СТАНОВЛЕНИЕ ПСИХОТЕРАПЕВТИЧЕСКИХ И МЕДИКО-ПСИХОЛОГИЧЕСКИХ ВЗГЛЯДОВ В ТРУДАХ ПЕРВЫХ СЪЕЗДОВ ОТЕЧЕСТВЕННЫХ ПСИХИАТРОВ

Е. В. Гайдамакина, А. В. Зотова, С. А. Подсадный

Санкт-Петербургская государственная медицинская академия

Им. И. И. Мечникова

Содержание первых трех съездов отечественных психиатров уже неоднократно рассматривалось в литературе, однако вопросы, свидетельствующие о появлении и развитии психотерапевтических и медико-психологических идей в России в конце XIX – начале XX вв., которые нашли отражение в докладах и прениях, не освещались.

Прежде чем приступить к непосредственному изложению данной темы, хотелось бы остановиться на социально-экономических условиях в России в это время и на факторах, которые способствовали созыву Первого съезда, на котором была, в полной мере, раскрыта необходимость продолжения этой традиции. Первый съезд проходил в 1887 г., в последние годы правления Александра III – периода жесткого полицейского режима в так называемую эпоху «народного самодержавия».

Председатель профессор И. П. Мержеевский в своей вступительной речи указал, что в возникновении и развитии душевных заболеваний играет роль «не только та психическая организация, которую человек получил по наследству, но и среда, в которой он вращается» [ 1, с. 15–38 ]. А среда эта в конце XIX в. была «не только небезупречна в распространении нервных и душевных заболеваний, но, напротив, очень богата целым рядом условий, способствующих их развитию» [ 1 ]. Это было время, когда в результате реформ министра финансов Н. Х. Бунге, на основе фабрично-заводского законодательства, налоговых реформ, возрос спрос на умственный труд, ужесточилась конкуренция; жизнь требовала «большей работы психического механизма и большей его порчи». Кризисы, банкротства, тяжелые и продолжительные войны, служившие постоянным «источником общей нервности», чрезмерные требования школы, относительно небольшое количество культурных центров в таком огромном государстве, все это, наряду со многими другими факторами, способствовали увеличению числа душевнобольных в нашем государстве, обнажили то крайне бедственное положение, в котором находилась психиатрия в Российской империи на рубеже веков. Безотлагательного вмешательства требовали практически все сферы как научной так и практической работы: начиная с процесса подготовки специалистов-психиатров. Например, профессор П. И. Ковалевский отмечал, что, «до введения нового университетского устава в университетах психиатрия составляла отдел специальной патологии и терапии; доценты психиатрии не имели ни клиник, ни ассистентов, ни кабинетов. Естественно, что выходящие из университета врачи при таком состоянии преподавания душевных болезней, были лишены надлежащих сведений о душевных болезнях и способах их лечения» [ 1, с. 13 ]. Это относилось и к вопросам организации призрения душевнобольных (отмечались полная зависимость отделений или заведений для душевнобольных от общесоматических земских больниц, заведование подобными отделениями и заведениями врачами – не психиатрами, отсутствие устава, регулирующего отношения психиатрических учреждений с органами земских и городских общественных управлений, отсутствие четких, оптимальных принципов организации заведений для душевнобольных, а также условий их призрения и дальнейшей эвакуации больных из лечебных учреждений). Учитывая вышесказанное, неудивительно, что первый съезд отечественных психиатров состоялся гораздо ранее аналогичных съездов врачей специалистов по терапии и хирургии, а темы, которые поднимались в докладах участников съезда, касались в основном административно-хозяйственных вопросов организации наиболее эффективной помощи душевнобольным, условий их содержания, законодательных основ их прав и свобод, вопросов отчетности о лечебно-профилактической деятельности этих учреждений.

В ходе обсуждения вопросов организации учреждений для душевнобольных и условий их содержания была затронута роль труда в лечебном процессе. Как заметил И. П. Мержеевский в своей заключительной речи, «разумно организованный физический труд составляет не только одно из важнейших лечебных средств, но может до известной степени понизить бюджет заведений, хотя труд никоим образом не должен быть принудительным, и при организации его всегда на первом месте должно стоять благо больных» [ 1, с. 1064–1067 ]. Профессор И. А. Сикорский как одну из причин «вырождения физического, умственного и нравственного» считал то, что «век пара и телеграфов … исторг из рук человека массу физического труда; то, что прежде производили мускулы человека, теперь выполняет мертвая машина, и прежний рукоделец обращен неумолимым запросом жизни к умственному труду... Запрос на умственный труд возрос до чрезвычайной степени, и человеческие отношения крайне усложнились в борьбе за физическое и нравственное существование» [ 1, с. 1055–1064 ]. Роль данного терапевтического фактора подчеркивалась многими участниками съезда как в докладах, так и во время прений. Об использовании физического труда в различных регионах России конца XIX в. упоминал И. Р. Пастернацкий в своем докладе «К вопросу о домах умалишенных в России». В нем он приводил достаточно подробные сведения о заведениях для душевнобольных в различных губерниях Российской империи, из которых можно увидеть, что даже при довольно скромных возможностях лечебниц во многих из них прилагались немалые усилия для организации труда больных. Так, в Вятской губернии «способные к труду больные летом обрабатывают огороды, подчищают сад, косят и убирают сено; женщины же занимаются шитьем, вязаньем и стиркою белья» [ 1, с. 837–884 ]. В Курской – «спокойные больные … работают дома, в саду и ежегодно зарабатывают земству 3 – 4 тыс. рублей» [там же]. В Лифляндской же губернии при лечебнице имелись не только сад, огород и парк для прогулок больных, но также ферма и мастерские (столярная и др.). В Колмовской Новгородской земской лечебнице помимо мастерских была организована и земледельческая колония. В Пермской губернии имелись швейная (больные сами обшивали себя), переплетная и столярная мастерские, больные выпиливали из дерева, работали в огороде. Тверская же губерния предоставила следующие сведения: в портняжной и сапожной мастерских а также на сельскохозяйственной ферме постоянно работали 14 % мужчин и 12 % женщин. Херсонская губерния отличилась довольно большим разнообразием мастерских, среди которых – сапожная, столярная, щеточная, портняжная, слесарная, бондарная, швейная и прядильная («в течение 1884 г. больные работали по преимуществу для отделения и заработали 3350 руб. 32 коп.» [там же]). Одобрительный отзыв у участников съезда вызвала идея устройства сельскохозяйственных колоний, так как этот вид труда особенно был близок нашим соотечественникам.

