СТАНОВЛЕНИЕ МЕТОДА ПСИХОЛОГИИ: СТРАНИЦЫ ИСТОРИИ (ЭКСПЕРИМЕНТ)[1]

В. А.Мазилов

Как уже упоминалось, история любого метода психологии, в том числе и эксперимента, может быть прослежена, по крайней мере, со времен Аристотеля. Поскольку нас интересует использование методов в научной психологии, то обратимся к векам не столь отдаленным. Истории использования метода эксперимента посвящены специальные труды Э. Боринга (Boring, 1929, 1950), С. Л. Рубинштейна (1973), К. Рамуля (1966), П. Фресса (1966) и многих других. Поэтому постараемся выделить основные качественно различные этапы в применении этого метода. Как справедливо отмечал С. Л. Рубинштейн, по вопросу об эксперименте в психологии можно увидеть весьма различные точки зрения. Известный историк психологии М. Дессуар видел в использовании эксперимента в психологии малозначительный эпизод. Другие авторы, например Э. Боринг, полагали, что применение эксперимента в психологии означает новую эпоху, с которой целесообразно вести отсчет истории психологии как науки. Полагаем, не следует ставить знак равенства между научностью психологии и использованием метода эксперимента.

В апреле 1787 года в предисловии ко второму изданию “Критики чистого разума” Иммануил Кант рассуждал о том, как определить, находится наука на верном пути или же движется ощупью. Вслед за математикой верным путем, по мысли Канта, пошло естествознание. “Естествоиспытатели поняли, что разум видит только то, что сам создает по собственному плану, что он с принципами своих суждений должен идти впереди согласно постоянным законам и заставлять природу отвечать на его вопросы, а не тащиться у нее словно на поводу, так как в противном случае наблюдения, произведенные случайно, без заранее составленного плана, не будут связаны необходимым законом, между тем как разум ищет такой закон и нуждается в нем. Разум должен подходить к природе, с одной стороны, со своими принципами, сообразно лишь с которыми согласующиеся между собой явления и могут иметь силу законов, и, с другой стороны, с экспериментами, придуманными сообразно этим принципам для того, чтобы черпать из природы знания...” (Кант, 1964, с.85-86). Использование метода эксперимента стало надежным признаком науки, находящейся на верном пути. На этом пути хотела оказаться и психология. По свидетельству Н. Н. Ланге, стремления применить эксперимент и к изучению психических явлений обнаруживаются приблизительно с половины XIX в. и находятся в тесной связи с расцветом экспериментальной физиологии. Систематическое использование эксперимента многими историками психологии расценивалось как важнейшее событие. Фон, на котором это событие произошло, Поль Фресс описывал следующим образом: “Философы, которые начиная с Декарта ставили перед собой эпистемологические вопросы, были постепенно подведены к психологическим проблемам. Эмпириков интересовало, как образуются сложные восприятия и ассоциируются идеи. Идеалистическое направление в противовес наивному реализму обращало особое внимание на роль организма и активности духа в происхождении наших ощущений и идей. На встававшие перед ними психологические проблемы философы давали пока лишь теоретические ответы, в рамках своих систем, и даже эмпирики для подтверждения своих теорий не прибегали к попыткам эксперимента, хотя и не отрицали самой возможности экспериментирования в психологии” (Фресс, 1966, с.26-27). “Поворотным пунктом в истории психологии, началом ее формирования как самостоятельной области научного знания явился тот исторический момент, который характеризовался превращением психических явлений в предмет экспериментального исследования”, – так оценивал роль метода эксперимента Б. Ф. Ломов (Ломов, 1990, с.7). “По существу, с этого момента психология и начала развиваться как наука. Этот качественный скачок в динамике психологического знания был подготовлен всем предшествующим ходом развития науки и общественной практики” (Ломов, 1990, с.7). Столь же категоричен в оценке роли эксперимента в истории психологической науки Ю. М. Забродин: “Собственно, можно сказать, что эксперимент конституировал психологию как самостоятельную науку, построенную на опытном знании” (Забродин, 1990, с.16).

В самое недавнее время аналогичную позицию высказывает В. В.Козлов: «Можно с уверенностью утверждать, что первым предметом психологии является психофизиология органов чувств, ощущений и восприятий и первые эксперименты с данным предметом (Г. Т.Фехнер) посвящены измерениям ощущений в зависимости от величин физических раздражителей, порогов восприятия и построению психофизических шкал» (Козлов, 2006, с. 133). Как мы увидим, с такой позицией согласиться нельзя.

Итак, с мнением, что научную психологию конституировал эксперимент, согласны многие, как представители психологии позапрошлого и прошлого веков, так и наши современники. Но не все. Видный историк психологии Макс Дессуар (1867-1947) в своем “Очерке истории психологии” (Дессуар, 1912) расценивал начало использования эксперимента как обстоятельство малозначащее, эпизод, не сыгравший существенной роли в судьбе науки. Вероятно, необходимо согласиться с С. Л. Рубинштейном, отмечавшим, что история формирования психологии как самостоятельной науки не получила еще адекватного освещения.

На наш взгляд, источником многочисленных недоразумений по поводу использования эксперимента в психологии является упрощенное и неисторичное понимание самого психологического эксперимента. Нельзя ориентироваться только на внешнюю сторону метода. Как свидетельствует история психологии, виды психологического эксперимента многообразны, сам эксперимент может использоваться в сочетании либо с интроспекцией, либо с объективным наблюдением. Еще В. М. Бехтерев отмечал, что “эксперимент также может служить и целям субъективной психологии, как и целям объективной психологии, смотря по тому, что желают получить от эксперимента” (Бехтерев, 1991, с.9). Поэтому рассмотрим основные виды эксперимента, применявшиеся в психологии позапрошлого века. Напомним лишь, что целью нашей работы является не историческое описание, а методологический анализ, направленный на выявление возможной связи метода с теоретическими представлениями исследователей.

