ВОЗМОЖНОСТИ СУДЕБНО-ПСИХОЛОГИЧЕСКОЙ ЭКСПЕРТИЗЫ ПРОТИВОЗАКОННОГО ПСИХИЧЕСКОГО ВОЗДЕЙСТВИЯ

А. Л. Южанинова

Кафедра правовой психологии и судебной экспертизы Саратовской государственной академия права

Проблема психического воздействия людей друг на друга в процессе общения является предметом исследования многих научных отраслей знаний: философии, психологии, психиатрии, психотерапии, педагогики, лингвистики, юриспруденции и других наук. В последние годы способы применяемого психического воздействия все чаще становятся предметом психологических [ 12 ], психолого-психиатрических [ 11 ], психиатрических, социально-кибернетических, религиоведческих [ 3, с. 44 ], лингвистических и психолингвистических судебно-экспертных исследований [ 8, с. 21, 22; 10, с. 250–252 ]. Поскольку при этом судебными экспертами анализируется воздействие, осуществляемое психически здоровыми субъектами в отношении психически здоровых лиц [ 14 ], особое значение приобретает исследование возможностей и ограничений судебно-психологи-ческой экспертизы (СПЭ) психического воздействия, оказываемого на граждан.

В литературе для определения воздействия на психику в криминальных целях используются разные понятия: «психическое» [ 4, 6 ], «психологическое» [ 15 ], «психотерапевтическое [ 11 ]. В целях выработки единого подхода к использованию психологических терминов В. Ф. Ен-галычев предложил любое нефизическое воздействие одной личности на другую, признаки процесса или конечный результат которого можно обнаружить, обозначать термином «психическое воздействие», частным случаем которого является «психологическое воздействие». Под психологическим воздействием, по мнению автора, следует понимать преднамеренное и целенаправленное вмешательство в процессы психического отражения действительности [ 5 ]. На наш взгляд, проблема единого содержательного наполнения используемых терминов на сегодняшний день далека от разрешения. В этой связи, в рамках данной статьи, в качестве рабочего используется понятие «психического воздействия», поскольку употребление понятия «психологический» более приемлемо в отношении определения научной сферы или ее методов (психология, судеб-но-психологическая экспертиза), на что указывает корень «лог» (знание). Описание психики, ее структур, процессов, функций, свойств, полнее отражается словом «психический».

По мнению О. Р. Онищенко, «общим предметом экспертизы психологического воздействия является установление наличия (или отсутствия) признаков психологического воздействия и результатов его влияния на психическую деятельность» [ 12 ]. Исходя из этого, в задачи судебно-экспертного исследования должно входить определение любых проявлений психического воздействия, изменяющего состояние психики его объекта. Заметим, однако, что общение как форма межличностного взаимодействия не встречается без взаимного влияния людей друг на друга. Само присутствие другого человека уже невольно изменяет психическое состояние и поведение окружающих, однако такое психическое воздействие может и не стать предметом СПЭ. В этой связи предложенное определение представляется слишком общим.

Конкретнее по этому вопросу высказался В. Ф. Енгалычев. В задачи данной экспертизы, по его мнению, входит «выявление следов противозаконного вторжения в сферу психической деятельности личности» [ 5 ]. Таким образом, СПЭ психического воздействия назначается в тех случаях, когда внедрение в психику человека имеет юридическое (уголовно-, гражданско-, административно-правовое) значение и запрещается законом. Результаты такого воздействия проявляются в негативных последствиях для здоровья, социального статуса и/или финансово-имущественного положения [ 6 ].

Проблема дифференциации правомерных и противозаконных видов психического воздействия не получила еще достаточного освещения как в правовой науке, так и в юридической психологии. В психологической литературе неправомерное психическое воздействие нередко отождествляется с понятием психического насилия. Так, А. Р. Ратинов пишет: «Правомерное воздействие отличается от психического насилия наличием у подвергшегося воздействию лица свободы выбора той или иной позиции … При насилии же человек существенно ограничен или вообще лишен возможности выбирать для себя линию поведения» [ 13, с. 163 ]. Вслед за А. Р. Ратиновым В. Ф. Енгалычев называет уголовно наказуемыми те виды психического воздействия, в которых проявляется насилие над свободной волей личности [ 4 ]. Данная позиция соответствует подходу к понятию насилия, существующему в отечественной уголовно-правовой доктрине, согласно которому под психическим насилием понимается «умышленное и общественно опасное воздействие на психику человека, осуществляемое против или помимо его воли информационным путем и способное подавить свободу волеизъявления или причинить ущерб психическому здоровью» [ 3, с. 39 ].