Еще меньше, чем роль труда, раскрывалась роль в лечебном процессе такого фактора как организация досуга и отдыха больных. Но все из того же доклада И. Р. Пастернацкого можно сделать вывод, что в заведениях для душевнобольных прилагались немалые усилия для того, чтобы обеспечить больным различные игры, наличие на территории лечебных учреждений садов и парков для прогулок, выезды за город. В некоторых лечебницах больные посещали театр и ставили различные театральные постановки своими силами, могли пользоваться услугами библиотеки. В отделениях имелись различные музыкальные инструменты, в оформлении интерьеров использовались картины.

Отдельного упоминания заслуживает доклад П. П. Викторова «Учение о личности как нервно-психическом организме», в котором нет еще упоминания термина «психотерапия», но указывается на существование таких состояний, при которых «в качестве лечебного фактора должно быть испробовано убеждение и логическое противоборство» [ 1, с. 953–1046 ].

П. П. Викторов предполагал, что «на упражнении мышечной силы и проистекающего отсюда развития мышечного чувства и двигательных представлений, вероятно, основывается полезное влияние гимнастики на образование характера» [ 1, с. 966 ]. Спустя более чем полвека, В. Райх также будет придавать огромное значение в своей терапевтической деятельности физическим проявлениям характера индивида.

Немало внимания уделялось в докладе таким расстройствам как «болезни настроения, болезни личности, которые мы выделяем в совершенно самостоятельную группу … этого рода болезни, выражающиеся только изменением настроения в связи с соответствующим изменениям поведения без перехода в душевную болезнь, зависят единственно от несоответствия личности с условиями физической или общественной среды, вовсе не поддаются лекарственному лечению и … составляют вполне законченную, вполне самостоятельную группу функциональных расстройств настроения.

… Болезни личности отличаются сравнительно легкой излечимостью. Последняя достигается такой комбинацией общественных условий, при которой отношение между личностью и средою регулируется не принуждением, а справедливостью. Тогда уничтожается и то «духовное принуждение» (der geistige Zwang), которое, хотя сама личность может относить, как мы видим, на счет собственных несовершенств и нравственного настроения, но которое, поистине, всегда лежит вне ее самой: в семейных отношениях, сословных, государственно-общественных. С падением «духовного принуждения» падает и то ненужное здание болезненно отложенных теорий, о чем упоминалось выше: личность невольно опять возвращается к действительности … Но, что всего печальнее, болезни настроения описанной группы всего чаще захватывают наиболее выдающиеся дарования и наиболее впечатлительные умы: последние чаще всего и гибнут» [ 1, с. 1044–1045 ].

Докладчик также приводил определение темперамента и личности, как соответственно первичной и вторичной плоскости личности: «Посредством темперамента внешняя среда вдвигается в пределы нашей индивидуальности; посредством характера наша индивидуальность вдвигается в среду. Посредством темперамента расширяются пределы нашей первичной индивидуальности, посредством характера мы расширяем нашу вторичную индивидуальность» [там же].

И. В. Маляревский в своем докладе рассказал о работе созданного им в 1883 г. врачебно-воспитательного заведения с учетом принципов медицинской педагогики. «Программа врачебно-воспитательного заведения … обнимает задачи: дать приют детям, наследственно предрасположенным к душевным заболеваниям, а равно и детям с приобретенными психическими недостатками, с тем, чтобы путем влияния, основанного на ближайшем изучении их природы, довести развитие этих детей до возможной степени совершенства и обеспечить их будущее» [ 1, с. 1046– 1053 ]. В прениях по данному докладу Н. Н. Баженов и П. Я. Розенбах обратили внимание, что западные и особенно французские психиатры «заявляли о благотворном влиянии внушения в гипнотическом состоянии на нравственное состояние таких субъектов» [ 1, с. 1053–1055 ]. И. В. Маляревский ответил, что «этого средства никогда не применял к своим воспитанникам; я вообще держусь принципа, что на таких детей нужно воздействовать путем сознательного развития, а не гипнотизирования» [ 1, с. 1055 ].

На закрытии первого съезда отечественных психиатров было высказано намерение созвать очередной съезд спустя несколько лет, но прошло почти два десятилетия до момента созыва второго съезда. Как сказал председатель распорядительного комитета съезда профессор И. А. Сикор-ский в своем вступительном слове, «… за истекшие 18 лет сама постановка научных и практических задач существенно изменилась: установилась физиологическая и эволюционная психология, широко осветив психиатрические горизонты … в области воспитательного дела выяснилась потребность компетентной консультации врачей-психологов … Жизнь настойчиво стучится в двери психологической медицины и ждет ее критики и ее голоса» [ 2, с. 23–25 ]. Видимо, именно эта настойчивость и способствовала созыву съезда в столь непростое для страны время, и она же побуждала практически каждого докладчика (начиная с вступительного слова академика В. М. Бехтерева и заканчивая заключительной речью И. А. Сикорского) упоминать и доказывать влияние социально-политических факторов на состояние душевного здоровья в Российской империи (результатом чего стало единогласное принятие резолюции, в которой указывается на необходимость «коренного изменения настоящего государственного строя путем фактического предоставления всем без исключения гражданам России всех политических и гражданских прав…» [там же]). За этим последовало предупреждение Министерства внутренних дел через губернатора г. Киева, о том, что «председателям означенных собраний надлежит озаботиться неразрешением внесения таковых общегосударственных вопросов на рассмотрение собрания». Но как следует из того же вступительного слова И. А. Сикорского «в сфере художественного и поэтического творчества … почуялась настоятельная потребность в психологической и психиатрической критике новых направлений» [ 2, с. 24 ].

Профессор Л. С. Минор указал на наблюдавшуюся изменчивость в нозологических формах под влиянием социально-экономических факторов «… закон, давший право каждому рабочему взыскивать с предпринимателя вознаграждение за увечье, создал этим совершенно новый вид сутяжнического невроза с упорными, неотступными идеями о получении желаемой ренты, невроза, крайне усложняющего картину травмы» [ 2, с. 456–471 ].

О роли общих факторов, способствующих росту числа душевных заболеваний, говорил и В. К. Рот, отмечая, что если еще «прошлое столетие и врачами и публикой называлось нервным веком» [ 2, с. 213–215 ], то в начале XX в. можно говорить о развившейся «нервной пандемии». И способствуют этому «… подрастающие поколения, рожденные слабонервными и тем легче уродуемые условиями среды и невозможным воспитанием под кровом родителей, в лучшем случае лишь не в меру чувствительных и безвольных» [там же].

В. П. Сербский, в свою очередь, указал на существующие в то время сложности в самом научном мире: «10–15 лет назад доминировала одна школа, теперь же произошел крупный раскол среди научных воззрений психиатров и примирить их по существу на основании какого-либо общего принципа решительно нет возможности» [ 2 ].

