 тысяч «настоящих» французов, а остальные сотни тысяч были немцы, итальянцы, голландцы, поляки, испанцы, далматинцы и т. д. А если так, то стоит ли, вопрошал император, очень кручиниться? Этот «налог крови» в покоренных странах несли именно крестьяне и рабочие, привилегированные классы откупались, выставляя за себя заместителей.

3 Там же. С. 716-717.

176 Дискуссионный Клуб

Все эти тяжкие последствия установления в Европе наполеоновского владыче ства ощущались особенно болезненно из-за беспощадно сурового характера мер, которыми это владычество поддерживалось. Пресса в Европе была задавлена впол не, не было немца, итальянца, голландца и т. д., который мог бы спокойно сущест вовать, если он имел несчастье возбудить подозрительность всесильной, вездесу щей, всеведущей императорской полиции»4.

Особняком от всех европейских народов стоит прусский народ, не склонив ший голову перед интервентами, но ставший жертвой неумелой, трусливой и ме тущейся политики короля Фридриха-Вильгельма III: «…когда первые эшелоны рус ских войск перешли через границу в январе 1813 г. и явились в Пруссию, то разда лись сначала полушепотом, а вскоре очень громко радостные слова: «Русские осво бодители идут!» И этот клич на разных языках раздавался в течение всего 1813 г.

Конечно, в Пруссии, например, восстание 1813 г., обусловленное только что указанными причинами, было также подготовлено терпеливой и успешной рабо той Штейна, Гарденберга, Шарнхорста, Гнейзенау и других патриотически настро енных в лучшем смысле слова людей, но достоверно и то, что без 1812 г. едва ли Пруссия и вся Европа так скоро освободились бы от Наполеона.

Летом 1814 г., уже после первого отречения Наполеона, Гнейзенау писал Алек сандру: «Если бы не превосходный дух русской нации, если бы не ее ненависть про тив чуждого угнетения, если бы не благородное упорство ее возвышенного властите ля, то цивилизованный мир погиб бы, подпав под деспотизм неистового тирана».

Так отзывался об освобождении Европы от Наполеона пруссак и немецкий патриот под свежим впечатлением той роли, которую сыграл русский народ в 1812, 1813 и 1814 гг.

Это особенно полезно припомнить теперь, когда в иностранных учебниках для средней школы повествуется об освобождении Пруссии в 1813 г. почти без упо минания о русском 1812 годе, а упоминается о 1812 годе главным образом лишь за тем, чтобы пояснить, что если бы тогда не настала случайно морозная погода, то Россию поминай как звали»5.

Далее приведем несколько слов Е. В. Тарле о том, кто на самом деле выиграл в результате победы русских войск над Наполеоном в 1812 г.: «что касается Англии, то ее положение было иное. Политически она от Наполеона никогда не зависела, как зависел от него весь европейский материк, но, разумеется, континентальная блокада была покончена русской победой, и английские товары потоками хлынули во все страны Европы, так долго закрытые. Случилось именно то, что предвидел Ку тузов, бывший не только замечательным стратегом, но и глубоким политиком, раз говаривая с Вильсоном между Красным и Березиной: гибель Наполеона пошла на пользу больше всего именно Англии, а не какой-либо стране континента. Экономи ческое главенство Англии, обусловленное ее промышленной революцией XVIII в. и рядом других условий и не побежденное никакими отчаянными усилиями всемо

4 Там же. С. 717.

5 Там же. С. 718.

Туранская Т. И., Стекольщиков Н. А.

177

Гущего Наполеона, пышно расцвело теперь на долгие десятилетия. В частности рус ский экспорт, русский импорт, русская валюта оказались в большой зависимости от Лондона. Английские купцы держали себя после падения континентальной бло кады в сношениях с русским правительством почти так же самоуверенно и незави симо, как представитель их интересов сэр Роберт Вильсон в письмах к Александру и в разговорах с Кутузовым в 1812 г.»6.

Е. В. Тарле пишет о том, каковы были последствия изгнания французских войск с территории Российской империи (проводя параллели с освободительной борьбой других народов) и катализатором каких процессов в самой России послу жила победа над Наполеоном: «Для самой России последствия Отечественной вой ны были также огромны. Не морозы и не пространства России победили Наполео на: его победило сопротивление русского народа.

