Индивидуально-изменчивые формы поведения. Навыки, Рубинштейн С.Л.

Уже на ранних ступенях развития, наблюдая поведение животных, мы встречаем индивидуально-изменчивые формы поведения, которые в отличие от инстинктивных действий могут быть охарактеризованы как навыки. Под Навыками При этом разумеют такие новые реакции или действия, которые возникают на основе Выучки Или Индивидуального опыта И функционируют Автоматически.

Поскольку первоначально, как уже отмечалось, инстинктивные действия носят диффузный, менее дифференцированный характер, а индивидуально-изменчивое поведение располагает ещё очень ограниченным репертуаром реакций, навык и инстинкт не расходятся ещё так, как впоследствии. В ходе дальнейшего развития количественные различия, накапливаясь, дают скачок, и индивидуально-изменчивые формы всё более резко дифференцируясь, выделяются из первичного единства с инстинктами.

Уже червя можно выдрессировать, пользуясь электрическим током как безусловным болевым раздражителем, чтобы он проходил несложный лабиринт в определённом направлении (Иеркс); таракана можно научить, чтобы он обходил окрашенное в определённый цвет поле, если в течение некоторого времени пускать в него электрический ток каждый раз, как он забежит на это поле (К. Х. Тернер (Turner)). Навыки можно выработать у высших беспозвоночных, например у пчёл, в поведении которых основную роль играют инстинктивные формы поведения (как показали опыты Фриша, пчёл можно выдрессировать, чтобы они слетались на площадки, окрашенные в определённый цвет, если регулярно класть им мёд именно в этих стекляшках и только в них).

Навыки, как и инстинкты, имеются на разных ступенях развития. Выступая на различных ступенях развития, они более или менее существенно отличаются друг от друга, с одной стороны, по своей слепоте близко подходя к тем инстинктам, на основе которых они вырабатываются, с другой — по своей разумности — к проявлениям подлинного интеллекта. Различный характер и уровень навыка существенно зависит прежде всего от двух условий, тесно связанных между собой, а именно: во-первых, от того, как воспринимается ситуация, в которой вырабатывается навык, от более или менее дифференцированного и генерализованного характера рецепции восприятия; во-вторых, от организации самого действия, от более или менее фиксированного и шаблонного или изменчивого, лабильного характера навыка.

Характер навыка существенно зависит от характера восприятия, от того, как в восприятии дифференцируются и генерализуются те условия, с которыми в навыке связывается соответствующее действие. Эта зависимость вскрывается в многообразных фактах наблюдения и эксперимента. Так, например, в опыте с проблемной клеткой (Ф. Ж. Бойтендайк (Buytendiyk)) собаку научили отпирать клетку, чтобы овладеть пищей, нажимая на рычаг, находившийся с той стороны, где стоял экспериментатор. Когда клетку повернули на 180°, собака снова подошла к тому месту, где стоял экспериментатор, и стала производить те же движения, посредством которых она открыла клетку, направляя их, однако, не на то место в клетке, в котором находился рычаг. Собака, очевидно, определяла движения, которыми она открывала рычаг, не по рычагу, а по экспериментатору. Потребовалась новая тренировка, столь же продолжительная, как и первая, чтобы научить собаку производить соответствующие движения с противоположной стороны, где после поворота клетки находился рычаг. Новый поворот клетки на угол в 90° вызвал необходимость в новой перетренировке. Очевидно, собака, производя движения, которыми открывался рычаг, всё ещё не выдифференцировала рычаг, а по каким-то пространственным признакам, которые служили ей условными сигналами, ориентировалась, отправляясь от экспериментатора. Лишь после целого ряда повторений собака научилась искать сам рычаг и стала в результате открывать дверцу клетки при любом её положении. Пока рычаг как таковой — предмет, на который объективно должно было направляться действие, не выдифференцировался из окружения, навык собаки носил чрезвычайно шаблонный характер, пригнанный лишь к одной специальной ситуации, к одному определённому положению клетки. Навык стал более гибким, приспособленным к различным ситуациям, по мере того как предмет, на который должно было направляться действие, выдифференцировался в восприятии из окружения.