Но, несмотря на все трудности, о которых упоминалось ранее, очевидно развитие психиатрии вообще, психотерапии и медицинской психологии в частности. Так, многими докладчиками высказывалось убеждение о назревшей необходимости включения психологии в программу обучения врачей различных специальностей.

В. М. Бехтерев достаточно подробно раскрыл определение личности с точки зрения различных школ. Сам же он придерживался мнения, что личность, как понятие, наряду с внутренним объединением и координацией, содержит в себе и активное отношение к окружающему миру, основанное на индивидуальной переработке внешних воздействий. В. М. Бехтерев утверждал, что личность представляет собой основу, на которой зиждется современная общественная жизнь: с помощью наглядных примеров из реальной жизни доказывается роль каждой отдельной личности в историческом развитии народов и, таким образом, указывается острая необходимость охраны здоровья и правильного развития личности. В. М. Бехтерев выделял и ряд факторов, способствующих разложению личности, и среди них ведущую роль он уделял рабству и подавлению свободы.

Продолжением темы, затронутой П. Я. Сукачевым на первом съезде, где он пытался объяснить развитие психических явлений движением протоплазмы нервной и мышечной ткани и утверждал, что психические явления не могут происходить без совместного участия мышечной ткани, может служить доклад И. И. Иванова. Здесь высказывается скорее противоположная точка зрения: в диаде «психика – мышечная система» первичная роль отводится именно психическим явлениям. Он, ссылаясь на В. Вундта, говорил о сопровождении «чувствования» реакциями со стороны внутренних органов (сердца, кровеносных сосудов, дыхательных органов), наружных органов движения (сначала наступают сокращения мышц рта, затем мышц верхних конечностей и всего тела, а при более сильных аффектах – расстройства иннервации в виде дрожания мышц, судорожных сокращений грудобрюшной преграды и лицевых мышц, параличного расслабления мышечного тонуса). Так же под влиянием аффекта возникают изменения в психической деятельности – вызывая изменения со стороны чувственной и интеллектуальной сферы.

В своем докладе о важнейших задачах современной практической психиатрии М. Я. Дрознес затронул несколько актуальных вопросов, что вызвало протесты во время прений, как это была слишком обширная тема для обсуждения в рамках съезда. Это и значение психопрофилактических мер, информированности населения, включение в состав комиссий, осуществляющих освидетельствование «душевных, умственных и нравственных отправлений человека» врача-психиатра–психолога, и значение отдыха для сохранения психического здоровья, и нецелесообразность снабжения обращающегося за помощью душевнобольного рецептом и возвращение его в прежнюю, вредную для него среду. М. Я. Дрознес указывал на выделении так называемых «quasi-здоровых субъектов», которые не могут быть рассматриваемыми как совершенно больные, но и не могут считаться совершенно душевно нормальными (истеричные лица, неврастеники, ипохондрики, алкоголики и т. д.). Докладчик убеждал в необходимости создания специальных лечебных учреждений для данного контингента больных наподобие «народных лечебниц» в Германии, имеющих специальное устройство и преследующих как лечебную, так и перевоспитательную цели. Созвучны с вышесказанными идеями и слова В. Е. Ларионова, который говорил, что измененные психические состояния при истерии и неврастении не должны считаться психозами и вноситься в научные классификации душевных болезней и, что помещать таких больных в психиатрические лечебницы не только неправильно, но и ненаучно.

В продолжение этой темы стоит упомянуть и доклад В. К. Рота «Общественное попечение о нервно-больных. Устройство специальных санаториев», которые уже упоминались ранее и о которых стоит отметить еще несколько моментов. В первую очередь – это роль организации санаториев для больных неврозами. В. К. Рот утверждал, что правильное воспитание и целесообразный режим могут внести могущественный корректив для «нервных» больных, но зачастую главным целебным фактором служит их удаление из привычных психотравмирующих условий и смена этой обстановки на более целесообразную. Докладчик считал санатории не панацеей, но совмещением наиболее благоприятных комбинаций лечебных факторов для большинства неврастеников, истериков и вообще больных неврозами; отмечал роль как лечебных факторов режима, труда, массажа, гимнастики, спорта, гидротерапии, климатических факторов.

Также в докладе говорится об этиологии и эпидемиологии функциональных расстройств нервной системы – неврастении, истерии и менее многочисленных форм различных неврозов, в большей или меньшей степени комбинирующихся с неврастенией и истерией. Обосновывается большее значение в развитии вышеуказанных состояний воспитания и условий формирования личности, чем наследственности. Так, В. К. Рот считал, что «… у экзальтированной и неуравновешенной дочери болезненные проявления нервности не настолько унаследованы от матери истерички, сколь развиты в силу неправильного образа жизни, психического контагия и извращенного воспитания» [ 2, с. 478–499 ] и отмечал огромное количество мужчин, у которых неврастения развивается на сексуальной почве. Также он утверждал, что в развитии неврастении большую роль играют не сами трудности в жизни, а тот психологический контекст, на котором они возникают: так, развитию невроза способствует больше бездетность, чем трудности, связанные с рождением ребенка. Еще один момент, о котором упоминается в докладе – это положительная роль в лечении невротических больных совместимости врача и пациента.

Не меньшего внимания заслуживает доклад Г. И. Россолимо, в котором он говорил о важной роли «искусства врачевания» в медицине. И это «искусство» заключается в использовании в лечебном процессе не только законов физиологии и фармакологии, но и особенностей личностей врача и пациента, их взаимного влияния, а также взаимного влияния психики больного и лечебных мероприятий. Главной сутью медицины Г. И. Россо-лимо считал психологическое взаимодействие врача и больного, которое обеспечивается общечеловеческим контактом доверия и состраданием. По мнению докладчика, «… терапевтический контакт, о котором идет речь, требует создания всяческих условий, возможно, больше вырабатывающих и развивающих в больном общую внушаемость; применения мероприятий, которые не только прямо соответствуют терапевтической цели, но и импонируют самому больному и заслуживают его доверия; он требует от врача знания, опыта, удачи в лечении, а главное – авторитета его личности, который служил бы больному точкой опоры для веры в исцеление и для надежды на помощь и врачебную, и человеческую; врач должен продемонстрировать больному качества «человека достойного доверия, сильного волей, доброго сердцем, полного благородных стремлений и умудренного житейским опытом» [ 2, с. 300–311 ]. Г. И. Россоли-мо обращал внимание на роль в лечебном процессе чувства самосохранения больного и о положительном влиянии фактора косвенного внушения и самовнушения в лечебном процессе, но отграничивая его от гипнотического внушения.