Русский народ отстоял свое право на независимое национальное существова ние и сделал это с такой неукротимой волей к победе, с таким истинным, прези рающим всякую шумиху героизмом, с таким подъемом духа, как никакой другой народ в тогдашнем мире, кроме одного только испанского.

У русского народа оказалось больше физических сил и материальных воз можностей, и наполеоновские полчища в шесть месяцев растаяли и погибли в Рос сии, а испанцы, несмотря на весь свой героизм, (столь же бесспорный, как и геро изм русский) не могли все-таки, несмотря на огромную помощь со стороны англи чан, пять лет подряд избавиться от Наполеона и избавились от него опять-таки только в 1813 г. в прямой связи с последствиями русского двенадцатого года.

Русская народная война сказалась в героизме русских солдат на полях битв с Наполеоном, сказалась в вооруженных выступлениях крестьянства против завоевате ля, в успешных усилиях русских крестьян заморить голодом великую армию; испан ская народная война должна была выражаться в самостоятельных боевых предпри ятиях неорганизованных крестьянских масс. Героизма для этого требовалось много, но все-таки результаты не могли быть такими быстрыми и значительными, как если бы в Испании сохранились боеспособные организационные кадры. В Испании они возникли далеко не с начала борьбы; в России они от начала до конца существовали и наиболее целесообразно могли использовать подъем народного духа.

Победа двенадцатого года вызвала столько справедливой гордости, столько справедливой уверенности в себе, так потрясла сердца, вызвала такое лихорадочное возбуждение умов, что некоторые современники уверяли, будто после 1812 г. Рос сия стала какая-то «новая», вроде Москвы, которая делит свою историю «до фран цуза» и «после француза».

С двенадцатым годом связан и первый революционный порыв новейшей рус ской истории — восстание 14 декабря 1825 г., — и не только потому, что некоторые декабристы в двенадцатом году подняли оружие за Россию против Наполеона, как в 1825 г. они подняли оружие за Россию против Николая.

6 Там же. С. 718-719.

178 Дискуссионный Клуб

Двенадцатый год понимался молодыми поколениями 1812–1825 гг. и позд нейшими как борьба за свободу, как избавление от того добавочного иноземного угнетения, от тех новых цепей, которые нес с собой в Россию Наполеон.

Могучий толчок, который победа дала русскому народу, отозвался на первом пробуждении революционного сознания. Ленинская точная формула: «декабристы разбудили Герцена», может навести и на другую мысль: «двенадцатый год — в сво их ближайших последствиях — пробудил декабристов». Этого же мнения придер живался и Л. Н. Толстой.

Но эта формулировка не имеет той точности, какую имеет формула Ленина, потому что мы должны говорить не только о 1812, но и о 1813, и о 1814, и о 1815 гг., когда война с Наполеоном продолжалась уже в Европе. Даже и годы после Ватер лоо должны быть приняты во внимание, потому что русские войска еще долго оста вались во Франции.

Но именно победа двенадцатого года повлекла за собой все эти последствия. Не только декабристы увязываются с двенадцатым годом, давно была высказана мысль: «без двенадцатого года не было бы Пушкина». В таком виде эта мысль зву чит парадоксально. Мы знаем, что великие поэтические гении родятся и процвета ют также и в эпохи национального унижения, а не только национального величия: Данте, Гёте, Шиллер — достаточное тому доказательство, но что поэзия Пушкина отразила в себе также и радостное, гордое сознание могучей моральной силы род ного народа, низвергшего «тяготеющий над царствами кумир», это бесспорно. Что без двенадцатого года Пушкин не был бы таким, каким он был, и говорил бы о Рос сии не так, как говорил о ней, когда уже подобно Петру «он знал ее предназначе нье», это более чем вероятно.

Пушкин — это лишь один из примеров, которые тут можно привести. Вся русская умственная культура, русское национальное самосознание получили могу чий толчок в грозный год нашествия»7.