Такую же существенную роль, как дифференцированность, играет и надлежащая генерализованность восприятия. Так, для того чтобы навык, выработанный на рычаге определённой формы, величины, окраски, приобрёл полную гибкость, нужно, чтобы из всех частных и несущественных свойств данного рычага выделились общие механические его свойства. Гибкость навыка, адекватный его перенос на разные ситуации, очень существенно зависит от того, чтобы в восприятии из разнообразных и от случая к случаю изменяющихся частных данных выделялись черты, существенные для закрепляющегося в навыке действия.

Таким образом, совершенство навыка существенно зависит от дифференцированности и генерализованности восприятия тех условий, с которыми он связывается. Закрепившееся в виде навыка действие будет производиться целесообразно, т. е. совершаться во Всех Тех условиях и Только В тех условиях, которым оно адекватно, если условия, с которыми связано данное действие, дифференцируются в восприятии и опознаются в их общих свойствах.

Зависимость навыка от восприятия условий, с которыми связывается действие, не односторонняя. Не только выработка навыка зависит от надлежащей дифференцировки и генерализации условий, которыми детерминируется действие, но и обратно — дифференциация восприятия совершается в результате действия. Так, в вышеприведённом опыте с собакой рычаг выдифференцировался у неё из окружения в результате многократных действий в разных условиях.

Навык существенно характеризуется далее фиксированной или лабильной организацией самого действия. На одном полюсе в этом отношении стоит навык, в котором фиксирована определённая система движений в определённой последовательности; на другом — навык, в котором фиксирована лишь общая схема действия, в разных случаях осуществляемая посредством самых различных движений, включающихся в различной последовательности в зависимости от конкретных условий ситуации. «Классический» прототип навыка в виде цепного условного рефлекса, т. е. совокупность «телескопировавшихся» условно-рефлекторных двигательных реакций, которые сцеплены между собой в фиксированной последовательности в качестве единого ответа на сенсорный сигнал, представляет собой не навык вообще, а лишь самый крайний случай предельно косного навыка. Обычно каждый навык включает в себя ту или иную меру и фиксированности и лабильности, — одно и то же закрепившееся в виде навыка действие осуществляется более или менее разнообразными движениями.

Различия навыков в смысле фиксированности и лабильности сказываются и в самом механизме их функционирования. Навыки, в которых господствует фиксированность, в которых определённая совокупность движений закреплена в фиксированной последовательности, функционируют, переносятся с одной ситуации на другую по преимуществу на основании общности элементов. Навыки, в которых господствует лабильность, в которых закреплена главным образом определённая общая схема действия, осуществляемого в различных ситуациях посредством различных движений, функционируют и переносятся с одной ситуации на другую по преимуществу на основании общности более или менее генерализованной структуры. Образование навыков на основе общности элементов (Э. Торндайк) и образование навыков на основе генерализации (Ч. Х. Джедд) не исключают друг друга; в действительности имеет место как одно, так и другое, — каждое по преимуществу на разной ступени развития. Ошибочность как теории общих элементов Э. Торндайка, который учит, что перенос в навыке основывается на общности элементов, входящих в состав осуществляемых в виде навыков действий, так и теории генерализации Ч. Х. Джедда, который объясняет перенос общностью структуры, заключается лишь в том, что, мысля не исторически, авторы этих теорий неправомерно переносят то, что специфично для одной ступени развития, на навык вообще.