Выделение критериев, позволяющих дифференцировать насильственные и ненасильственные методы психического воздействия является важной проблемой в судебно-психологической экспертологии. От выбора различительных критериев зависит направление выполняемого конкретного судебно-экспертного исследования и характер заключительных выводов эксперта.

«Основным критерием, – пишет В. Ф. Енгалычев, – неправомерного психического воздействия на личность служит ограничение ее свободы осознанного выбора поведения» [ 6 ]. М. М. Коченов психическим насилием над личностью считал те средства воздействия, которые направлены на принуждение ее к совершению нежелательных для нее поступков [ 9, с. 65 ]. Здесь главное смысловое дополнение к предыдущей мысли состоит, на наш взгляд, в том, что под влиянием психического насилия личность не просто ограничена в выборе поведения: в своих действиях она реализует чужие интересы. Происходит, как пишет Л. В. Алексеева, «снижение субъектности реципиентов» [ 1, с. 325 ].

В обычной жизни детерминантами поведения могут быть внутренние личностные образования, а могут быть и внешние причины. Определение источника активности позволяет дать ответ на вопрос, является ли данный поступок закономерным для личности, обусловленным ее системой потребностей и ценностей, или он не соотнесен с ней, порожден мотивами, внешними по отношению к устойчивой мотивационной системе личности. Наличие свободы выбора в поведении приводит к актуализации личностной мотивации. Поведение, подчиненное требованиям внешней необходимости, которые не приняты личностью в качестве внутренних побудителей, носит ситуационный характер вынужденности, принужденности.

В литературе предлагается на основании такого различительного критерия, как ограничение свободы выбора поведения, одни виды психического воздействия относить к категории противозаконных, а другие – правомерных методов влияния на психику. Условно назовем такой подход дизъюнктивным. Так, в следственной деятельности, по мнению А. Р. Ратинова, наибольшее соответствие уголовно-процессуальным и морально-этическим нормам имеет такая форма психического воздействия, как метод убеждения [ 13, с. 163–171 ]. Действительно, убеждение основывается на системе логических доказательств, предполагает осознанное отношение к передаваемой информации как для того, кто ее передает, так и для того, кто ее воспринимает. Реципиент критично и взвешенно усваивает информацию и обладает необходимой степенью свободы при формировании собственного мнения и поведения.

В свою очередь, к насильственным методам психического воздействия А. Р. Ратинов относит угрозы, уговоры, шантаж, обещание предоставить льготы и вознаграждение за желательное поведение, создание обстановки, из которой человек может видеть лишь единственный выход, внушение, гипноз, ложь, обман [ 13 ].

В. Ф. Енгалычевым была предпринята попытка создать классификацию форм психического насилия, устанавливаемых при проведении СПЭ. Он выделил три вида неправомерного психического воздействия на личность: принуждающее, внушающее и побуждающее. Если первые два вида автор считает непосредственно уголовно наказуемыми, поскольку они представляют насилие над свободной волей личности, то психологическая и правовая оценка третьего вида зависит от обстоятельств конкретного дела [ 4 ].

При проведении СПЭ психического воздействия дизъюнктивный подход позволяет решать диагностические задачи следующим образом. Так, экспертами устанавливаются признаки таких примененных методов психического воздействия, как принуждения или внушения. Из этого автоматически следует, что в анализируемых случаях использовались насильственные приемы влияния на психику. Например, при рассмотрении уголовных дел, возбужденных в отношении мошеннической деятельности в форме финансовых пирамид, экспертами нередко выявляется использование элементов нейролингвистического программирования, которое базируется на применении внушения. В подобных случаях, как правило, делается экспертный вывод о невозможности потерпевших сознательно руководить своим поведением в результате оказанного на них психического воздействия.