«Не шумные толки французских журналов погубили Наполеона, — при нем и не было таких толков. Его погубил поход 1812 года. Не русские журналы пробудили к новой жизни русскую нацию, — ее пробудили славные опасности 1812 года», — писал Чернышевский8.

«Русское крепостничество продолжало существовать и после двенадцатого го да; еще не было налицо всех социально-экономических условий, которые немед ленно привели бы к его сокрушению, но ведь и Наполеон приходил в Россию не разбивать старые цепи, а, напротив, надеть на русский народ сверх старых еще и новые, — Е. В. Тарле подчеркивает, что «русский народ не есть народ обыкновенный. ...Ему [народу — прим. авторов] нужна полная национальная независимость, ничем не ограниченная свобода распоряжаться собой и своей страной. Это великое благо, это необходимейшее условие всякой плодотворной работы русский народ ревниво

7 Там же. С. 719-720.

8 Там же. С. 721.

Туранская Т. И., Стекольщиков Н. А.

179

Старался охранять в течение всей своей истории, по крайней мере, с тех пор, как сознал себя народом.

Это испытали на себе поляки в начале XVII в., шведы в начале XVIII в., Напо леон в начале XIX в. Из всех покушавшихся на самостоятельность России, конечно, самым грозным врагом был именно Наполеон, потому что со времен Александра Македонского и Юлия Цезаря не существовало еще такого чудовищного могущест ва, сосредоточенного в одних руках. Наполеону была подчинена необъятная импе рия, населенная самыми разнообразными богатыми, цивилизованными народами, власть его над ними была беспредельна, его великий военный гений считался и те перь считается первым, непревзойденным в истории человечества. И русский народ сокрушил этого великана»9.

Могут ли теперь великому русскому народу быть страшны поджигатели войн? «Затем ли свергнули мы льва, чтоб пред волками преклоняться?» — спрашивал Байрон после падения наполеоновской империи. Затем ли русский народ победил непобедимого гиганта, чтобы когда-либо уступить свое достояние или право распо ряжаться собою любому врагу?»10 — спрашивает Е. В. Тарле в 1938 г. в свете угрозы, нависшей со стороны фашистской Германии.

Из вышесказанного следует, что роль народа в истории нашего отечества по истине велика. Однако народ — это ведь не только массы людей, но и лучшие его сыны, выдающиеся деятели науки, искусства и, безусловно, выдающиеся полковод цы. Это люди, которые не боятся брать на себя ответственность за судьбы своего на рода, своей истории и своей культуры. Таким человеком в романе Л. Н. Толстого «Война и мир» выступает Михаил Илларионович Кутузов. Таким его видит и вы дающийся советский историк Е. В. Тарле. В своей статье «Михаил Илларионович Кутузов — полководец и дипломат» он пишет: «Анализ громадной, очень сложной исторической фигуры Кутузова иной раз тонет в пестрой массе фактов, рисующих войну 1812 г. в целом. Фигура Кутузова при этом если и не скрадывается вовсе, то иногда бледнеет, черты его как бы расплываются. Кутузов был русским героем, ве ликим патриотом, великим полководцем, что известно всем, и великим диплома том, что известно далеко не всем.

Выявление громадных личных заслуг Кутузова затруднялось, прежде всего, тем, что долгое время вся война 1812 г., с момента отхода русской армии от Бороди на до прихода в Тарутино, а затем вплоть до вступления ее в Вильно в декабре 1812 г., не рассматривалась как осуществление глубокого плана Кутузова — плана подго товки, а затем реализации непрерывавшегося контрнаступления, приведшего к полному разложению и конечному уничтожению наполеоновской армии.

Историческая заслуга Кутузова, который против воли царя, против воли даже части своего штаба, отметая клеветнические выпады вмешивавшихся в его дела

9 Там же.

10 Там же

180 Дискуссионный Клуб

Иностранцев вроде Вильсона, Вольцогена, Винценгероде, провел и осуществил свою идею, вырисовывается особенно отчетливо»11.

