Ваш психолог Национализм, Веллер Михаил
Национализм
«Откуда у нас национализм?!» От верблюда.
1. Национализм – это когда одна национальность недолюбливает другую национальность. Или вообще ненавидит. Или даже просто презирает. Или терпит, но себя считает лучше. Достойнее. Умнее, или нравственнее, или талантливее, или трудолюбивее; честнее, или цивилизованнее, или придерживающейся более правильных взглядов по каким‑то вопросам. А если в общем и короче?
Национализм – это непризнание одной нацией во всем равной себе другой.
А можно ли считать другую не хуже себя, по определенным параметрам даже и круче себя, пожалуй,– но все равно не любить? А почему, собственно, нет? Может, от ее достоинств тебе только хуже живется? Тогда:
Национализм – это конфликтное отношение одной нации к другой.
О. Конфликт может быть острый и сглаженный, явный и скрытый, реальный и надуманный, ментальный и экономический.
2. А возможно ли вовсе бесконфликтное отношение одной нации к другой?
Современная цивилизованная мораль говорит нам, что не только возможно, но и должно, но и единственно прилично и правильно. Все люди – братья. Друг, товарищ и брат. Коллега, помощник и сосед. Любимый кореш.
Берем братьев и сестер, делаем соседями и суем в коммунальную квартиру. Потеснее. С одним сортиром. С общей лампочкой в коридоре и одной газовой плитой на три семьи. И мгновенно получаем коммунальные склоки. Плюют в кастрюли и пишут доносы.
Расселяем. В одинаковые квартиры. С надежной звукоизоляцией. Поднимаем зарплаты. Жизнь стала лучше, жизнь стала веселей! Конфликты сглаживаются.
Одному ни за что ни про что дарим «мерседес». Другие завидуют. Корябаем ему мере гвоздиком. Он подозревает соседей и тихо ненавидит. Конфликт.
Плохая жизнь и равенство – есть конфликты.
Хорошая жизнь и равенство – нет конфликтов.
Хорошая жизнь и неравенство – есть конфликты.
Плохая жизнь и неравенство? Вообще убьют за булавку.
А возможна ли всенародная хорошая жизнь в равенстве? Вам привет от Карла Маркса. Бисмарк был прав: от этого бухгалтера Европа наплакалась. А Россия вообще еле выжила.
Неравенство заключено в нас самих. Красивые и уродливые, умные и глупые и т.д. И даже – удачливые и неудачливые.
Хорошая жизнь тоже заключена в нас самих. Она настолько хороша или плоха, насколько мы это считаем. Доволен хижиной и других не знаешь ‑хороша, недоволен дворцом хуже, чем у другого миллиардера – плоха.
Конфликты заключены в нас самих. Если создать человеку все те условия, которых он сам себе хотел, – он быстро найдет повод для недовольства. Человек – это переделыватель, и жизнь его – это постоянное стремление изменить хоть что‑то в этом мире.
Конфликт – это свидетельство того, что есть идеал, и он отличается от реального сиюминутного положения вещей, и это положение надо изменить в сторону приближения к идеалу.
Больше, лучше, дальше, богаче, иначе.
Бесконфликтной жизни не бывает. Какая банальность? Так почему мы вечно забываем банальности и изобретаем деревянные велосипеды?
В любой семье – и то не без конфликтов. При всей любви.
Конфликт – источник развития и залог прогресса. Это противоречие, требующее разрешения. Это разность потенциалов как источник энергии. На общем‑то уровне оно вот так.
Какие же у нас основания полагать, что две нации могут сосуществовать без конфликтов? Благие пожелания. Ну‑ну.
3. Ежели, конечно, всем дать отдельные благоустроенные квартиры со звукоизоляцией и одинаковые приличные зарплаты, то оно конечно. И пусть каждый живет в собственном доме и не лезет к другим. А в гости ходит вежливо и не надолго, по приглашению. А помогает другому, если тот попросит. Как гласит старинная немецкая пословица, чем выше забор – тем лучше отношения.
Это называется ксенофобия. Это нехорошее слово. Оно и означает желание отгородиться от других.