Анализ конкретных заключений судебно-психологических экспертиз психического воздействия показывает, что в методике их проведения целесообразнее, может быть, использование подхода, условно называемого нами конъюнктивным. Принцип конъюнктивизма не позволяет одни методы однозначно относить к насильственным, а другие – к ненасильственным способам психического воздействия. Это происходит потому что при реализации данного принципа учитываются не один, а несколько различительных признаков для установления характера влияния на психику, а также – психологический контекст (целевой, мотивационно-ценностный и др.) осуществления межличностного взаимодействия при оказании психического давления.

Как и любые средства внецелевого контекста их использования методы воздействия безоценочны и нейтральны. Существуют жизненные ситуации, когда свобода личности ограничивается применением методов влияния на психику, названных при дизъюнктивном подходе насильственными. Вместе с тем, анализ показывает, что их использование направлено на достижение конструктивных целей, а наступившие последствия благоприятны для лица, на которого было оказано воздействие. Примеры тому можно обнаружить в области педагогики, психотерапии, бизнесе и т. д. Так, родители заставляют ребенка готовить уроки вместо желанной прогулки, онкологическому больному не говорят правды о реальном диагнозе и уверяют в скорой поправке, а психотерапевты используют в лечебных целях гипноз. Насильственными данные методы становятся тогда, когда человек, на которого оказывается воздействие, эгоистически используется как средство для достижения чуждых ему целей. В результате совершенных им под влиянием психического воздействия поступков для него наступают негативные последствия: наносится вред его здоровью, или ухудшается финансовое положение или нарушаются иные его права и законные интересы. С психологической точки зрения и в первом, и во втором случае мы имеем дело с манипулятивным психическим воздействием. Однако манипуляции сознанием и поведением первого порядка носят конструктивный, а второго – деструктивный характер. Лишь в последнем варианте методы влияния на психику должны оцениваться как насильственные.

Из вышесказанного следует, что обнаружение применения принуждения, внушения или побуждения средствами СПЭ означает установление факта использования методов психического насилия лишь в том случае, если определены деструктивность целей их употребления и наступление в результате этого негативных для жизнедеятельности человека последствий.

Другое уточнение касается утверждения о непременной причинно-следственной связи использования методов, названных при дизъюнктивном подходе насильственными, и ограничения или отсутствия свободы волеизъявления лиц, подвергшихся такому воздействию. По нашему мнению, выделенные виды воздействия не всегда ведут к ограничению свободы, а, следовательно, являются насильственными. Представляется, что решение вопроса об отнесении их к насильственным в конкретных случаях зависит от определения источника мотивации поступков, совершаемых человеком при оказании на него психического воздействия. При насилии она носит чуждый личности характер, а его поведение служит средством для удовлетворения интересов воздействующей стороны.

Сопоставим, например, метод убеждения с такими «насильственными» методами воздействия, как уговоры, обещание льгот за определенное поведение. Представим, что в процессе уговоров и обещаний человек начинает понимать целесообразность и выгодность предлагаемой ему линии поведения и в результате взвешенного и критичного анализа принимает ее. В этом случае уговоры и обещания не могут расцениваться как методы психического насилия. Они представляют разновидности метода убеждения. Так, из анализировавшихся нами материалов уголовных дел, возбужденных в связи с мошеннической деятельностью в форме финансовых пирамид, известно, что на устраиваемых бизнес-семинарах их организаторы объясняли приглашенным схему, действуя по которой можно «делать деньги, ничего при этом не делая». Для этого приглашенным необходимо было внести вступительный денежный взнос, а затем уже в качестве представителя организации убеждать других людей также стать членами данной организации. В случае успеха за каждого вновь вступившего полагались денежные выплаты. Для той части людей, которые поняли и приняли данные условия добывания денег, сочли их возможными и реализовали в своем поведении, нельзя говорить, что в отношении их подействовали какие-либо насильственные методы. Смысл и значение предложенных им действий соответствовал мотивационно-смысловой системе их личности.