Е. В. Тарле пишет, что «стратегия Кутузова привела к Бородину и создала за тем глубоко задуманное и необычайно оперативно проведенное контрнаступление, «загубившее Наполеона». А геройское поведение регулярной армии при всех бое вых схватках с неприятелем, деятельная помощь партизан, народный характер всей войны, глубоко проникшее в народ сознание полной справедливости этой войны — все это, в свою очередь, послужило несокрушимым оплотом для возникновения, развития и победоносного завершения гениальной стратегической комбинации Кутузова»12.

Начало войны прошло так: «Война грянула. Неприятель вошел в Смоленск и двинулся оттуда прямо на Москву. Волнение в народе, беспокойство и раздражение в дворянстве, нелепое поведение потерявшей голову Марии Федоровны и царе дворцев, бредивших эвакуацией Петербурга, — все это в течение первых дней авгу ста 1812 г. сеяло тревогу, которая возрастала все больше и больше. Отовсюду шел один и тот же несмолкаемый крик: «Кутузова!»

«Оправдываясь» перед своей сестрой, Екатериной Павловной, которая точно так же не понимала Кутузова, не любила и не ценила его, как и ее брат, Александр писал, что он «противился» назначению Кутузова, но вынужден был уступить на пору общественного мнения и «остановить свой выбор на том, на кого указывал общий глас»13...

О том, что творилось в народе, в армии при одном только слухе о назначении Кутузова, а потом при его прибытии в армию, есть много известий. Неточно и не уместно было бы употреблять слово «популярность». Несокрушимая вера людей, глубоко потрясенных грозной опасностью, в то, что внезапно явился спаситель, — вот как можно назвать это чувство, непреодолимо овладевшее народной массой. «Говорят, что народ встречает его повсюду с неизъяснимым восторгом. Все жители городов выходят навстречу, отпрягают лошадей, везут на себе карету; древние стар цы заставляют внуков лобызать стопы его; матери выносят грудных младенцев, па дают на колени и подымают их к небу! Весь народ называет его «Спасителем».

8 августа 1812 г. Александр принужден был подписать указ о назначении Куту зова главнокомандующим российских армий, действующих против неприятеля, на чем повелительно настаивало общее мнение армии и народа»14.

Дальнейший ход войны Е. В. Тарле описывает следующим образом: «Путы, препятствия, западни и интриги всякого рода, бесцеремонное, дерзкое вмешатель ство царя в военные распоряжения, поощрявшееся сверху непослушание генералов

11 Тарле Е. В. Михаил Илларионович Кутузов – полководец и дипломат // Тарле Е. В. 1812
год. М., 1959. С. 731.

12 Там же. С. 735.

13 Переписка императора Александра I с сестрой, великой княгиней Екатериной Пав
ловной. СПб.,1910 (французский подлинник). С. 87.

14 Глинка Ф. Н. Письма русского офицера. Ч. 4. М., 1815. С. 50.

Туранская Т. И., Стекольщиков Н. А.

181

— все это превозмогли две могучие силы: беспредельная вера народа и армии в Ку тузова и несравненные дарования этого истинного корифея русской стратегии и тактики. Русская армия отходила на восток, но она отходила с боями, нанося про тивнику тяжелые потери.

Но до лучезарных дней полного торжества армии пришлось пережить еще очень много; нужно было простоять долгий августовский день по колена в крови на Бородинском поле, шагать прочь от столицы, оглядываясь на далекую пылающую Москву, нужно было в самых суровых условиях в долгом контрнаступлении прово жать незваных гостей штыком и пулей»15.

Но мир был абсолютно невозможен — более невозможен, чем когда бы то ни было, — уже тогда, когда Кутузовские полки 2 (14) сентября покидали Москву. Ве ликой, неоцененной драгоценностью было в эти тяжкие дни нисколько не пошат нувшееся, беззаветное доверие народа и армии к Кутузову. Это доверие выдержало и превозмогло все испытания.

«Отступающая русская армия по ночам видела громадное зарево горящей старой столицы, и Кутузов глядел и глядел на него. У фельдмаршала с гневом и бо лью вырывались изредка на этом пути обеты отмщения; его сердце билось в унисон с сердцем русской армии.