Черт. Мы против ксенофобии. И против национализма. И наш мир далек от совершенства. Национализм мы считаем вроде порока. А с пороком мы не очень стремимся разбираться, мы предпочитаем его осуждать и как‑нибудь гуманно… э‑э… уничтожать? Нет, это негуманно – уничтожать… ну, делать так, чтобы его не было. Как? Ну, опять же осуждать. Ну, чтоб не проявлялся.
4. Если явление никак не будет проявляться, то его вроде бы почти и не будет. Лучший способ ликвидации порока – загнать его внутрь. И пусть сидит, не высовывая носа.
Примерно так мы боремся сегодня с национализмом. С одной стороны ‑свобода мысли. Думай что хочешь, это твое право. С другой стороны, национализм – это плохо. Можешь думать о нем что угодно, но говорить должен только должное – что это плохо, ошибочно, порочно.
В результате болезнь вдруг там или сям вылезает наружу, и железные прутья лупят по ларькам, пылают общаги иммигрантов, взмывают над толпами националистические лозунги – и заламывают руки моралисты и журналисты: «Боже, откуда у нас национализм!»
5. Везде, где есть «отцы и дети», есть и конфликты отцов и детей: поколений. Есть два пола – есть конфликты между мужчиной и женщиной. Богатые и бедные – конфликты имущих и неимущих.
Национальный вопрос есть везде, где есть больше одной национальности . Иначе и быть не может.
Он может быть скрытым или явным, мягким или жестким, но он не может вообще не быть.
Он может даже носить неконфликтный характер. Это означает, что конфликт терпим, переносим, не нарушает более или менее нормальное течение жизни, не проявляется в эксцессах, не требует конкретного и немедленного разрешения.
Все хорошо и поровну – вроде и нет конфликтов. Нехорошо и непоровну ‑конфликты вылезают.
6. Человек ощущает себя не только индивидуумом, но и частью – народа: с его территорией, языком, культурой, ментальностью, историей, этническим типом, наконец. Он гордится достижениями и достоинствами своего народа, он к ним причастен. Он имеет и осознает свои права как представителя своего народа. И он хочет, естественно, жить как можно лучше.
И вот в его стране появляются представители другого народа. Рефлекс ‑хоп: чужие! Хорошие, плохие – это потом. Первое: они отличаются от нас (чем бы то ни было), они не такие, как мы, – они не мы.
Первым делом срабатывает комплекс коммунальной квартиры: что они делают в моем доме? Они раздражают. Они обращают на себя внимание. Чуть что не так – подозрение на чужих: это они сперли половую тряпку или не выключили свет в уборной.
Такова человеческая психология, и хоть ты тресни. Человек всегда предпочитает искать (иметь, полагать) причину любого дискомфорта вне себя, а не внутри себя. Народ – аналогично.
7. И вот один чужак ассимилируется. Он говорит на местном языке, как на родном. Он женится на местной и называет детей местными именами. Он исповедует ту же религию и придерживается тех же обычаев. Взгляды, ментальность. И он в конце концов воспринимается как один из нас. Ну, просто другого происхождения, это бывает, это не так уж важно, мало ли у кого какие были предки.
Если только – если только! – он не принадлежит к такому другому народу, который стал притчей во языцех и воспринимается уже как какая‑то знаковая группа, символ каких‑то качеств. Еврей, например. А если абыз или лаки? Э, наливай да пей.
8. А другой чужак остается при своей религии, обычаях, клане и имени. Цыган. Табор, одежда, украшения, гадание. И что он, когда‑нибудь в таком антураже станет своим? С чего бы? Он сам хочет отличаться – ну и канает за чужого.
9. И вот бедный азербайджанец, наемный продавец арбузов, мокнет под холодным дождем у своей вольеры: вежлив, опаслив, милиции совать в лапу, бандюкам совать… Кто против? Никто не против. Человеку жить надо, семью кормить надо, арбузы продает, никого не обижает, и завидовать тут нечему.
И вот его хозяин вылезает из «мерса» и с выражением начальника жизни пьет чай за столиком перед кафе в компании таких же важных черноусых молодцов. На пальце гайка, на вые цепура, в бумажнике баксы, из салона музычка, менты прикормлены, жизнь удалась. И негодует прохожий люд: что за хренотень? я у тебя в Баку, или ты у меня в Москве? по какому это праву ты процветаешь в моем доме, где я еле концы свожу?!