То же можно сказать в отношении принуждения. При его осуществлении человеку прямо предписывается или его заставляют совершить нежелательные для него поступки. При этом он ясно понимает и осознает то, чего от него добиваются. Специфична и мотивация совершаемых поступков: под влиянием принуждения она носит ситуационный характер. Вместе с тем нельзя не отметить, что реакции на внешние требования могут быть различными. У одних они вызывают сопротивление и стремление настоять на своем во что бы то ни стало, у других – приводят к внешним уступкам и послушанию без внутреннего согласия с требованиями. Третьи уступают в поведении посторонним требованиям, внутренне приняв их и согласившись с ними. В третьем случае внешние требования осмысливаются и включаются человеком в собственную мотивационно-смысловую иерархию, преобразуются в личностные мотивы, которые и осуществляют регуляцию поведения, т. е. речь идет о собственно волевой регуляции, или о свободе как осознанной и принятой личностью необходимости. В этой связи о принуждении как примененном насильственном методе психического воздействия можно говорить только в отношении второй позиции. В первом случае можно утверждать лишь о предпринятой, но не удавшейся попытке насильственного воздействия. В третьем варианте принуждение не может быть отнесено к разряду насильственных методов, поскольку здесь мы имеем дело с реализацией собственно волевого поведения.

Психическое насилие может осуществляться и минуя сознание воспринимающей стороны в форме внушающего воздействия. Оно представляет вторжение в психику человека и прививание посторонних ему идей, однако происходит это незаметно для него. Специфика внушения состоит в неравенстве сторон: коммуникатор осознанно стремится сформировать нужные ему установки у реципиента, а тот бессознательно их усваивает и солидаризируется с позициями коммуникатора. Под влиянием внушения человек совершает поступки, полагая, что действует исходя из собственных соображений. Несмотря на то что такое поведение внешне представляется как свободное волеизъявление, на самом деле оно не обладает необходимой степенью свободы, являясь по сути вынужденным, навязанным извне. Однако, если человек предварительно предупрежден о внушающем воздействии и его целях и дает на него свое согласие, тогда влияние на психику, определяемое заранее оговоренными целями, не может считаться насильственным.

Однозначной оценки не может быть и в отношении побуждения. Так, побуждающее воздействие состоит в стимуляции человека к действиям без влияния на содержание этих действий [ 4 ]. К этой группе можно отнести использование неблагоприятно сложившейся или искусственно созданной для человека ситуации, а также его мотивов. Ему «редко предъявляются ультиматумы типа «делай то-то и то-то, или будешь страдать от последствий своего поведения». Скорее он сам предвидит последствия неподчинения или неумения угодить людям, имеющим возможность применить к нему санкции. И это предвосхищение, без всяких угроз с чьей-либо стороны действует в качестве постоянной мотивации» [ 16, с. 311 ]. Несмотря на отсутствие явных форм устрашения, здесь знаком насилия является тот факт, что человек видит только один выход из сложившегося положения, а поступки, совершаемые им в угоду другим лицам, не отвечают его интересам. В случае же, когда под влиянием побуждения сознательно совершаемые им поступки соответствуют как интересам воздействующей стороны, так и его ценностно-мотивационной системе, применяемый метод воздействия не должен оцениваться как насильственный.

Таким образом, однозначно оценить отдельные методы психического воздействия (принуждение, внушение, уговоры, угрозы и др.) как насильственные не представляется возможным. О таких методах можно утверждать лишь как о потенциально насильственных. В конкретных случаях при определенных условиях этот потенциал может быть реализован. В этой связи, какие бы методы психического воздействия на человека ни выявлялись при проведении СПЭ, без специального исследования его индивидуально-личностных особенностей и наступивших в результате такого воздействия изменений его психического состояния, повлиявших на его последующее поведение, экспертного вывода об оказанном на него психическом насилии быть не должно.

Случаи, в которых применяется СПЭ психического воздействия, достаточно разнообразны. Впервые в отечественной практике она была использована в 1974 г. для установления неправомерного влияния со стороны следователя на участвующих в деле лиц [ 8, с. 21–22 ]. В настоящее время такого рода исследования относятся к числу наиболее распространенных и апробированных. Методики экспертиз, проводимых по другим категориям уголовных и гражданских дел, в настоящее время находятся на стадии разработки. В последние годы они стали использоваться по делам, возбужденным в отношении организаторов религиозных и псевдорелигиозных образований [ 2, 3 ], а также по делам о расследовании мошенничества в форме финансовых пирамид [ 11, 12 ]. Известен доказательственный потенциал СПЭ и по гражданским делам о признании недействительной сделки, совершенной лицом под воздействием психического насилия [ 17 ].