Еще раз повторю: история пишется победителями. История психологии в этом отношении отнюдь не исключение. Поскольку в конечном счете оказалось, что будущее за экспериментальной психологией (эпитет “экспериментальная” практически “автоматически” означал признание последней “научной”*), со временем стало казаться, что победа экспериментального метода была триумфальной: метод интроспекции оказался “замененным” методом объективного эксперимента. “Методу интроспекции, долгое время считавшемуся единственным в познании психического, и основывавшимся на нем умозрительным спекулятивным построениям был противопоставлен объективный метод эксперимента, позволяющий глубоко раскрывать законы психики и разрабатывать на этой основе действительную теорию психологии” (История становления…, 1990, с.7).

В такого рода высказываниях, которых можно найти немало даже в специальной историко-психологической литературе много от мифа, созданного впоследствии адептами экспериментального метода. Дело не только в том, что метод эксперимента в течение весьма долгого времени, как уже говорилось, сочетался с интроспекцией. Дело даже не в том, что метод научной интроспекции как эмпирический метод (не путать с философской интроспекцией) появился практически одновременно с методом эксперимента в психологии. Можно сказать (ниже будет приведена попытка аргументировать эту точку зрения), что психологию Как науку конституировала именно научная интроспекция как эмпирический метод (разумеется, если позволительно отрывать метод от других “конституирующих” условий).

Как уже говорилось, история любого метода психологии, в том числе и эксперимента, может быть прослежена, по крайней мере, с времен Аристотеля (напомним, что Аристотель предлагал осуществить эксперимент, чтобы убедиться в наличии соответствующей иллюзии). Говорить об использовании метода эксперимента в научной психологии, естественно, можно только, начиная с определенного этапа. Поскольку нас интересует использование методов в научной психологии, то отошлем читателя к прекрасному очерку П. Фресса, где подробно прослеживается предыстория научного эксперимента в психологии (Фресс, 1966). Как уже упоминалось, истории использования метода эксперимента в психологии посвящены специальные труды. Как справедливо отмечал С. Л. Рубинштейн, по вопросу об эксперименте в психологии можно увидеть весьма различные точки зрения. Так, если М. Дессуар видел в использовании эксперимента в психологии лишь весьма малозначительный эпизод, то другие авторы, напротив, полагали, что применение эксперимента в психологии означает новую эпоху, с которой, собственно, и начинается психология как наука. На наш взгляд, не следует ставить знак равенства между научностью психологии и использованием метода эксперимента.

Более или менее систематическое использование метода эксперимента к исследованию психологических вопросов можно проследить с середины XVIII столетия. До этого времени была распространена точка зрения, согласно которой экспериментирование в психологии вообще неприменимо (Рамуль, 1966, с.309). Не вдаваясь в дискуссии, сформулируем это по-другому: экспериментирование представлялось неуместным и не имеющим особого смысла. Это было время, когда ученые развивали “психологию своим анализом психической жизни, который всем еще обязан проницательности философа, склонного к созданию стройных систем” (Фресс, 1966, с. 18). Поэтому данные, полученные с помощью эксперимента, были не нужны: для подтверждения спекулятивных рассуждений было вполне достаточно внутреннего опыта (философская интроспекция, которую не стоит путать с научной). К. А. Рамуль выделяет несколько этапов, пройденных “психологическим экспериментом в его историческом развитии” (Рамуль, 1966, с.309). Психологический эксперимент на первой, начальной стадии своего развития, продолжавшейся приблизительно до середины XIX столетия, до экспериментальных работ Фехнера, Гельмгольца и др., характеризуется, по К. А. Рамулю, следующими общими чертами. Вопрос, который пытаются решить экспериментальным путем, касается количественной стороны сравнительно простого явления – остроты зрения или наименьшего угла зрения, под которым можно еще видеть предметы, продолжительности положительного последовательного образа, величины порога различения, величины пространственного порога осязания и т. д. Общий метод состоит в том, что берут определенное раздражение и постепенно изменяют его до тех пор, пока не наступит определенный эффект, после чего определяют величину раздражения, при которой эффект впервые наступил (Рамуль, 1966, с.309-310). Первые психологические опыты по своему общему методу представляются вполне аналогичными простым физическим опытам. Самонаблюдение при этих первых опытах носит элементарный характер, высказывания испытуемых касаются обыкновенно лишь наличия или отсутствия эффекта (Рамуль, 1966, с.310). При этом слабо развито стремление путем контролирования условий опыта, многократного повторения, статистической обработки результатов, придать им большую точность и надежность (Рамуль, 1966, с.311). П. Фресс отмечал, что “успехи физиологии ощущений заставили признать влияние пространственно-временных условий и вообще участие психического в феноменальном отчете субъекта в своем опыте” (Фресс, 1966, с.27). Поэтому неудивительно, что первые психологи были физиологами, а иногда и химиками. Поскольку речь идет об области “пограничной” между физиологией органов чувств и “нарождающейся” психологией, то полезно, чтобы не совершить ошибку, особенное внимание обратить на конкретные цели и задачи исследователей-экспериментаторов.