То есть. Народ согласен прилично относиться к чужаку при условии: ты знаешь свое место и живешь хуже меня.
10. А если ты в моем доме живешь лучше меня – то вроде бы ты потихоньку сумел что‑то у меня украсть и присвоить. Ты сумел занять пространство – экономическое, культурное, политическое, престижное ‑которое вообще‑то хотел бы занять я. И занял бы, если бы оно было свободно.
Может, я на твоем месте был бы даже чуток хуже, чем ты. Ничего, все бы потерпели. Все равно бы все как‑то было, и принадлежало своим, а не чужим.
Своим превосходством ты унижаешь меня дважды: как отдельный человек ‑ну, от этого никуда в жизни не денешься; и как представитель чужой группы ‑всю мою местную, родную группу. Приперся откуда‑то и на нашей же базе, на наших же деньгах, нас же используя – над нами же поднимаешься. И как это стерпеть?..
11. Осознаваемая национальность – это система. Над‑личностная общность со своими интересами и законами. Как любая система, она стремится быть мощнее, действовать активнее, преобладать над прочими.
Она согласна включать в себя новые элементы, если они служат ее интересам. И она не согласна уступать часть пространственной сферы своего существования другой системе – это ее умаляет, ограничивает, лишает полнообъемного существования в данном конкретном секторе.
Это может выглядеть аморально, но с системной точки зрения это естественно.
12. Если чеченец, гражданин России, стал чемпионом мира по борьбе – он симпатичен русским. Он выступал за нашу команду, за нашу страну, его успех пристегнулся к нашей славе. Лучше наш чеченец, чем чужой немецкий немец.
Что произошло? Перенос из системы национальности в систему государства. Это как бы разноуровневые системы. Одна проецируется на другую. Элементы одной в то же время являются элементами другой. Принадлежности к этим двум системам могут совпадать, а могут не совпадать. (Росси наш, русский, архитектор, хотя итальянской национальности; Сикорский наш, русский, авиаконструктор, хотя американского гражданства.) Полезный, служащий к нашему самоутверждению элемент мы считаем своим – делая для себя главной, решающей, ту систему, в которой он может быть сочтен своим, и отодвигая на второй, нерешающий план принадлежность его к той системе, по которой он не наш.
И Росси, и Сикорский усиливают нас как систему – хотя в первом случае это: система – государство, а во втором – национальность.
Товарища Сталина никто давно не воспринимает как грузина (да еще захватившего русский престол): государственное, русско‑имперско‑коммунистическое значение его личности несравненно главнее такой на его фоне мелочи, как грузинская национальность. Она даже вообще перестала восприниматься национальностью, а стала не более чем происхождением. Ну, индивидуальной особенностью.
Если еврей стал чемпионом мира по шахматам, скрипке или ядерной физике – он нам, в общем, симпатичен. Наш. Победил по каким‑то объективным критериям, оказался лучшим, эта лучшесть в нашу пользу. Дать ему пряник, медаль и не обижать. Здесь у нас ничего не отнято (нет, ну раз он честно оказался лучше всех), а только прибавлено.
12‑А. Смешанный брак. Они принадлежат к разным нациям, при этом любят друг друга и отлично живут. Хотя каждый продолжает недолюбливать народ другого.
Или – «у меня есть друг‑еврей (армянин, чеченец, негр, араб), так он хороший, хотя вообще в основном они конечно того… ну, плоховаты».
То есть. Перевод человека (в твоем восприятии, твоих личных отношениях) из одной Системы в другую. Из системы нации в более для тебя близкую, важную, конкретную системы твоей семьи или круга твоих друзей. Как бы он свой, просто другого происхождения, что маловажно:
Это ничего не меняет. Кошка может выкормить крысят и иметь их за членов своей семьи – что не помешает ей ловить прочих крыс и даже пытаться кормить ими свою семью.
13. Теперь представим себе, что весь Кремль занят грузинами. Крутыми и гениальными. Мы интернационалисты, но мысли зашевелятся разные.