Анализ литературы и собственной экспертной практики позволяет выделить, по крайней мере, три подхода в построении методики данного вида судебно-психологического экспертного исследования. Первый можно показать на примере экспертиз психического воздействия, оказанного на допрашиваемое лицо, следователем или третьими лицами. Алгоритм экспертизы включает решение следующих задач:

1) установление наличия или отсутствия признаков неправомерного психического воздействия на допрашиваемое лицо;

2) обязательное определение в ходе экспериментально-психологического обследования его интеллектуальных, личностных, эмоционально-волевых особенностей, а также склонности к фантазированию и внушающему воздействию [ 7, с. 146–152 ].

В качестве объекта для определения наличия признаков неправомерного психического воздействия на подследственного могут анализироваться фонограммы или видеозаписи допроса. По сути, на наш взгляд, предлагается применять контент-анализ материалов дела, где единицами анализа служат признаки правомерного и неправомерного психического воздействия, а единицами счета – речевые или образные их проявления. При анализе речевой деятельности все высказывания следователя классифицируются на объективные и внушающие, устанавливается их удельный вес и взаимное соотношение. Наличие в речи следователя подавляющего числа внушающих конструктов свидетельствует о значимости оказываемого внушающего воздействия. Общий показатель, отражающий их удельный вес в сочетании со степенью их суггестивности, позволяет сделать вывод о значительном или незначительном внушающем воздействии на допрашиваемое лицо со стороны следователя, осуществленное в ходе допроса. Окончательный экспертный вывод об оказанном на подследственного неправомерном психическом воздействии делается на основании учета установленных индивидуально-психологических особенностей по-дэкспертного лица и характера оказанного на него психического давления [ 7, с. 146–152 ].

Второй подход к построению методики экспертного исследования психического воздействия, на наш взгляд, реализуется в рамках авторо-ведческой экспертизы и носит преимущественно комплексный психолого-лингвистический характер. От первого подхода его отличает отсутствие в алгоритме методики анализа самого оказываемого на личность психического воздействия. Специфика состоит в поиске с помощью судебной экспертизы, по выражению В. Ф. Енгалычева, «следов противозаконного вторжения в сферу психической деятельности личности» [ 6 ]. Впервые данный подход был использован в 1974 г. для исследования показаний подозреваемого, который впоследствии отказался от своего признания, заявив, что оно выполнено под диктовку. Комплексная психолого-лингвистическая экспертиза была выполнена Б. А. Серебрянниковым, В. И. Батовым, Е. М. Никиреевым и А. К. Панфиловым. Перед экспертами были поставлены вопросы о том, мог ли подозреваемый самостоятельно составить приобщенные к материалам дела тексты, и могли ли эти тексты быть написаны им под диктовку. Экспертиза состояла из двух частей – экспериментально-психологической и лингвистической. В результате психологического исследования были установлены особенности познавательной деятельности подэкспертного лица. Психолингвистическое исследование включало сопоставительный лингвистический анализ текстов документов (с применением методов математической обработки данных), составленных подозреваемым, а также текстов его показаний. В результате эксперты пришли к выводу, что некоторые документы подозреваемый самостоятельно составить не мог, так как в текстах отчетливо прослеживалось участие других лиц [ 8, с. 21–22 ].

Алгоритм предложенной методики имеет принципиальное сходство с методическим построением автороведческих психолого-лингвистических экспертиз, проводимых в последние годы. В них с помощью экспериментально-психологического исследования устанавливается уровень интеллектуального развития, особенности устной и письменной речи, индивидуально-психологические особенности предполагаемого автора документа. В ходе лингвистического анализа определяется его вербальный стереотип, проявляемый на смысловом и языковом (лексическом, стилистическом) уровнях, и выявляется присутствие (отсутствие) речевой специфики авторского стиля в текстах документов, имеющих юридическое значение. Общий экспертный вывод о возможности составления документа неким лицом под влиянием психического давления делается на основании результатов психологического анализа обстоятельств дела, экспериментально-психологического обследования индивидуально-личностных особенностей подэкспертного лица и лингвистического исследования текстов документов [ 7, с. 152–156 ].