Метод эксперимента в научной психологии: предшественники (Г. Т. Фехнер)

Густав Теодор Фехнер (1801-1887) – автор знаменитых “Элементов психофизики”(1860). “Этот труд по праву считается первым трудом по экспериментальной психологии” (Фресс, 1966, с.28). С мнением П. Фресса, конечно, не согласиться нельзя, но на некоторых обстоятельствах остановиться все же следует. Частично потеряв зрение в результате неудачного физического эксперимента, Г. Т. Фехнер приходит к мысли о занятии психофизикой. Что такое психофизика, по Фехнеру? Психофизика – “точная теория об отношениях между душой и телом и вообще между физическим миром и психическим миром” (Боринг, 1974, с.29). Фресс, безусловно, прав, утверждая, что “значение деятельности Фехнера определяется не его первоначальной мотивацией, а тем, что он взялся за психологическую проблему, создал экспериментальные методы ее решения и, наконец, попытался сделать обобщение, которое он назвал законом Вебера и которое ныне мы называем законом Фехнера” (Фресс, 1966, с.29). Но чтобы понять смысл деятельности Фехнера, не обойтись без выявления его мотивов. Э. Боринг пишет в “Истории экспериментальной психологии”: “Фехнер дал четкое представление о природе психофизики как точной науки о функциональных отношениях или отношениях между душой и телом”. Это представление выступило в качестве raison d'etre оправдания всего его труда. Наконец, мудрый вывод Фехнера о том, что он не в силах вести исследования психофизики по полной программе, а должен ограничить себя изучением ощущений, причем не ощущений вообще, а интенсивности ощущений. Он полагал, что окончательное доказательство его взглядов в одной области могло бы привести в конце концов к распространению этих взглядов на другие области” (Боринг, 1974, с.22). Важно подчеркнуть, что психофизика понадобилась Фехнеру “для того, чтобы показать всю мнимость дуалистической проблемы, которая исчезнет, если будет найдено уравнение, верно отражающее отношения между душой и телом” (Боринг, 1974, с.23). Отсюда понятно, что создавать психологию как науку или тем более конструировать методы для нее он вовсе не собирался. Поэтому Боринг прав, когда пишет о том, что Фехнером “был создан экспериментальный метод; этот метод не уступал по своему значению всему остальному и был порождением фехнеровского темперамента вопреки Гербарту” (Боринг, 1974, с.22). Напомним, что Гербарт, ратовавший за психологию как науку, тем не менее отрицал возможность достоверного психологического эксперимента. Возможность же существования психологии как науки находилась вне интересов Фехнера (в отличие, например, от экспериментальной эстетики, которой Фехнер с энтузиазмом, ему свойственным, занимался). Таким образом, можно констатировать, что психологии от Фехнера остался метод (она его позаимствовала, включив психофизику в структуру психологии). Но разрабатывался метод эксперимента Фехнером как психофизический, а не психологический. По мнению К. А. Рамуля, психофизический эксперимент Фехнера, в отличие от более ранних психологических и психофизических опытов, имеет следующие особенности: 1) использование специально выработанных экспериментальных процедур – методов едва заметных различий, истинных и ложных случаев и средней ошибки, 2) стремление к получению максимально возможно точных и надежных результатов, находящее выражение в многократном повторении того же опыта с последующей математической обработкой полученных результатов (Рамуль, 1966, с.311). “Выработка специальных методов психофизического исследования означает начало, можно сказать, “психологизации” психологического эксперимента, начало перехода психологии от пользования экспериментальными методами, заимствованными от физики или физиологии, к пользованию своими собственными, специально психологическими методами, а многократное повторение того же опыта с последующей математической обработкой полученных результатов означает начало перехода в зарождающейся экспериментальной психологии от более или менее дилетантского и вследствие этого неточного экспериментирования к более точному научному исследованию” (Рамуль, 1966, с.311). Сам Фехнер подчеркивал специфику Психофизики как области, в которой возможно экспериментирование: “Психофизический эксперимент, до сих пор находивший лишь случайное место то в физическом, то в физиологическом кабинете для опытов, выступает теперь с претензией на свое собственное помещение, свою собственную аппаратуру, свои собственные методы” (цит. по (Рамуль, 1966, с.312)). К. А. Рамуль, что особенно важно подчеркнуть, отмечает, что эксперимент на этом этапе имеет черты, сходные с экспериментами в прошлом: во-первых, элементарный характер исследуемых явлений; во-вторых, количественный характер опыта; в-третьих, сравнительно незначительная роль самонаблюдения. По точной характеристике О. Кюльпе, довундтовский эксперимент выглядит так: “Самонаблюдением не занимаются, испытуемые подобны автоматам, которых раздражают, и которые на это реагируют” (цит. по (Рамуль, 1966, с.312)).

Подведем итоги. Г. Т. Фехнер, бесспорно, внес огромный вклад в разработку экспериментального метода. Поскольку Фехнер был не экспериментальным психологом, а психофизиком, это был психофизический метод. Фехнер разработал конкретные методические процедуры (метод истинных и ложных случаев, средних ошибок, минимальных изменений), реализующие психофизический метод. Психофизический подход Фехнера был включен последователями (в первую очередь В. Вундтом) в физиологическую, экспериментальную психологию. При этом вся психофизика была переосмыслена. Фехнеровское разделение на внутреннюю и внешнюю психофизику было отброшено. Психофизика стала интерпретироваться в духе психофизического параллелизма, тогда как Фехнер придерживался теории тождества. Э. Боринг по этому поводу писал: “... точка зрения Фехнера на отношения между душой и телом не была точкой зрения психофизического параллелизма, а скорее соответствовала тому, что определяется как Гипотеза тождества” (Боринг, 1974, с.23). Методы Фехнера в экспериментальной психологии были применены к изучению другого Предмета. Фехнер, таким образом, является одним из предшественников экспериментальной психологии: сам Фехнер психологом не был и психологические вопросы не разрабатывал.