Лабильность, или вариативность, и фиксированность, или косность, навыка является как бы оборотной стороной дифференцированности и генерализованности восприятия ситуации. Примером лабильного, не фиксированного навыка может служить хотя бы навык крысы, которая, научившись пробегать через лабиринт, сумела также и проплыть через него, когда он оказался наполненным водой, хотя для этого пришлось произвести совсем иную совокупность движений, которой крыса не обучалась. Приобретая данный навык, крыса научилась не тому, чтобы по такому-то сигналу произвести такие-то движения или сокращения таких-то мышц, а тому, чтобы двигаться в определённом направлении, поворачиваться в определённой последовательности то в одном, то в другом направлении. Лабильность этого навыка, т. е. по существу его генерализованность (заключающаяся в том, что закрепляется общая схема действия независимо от частной совокупности движений, посредством которой оно было произведено), зависит от того, что у крысы закрепилась не определённая последовательность двигательных реакций, а общая схема пути. Для этого необходимо было, чтобы она восприняла ситуацию, в которой вырабатывался навык, в её общих пространственных свойствах.

Навык — «историческое» понятие. На разных ступенях развития он имеет различное, изменяющееся, развивающееся конкретное содержание. На низших ступенях развития, в частности когда навык детерминируется условными сигналами (как, например, в тех случаях, когда действие, направленное на Рычага, детерминирует местонахождение экспериментатора, чисто случайно связанного с местонахождением рычага), навык по своей слепоте мало чем отличается от самого слепого инстинкта, также детерминируемого специальными сигналами. Поскольку и сами инстинкты являются закрепившимися в процессе филогенетического развития реакциями на условные раздражители (запах пищи или самки, вызывающие соответствующие акты), можно предположить, что генетически инстинкты и навыки имеют одну общую основу или корень, из которого они затем развились по расходящимся линиям в порядке «раздвоения единого». В процессе этого развития по расходящимся линиям всё больше заостряется противоположность между инстинктами, с одной стороны, и навыками — с другой, между наследственно фиксированными и изменчивыми формами поведения. При этом на каждом полюсе представлена и противоположность; раздвоение не упраздняет внутренних взаимосвязей.

Если, таким образом, навык, с одной стороны, сближается с инстинктом, то там, где действие направляется дифференцированным и генерализованным восприятием ситуации и навык приобретает не шаблонный генерализованный характер, он приближается к разумному действию. В таком восприятии ситуации в ходе навыка мы имеем как бы интеллект внутри навыка, так же как на последующих ступенях, где доминирует интеллект, навык функционирует внутри интеллектуального действия, поскольку собственно всякое интеллектуальное действие всегда включает в себя и навыки; они взаимно проникают друг друга.

При всём единстве и взаимопроникновении навыка и интеллекта, так же как навыка и инстинкта, они вместе с тем и существенно различны. Между навыком и интеллектом существуют не только различия и единство, но и прямая внутренняя противоположность, внутреннее противоречие. Вне этого единства и этих внутренних противоречий нельзя понять развитие навыка. Развитие интеллекта, как мы увидим (см. дальше), невозможно без того, чтобы не был сломлен первичный автоматизм. Автоматическое действие может фактически находиться в большем или меньшем соответствии с объективно-существенными условиями ситуации, изменяясь в соответствии с ними; в этом смысле можно говорить об его разумности или об элементах интеллекта внутри навыка. Но действие, которое с самого начала складывается и протекает автоматически, не может Приводиться В соответствие с этими условиями и сообразно этому перестраиваться, как только новые условия этого потребуют, а именно это существенно характеризует подлинно разумное сознательно регулируемое действие. Возникновение в ходе эволюции такого действия, связанного с развитием интеллекта, создаёт «скачок», разрыв непрерывности в развитии индивидуально-изменчивых форм поведения: оно означает коренное изменение в соотношении лабильности и фиксированности, борьба между которыми проходит через всю историю развития поведения. Между разумным, сознательно регулируемым действием и первоначальными автоматизмами создаётся противоречие. Однако лабильность и фиксированность не являются лишь внешними противоположностями. На основе лабильного, разумного, сознательно регулируемого поведения снова возникает фиксированность, автоматизм, образуется новый вид навыка. Всякий навык — это автоматизм; но существует два различных, коренным образом друг от друга отличающихся вида автоматизма: Первичный Автоматизм действия, которое с самого качала протекает автоматически, и Вторичный Автоматизм действия, которое сначала совершается не автоматически и затем путём повторения или упражнения закрепляется, фиксируется, автоматизируется. Соответственно этому существует два, коренным образом друг от друга отличающихся, вида навыка: навыки как первично автоматические действия, которые непроизвольно складываются на основе инстинктивной мотивации, в результате непреднамеренного стечения обстоятельств, и навыки, которые сознательно вырабатываются в процессе учёбы, посредством преднамеренного закрепления или автоматизации первоначально не автоматически совершающихся действий.