Они между собой говорят по‑грузински. Если и нет, то их вполне логично в этом подозревать. Пьют грузинские вина. Может, больше водку трескают, но ведь и грузинские вина иногда. Женаты на грузинках – может, не все, но хоть кто‑то. И внешность у них грузинская. Ребята, а чего это грузины нами правят, вообще‑то? Умные? А мы что, идиоты?
Вот теперь, похоже, никуда не денешься от обращения к еврейскому вопросу, поскольку из всех национальных вопросов он какой‑то самый навязчивый.
14. Плотно сидят! Пианисты, финансисты,– доктора, профессора, театральные критики – и долго будешь искать трактористов и дворников.
Национализм – это когда одной национальности не всегда и не поголовно нравится, что на их исторической территории теплые места в изрядной степени заняты другой национальностью.
Вопрос: а может это нравиться? Или быть безразлично?
Ответ – см. выше: пп. 10‑11. Не может.
Мы можем говорить о морали и справедливости. О пользе дела и о честных равных шансах для каждого. Но мы не можем переделать психологию человека.
15. Давным‑давно, в одном далеком королевстве, приходит группа и говорит: можно мы у вас поживем? А на фига? А мы будем налоги платить, любую работу делать, вреда от нас никакого, а польза все же будет. Ну, живите. Только у нас своя религия. М‑да? Ну ладно. И язык свой. Ну, ясно. И одежда традиционная. Ваше дело. И обычаи. Пожалуйста. Только вот что, ребята: земли вам не будет – на всех не напасешься, лишней нет. И равных прав не будет – чужие как‑никак. И на профессии запрет: конкуренции нам не надо. И т. д. – дела известные.
В результате: чужие в доме.
Во‑первых потому, что сами хотели. Талмуд цементировал еврейский народ, верность религии и обычаям позволяла ему не исчезнуть, не раствориться в окружающих.
Во‑вторых потому, что любому народу потребен враг – не только внешний, но и внутренний. В образе которого персонифицируется причина разных неурядиц. Чтоб в случае беды не своей головой биться об стену, этот позыв человеку неприятен и от него пользы не предвидится – а по другой голове колышком наладить, глядишь что и поправится. Засуха, мор – ищи ведьму, ищи колдуна, жги их, проклятых; или жертву духам выбирай промеж своих. А если есть чужие – любому ведь ясно, что вредить чужие станут, своим‑то и незачем: бей жидов, они казну обокрали, народ споили, кровь христианских младенцев выцедили и мор навели (читай Библию, это еще Моисей с египтянами сотворил).
В результате: если бить зайца – он выучится спички зажигать и на барабане играть.
Сунуть человека с младенчества на райский южный остров, где можно о пропитании не заботиться – и вырастет расслабленный полинезиец, получающий удовольствие от своей нехитрой приятной обеспеченности туземец.
А сунуть туда, где необходимо каждый день напрягаться, чтоб не сдохнуть в нищете, и защиты ждать неоткуда, и получишь ты все в последнюю очередь, и чтоб сравняться с другими – надо явственно показать все преимущества, и приходится быть умнее, и хитрее, и трудолюбивее, и выносливее… Короче, залог высоких спортивных результатов – постоянные тренировки с максимальными нагрузками, плюс сознание того, что деваться тебе больше некуда, а слабые и неспособные вольны подыхать, что и делают.
Века борьбы за выживание и генетического отбора – и вот вам чемпионы по выживанию.
И вот вам шутка эпохи демократии: «Нельзя предоставлять всем людям равные права, потому что первыми ими воспользуются евреи».
16. Замкнутый круг – а если хотите, диалектика: евреев не любят, потому что они активно проходят наверх в лучших местах – и под давлением этой нелюбви формируются характеры, способные проходить наверх в лучших местах.
17. И однако главная причина не в «национальной зависти», а в функционировании опознавательной системы «свой – чужой» и потребности в объединении через противопоставление себя другой группе. Если, скажем, в Забайкалье русские дети дразнят бурятских детей – то они им отнюдь не завидуют, а себя считают лучше во всем.
18. Состоящая из людей система переделывает внешнюю среду, противостоит внешней среде, структурирует себя и осознает себя в противопоставление внешней среде. Мы – и ландшафт, мы – и стихии, мы – и животные, мы – и Вселенная.
Нация – вид системы.