Метод эксперимента в научной психологии: предшественники (Г. Гельмгольц)

Еще одним предшественником экспериментальной психологии является Герман Гельмгольц (1821-1894). Хирург, затем профессор физиологии, а впоследствии профессор физики в Берлинском университете, он прославился своими исследованиями в области физиологии органов чувств. Наиболее известна его работа “Физиологическая оптика” (1855-1866), в которой рассматриваются как физические, так и физиологические и психологические аспекты. “Величайшим, может быть, примером психологического эксперимента является и доныне третья часть “Физиологической оптики” Гельмгольца, в которой этот основатель экспериментальной психологии, исследуя состав наших зрительных представлений о пространстве, выделил рядом целесоообразных и тонких опытов элементы этих представлений и определил их значение”, – эти строки, принадлежащие Н. Н. Ланге, опубликованы в 1893 году. Конечно, Гельмгольц не был психологом. “Гельмгольц не был психологом, но его влияние на возникающую психологию было весьма значительным” (Фресс, 1966, с.31). Значительность его влияния объясняется тем, что он разработал технику функционального эксперимента: установление зависимости определенного явления от какого-либо фактора, т. е. выяснение функциональной связи переменных.

Как писал Фресс, “успехи физиологии ощущений заставили признать влияние пространственно-временных условий и вообще участие психического в феноменальном отчете субъекта в своем опыте” (Фресс, 1966, с.27). Возможности экспериментального исследования ощущений и восприятий, продемонстрированные Гельмгольцем, также были ассимилированы рождающейся психологией. При этом, как мы увидим в дальнейшем, экспериментальный метод, прототипом которого был гельмгольцевский, будет использован экспериментальной, физиологической психологией, но уже применительно к другому предмету. Гельмгольц, как и Фехнер, не был психологом. Экспериментальные процедуры использовались им для решения конкретных исследовательских задач.

Метод эксперимента в научной психологии: В. Вундт

Вильгельм Вундт (1832-1920) был “одновременно первым психологом и первым мэтром этой новой дисциплины” (Фресс, 1966, с..31). Как уже отмечалось, Вундт широко использовал метод эксперимента, сделав психологию экспериментальной научной дисциплиной. Программа, некогда провозглашенная Френсисом Бэконом, согласно которой природа легче открывает свои тайны, когда ее “пытает наука”, оказалась распространена и на человеческую душу. В психологии стал использоваться эксперимент и (вспомним знаменитый кантовский тезис) она все же стала наукой.

В чем видел роль эксперимента в психологии В. Вундт? Напомним, В. Вундт выделил особую область – физиологическую психологию: “Мы называем нашу науку физиологической психологией, потому что она есть психология, изучаемая с физиологической точки зрения” (Вундт, 1880, с.2). “Проблемы этой науки как ни близко касались они физиологии, раньше большею частью относились к области психологии; средства же к решению этих проблем заимствованы от обеих наук. Психологическое самонаблюдение идет рука об руку с методами экспериментальной физиологии и из приложения этих методов к психологии возникают, как самостоятельные ветви экспериментального исследования, психофизические методы” (Вундт, 1880, с.2). Вундт указывает, что если подчеркивать самостоятельность метода, то физиологическую психологию можно называть экспериментальной (в отличие от психологии, основанной исключительно на интроспекции). Главная область физиологической психологии – ощущения и произвольное движение. Вундт подчеркивает, что задача физиологической психологии “заключается в исследовании элементарных явлений психической жизни” (Вундт, 1880, с.5). Исходной точкой эта психология должна иметь физиологические явления, с которыми психологические явления имеют теснейшую связь. Вундт резюмирует: “Таким образом, центр тяжести нашей науки не лежит в собственно в сфере внутреннего опыта, в который она старается проникнуть как бы извне. Именно поэтому-то она и может пользоваться экспериментальным методом, этим могущественным рычагом естествознания. Сущность эксперимента состоит, как известно, в произвольном, и, – поскольку дело идет об открытии закона отношения между причинами и их действиями, – в количественно определенном изменении условий явлений. Но искусственно могут быть изменяемы только внешние, физические условия внутренних явлений, и только они одни доступны внутреннему измерению. Отсюда очевидно, что может быть речь о применении экспериментального метода только собственно к психофизической области” (Вундт, 1880, с.5).

Здесь хочется сделать небольшое отступление. И. Кант в свое время высказал сомнения по поводу того, что психология когда-либо станет наукой. Усилия Гербарта по применению математики в психологии, психофизические исследования подготовили почву к тому, что в значительной степени кантовские возражения оказались преодоленными. Из приведенных выдержек хорошо видно, что Вундт, по сути, дает “ответы” на кантовскую критику. Я прошу вспомнить, почему, по Канту, психология не может быть наукой (“...в качестве экспериментального учения учение о душе не может когда-либо приблизиться к химии, поскольку многообразие внутреннего наблюдения может здесь быть расчленено лишь мысленно и никогда не способно сохраняться в виде обособленных [элементов], вновь соединяемых по усмотрению...”). По убеждению автора настоящих строк, это кантовское замечание в значительной степени предопределило вундтовскую программу, ориентированную именно на фиксацию, описание, каталогизацию и выявление законов соединения элементов. Таким образом, в течение целого столетия психология развивалась под влиянием кантовских идей. Иногда критика бывает действенной...

Общий вывод по вопросу о психологическом эксперименте Вундт формулирует так: “Тем не менее, было бы несправедливо оспаривать возможность экспериментальной психологии; действительно, эксперименты, в сущности, могут быть только психофизическими, но не психологическими, если только под психологическими экспериментами понимать такие, в которых внешние условия внутренних явлений не играют никакой роли; но очевидно, что различия, получаемые от искусственного изменения условий явления, зависят не исключительно от характера самих условий, но также и от природы самого явления. Таким образом, путем изменения внешних условий мы можем изменять течение внутренней жизни, что существенно способствует выяснению для нас законов самой душевной жизни. В этом смысле всякий психофизический эксперимент есть в то же время эксперимент психологический” (Вундт, 1880, с.5).