Второй подход к построению методики СПЭ психического воздействия был применен нами в проводившейся посмертной психологической экспертизы по делу о признании недействительной сделки купли-продажи квартиры. Восьмидесятилетняя А., тяжело страдавшая онкологическим заболеванием, решила завещать свою квартиру соседке К., согласившейся ухаживать за ней. Об этом А. говорила соседям и комиссии психиатров, освидетельствовавших ее. Однако на другой день после освидетельствования вместо завещания в присутствии нотариуса она оформила договор купли-продажи квартиры с Б. – матерью К., проживавшей с К. в одной квартире. В договоре купли-продажи отмечалось, что право собственности Б. «… ограничено, А. предоставлено право проживания в квартире с момента ее купли-продажи, срок окончания не ограничен».

В процессе проведения экспертизы возникло предположение, что А. изменила свое первоначальное решение завещать квартиру под влиянием психического воздействия заинтересованных лиц. Объектом экспертизы служили материалы дела. В силу того, что экспертиза являлась посмертной, непосредственно выявить наличие психического воздействия, а также провести экспериментальное исследование индивидуально-личностных особенностей А. было невозможно. Не представлялось также возможным и исследование «следов» психического воздействия через обнаружение особенностей речевого стереотипа А. в документе, поскольку текст договора купли-продажи носил стандартный характер. В связи с изложенной спецификой данного дела мы вынуждены были искать «следы» возможного психического насилия над А. в значении наступившего результата сделки. Сама сделка анализировалась как поступок А. с точки зрения ее целесообразности и мотивосообразности. В результате психологического анализа материалов дела был сделан следующий вывод: несмотря на то, что по правовому значению характер сделки в виде завещания отличается от договора купли-продажи, по личностному смыслу (по А. Н. Леонтьеву) для А. данные сделки были тождественны. В том и другом случае А. проживала до конца жизни в своей квартире, а после ее смерти владельцем стала бы мать К., что позволяло К. решить ее квартирную проблему. То, что изменение первоначально предполагавшегося способа достижения цели А. произошло не без влияния К. очевидно: тяжело больная А. не нуждалась в столь сложной комбинации. Однако окончательное решение (оформление купли-продажи) носило компромиссный характер: А. получила необходимый ей уход от К., а К. – гарантии, что А. не изменит своего решения оставить ей свою квартиру. Таким образом, не исключалось применение психического воздействия на А. со стороны К., однако оно не носило насильственного характера, поскольку результат сделки соответствовал мотивационно-потребностной системе А., а воздействие (если оно и было) заключалось не в том, чтобы заставить А. совершить поступок, последствия которого были бы вредны для нее, а касалось наиболее удобного для К. способа юридического оформления приобретения квартиры в собственность.

Алгоритм методики экспертиз, условно отнесенных нами к третьей группе, ограничивается только исследованием самого психического воздействия. Отсутствие экспериментально-психологического изучения психических особенностей лица, подвергшегося такому воздействию, обусловлено тем, что объектом воздействия в таких случаях выступает большая группа людей. Так, для оценки способов психического воздействия в религиозных организациях основным материалом анализа является собственно религиозное богослужение. Последнее рассматривается в единстве основных его компонентов: организации фона воздействия, вербального и невербального уровней подаваемой информации. Определение деструк-тивности характера религиозного богослужения осуществляется через анализ соотношения внушающих и убеждающих приемов психического воздействия [ 2 ].

Принципиальное сходство имеет предложенный нами алгоритм су-дебно-психологического экспертного определения деструктивности влияния на аудиторию негативных сообщений, содержащихся в средствах массовой информации, применяемый по делам о защите чести, достоинства и деловой репутации путем установления характера соотношения внушения и заражения, с одной стороны, и убеждающих приемов психического воздействия, – с другой. Если отрицательные сведения сообщаются декларативно и бездоказательно и рассчитаны, главным образом, на снижение осознанности восприятия и критичности мышления аудитории, что не стимулирует личностного и духовного роста людей, а углубляет конфликт их базовых психических структур, то такую информацию следует рассматривать как наносящую наибольший вред ее потребителям.

К этой же группе можно отнести принцип построения методики экспертизы психического воздействия по делам о функционировании финансовых пирамид. Количество потерпевших по данной категории дел исчисляется десятками или сотнями, поэтому исследование их индивидуально-психологических особенностей хотя и целесообразно, однако практически не выполнимо. В этой связи алгоритм экспертного исследования может включать только анализ примененного воздействия на психику людей [ 1, с. 509–517 ]. По нашему мнению, эксперт, проанализировавший только особенности воздействия без исследования психики лиц, подвергшихся такому воздействию, может придти лишь к выводу о предпринятой попытке повлиять на психику и поведение людей.