Говоря о лечении не только душевно - но и соматических больных, Г. И. Россолимо считал, что в первую очередь стоит апеллировать к личности больного и рассматривать страдающего больного как особую психологическую субстанцию. Г. И. Россолимо, хотя и отзывался скептически об эффективности «под час ни на что не годных курортов, местных и иностранных» [ 2 ], но также отмечал важное значение перемены обстановки и нормированного режима.

В прениях же по данному докладу, профессора и академики, присутствующие на съезде, воздержались от каких-либо высказываний, а мнения остальных участников отразили противоречивое отношение к роли психотерапии как лечебного метода. Так, наряду с несколькими одобряющими голосами, более многочисленными оказались мнения в пользу ограниченности применения психотерапии из-за «богатого, шагающего гигантскими шагами, арсенала фармакологических, физических и всяких других терапевтических средств» [ 2, с. 311–316 ], а также высказывания о том, что «первенствующее значение психологических факторов ни на чем не основано» и «не дышит новизной».

Интересны доклады приват-доцента Московского Университета Ф. Е. Рыбакова «Лечение алкоголиков» и А. Г. Розенеля «О значении гипноза при лечении нервных и душевных болезней вообще и в частности алкоголизма». Ф. Е. Рыбаков указал в своем докладе на помещение алкоголиков в специальные лечебницы и «систематическое применение гипноза на ходу» (т. е. амбулаторным способом), как на основной метод лечения алкоголизма. Здесь прослеживается разница во взглядах по этому поводу с Л. С. Минором, представившим свой доклад о лечении алкоголизма на первом съезде отечественных психиатров, и указывающим на то, что большинство психиатров того времени считали залогом успешного лечения неудержимого влечения к алкоголю временное лишение больного его личной свободы. Ф. Е. Рыбаков же высказывался в пользу амбулаторного метода лечения и одним из основных терапевтических принципов выдвигал «принцип непринудительности». Наиболее эффективным Ф. Е.ºРыбаков считал создание амбулаторий при лечебницах и тогда при «правильной постановке дела лечения алкоголиков в России … вся страна покроется сетью амбулаторий для пьяниц» [ 2, с. 316–326 ].

Ординатор же психиатрического отделения Черниговской губернской земской больницы А. Г. Розенель назвал гипноз «не более как симуляцией известного состояния» [ 2, с. 327–328 ] и высказал мнение, что «гипнотерапия не дает никаких заметных результатов при лечении нервно-психических заболеваний» [ 2, с. 327 ].

И хотя в докладах обнаруживаются две прямо противоположные точки зрения, в прениях по их поводу высказывались достаточно однородные взгляды, которые сводились к двум основным положениям: первое – «гипнотизм не только есть факт, с которым надо считаться, но и терапевтическое средство, которое в строго определенном круге показаний может быть несомненно полезным» [ 2, с. 328–341 ]; и второе – «гипноз в лечении алкоголизма – паллиатив» [ 2 ] и, что нужно стремиться не к «покрытию страны сетью амбулаторий», а уделять больше внимания социально-экономическим факторам, т. е. устранять основную причину распространения алкоголизма в Российской империи.

Профессор И. А. Сикорский предоставил вниманию съезда два доклада по вопросам воспитания «Психологические основы воспитания», который был зачитан в рамках программы торжественного заседания съезда, и доклад «О воспитании отсталых, умственно недоразвитых и нервных детей», который не был зачитан непосредственно на заседаниях съезда, но был помещен в приложении к трудам второго съезда отечественных психиатров. В них докладчик обратил внимание на роль врачебно-педагогических институтов в воспитании и значении психологического обследования в педагогическом процессе. Также он выделял роль воспитания в первые годы жизни. Учитывая, что «слабость воли составляет национальную черту русского, как и других славянских народов» [ 2, с. 665– 690 ], И. А. Сикорский считал необходимым развитие внимания, воли, интеллектуального чувства и утверждал, что «обучение ремеслам и искусствам … служит средством для физического и умственного развития воспитанников для укрепления воли и выработки настойчивости» [там же]. И. А. Сикорский говорил о роли научения в воспитательном процессе отсталых детей и выделял большое значение в этом моментов игры и новизны, акцентировал внимание на необходимости поддерживать положительный эмоциональный настрой воспитанников, а также принимал во внимание индивидуальные особенности воспитанника, для дальнейшего объединения каждого члена коллектива в «дружную семью, все члены которой движутся к единой цели».

Он считал необходимым создание амбулаторий, целью которых будет помощь в воспитании детей, путем консультирования родителей по возникающим у них вопросам. Помимо детского населения, амбулатории будут посещать и взрослые молодые люди, работающие над самовоспитанием и желающие получить совет по поводу своего неправильного характера.

Интервал между созывом второго и третьего съездов оказался значительно меньше чем между первым и вторым, что может свидетельствовать о более интенсивном развитии психиатрии и смежных с ней областей в начале XX в. Можно говорить и о росте интереса к рассматриваемым мероприятиям и их значимости не только для медицинских кругов и не только в нашей стране. Свидетельством этому были и представители зарубежного славянства, присутствовавшие на съезде (один из которых, профессор Е. Форманек сказал, что «все славянство видит в России могучую силу, которая создает славянскую науку, славянскую культуру … [ 3, с. 17 ]), и многочисленные делегации, представляющие различные научные, врачебные, общественные и правительственные органы, и приветственные телеграммы, пришедшие в большом количестве из различных регионов России и Западной Европы.

В трудах третьего съезда, прошедшего в Петербурге в 1909 г. еще больше внимания, чем прежде было уделено социально-экономическим и законодательным вопросам. Свидетельством этому может быть уже то, что первое торжественное заседание было открыто юристом, почетным академиком А. Ф. Кони, который сравнил роль врачей с ролью присяжных заседателей, которые добиваются пересмотра закона путем последовательного произнесения однородных оправдательных приговоров, указывающих на несоответствие того или иного уголовного закона требованию справедливости и голосу совести. Одним из результатов работы съезда было вынесение резолюции о полном уравнении прав женщин с мужчинами в области семейных, гражданских, общественных и политических прав.