Вундтом были разработаны специальные требования к проведению эксперимента:

1. Наблюдатель должен по возможности сам определять наступление подлежащего наблюдению явления.

2. Наблюдатель должен, поскольку возможно, схватывать явления напряженным вниманием и прослеживать таким вниманием их во время протекания.

3. Нужно, чтобы каждое наблюдение в целях подтверждения его данных можно было многократно повторять при одинаковых условиях.

4. Необходимо планомерное качественное и количественное изменение условий протекания изучаемого процесса.

Совершенно очевидно, что эти требования могут быть выполнены только в определенных условиях. Поэтому, когда психологи в Вюрцбурге попытались экспериментально исследовать процесс мышления, оказалось, что все требования Вундта ими нарушаются.

В целом справедливо будет сказать, что метод эксперимента использовался Вундтом как вспомогательный, создающий оптимальные условия для самонаблюдения. Именно самонаблюдение давало информацию о внутреннем опыте. Метод эксперимента имел ограниченное значение еще потому, что распространялся, как мы видели, только на область физиологической психологии. Мышление, по Вундту, не может исследоваться экспериментально. Исследования психологов Вюрцбургской школы, в которых мышление было подвергнуто экспериментальному исследованию, критиковались Вундтом, т. к., по его мнению, в этих экспериментах систематически нарушались вундтовские требования к эксперименту в психологии.

Метод эксперимента в научной психологии: Г. Эббингауз

Герман Эббингауз (1850-1909), немецкий психолог, который, как отмечает П. Фресс, своей оригинальностью “обязан самостоятельности своего образования” (Фресс, 1966, с.35). Сначала студент в Германии, кочующий из города в город по обычаю того времени, он отправляется затем в Англию и во Францию, где зарабатывает на жизнь трудом учителя. В Париже он случайно покупает “Элементы психофизики” Фехнера, которые производят на него сильное впечатление. Эббингауз извлекает из него указания для изучения более сложных процессов, таких, например, как память (Фресс, 1966, с.35).

Г. Эббингауз приходит к мысли использовать число повторений в качестве меры памяти. Он придумывает большое количество бессмысленных слогов (2300), чтобы элиминировать ассоциативные связи, разрабатывает методы исследования памяти (метод заучивания, метод сбережения).

Г. Эббингауз, таким образом, был первым, кто нарушил предписание Вундта, распространив эксперимент за пределы области ощущений и движений. Как писал М. Г. Ярошевский, труд Эббингауза открыл новую эпоху в развитии экспериментальной психологии: “Изобретение Эббингауза позволило перейти от теории к эксперименту. По существу, оно было первым собственно психологическим методом, созданным психологом, поскольку всеми предшествующими методами психологию снабдили другие области, главным образом физиология. Веками психология руководствовалась учением об ассоциации. Теперь оно поступило в лабораторию на экспериментальную проверку” (Ярошевский, 1985, с.255). М. Г. Ярошевский сопоставляет экспериментальную деятельность Эббингауза, Вундта и Гальтона: “Но на стороне Эббингауза было принципиальное преимущество. Оно состояло в переходе к объективному методу. Вундт считал устранение интроспекции из психологии бессмыслицей. На такую “бессмыслицу” и решился Эббингауз” (Ярошевский, 1985, с.255). По нашему мнению, с этим утверждением согласиться полностью нельзя. Эббингауз не предпринимал никакой “бессмыслицы”, он не пытался устранить интроспекцию. В его экспериментах (Эббингауз сам был испытуемым) интроспекция была не нужна, потому что производилось Измерение, которое предполагает объективные показатели (количество повторений, время и т. д.). Когда же речь идет о Добывании научных фактов, т. е. об эмпирических методах, на первый план выходит самонаблюдение. Характерно, что в своем фундаментальном руководстве “Основы психологии” в разделе “О памяти” Эббингауз делает следующее замечание: “Лет 20 тому назад наши познания о явлениях памяти в существе ограничивались разобранными нами общими законами и немногими более определенными, но отчасти лишь малонадежными выводами из самых повседневных данных нашего опыта. С тех пор экспериментальное исследование успело овладеть предметом и выяснить огромное множество весьма важных подробностей” (Эббингауз, 1911, с.193). Само изложение материала строится традиционно: душа, ее свойства, роль памяти и т. д. Результаты экспериментальных исследований излагаются в разделе “Изучение частностей”, что, на наш взгляд, точно соответствует пониманию Эббингаузом роли экспериментальных методов в психологическом изучении памяти.

Тем не менее, нельзя не согласиться с тем, что опубликование книги “О памяти” (Ebbinghaus H., 1885) имело огромное стимулирующее влияние на психологию: возникло впечатление, что вундтовский запрет на экспериментирование в области высших психических процессов не был оправдан. Успех исследования Эббингауза послужил примером для многих, кто хотел бы ставить психологические эксперименты не по вундтовской схеме. Главный результат работы Эббингауза, бесспорно, в том, что было доказано: “экспериментальная психология может выйти за пределы области ощущений при условии нововведений” (Ярошевский, 1985, с.35).

Метод эксперимента в научной психологии: Н. Н. Ланге

Ученым, внесшим большой вклад в мировую психологическую науку, был русский психолог Николай Николаевич Ланге (1858-1921). Окончивший историко-филологический факультет Петербургского университета (Ланге учился у известного психолога Михаила Ивановича Владиславлева), Н. Н. Ланге отправляется в Европу “для приготовления к профессорскому званию” (во Францию и в Германию). В Лейпциге Ланге работает у Вундта, где становится сторонником использования экспериментального метода в психологии. Вернувшись в Россию, Н. Н. Ланге работает в Одессе в Новороссийском университете, где организует психологическую лабораторию.