Таким образом, СПЭ психического воздействия назначается в тех случаях, когда насильственное внедрение в психику человека имеет юридическое значение. В ее задачи входит обнаружение как признаков психического насилия в оказываемом воздействии, так и осуществленного негативного влияния на психическое состояние и поведение человека в юридически значимых ситуациях.

Литература

1. Алексеева Л. В. Психология субъекта и субъекта преступления / Л. В. Алексеева. – Тюмень : Изд-во Тюмен. гос. ун-та, 2004.

2. Асланян В. И. Исследование способов психологического воздействия в религиозных концессиях / В. И. Асланян // Психология и практика. – Ярославль, 1998. – Т. 4, вып. 1. – С. 13–14;

3. Бурковская В. А. Криминальный религиозный экстремизм: уголовно-правовые и криминологические основы противодействия : автореф. дис. … д-ра юрид. наук / Бурковская В. А. – М., 2006.

4. Енгалычев В. Ф. Диагностика психического воздействия в процессе судебно-психологической экспертизы / В. Ф. Енгалычев // Методы психологии : материалы II Всерос. науч. конф. по психологии Рос. психоло-гич. об-ва. – Ростов н/Д, 1997. – С. 96–98.

5. Енгалычев В. Ф. Психологическое воздействие в правоохрани
тельной деятельности / В. Ф. Енгалычев // Прикладная юридическая психология / под ред. А. М. Столяренко. – М. : ЮНИТИ-ДАНА, 2001. – С. 378–384.

6. Енгалычев В. Ф Судебно-психологическая экспертиза психического воздействия / / В. Ф. Енгалычев // Энциклопедия юридической психологии / под ред. А. М. Столяренко. – М. : ЮНИТИ-ДАНА, 2003. – С. 198.

7. Енгалычев В. Ф. Судебно-психологическое исследование фонограмм и видеозаписей / В. Ф. Енгалычев, С. С. Шипшин // Судебно-психо-логическая экспертиза : метод. руководство. – Калуга : Обнинск. – М., 1997.

8. Коченов М. М. Судебно-психологическая экспертиза / М. М. Коче-нов. – М., 1977.

9. Коченов М. М. Введение в судебно-психологическую экспертизу / М. М. Коченов. – М., 1980.

10. Леонтьев А. А. Основы психолингвистики / А. А. Леонтьев. – М. : Смысл ; СПб. : Лань, 2003.

11. Менделевич В. Д. Экспертная оценка суггестивного воздействия (по материалам психолого-психиатрических заключений о деятельности бизнес-клубов) [Электронный ресурс] / В. Д. Менделевич // Http://www. Npar. ru/journal/?section=forensic. htm. 23/01/2007, вход свободный.

12. Онищенко О. Р. Возможности судебно-психологической экспертизы при оценке психологического воздействия // Использование психологических знаний в интересах правосудия : материалы науч.-практ. конф. – Екатеринбург : Урал. гос. юрид. акад., 2006. – С. 103–109.

13. Ратинов А. Р. Судебная психология для следователей / А. Р. Ратинов. – М., 1967.

14. Ратинова Н. А. Возможности применения социально-психологических методов в экспертном исследовании. Юридическая психология : сб. науч. тр. / Н. А. Ратинов, Е. И. Сулимовская ; под ред.: Г. Х. Ефремовой, О. Д. Ситковской. – М., 2001. – Вып. 2. – С. 63–73.

15. Секераж Т. Н. О судебно-психологической экспертизе психологического воздействия //Современное состояние и перспективы развития новых направлений судебных экспертиз в России и за рубежом : материалы междунар. науч.-практ. конф. / Т. Н Секераж. – Калининград, 2003. – С. 195–201;

16. Хекхаузен Х. Мотивация и деятельность : в 2 т. / Х. Хекхаузен. – М. : Педагогика, 1986. – Т. 1.

17. ХОлопова Е. Н. Посмертные судебно-психологические экспертизы по гражданским делам / Е. Н. Холопова // Сиб. юридич. вестн. – 2005. – № 1. – С. 74–76.