Актуальные вопросы, касающиеся психического здоровья населения Российского государства, были озвучены в приветственной речи председателя организационного комитета съезда академика В. М. Бехтерева. Он говорил о том, что «современная культура ведет к возрастанию числа нервных и душевных больных» [ 3, с. 43–66 ] и общий кризис в стране приводил к росту числа самоубийств даже среди школьников. В. М. Бехтерев указал и на неудовлетворительную постановку вопроса об оказании помощи нервно-психическим больным и на «ограничение личной свободы массой возлагаемых на человека обязанностей, сопряженных с ответственностью и отчужденностью от природы» [там же] и на «всеобщее поклонение золотому тельцу, приводящее к крайнему переотягощению физических и нравственных сил населения, умственному переутомлению, целому ряду нравственных лишений и к физическому истощению» [там же]. Физическое истощение и нравственные лишения, в свою очередь, приводят к излишнему употреблению возбуждающих средств, в корне расстраивающих деятельность нервной системы, а положение дел лечения зависимых от алкоголя или других психоактивных веществ также оставляло желать лучшего. Среди путей борьбы с психическими заболеваниями В. М. Бехтерев обратил внимание на роль психопрофилактики и организации санаториев для нервнобольных. О положительной роли курортов, морских купаний, климатических станций, санаториев и лечебных колоний упоминал и А. Ф. Мальцев, ссылаясь на статьи, датированные еще концом XIX в., он же отмечал и положительное влияние на душевно-больных труда, с помощью которого они приобретают осмысленность интересов и душевную устойчивость. Особое внимание В. М. Бехтерев уделил воспитательному фактору. Было высказано мнение о целесообразности создания курсов для нянь и будущих матерей, а также общественных организаций с воспитательным характером, выполняющих функцию дошкольного образования, так как этот возраст считается самым нужным и важным для будущего развития личности. Подчеркивалось значение физической и нравственной гигиены и в дальнейший период школьного образования.

Нашел свое отражение в трудах съезда и возросший в последнее десятилетие интерес к расовой психиатрии. Так П. П. Викторов в своем докладе «Реорганизация психиатрического дела в Могилевской губернии в связи с особенностями белорусского края» обратил внимание на влияние культурологических особенностей белорусского края на психопатизацию некоторой части населения. Особое внимание в этом отношении было уделено еврейской национальности. Об особенностях протекания психи - ческих заболеваний у евреев говорилось в докладах Э. В. Эриксона «О формах призрения душевнобольных в Царстве Польском» и А. М. Вир-шубского «Психиатрическая помощь еврейскому населению Виленской губернии». Э. В. Эриксон сделал вывод, что истерия у евреев встречается чаще, чем эпилепсия, а у поляков наоборот. А. М. Виршубский, в свою очередь, считал, что «предрасположение евреев к душевным заболеваниям есть расовое свойство» [ 3, с. 122–147 ], но обосновывал свою точку зрения скорее не антропологическими особенностями представителей еврейской нации, а социально-экономическими и политическими условиями, в которых развивался этот народ. «Революция, вселявшая в узкое мировоззрение лиц, привыкших к серой будничной жизни, необъятные горизонты быстрого и коренного переворота в их социальном и правовом положении и очутившихся у старого разбитого корыта, тем самым создала благодатную почву для эпидемии психозов, вылившихся в данном случае преимущественно в меланхолический симптомокомплекс, гармонирующий с атмосферой грустных повествований о многовековых репрессиях» [там же].

Все больше говорилось о необходимости развития клинической психологии, введения ее обязательной дисциплиной в систему профессиональной подготовки врачей и внедрения психологических обследований в психиатрическую практику. На съезде упоминались существующие уже специальные курсы экспериментальной психологии с обставленными лабораториями при ВМА и женском медицинском институте. Психоневрологический институт и Психологическая академия (детище А. П. Нечаева) имели целью подготовить соответственно образованных педагогов. В. П. Осипов подчеркивал важность психологического критерия, как части клинического для определения и классификации болезней.

Л. С. Павловская рассказала участникам съезда о предпринятой ею попытке экспериментального психологического исследования больных хроническим алкоголизмом. Исследование проводилось по методу В. М. Бехтерева. На основании результатов исследования докладчица сделала вывод, что ассоциации и умозаключения у алкоголиков практически не отличаются от таковых у здоровых, внимание снижено по сравнению со здоровыми исследуемыми, а воображение наоборот оказалось живее и заключало больше творческой активности, чем у здоровых лиц. При клиническом наблюдении было замечено, что больные с хроническим алкоголизмом обнаруживают слабость воли, отсутствие этических и религиозных чувствований, цинизм, леность, легкомыслие. В заключение своего доклада Л. С. Павловская высказала мнение, что «… явления хронического алкоголизма нельзя рассматривать как результат отравления алкоголем, а нужно считать сложным явлением, состоящим из разных индивидуальных особенностей и влияния алкоголя» [ 3, с. 203–217 ], и отвела основную роль в лечении особой воспитательной системе, направленной на развитие воли, приучение к планомерной и систематической работе, педантичному распределению времени занятий и отдыха. Доклад вызвал бурные прения, в которых звучали немалочисленные возражения против уменьшения роли вредного воздействия алкоголя на нервную систему.

Вообще же вопросам лечения, профилактики и этиологии алкоголизма было посвящено немало докладов, на основании которых можно увидеть неоднозначность мнений по этому поводу. Так, председательствующий во время докладов В. М. Бехтерев отметил противоречие между Л. С. Минором, который отрицал роль наследственности, и Ф. Е. Рыбаковым и высказал мнение, что в этом вопросе надо использовать и другие методы кроме статистических исследований. В. М. Бехтерев считал невозможным не учитывать, помимо наследственного фактора, роль воспитания родителями алкоголиками, которые часто и сами отравляют своих детей в нежном детском возрасте алкоголем. По его мнению, «неправильное воспитание и подражание детей алкоголизму старших также играет большую роль в развитии так называемого наследственного алкоголизма» [ 3, с. 229–230 ]. Здесь же стоит упомянуть доклад А. М. Коровина «Дипсомания как ритм и истощение». В его докладе говорилось о необходимости предварительного изучения психической нормы человека в ее историческом развитии вне зависимости от алкоголизма и только после этого следует делать вывод о роли наследственности. Докладчик дал психологическое объяснение поведенческим реакциям и связывал форму запоя с личностными особенностями преморбидного фона. Он поддержал уже неоднократно высказывающееся мнение о первостепенной роли психотерапии в лечении данного контингента больных и даже дал конкретные рекомендации по применению психотерапии в зависимости от вида запоя. Говоря о значении воспитания в юношеском возрасте, докладчик, поддерживая многих педагогов того времени, ставил на первый план развитие сил и свойств, которые служат для борьбы с аффектами, особенно с чувством гнева.