Армия не предвидела, что хоть много ей еще предстоит жесточайших испы таний, но что настанет, наконец, день 30 марта 1814 г., когда русские солдаты, под ходя к Пантенскому предместью, будут восклицать: «Здравствуй, батюшка Париж! Как-то заплатишь ты за матушку-Москву?» Глядя на московское зарево, Кутузов знал, что день расплаты рано или поздно наступит, хотя и не знал, когда именно, и не знал, доживет ли он до этого дня»16.

Таковым было отношение к полководцу простых людей: «Русский народ, победивший Наполеона и ниспровергнувший затем его хищническую империю, нашел в Кутузове достойного представителя. Во всей полноте его достижения могут быть оценены лишь в тесной связи со всем комплексом военных действий 1812 г., где будет идти речь о времени, когда биография Кутузова и история русского на рода сольются в одно неразрывное целое. В этой характеристике лишь намечены этапы его жизни, названы вехи пути, по которому он шел к историческому бес смертию.

Любимец народа, любимец армии, национальный русский герой умер в оре оле немеркнущей славы. В солдатской песне, сочиненной на смерть Кутузова, гово рится о закатившемся солнышке: «Как от нас ли, от солдатушек, отошел наш ба тюшка, Кутузов-князь!.. Разрыдалося, слезно всплакало войско русское, христиан ское! Как не плакать нам, не кручиниться, нет отца у нас, нет Кутузова!» Очень по казательно, что прежде всего они вспоминают Царево-Займище: «А как кланялся он солдатушкам, как показывал он седины свои, мы, солдатушки, в один голос все

15 Тарле Е. В. Михаил Илларионович Кутузов – полководец и дипломат // Тарле Е. В. 1812
год. М., 1959. С. 751.

16 Там же. С. 764.

182 Дискуссионный Клуб

Прокричали ура! С нами бог! И идем в поход, припеваючи». С Кутузовым все было легко: «Ах, и зимушка не знобила нас и бесхлебица не кручинила: только думали, как злодеев гнать из родимые земли русские». Но русский солдат помнит, что и сам Кутузов, как и его солдаты, служил Родине: «И клянемся все клятвой верною по служить вперед, как служили с ним!»17

Великий военачальник и истинный патриот своей родины — таким представ ляет Кутузова Е. В. Тарле: «Корифей военного искусства, первоклассный дипломат, замечательный государственный деятель — Кутузов прежде всего был русским пат риотом. Там, где речь шла о России и ее военной чести, о русском народе и его спа сении, — там Кутузов был всегда несокрушимо тверд и умел настоять на своем. Умел даже резко и публично оборвать царя, как он это сделал с Александром перед очищением Праценских высот в день Аустерлица. Оттого-то и царь и придворные, военные и штатские блюдолизы, как русские, так и иностранные, и ненавидели ста рого фельдмаршала и боялись его. Их вражда к нему особенно усиливалась, потому что они прекрасно знали, что в трудную минуту все-таки придется идти на поклон к этому хилому старику с выбитым глазом и молить его о спасении и что позвать его заставит русский народ. «Иди, спасай! — Ты встал и спас», — народ обратился к Ку тузову с этими словами задолго до Пушкина.

Все лучшие, бесценные черты русского национального характера отличают натуру этой необыкновенной личности, вплоть до редкой способности человечно, даже жалостливо относиться к поверженному врагу, признавать и уважать во враге храбрость и другие воинские качества.

Его любовь к России обостряла в нем естественную подозрительность к ино странцам, как только он замечал в них стремление использовать Россию в своих ин тересах. А его громадный, проницательный ум быстро открывал перед ним самые сокровенные тайны сложной дипломатической лжи и интриги. Оттого-то его и не терпели Вильсон и британский кабинет, и клевреты Меттерниха, и император Франц, и прусский король Фридрих-Вильгельм III, с отчаяния хотевший даже под купить Кутузова предложением богатого подарка — большого поместья.

Кутузов жил для России и служил России, но дождался вполне достойного его бессмертных заслуг признания его национальным героем только в наши времена»18.

17 Боевые и народные песни 1812 – 1815 гг. СПб., 1877, С. 53-56.

18 Тарле Е. В. Михаил Илларионович Кутузов – полководец и дипломат // Тарле Е. В. 1812
год. М., 1959. С. 799-800.