Национализм – вид противостояния системы тому, что вне ее.
19. Бывали времена жесточайшей расовой и национальной дискриминации. Поскольку человек всегда меняет положение вещей, подвластное ему, с одного на другое (присущее стремление всегда изменять бытие), то сегодня мы имеем другую крайность: иногда даже простое упоминание о национальных различиях, даже упоминание самого факта национальных различий – в цивилизованном обществе может быть сочтено национализмом и осуждено.
Основной процент преступности в благополучнейшей Швеции дают выходцы из Африки и Азии, а также югославы и поляки. Упоминать о каких бы то ни было национальных моментах в связи с преступностью там запрещено: это национализм.
Нельзя вот так прямо говорить, что традиционно бандитские кварталы американских мегаполисов – исключительно негритянские и пуэрториканские.
Нельзя говорить, что часто группы курдских и турецких подростков в немецких городах ведут себя просто провоцирующе.
Нельзя говорить, что суринамские кварталы Амстердама мгновенно превращаются в помойку.
Дошло до того, что практически нельзя уже говорить о грации чернокожих спортсменов: не то беда, что они обычно лучше сложены и красивее движутся, чем белые, а то беда, что упоминают о расовых различиях.
20. Мы живем в эпоху нового апартеида. Представитель национального или расового меньшинства должен обязательно присутствовать там или сям не в силу личных качеств, а лишь национальной принадлежности. Иначе взвоют о расизме или национализме.
По той же причине что‑либо лучшее должно быть предоставлено, «при прочих равных условиях», в первую очередь представителю национально‑расового меньшинства. И греметь о своих правах в этих случаях он научился.
Что в качестве реакции неизбежно дает рост национализма – в той скрытой форме, которая мостит дорожки маршам скинхедов.
21. Представитель нацменьшинства никуда не денется от того факта, что он воспринимается не сам по себе, но еще и как представитель своей нацгруппы. Что накладывает дополнительные обязательства.
Ты должен быть более порядочен и достоен, чем человек большинства. Любой твой грех и недостаток воспринимается как порок всей группы. Волей‑неволей – ты отвечаешь за всех.
22. Необыкновенно глупа метафора «Преступник не имеет национальности» – как глупа в качестве рационального тезиса любая метафора.
Это означает: доблесть, подвиг, открытие – имеют национальность. А все плохое – нет.
Я русский, и горжусь Пушкиным, Менделеевым, Гагариным, взятием Берлина и борьбой с татаро‑монголами. Я причастен к этому – к делам моего народа. Но к русской мафии, пьянству и разгильдяйству, оккупации Прибалтики и войне в Афгане я отношения не имею – я решений не принимал, там не был и сам не пью.
«У победы много отцов, поражение всегда сирота». Избирательная причастность.
Ты можешь хоть треснуть – но другие воспринимают тебя причастным ко всем делам твоего народа. Если ты элементарно честен и не полный идиот – ты и сам себя таковым будешь воспринимать.
Нельзя быть беременным наполовину, нельзя выковыривать из булочки истории только изюм. Если ты – часть системы, каковой и являешься – так напрягись и осознай себя таковой.
23. Сегодня Россия воюет в Чечне за то, чтобы оставить Чечню в своем владении и подчинении. Чеченский народ может подтереться декларируемым в мире правом наций на самоопределение. Многие десятки мирных жителей Чечни погибли под огнем русских войск, деликатно именуемых «федералами».
Что отнюдь не противоречит тем фактам, что веками чечены были самым бойцовым народом в регионе и бандитизм по отношению к другим был доблестью. Что чеченцы не только храбры и мужественны – но и наглы, агрессивны и жестоки. Ну, вот такой в среднем национальный тип.
Сегодня нас призывают не быть националистами по отношению к чеченцам, но перебить всех чеченских боевиков. Как бы если ты за жизнь в составе России – ты чечен, а если против – ты резко теряешь национальность.
Этот фиговый листок из бредового сна никого не может обмануть и лишь способствует росту реального национализма.
24. Если упорно отрицать очевидное – тем тяжелее будет ситуация, когда очевидное отрицать не удастся. Вред загнанной внутрь болезни и так далее.