При обсуждении профилактических мер в борьбе с алкоголизмом докладчики были более-менее единодушны в признании роли просветительской работы с населением и социально-экономических реформ. Доклады, касающиеся лечения алкоголизма, в контексте данной статьи, интересны, прежде всего, тем, что демонстрировали господствующее в то время в российской научной среде отношение к гипнотерапии и психотерапии вообще. Прежде всего, надо отметить, что среди населения пользовалось огромной популярностью амбулаторное лечение алкоголизма с применением, главным образом, гипноза. По словам Л. С. Минора, «русский простолюдин обладает совершенно изумительной гипнотической внушаемостью, которая приближает его в этом отношении к истерической женщине или ребенку» [ 3, с. 171–202 ] и, учитывая это, а также условия жизни и труда крестьян, которые составляют основной процент обращающихся за помощью, «амбулатория для алкоголиков – есть чисто русское, местное изобретение» [ 3, с. 172 ].

Подтверждением вышесказанному может служить и немалая популярность в борьбе с алкоголизмом у русских крестьян знахарей, священников и принятия зароков. По результатам проведенного сравнительного исследования эффективности применения у алкоголиков гипноза и психотерапии, о котором доложил И. Н. Введенский, очевидно, что и посещаемость и эффективность лечения с применением гипноза была выше, чем при применении психотерапии в широком смысле слова, хотя нужно заметить, что при оценке результатов спустя 3 – 4 года после курса терапии эффективность гипно - и психотерапии выравнивается. Но, по словам того же И. Н. Введенского, «… за общим увлечением гипнотерапией и преувеличенными ожиданиями и требованиями к ней, которые были результатом блестящих работ Парижской и Нансийской школ в области гипнотизма, наступило более правильное отношение к ней и как неизбежная реакция, некоторое разочарование и скептицизм по отношению к гипнотическому методу лечения» [ 3, с. 331–345 ].

Л. С. Минора указывал, несмотря на трансформацию «старого, ауто-ритативного гипноза» в «диалектический» Л. Левенфельда, «… тот, кто следит за эволюцией психотерапии с чисто практической точки зрения, тот увидит, что последнее время и лучшие представители гипнотерапии берут, правда, еще под свою защиту зашатавшийся престиж старого гипноза, но уже в такой форме, которая показывает, что они сами считают настоящую, резонирующую, оперирующую рассудком, волей и логикой пациента психотерапию более просвещенным методом лечения, чем гипноз» [ 3, с. 171–202 ].

Большинство докладчиков и участников прений сошлись во мнении, что нашему алкоголику нужна именно планомерная, перевоспитывающая психотерапия в широком смысле слова как способ перевоспитания больного путем постепенного разрушения и вытеснения неправильных представлений и умозаключений, замены их правильными представлениями и сообщения ему здоровых умственных навыков. Ведь отправляясь лечиться, он еще не расстался душевно с вечно милой ему водкой. Для лечения алкоголизма, направленного на индивидуальность пьющего человека, «требуется именно планомерная перевоспитывающая психотерапия, а не гипноз, даже в этом «модернизированном» виде … Нашему алкоголику нужна по моему убеждению, новая психотерапия, в смысле П. Дюбуа … Гипнотическое внушение не оставляет места для личной активности больного и самостоятельной успешной борьбы с болезнью. На этой почве возникло новое направление, которое нашло наибольшее выражение в работах П. Дюбуа и его последователей с их принципом «психической ортопедии» и резко отрицательным отношением к гипнозу. Наконец, учение З. Фрейда, не получившее общего признания, но успевшее за последние 10 лет оказать влияние на многие области психопатологии и нормальной психологии, и основанный на нем метод психоанализа, открывают новые пути и перспективы для рациональной психотерапии в той области, которая раньше с большим или меньшим успехом обслуживалась гипнозом. К. Абрахам придает особенное значение в этиологии раннего слабоумия вредным влияниям на половую сферу в юности. А низкая эффективность психотерапии в широком смысле слова объяснялась не особенностями самого метода, а условиями его применения. Здесь снова стоит вернуться к словам И. Н. Введенского: "Психотерапия в широком смысле слова, внушение наяву, перевоспитание больного, может и должно иметь место главным образом в стационарных лечебницах для алкоголиков, где помимо прямого психического воздействия со стороны врача… удаление больного из семьи и обычной обстановки, окружающая атмосфера трезвости, режим и неутомимый труд и т. д. являются могущественными психотерапевтическими факторами …"» [ 3, с. 331–345 ]. Также отмечалась важная роль профессиональной подготовки врачей, применяющих психотерапию в своей практике. И в этом направлении уже существовали определенные практические наработки. Так, А. Л. Мендельсон в своем докладе рассказал о работе сети амбулаторий для алкоголиков, созданных при Петербургском попечительстве о народной трезвости, которые выполняли лечебные (психотерапия и лекарственная терапия) воспитательные (просветительные) задачи. Врачи, работающие в амбулаториях, прошли предварительную подготовку, длительное время проработав с докладчиком. Для врачей была создана научная библиотека из изданий, имеющих отношение к алкоголизму. Также амбулатории посещали врачи из провинции, командированные для изучения психотерапии алкоголизма. При одной из амбулаторий уже читались систематические курсы А. Л. Мендельсоном по терапии алкоголизма с практическими занятиями по лечению алкоголиков внушением. Отмечалась также положительная роль применения к алкоголикам воспитательно-нравственного ремесла, при условии индивидуализации труда, при обязательном изучении личности каждого.

Профессор В. А. Муратов указал на роль вторичной выгоды в развитии травматического невроза и считал «лучшей психотерапией травматического невроза – страхование рабочих и пенсионирование инвалидов не зависимо от судебного доказательства инвалидности и существующей системы состязательного процесса» [ 3, с. 242 ].

Наряду с распространением психотерапевтических идей среди лечебных мероприятий свое место сохраняли и физиопроцедуры. Так, М. Н. Жуковский демонстрировал больного с объективными явлениями истероневрастении, состояние которого улучшилось на фоне лечения ваннами, бромидами, внушением и электризацией, а В. М. Гаккебуш представил целый доклад о применении длительных ванн в психиатрической практике и их благотворном влиянии на пациентов, не поддающихся постельному режиму. В Харькове докладчик стал применять их с 1907 г. А первые указания на успех лечения такими ваннами встречались уже в середине ХIX в. у французских авторов (острая паранойя, маниакальное возбуждение). Среди положительных эффектов ванн выделялись успокаивающий, снотворный эффекты и стимуляция аппетита.

В. П. Кащенко в своем докладе привлек внимание к дефективным детям, констатируя факт возрастания детской преступности, несмотря на применение наказаний. Докладчик говорил о необходимости создания специальной заботы о дефективных детях путем организации вспомогательных учреждений, в которых очень важна ассоциация сил врача и педагога. Причем врачу, подготовленному в области психологии и психопатологии ребенка, необходимо знать педагогику, так же как и учитель должен обладать качествами наблюдателя и психолога. Необходимо изучать индивидуальные способности каждого ребенка и предъявлять индивидуальные требования к каждому ребенку.