Н. Н. Ланге не только был сторонником использования эксперимента и тонким экспериментатором, что позволило получить результаты, вызвавшие резонанс в мировой психологии и широко обсуждавшиеся на страницах научных журналов в Европе и Америке, но и одним из первых (уже в 1893 году) дал исторический очерк использования метода эксперимента в научной психологии и проанализировал возможности этого метода (Ланге, 1893). Кратко остановимся на анализе, сделанном Ланге. Ланге отмечает, что психологический эксперимент имеет особую ценность преимущественно в трех отношениях:

1) значение психологического эксперимента как улучшающего самонаблюдение;

2) значение эксперимента как особого логического метода (т. е. особого логического приема открытия зависимости между психическими явлениями);

3) значение эксперимента как средства измерения психических явлений.

Кроме того, Н. Н. Ланге выявляет значение объективного эксперимента в психологии (“такого, в котором исследователь изучает психическую жизнь иного существа по ее внешним проявлениям или знакам в виде разнообразных движений и слов” (Ланге, 1893, с. XXXIV), усматривая его в экспериментах над загипнотизированными и в опытах над животными.

Знаменитое исследование Н. Н. Ланге, посвященное “закону перцепции”, также выполнено методом эксперимента. Н. Н. Ланге характеризует закон перцепции следующим образом: “Мое исследование привело меня к убеждению, что в основе всех этих процессов лежит один принцип, один и тот же закон, и при том закон весьма общего характера и весьма своеобразного содержания. Этот общий закон можно выразить так: процесс всякого восприятия состоит в чрезвычайно быстрой смене целого ряда моментов или ступеней, причем каждая предыдущая ступень представляет психическое состояние менее конкретного, более общего характера, а каждая следующая – более частного и дифференцированного” (Ланге, 1893, с.1).

Поскольку процесс перцепции состоит в быстрой смене все более и более частных, дифференцированных психических состояний, в обычных условиях мы не замечаем этих ступеней. “Но изменив обыкновенные условия восприятия, устроив эксперимент так, чтобы мы могли прерывать на известных ступенях цепь этих быстро сменяющих друг друга состояний сознания, мы убедимся в верности выставленного принципа, как он ни кажется удивителен на первый взгляд” (Ланге, 1893, с.2).Внимание Н. Н. Ланге сосредоточено на исследовании процесса. Но было бы ошибкой считать, что для Ланге процесс просто смена быстро сменяющих друг друга стадий. Понятие процесс имеет для Н. Н. Ланге биолого-генетический смысл. “В этих ступенях сознания... надо видеть параллельность тем ступеням, которые развивались в процессе общей эволюции животных: по мере дифференцирования органов чувств и нервных центров, все более и более специальные свойства вещей обнаруживались для сознания животного, совершенно параллельно тому, что вышеуказанный принцип обнаруживает в сознании индивидуальном. Подобно тому, как эмбриологическое развитие человека повторяет в несколько месяцев те ступени, которые некогда проходило общее развитие рода, так и индивидуальное восприятие повторяет в несколько десятых секунды те ступени, какие в течение миллионов лет развились в общей эволюции животных” (Ланге, 1893, с.2) .Здесь очень важно подчеркнуть, что эксперимент для Ланге не средство получения эмпирического материала, а средство доказательства справедливости общего утверждения. Это отмечает и сам Н. Н. Ланге: “Лучшее средство для проверки и доказательства нашего утверждения могут дать те, столь хорошо ныне разработанные, методы экспериментальной психологии, которые называются психометрическими, и задача которых состоит в измерении продолжительности психических процессов. Действительно, если перцепция состоит в последовательной смене все более и более частных суждений, то измерение продолжительности разных по степени общности форм суждения должно ясно обнаружить, что суждение более общего характера требует менее времени, чем суждение более частное, и точно определить всю последовательность ступеней перцепции” (Ланге, 1893, с.3). Н. Н. Ланге использует метод, который широко использовался в школе В. Вундта. В частности, используя такого рода методику, однофамилец русского психолога немец Людвиг Ланге в 1886 году обнаружил феномен различия сенсорной и мускульной реакций (в современной терминологии моторная и сенсорная установки). Для нашей темы чрезвычайно важно подчеркнуть, что в Лейпциге у Вундта интересовались в первую очередь структурой сознания. Как отмечает по этому поводу Н. Н. Ланге, “различие мускульной и сенсориальной реакции было первоначально обнаружено внутренним самонаблюдением и затем уже проверено объективными психометрическими результатами” (Ланге, 1893, с.11). Н. Н. Ланге же интересует процесс перцепции (“Как известно, прямо определять (инструментально) продолжительность психических процессов мы не можем. Все, что мы в состоянии, это – определять продолжительность между появлением какого-нибудь внешнего раздражения и каким-нибудь нашим сигнальным движением, которое обозначает, что это раздражение нами сознано” (Ланге, 1893, с.3)), который измеряется объективно. Н. Н. Ланге не против интроспекции. Отдавая дань традиции, Н. Н. Ланге сам был испытуемым в собственных экспериментах (“Вообще я думаю, что, по крайней мере в настоящем положении экспериментальной психологии, полезнее оставлять за собою место объекта опыта, предоставляя своему менее опытному товарищу управлять инструментами” (Ланге, 1893, с.8)). Тем не менее, очевидно, что Н. Н. Ланге разрабатывает объективную психологию, где субъективные данные, полученные с помощью самонаблюдения выполняют лишь функцию контроля. Необходимо подчеркнуть, что эксперимент, по Н. Н. Ланге, направлен не на получение эмпирических данных (“добывание фактов”), а на доказательство справедливости гипотезы. Эксперимент у Н. Н. Ланге используется как инструмент проверки гипотезы. Таким образом, метод эксперимента в психологии выступает у Н. Н. Ланге в существенно ином качестве (по сравнению с вундтовской физиологической-экспериментальной психологией).