Оба вида навыков существенно отличаются друг от друга. Как процесс их образования, так и их функционирование подчиняется разным закономерностям (см. о навыках). Различны прежде всего их механизмы. Механизмом первично автоматических навыков являются условные рефлексы; они образуются посредством механизма временнЫх связей. Навыки второго вида, вторично автоматизируемые действия, предполагают помимо существенного и для их закрепления механизма условных рефлексов также и другие «механизмы» интеллектуального порядка — более или менее генерализованные смысловые связи.

Различие между этими двумя видами навыка не только количественное, но и качественное, существенное, коренное. Навыки второго вида имеются только у человека (хотя у человека имеются не только такие сознательно вырабатываемые навыки, но и непроизвольно складывающиеся). Для развития навыков второго вида потребовались коренные общие сдвиги в развитии: переход от биологического развития к историческому и связанное с ним появление интеллектуальных форм познания и сознательных форм поведения, характерных для человека.

По существу навыки являются не столько специфической совершенно самостоятельной формой поведения, сколько его компонентом или механизмом, который строится либо на основе инстинктов с их органической, естественной мотивацией, либо — у человека — на основе высших форм сознательного поведения с их исторически обусловленной мотивацией. Инстинктивному поведению надо противопоставлять не столько навыки как таковые, сколько вообще индивидуально-изменчивое поведение, частичной формой которого являются навыки.

Экспериментальному исследованию навыков посвящено очень большое число работ. Особенно значительное место среди них принадлежит классической работе Э. Торндайка «Animal Intelligence».

Строгой объективностью методов исследования поведения животных Э. Торндайк положил конец наивному антропоморфизму, господствовавшему в прежней сравнительной психологии, которая для объяснения поведения животных привносила в него самые сложные формы человеческого сознания, и открыл новую эпоху в зоопсихологии.

Наряду с положительными они породили отрицательные её тенденции: если в сравнительной психологии до Э. Торндайка (у Ж. Лёба, а также Т. Бера, А. Бета и В. Юкскюля) господствовала антропоморфизация психологии животных, то после Торндайка в ней стала доминировать «зоологизация» психологии человека. Формы и механизмы поведения, установленные на животных, стали механически переносить на человека. На смену перенесению Сверху — Вниз Пришло перенесение Снизу — Вверх. В силу этих тенденций исследования Торндайка легли в основу бихевиористической психологии. Хотя сам Торндайк не является ортодоксальным бихевиористом крайнего толка, он объективно положил начало бихевиоризму.

Опыты Э. Торндайка были задуманы как испытания интеллекта. Они ставились над животными — кошками, собаками и потом низшими обезьянами, а имелся в виду человек. Их теоретическая цель заключалась в том, чтобы на примитивных, простых и потому более доступных для анализа формах экспериментально вскрыть, как в индивидуальном опыте вырабатываются действия, соответствующие новым ситуациям, и совершается решение задач.

Торндайк помещал животных, которых перед тем долго не кормил, в проблемную клетку. Перед клеткой помещалась видимая животному пища. Клетка закрывалась посредством более или менее сложного затвора. Для того, чтобы выбраться из неё и овладеть пищей, животное должно было произвести определённое действие, например повернуть засов или нажать пружину. Исследователь наблюдал за поведением животного и измерял время, которое животное употребляло, для того чтобы выбраться из ящика. Опыт повторялся столько раз, сколько оказывалось необходимым, чтобы животное, оказавшись снова в клетке, сразу, без предварительных неудачных попыток, без проб и ошибок произвело нужное действие. Тогда навык считался выработанным. Результаты опытов фиксировались в кривых. На абсциссе заносились повторные решения задач, а на ординате — время, потребовавшееся для их разрешения.