Базисом учебно-воспитательных и образовательных воздействий на отсталого ребенка является ручной труд, который, с одной стороны, имеет значение как изучение ремесел, а с другой, влияет на развитие интеллекта, внимания, воли. Довольно очевидна ориентация на западноевропейские страны. В пример приводятся немецкие учреждения, но в то же время и самим докладчиком отмечается насколько трудно адаптировать зарубежный опыт для нашей страны, поскольку у нас даже численность детей, нуждающихся в такой специальной постановке образования, не установлена.

Важное место вопросам психологии воспитания уделял и П. П. Ту-тышкин. Упоминая, в свою очередь, о таких представителях Запада как Г. Лебон, А. Бине, и других исследователей в области педагогической психологии Америки и Германии, ратующих за индивидуализацию методов преподавания сообразно прирожденным склонностям и задаткам ребенка, согласно индивидуальным особенностям всего его психофизического склада, отдается дань и вкладу отечественных психиатров в эту область. Из русских психиатров вопросами педагогической психологии занимался И. А. Сикорский, а последнее время В. М. Бехтерев. А. Н. Берн-штейну принадлежит заслуга введения в жизнь систематического психологического исследования в психиатрических больницах России.

В нашей стране особо остро ощущается необходимость изменения строя колоний для малолетних преступников в духе лечебных учреждений и изгнание из них тюремного духа. Несомненно, что врач-психиатр в роли директора колонии, производя систематическое психологическое исследование своих воспитанников, найдет в нем источник мероприятий индивидуальной психотерапии. В своем докладе П. П. Тутышкин уделил достаточно внимания и социальной психологии, отмечая, что социально-экономические и политические бедствия массового характера значительно понизили средний уровень запаса физических и психических сил личности русского обывателя во всех слоях общества.

Этот упадок психической энергии обнаруживается, главным образом, в ослаблении волевой сферы; на этой почве болезненного безволия, с одной стороны, возникает масса неврастеников, истеричных и всяких неудачников, не умеющих приспособиться к тяжелым условиям современной русской действительности; с другой – господствующими слоями общества чаще поощряются более грубые и низменные инстинкты личности взамен самодеятельности, инициативы, умственного богатства и нравственной стойкости личности. «Я позволил бы себе охарактеризовать психологию современной общественной реакции русского общества, как массовое нравственное поглупение[ 3, с. 735–744 ]. То есть в процессе эволюции нравственного помешательства возрастает роль психиатров в психопрофилактике.

«Современная психиатрия, которая базирует свои клинические наблюдения и обобщения на данных современной научной психологии, не может не считаться с учением об эволюции идей и об импульсивности идей, по которому каждая идея, заполняющая сознание личности, импульсивно стремится вылиться в форму действия, в волевой акт. Это учение американского психолога У. Джеймса, согласное с учением о психических рефлексах нашего знаменитого соотечественника И. М. Сеченова и других психологов и натуралистов об эволюции идей, дает психиатру полную уверенность, что культивируя определенный цикл идей и, пробуждая в известном направлении общественную мысль и общественное сознание, он в то же самое время содействует проявлению и волевых эффектов, неразрывно связанных с данными идеями, а следовательно, ведет активную борьбу с общественной реакцией и воспитывает вслед за массовой реакцией массовую волю» [ 3, с. 743 ]. Нужно продвигать в первую очередь идеи «права» и «законности» вместо общераспространенных идей «беззакония» и «произвола». Не приходится обосновывать право психиатра разрабатывать вопросы «уголовного права». В связи с чем программной темой четвертого съезда была предложена всесторонняя психологическая разработка идеи права и законности в связи с профилактикой нравственного вырождения русского народа.

А. Б. Владимирский, в свою очередь, приводит воспитательный процесс к физиологическому учению о сочетательных и условных рефлексах, разрабатываемых И. П. Павловым и В. М. Бехтеревым. Противников же экспериментальной психологии он разделял на два лагеря: научно образованные психологотеоретики (во главе с профессором Г. И. Челпановым), которые усматривают в широко распространившихся психологических изысканиях педагогов как бы падение научного достоинства психологии. «Громадная заслуга экспериментальной психологии – это тот незримый факт, который я охарактеризовал бы как подъем педагогической мысли, который отмечают последние годы. Экспериментальная психология фиксировала внимание общества и педагога на личности ученика; второй лагерь – педагоги-практики» [ 3, с. 744–762 ].

В своем докладе «Основы распознавания и классификации душевных болезней» В. П. Осипов остановился на вопросе о становлении экспериментальной психологии в мировой науке и в России в частности. Так, он приводил слова Э. Крепелина о его уверенности в том, что прогресс клинической психиатрии в ближайшем будущем будет связан теснейшим образом с прогрессом психологического анализа душевных явлений и с применением этого анализа к изучению душевных болезней. Профессор И. Г. Оршанский видел в этом психологическом направлении реакцию против чисто анатомического направления, овладевшего одно время слишком сильно умами психиатров, и полагает, что без аналитической оценки элементарных психических симптомов душевных болезней мы не можем далеко продвинуться в понимании последних. Несмотря на ироническое отношение старых психиатров к этому новому направлению, оно все же быстро развивалось и крепло, пока «лаборатории экспериментальной психологии не свили себе прочных гнезд на кафедрах душевных болезней в различных странах» [ 3, с. 851–863 ]. Именно за последнее десятилетие можно отметить появление новых данных обещающих хорошие результаты и в дальнейшем.

«Приемы исследования и постановка опытов, которые могут быть названы объективными методами, применяются в психологии уже давно; они входили в содержание экспериментальной психологии, составляли солидную часть так называемой физиологической психологии, психофизики, но не выделялись и не объединялись под названием объективного метода. Лишь выделение и изучение профессором И. П. Павловым на животных «условных рефлексов» всего несколько лет тому назад сообщило могучий толчок рассматриваемому направлению.

В. М. Бехтерев, в свою очередь, «… объединил результаты психологических исследований, проведенных им самим и его учениками, с применением объективных методов исследования над человеком, выдвинул значение объективного метода в своих работах, указал возможности применения этого метода и тем положил прочную основу его дальнейшему развитию. Задачу этого метода, по мнению В. М. Бехтерева, составляет изучение соотношения между характером и силою внешнего воздействия и последующей внешней реакцией организма без всякого соображения о том субъективном состоянии, которое переживается данным лицом за указанный период времени. В. М. Бехтерев в широких пределах перенес изучение условных рефлексов на человека, причем, как мерилом этих рефлексов и показателем их проявления, предложил пользоваться органами произвольного движения вместо слюнной реакции И. П. Павлова; самые же рефлексы он предложил обозначать как «сочетательные».