Метод эксперимента в научной психологии: А. Бине

Французский психолог Альфред Бине (1857-1911) был сторонником экспериментального метода. “Будучи прирожденным экспериментатором, он больше верил фактам, чем теориям” (Фресс, 1966, с.53). Независимо от психологов из Вюрцбургской школы, А. Бине получил ряд сходных результатов. Как уже упоминалось, Вундт ограничил сферу применения эксперимента физиологической психологией. Г. Эббингауз распространил эксперимент на исследования памяти. А. Бине был сделан следующий важный шаг: он использовал метод эксперимента для изучения мышления. При этом, как справедливо отмечал С. В. Кравков, произошло расширение самого понятия эксперимента. По Вундту, “эксперимент мы имеем лишь тогда, когда оказываемся в состоянии путем количественно планомерно изменяемого материального раздражителя изменять эффект, непосредственно с ним связанный и регистрируемый, по возможности, объективно. Понятно, что подобной норме, действительно, наибольше могли соответствовать исследования области ощущений, волевых движений и физиологического выражения чувств, поскольку результаты таких исследований могли приобретать численный и объективный характер” (Кравков, 1922, с.101). Распространение эксперимента на область мышления делает старое определение слишком узким: “Прежнее определение эксперимента оказывается уже слишком узким и материалистическим. Очевидно, что процессы мышления не стоят в однозначной связи с каким-либо внешним раздражением, как это имеет место в области ощущений. Равным образом, переживания мысли и не выражаются сколь-либо однозначно и непосредственно объективно” (Кравков, 1922, с.101). Согласно Бине, “под раздражением следует понимать не просто воздействие на наши органы чувств материального агента, но и всякое изменение вообще, которое экспериментаторы вызывают в сознании испытуемого по своей воле; так речь психолога есть раздражитель не менее определенный, чем обычные сенсорные раздражители” (Binet, 1922, p.3-4). Испытуемыми в экспериментах Бине были его дочери Арманд и Маргерит. Они получали задания понять слово или выражение, найти понятие, находящееся в определенном отношении к заданному и т. д. Испытуемые должны были с помощью интроспективного наблюдения описать, что с ними происходило при выполнении задания. А. Бине Настаивал, чтобы показания испытуемых были как можно полнее. Аналогичные требования выдвигали и психологи Вюрцбургской школы, так что возник вопрос о приоритете. А. Бине отстаивал свой приоритет в использовании метода систематического самонаблюдения. Для того, чтобы получить интересующую его информацию, А. Бине вступал с испытуемыми в диалог, использовал метод направленного, активного опроса. Бине, изучая роль образов в мыслительных процессах, прибегает, в целях лучшего уяснения и дополнения даваемой испытуемым картины переживаний, к постановке вопросов. Весь процесс дачи показаний приобретает у него в очень многих случаях характер достаточно длительного диалога между экспериментатором и испытуемым. (Кравков, 1922, с.106).

Результаты, полученные Альфредом Бине в экспериментах по изучению мышления, в целом совпадают с итогами исследований вюрцбуржцев: обнаружен факт существования несенсорных компонентов, играющих значительную роль в мышлении. И Бине, и вюрцбургские психологи отмечали, что интроспекция не позволяет в необходимой степени фиксировать мысли испытуемого. П. Фресс замечает, что Бине пришел к тем же выводам, что и Вюрцбургская школа: существует мышление без образов, которое ускользает от интроспекции. Несмотря на этот вывод, Бине остался верен – в теории – интроспекции, не считая при этом, что она дает нам прямое и тем более безошибочное знание психических фактов (Фресс, 1966, с.53).

К сказанному стоит добавить, что и вюрцбуржцы, и Бине исследовали структуру мышления, пытаясь выявить его состав (роль образов в мышлении, роль мыслей и т. д.). В Вюрцбурге Нарцисс Ах заинтересовался собственно процессом мышления, что, естественно, повлекло за собой и изменение самого эксперимента. На этом основании некоторые авторы (например, С. В. Кравков) рассматривают исследования Аха отдельно, противопоставляя его работы другим вюрцбуржцам. Мы думаем, что для этого нет достаточных оснований: просто Ах модифицировал свою исследовательскую программу, внеся необходимые изменения (к слову сказать, такую возможность имел и Бюлер, но, как известно, ее не использовал).

Метод эксперимента в научной психологии: Вюрцбургская школа

Психологи из Вюрцбургского психологического института приступили к исследованию мышления. Схема экспериментов была следующей: испытуемым предъявлялись слова, “отправляясь от коих они должны были совершать определенный умственный процесс, как-то: понять слово, найти к нему кординированное, родовое или видовое понятие, найти какое-либо прилагательное, представить наглядно названный предмет и т. п.” (Кравков, 1922, с.102). В других случаях требовалось связать предъявленные слова в требуемом отношении, давались выражения, в том числе и абстрактного, философского содержания и требовалось их оценить.

Следует особенно подчеркнуть, что в экспериментах в Вюрцбургской школе наблюдается активное взаимодействие экспериментатора и испытуемого, выражающееся в прямом “выспрашивании”.