Типическая кривая образования навыка по Э. Л. Торндайку

Эти кривые обнаруживают два основных обстоятельства: 1) они спускаются очень полого: правильное решение на основе навыка вырабатывается медленно, постепенно, в результате многократных повторений; 2) от времени до времени обнаруживаются резкие скачки кривой вверх, после того как она была на значительно более низком уровне; в последующий раз решение иногда требует больше времени, чем в предыдущий.

На основании анализа кривых обучения Э. Торндайк выводит Центральное положение, на котором он строит всю свою теорию: решение задач у животных носит случайный характер; оно не основано на понимании. Если бы животное поняло стоящую перед ним задачу, оно сразу её решило бы: кривая круто спустилась бы вниз. Если бы животное однажды решило задачу осмысленно на основе понимания её условий, решение не могло бы быть для него более затруднительным после, чем было до того: раз опустившись, кривая не подскакивала бы затем снова вверх. Раз это всё же имеет место, значит решение задачи является не сознательным продуктом понимания, а механическим результатом случая; понимание не играет роли в выработке навыка; он создаётся в результате случайных движений — По методу проб и ошибок; животное производит случайные движения; из них механически отбираются и закрепляются правильные решения.

В качестве закономерностей, определяющих процесс механической выработки навыков, Торндайк выдвигает три основных закона: закон упражнения, закон эффекта и закон готовности.

Согласно закону упражнения, прочнее закрепляется то движение, которое чаще повторяется. Чаще повторяется, согласно закону эффекта, то движение, которое даёт положительный эффект, удовлетворение. Согласно закону готовности, для того чтобы образовался навык или «связь», нужна известная готовность организма.

В это понятие готовности Э. Торндайк включает самые различные моменты: зрелость нервных механизмов, неутомлённость отдельных органов, общую установку («особое состояние ума»). Все эти разнообразные моменты, характеризующие состояние организма и несомненно влияющие на его поведение, Торндайк пытается свести к готовности отдельных нервных связей. Возможность образования навыков, таким образом, как бы заложена в строении нервной системы, так что в этом аспекте «учение животного — это инстинкт его нейронов». Так же как сначала Торндайк пытался обосновать «закон упражнения» на «законе эффекта», так он пытается сам «закон эффекта» укоренить и в «законе готовности». Он утверждает, что действие (проведение соответствующего импульса) доставляет удовлетворение или неудовлетворение в зависимости от того, находится или не находится в готовности соответствующая нервная связь.

Каждый из законов Торндайка имеет определённую фактическую основу (роль упражнения в выработке навыка, благоприятное влияние положительного результата действия на его закрепление, значение готовности организма, установки субъекта при обучении), однако удовлетворительной общей теории эти законы не дают. Прежде всего образование навыков, согласно теории Торндайка, не означает возникновение чего-то нового, а лишь отбор определённых комбинаций из числа уже имеющихся реакций. Хотя навык вырабатывается в индивидуальном опыте, он, однако, в сущности не является у Торндайка новообразованием. Узел разрублен. Проблема развития собственно упраздняется.

Результаты своего исследования, проведённого над животными, Э. Торндайк непосредственно перенёс на человека и применил к педагогическому процессу.

Уже в отношении животных утверждение, что навык всегда вырабатывается посредством проб и ошибок из совершенно случайных хаотических реакций, требует критического отношения. В отношении обезьян, даже низших, опыты Г. С. Рогинского показали, что навыки у них вырабатываются обычно не путём проб и ошибок, не в результате хаотических движений и случайных правильных решений, но также и не в результате «ага!»-переживаний, внезапного понимания наподобие озарения. Выработка навыков у низших обезьян, которых наблюдал Рогинский, происходила в результате проб, но проб не хаотических и совершенно случайных, а направленных как бы по определённому руслу. Хаотические реакции, совершенно случайные движения, лишённые всякой направленности, появлялись обычно лишь при сверхтрудных для них задачах.