Результатом всеобщего признания значения экспериментальной психологии явилось быстрое и мощное развитие этой науки, необходимость ввести ее методы в психопатологию, в дело исследования и изучения душевнобольных. В последние годы появилось большое количество научных исследований, произведенных над больными различных категорий, возникла потребность в целях тончайшего изучения психологических состояний разлагать характеризующие их психические процессы на более элементарные части, подвергая их тщательному изучению, создаются новые схемы клинического исследования больных (В. М. Бехтерев, А. Н. Бернштейн), авторы которых стремятся к применению в них методов экспериментальной психологии, новых методов, направленных к объективной оценке в изучении явлений индивидуальной жизни. Одной из ближайших задач ученых обществ является выработка единообразной схемы, которая могла бы быть принята большинством психиатрических учреждений» [там же].

Как на одно из современных направлений в психологии и психиатрии В. П. Осипов указывал на психоаналитический метод З. Фрейда. Хотя докладчик и говорил, что «увлекшись применением психоанализа, З. Фрейд слишком решительно высказался о роли сексуальной травмы, как причины истерии, тем не менее его методу нельзя отказать в известном значении в деле изучения психической сферы больных, в деле лучшего выяснения этиологии заболевания и даже в терапии психоневрозов, причем в некоторых случаях терапия по психоаналитическому методу З. Фрейда дает успешные результаты там, где другие методы остались без заметных результатов на течение болезни» [там же]. Также прослеживал дальнейшее развитие идей З. Фрейда в работах цюрихских психиатров Е. Блейлера и К. Г. Юнга, предложивших учение о «психологических комплексах» и разработавших так называемый «ассоциативный эксперимент». Несмотря на излишнее увлечение авторами собственным методом, по мнению докладчика, он дал интересные результаты в применении к психологии и психопатологии.

Итак, перед нами достаточно длительный период времени, дающий возможность проследить зарождение и развитие определенных идей в области психологии, психотерапии, психиатрии на рубеже XIX–XX вв. и прежде всего развитие этих областей в общем. Так, если в трудах первого съезда мы встречаем лишь эпизодические упоминания о роли психотерапии в лечении психически и нервно-больных, то на втором съезде уже встречаются доклады, посвященные отдельным методам психотерапии. А сравнив материалы второго и третьего съездов, можно с уверенностью предположить дальнейшее интенсивное развитие научной мысли в этой области в нашей стране.

Но даже из достаточно немногочисленных докладов во время первого съезда, касавшихся вопросов психотерапии, видно, что в конце XIX в. уже рассматривались как отдельная группа пациенты с нарушениями настроения, которые выделялись как болезни личности. Отмечалась неэффективность при этих заболеваниях медикаментозной терапии и подчеркивалась роль психологических факторов в лечении, роль труда, физического развития, отдельное место уделялось в этом вопросе системе отношений больных и социально-экономическим факторам. Уделялось также место вопросам воспитания и создавались первые в нашей стране вра-чебно-воспитательные учреждения.

В трудах второго съезда вопросы, поднятые ранее проблемы, получают более полное развитие. Как отдельные области выделяются физиологическая и эволюционная психология, обосновывается необходимость экспериментальных психологических исследований больных, обсуждаются психологические факторы психотерапевтического процесса (совместимость врача и пациента, атмосфера доверия и безопасности в психотерапевтическом контакте, влияние особенностей личности психотерапевта на лечебный процесс), аргументируется значительная роль изучения личности как во время болезни, так и в преморбидный период, выделяются особенности личности больных людей по сравнению со здоровыми. Растет роль воспитания в формировании здоровой гармоничной личности, причем основной акцент делают на первых годах жизни.

Наряду с ролью труда как лечебного фактора, выделяют также роль музыкотерапии, правильно организованного отдыха, условий среды и отмечают благотворное влияние санаторного лечения как метода, дающего возможность сочетать целесообразный режим, различные лечебные факторы и устранение привычных социально-бытовых условий. И как логичное следствие данного развития является образовавшийся раскол среди научных воззрений психиатров, что можно обнаружить в достаточно противоречивых мнениях, высказываемых в докладах и во время прений. Противоречия особенно были очевидны в обсуждениях роли психотерапии в лечении психических заболеваний вообще и лечении алкоголизма, в частности. Немало мнений было против психотерапии как лечебного метода и в пользу традиционных фармако - и физиотерапии, обосновывалась интоксикационная и аутоинтоксикационная этиология психических заболеваний и приводились соответствующие методы их лечения.

Высказываются также достаточно многочисленные мнения в пользу применения психотерапии в лечении нервно-психических заболеваний. Основным психотерапевтическим методом в то время был гипноз, который нашел наиболее распространенное применение в лечении алкоголизма. Он имел и своих противников, хотя и немногочисленных, но с тем, что гипноз является паллиативным методом лечения алкоголизма, соглашались практически все. Не менее очевиден был раскол в области психологии, в которой недавно сформировавшаяся как отдельное направление и набирающая популярность экспериментальная психология также имела много противников.

На основании трудов третьего съезда отечественных психиатров видно, что роль социально-экономических и социально-бытовых факторов в психическом здоровье населения оценивалась все выше. Получают свое развитие расовая психиатрия и социальная психология, интенсивно развивается клиническая психология. Уже встречаются указания на существование специальных курсов по экспериментальной психологии при некоторых высших учебных заведениях.

В практику психиатрических больниц внедрялись психологические исследования больных и предпринимались попытки их стандартизации. В то же время все большей критике подвергается гипноз как оптимальный метод лечения алкоголизма и растет популярность «психотерапии в широком смысле слова» – психотерапии П. Дюбуа, З. Фрейда и учение о «психологических комплексах» разрабатываемое Е. Блейлером и К. Г. Юнгом.

Литература

1. Труды I Съезда Отечественных психиатров, происходившего в Москве с 5 по 11 января 1887 г., издаваемые Министерством внутренних дел. – СПб., 1887. – 1067 с.

2. Труды II съезда Отечественных психиатров, происходившего в г. Киеве с 4 по 11 сентября 1905 года / под ред. И. А. Сикорского. – Киев., 1907. – 701 с.

3. Труды III съезда Отечественных психиатров, изданные Организационным комитетом / под ред. В. М. Бехтерева. – СПб., 1911. – 910 с.