Гордость своим народом уже предполагает различение его от других. Причастность к одному народу – уже и хоть в какой‑то степени непричастность к другому.
Невозможно любить всех одинаково и невозможно хоть кого‑нибудь да не любить, ну хоть в каких‑то ситуациях. А идеальных народов нет – зато у каждого есть свой народ.
Абсолютно лишен любого национализма может быть только стопроцентный и идеальный космополит. Если таковой и есть, то в жизни он практически не встречается.
Национализм – в той или иной степени или форме – естественная и нормальная черта любого нормального человека.
Вовсе не учитывать националистического начала в человеке означает делать элементарную ошибку и выдавать желаемое за действительное.
Декларировать, что национализм не должен быть, потому что он нехороший и поэтому не должен быть, а должен быть искореняем, уничтожаем и запрещаем – означает провоцировать рост национализма снизу и способствовать подъему разного рода фашистских движений.
Мы есть то, что мы есть. Терпимость, понимание и какая‑то, черт возьми, дружба толком возможны только с учетом того, что и от национализма тоже никуда не денешься.
25. Национализм можно считать негативной формой национальной гордости. Или негативными проявлениями национальной гордости.
Все знают, что рациональная гордость (это хорошо) отличается от национализма (это плохо), но провести между ними четкую грань невозможно. Одно потихонечку перетекает в другое.
Гордость включает в себя оценку каких‑то своих качеств, а оценка возможна лишь при сравнении своих качеств с качествами других: иначе откуда я знаю, что мои качества можно оценить высоко? высоко относительно чего? и есть ли мне вообще чем гордиться, если мне это не с чем сравнить? если любой другой то же самое сделает лучше?
И как только я чувствую (осознаю) себя лучше кого‑то – я тут же полагаю тем самым кого‑то хуже себя.
Прямая (позитивная) форма нацгордости – «я лучше», тут же косвенная (негативная) – «он хуже». Не говорю – так подразумеваю.
Запретить национальную гордость – означает заставить человека выключить себя из системы «моя национальность», «мой народ». Человеку это несвойственно.
26. И национализм может быть реакцией на собственный комплекс национальной неполноценности. Ну вот мой народ поотсталее других, меньший вклад в историю внес, бедноват и открытий не сделал. В таком случае превосходящий меня народ меня раздражает, доставляет дискомфортные ощущения, моя психология стремится от такого положения понятий избавиться, подсознание протестует, я начинаю тихо‑скрыто ненавидеть другой народ за то, что само его наличие заставляет меня чувствовать (осознавать) себя хуже кого‑то другого – и я ищу и придумываю другому народу недостатки, позволяющие мне чувствовать свой народ в чем‑то выше и лучше.
Никакой демократией и снисходительностью это не исправишь.
27. Национализм – это одна из форм неудовлетворенности человека существующим в реальности положением вещей. А такая неудовлетворенность свойственна человеку в сущности, по его устройству.
28. Человек как часть системы значительнее, чем человек как одиночка, индивидуум. Переводя недовольство с уровня индивидуального, личностного ‑на уровень национальный, системный, человек тем самым дополнительно поднимает собственную значительность в противовес дополнительному «опусканию» другого (чужого). «Украл вор» означает недовольство внутри национальной системы, недовольство индивидуальное. (Хотя в этот момент возникает противопоставление систем «честные» – «воры», но опять же внутри системы национальной.). «Украл цыган (араб, еврей, негр, чеченец)» означает противопоставление не только на уровне индивидуальном, но и национальном ‑"он хуже не только потому, что падла, но и потому, что принадлежит к другому народу", а это уже гораздо значительнее, я лучше не только на личном, но и на системном уровне. А стремление к своей значительности, во всех формах и проявлениях, опять я же свойственно человеку в сущности, по его устройству.
29. Человеку свойственны, среди многого прочего, определенные физиологические функции и их отправления, о которых не принято распространяться публично и нагружать ими окружающих. Хотя на медицинском уровне игнорировать их – безумие.
Все мы националисты. Сосуществование не должно игнорировать этого факта. Напротив – учитывать. Корректировать по возможности. Избегать оскорбительных форм. И т.д. «Направлять в мирное русло», но не пытаться вовсе зарыть это русло под предлогом нехорошести потока.