Попытка же свести поведение человека к навыкам, а образование навыков — к механическому процессу, в котором понимание, сознание будто бы не играет никакой роли, тем менее оправдана.

Общей концепции Э. Торндайка о роли навыков мы должны противопоставить два положения:

1. На высших ступенях развития существуют не только навыки, но и принципиально, качественно отличные от них формы подлинно интеллектуального, осмысленного поведения.

2. Возникновение в процессе развития высших форм интеллектуального поведения означает не просто надстройку над навыками новых, к ним не сводимых форм, но и перестройку самых навыков. Включаясь в структуру интеллектуализированного поведения, сами навыки преобразуются: создаётся новый тип навыка. Сопоставление навыков, образующихся у человека в процессе обучения на основе понимания и являющихся продуктом вторичной автоматизации, с автоматически возникшими навыками ясно обнаруживает их принципиальное различие. И процесс их образования и их функционирование подчиняются различным закономерностям.

По-иному поставлена проблема навыка и обучения в исследованиях Э. Тольмана (Tolman), которые он подытожил в большом труде «Purposive Behavior in Animals and Men». На большом экспериментальном материале («Крысы в лабиринте») Э. Тольман показал — на примере «классического» образца навыка — безошибочного пробега по лабиринту, — что «навык» включает два компонента: знание этого лабиринта и использование этого знания в пробеге лабиринта по кратчайшему пути к месту, где животное получает корм или свободу. Эти два компонента в процессе обучения часто объективно расчленяются на два различных поведенческих акта, исходящих из разной мотивации. В основе одного из них — собственно обучения лежит потребность в ориентировке. Новая ситуация или изменение ситуации вызывает ориентировочное или «исследовательское» поведение, отличное от выполнения практического задания — овладение пищей и т. п. Для этих разных форм поведения привлекательны и разные объекты и характерны разные способы поведения. Когда перед животным практическое задание — достичь кормушки, животное выбирает кратчайший путь, пренебрегает деталями помещения и бежит прямо к пище. При ориентировочном поведении для животного длинные пути оказываются привлекательнее коротких, большие помещения предпочтительнее малых; сами движения животного при этом медленны и осторожны, животное по пути обнюхивает стены, углы, по нескольку раз возвращается на одно и то же место. Когда животное не очень голодно, то ориентировочное или «исследовательское» поведение берёт сплошь и рядом верх над поведением, непосредственно направленным на практическое задание. Обучение, приобретение знаний проявляется вовне лишь опосредованно через использование его в выполнении практического задания, но оно является в этой «практической» деятельности животного специфическим компонентом. Его специфичность объективно проявляется — совсем демонстративно — в том, что иногда из компонента эта ориентировочная «исследовательская» деятельность выделяется в особый поведенческий акт, дающий обучение, остающееся «скрытым» для наблюдения, пока оно не выявляется в поведенческом акте, непосредственно направленном на выполнение конкретного задания. И именно этим компонентом обучения в этом специфическом смысле, отличном от «навыка», как более или менее гладкого выполнения задания, определяется, по Тольману, поведение в психологическом смысле слова в отличие его от всякого другого процесса. Определяющим в поведении — в психологическом плане — являются заключённые в поведении Познавательные И Мотивационные Компоненты.

Над этим центральным ядром конкретных исследований Э. Тольман возвёл обширное методологическое построение, представляющее собой сложную амальгаму из бихевиоризма, гештальтизма, механицизма и телеологии. Оно подлежит критике. Но выше нами отмеченный и выделенный из дальнейших спекулятивных построений факт представляется капитальным. Психологическое исследование эволюции форм поведения должно сосредоточиться именно на нём — на развитии мотивационных и познавательных компонентов поведения.

Решающая по своему значению для генезиса человеческого сознания проблематика развития неизбежно перемещается дальше — к переходу от элементарных форм индивидуально-изменчивого поведения, совершающегося по методу проб и ошибок, к более высоким формам — «интеллектуального» поведения.