С. В. Кравков отмечает: “Возможность давать различные инструкции, вынуждающие испытуемого, отправляясь от данных слов, производить различные мыслительные деятельности, то найти родовое понятие, то предицировать и т. п., равно как и возможность по известному плану предъявлять испытуемому задачи, различные по своему содержанию, форме и входящим в них образам, дает, по мнению исследователей пользующихся подобным методом, ту возможность планомерной вариации условий, которая является существенной характеристикой всякого, претендующего на научность, экспериментирования” (Кравков, 1922, с.103). “Подобная схема опыта с распределением функций между двумя лицами, – ставящим вопросы экспериментатором и отвечающим на них испытуемым, – имеет, по мнению применявшего ее Бюлера, те выгодные стороны, что позволяет нам, во-первых, по произволу, когда угодно, вызывать у испытуемого подлежащие изучению мыслительные процессы; во-вторых, вызывать их в сознании испытуемого независимыми от каких-либо предвосхищений и произвольного в них вмешательства со стороны последнего, что является неизбежным, когда какая-либо мыслительная задача ставится субъекту им же самим, и он ее таким образом уже заранее намечает” (Кравков, 1922, с.103). Чтобы в сознании испытуемого порождались действительно мыслительные процессы, а не механические ассоциации, ставятся серьезные, трудные мыслительные задачи. Благодаря этому испытуемые полностью отдаются работе мысли, на основании чего делается вывод об отождествлении мышления в эксперименте с мышлением в обычных условиях (Кравков, 1922).

В экспериментах Вюрцбургской школы, как упоминалось, совершенно особая роль отводится интроспекции: “...схема экспериментирования, имевшая целью заставить испытуемых пережить желательный для экспериментатора мыслительный процесс, имеет значение и смысл лишь постольку, поскольку испытуемые дадут нам интроспективное описание пережитого, ибо какого-либо прямого, объективно даваемого индикатора их состояний мы не имеем...” (Кравков, 1922, с.104). Совершенно очевидно, что требования к полноте отчетов возрастают. Если ранее в большинстве психологических исследований могли довольствоваться разрозненными и случайными высказываниями испытуемых о том, что их особенно поразило в их переживаниях, дополняя подобные сведения собственными воспоминаниями и прибегая в иных случаях к “мысленному экспериментированию”, рефлектированию и сопоставлению, то теперь столь непланомерное получение интроспективных показаний удовлетворять уже не могло (Кравков, 1922, с.104). Вюрцбургские психологи пользуются в своих исследованиях не разрозненными высказываниями испытуемых, но стремятся придать высказываниям систематичность. В Вюрцбурге требуется, чтобы “испытуемые давали показания после каждого эксперимента тотчас по окончании исследуемого процесса” (Кравков, 1922, с.105). Подобно Альфреду Бине, вюрцбургские психологи широко используют активный опрос испытуемых.

В работе Нарцисса Аха метод эксперимента, разработанный в вюрцбургской школе, усовершенствуется. Сам Ах пытается доказать, что в его исследованиях соблюдаются вундтовские требования к проведению эксперимента в психологии. Ах стремится повысить научность и объективность своего исследования. “Мы стремимся сделать субъективный метод самонаблюдения настолько объективным, чтобы в нем не имел места произвольный недостаточно контролируемый подход к исследуемой области как со стороны испытуемого, так и со стороны экспериментатора. Достичь этого можно лишь точным описанием и протоколированием всего переживания от появления сигнала до конца эксперимента” (Ach, s.14). Как отмечает С. В. Кравков, Н. Ах, выделяя в качестве существенной характеристики предлагаемого им метода “систематического экспериментального самонаблюдения” требование возможно полного описания всего, бывшего в сознании, без разграничения “важного и неважного”, а также требуя описания не только главного периода, но и предварительного, прав, когда настаивает на отличности своего метода от метода Бине и Вюрцбургской школы (Кравков, 1922, с.132). В методе Аха так же, как и у других вюрцбуржцев, происходит активный опрос испытуемого. Ах подчеркивает, что экспериментатор должен опросить испытуемого так, чтобы не внушая ему ничего, помочь вскрыть подлинный смысл высказывания, побудить высказаться о не описанном еще моменте переживания и т. д.

Безусловно, заслуживает внимания еще один момент в методике Н. Аха. Речь идет о проведении Ахом вспомогательного эксперимента, моделирующего интересующее его явление. Напомню, что в протоколах, которые в большом количестве приводятся в книге Аха, высказываний испытуемых о наличии детерминирующих тенденций нет. Сам Ах поясняет, что они действуют в сфере бессознательного. Для того, чтобы доказать их наличие, проводится эксперимент с гипнозом. Там неосознаваемое внушение формируется с помощью команды гипнотизера. Эксперимент Аха убедительно демонстрирует действие этой неосознаваемой тенденции: она совершенно определенным образом влияет на поведение испытуемого, но им, естественно, не осознается. Результаты этого эксперимента Ах “переносит” на случаи решения других задач, где гипноз не использовался. Отбор правильных решений объясняется Ахом через действие неосознаваемых тенденций, которые в протоколе не упоминаются.

Поэтому т. н. “беспорядки в изложении” Н. Аха (по Г. Хамфри) имеют вполне определенное происхождение, которое объясняется, конечно, не небрежностью, а тем, что реально использовался способ интерпретации, не нашедший адекватного описания в тексте работы. Совершенно права Л. И. Анцыферова, указывающая, что Ах не мог непосредственно получить данные о механизме мышления в отчетах самонаблюдения, поэтому вынужден был работать иным, непривычным методом, который остался за пределами изложения (Анцыферова, 1966, с.76).

Исследования в Вюрцбургской школе выявили важное противоречие. Распространение метода эксперимента на изучение процесса мышления выявило неадекватность метода интроспекции. Столкновение с неосознаваемыми психическими процессами неизбежно ведет к появлению опосредованных методов. Нельзя не согласиться с Л. И. Анцыферовой, писавшей, что результаты экспериментов вюрцбуржцев и их выводы о существовании неосознаваемых детерминирующих тенденций, проявляющихся в различных реакциях, объективно оказались направленными против интроспективного понимания сознания. “Действительно, интроспекционизм непременно предполагает отождествление сущности всякого психического процесса с проявлением ее в самонаблюдении. Предполагается, иначе говоря, что в интроспекции сущность и явления психики совпадают, что явления сознания в самонаблюдении исчерпывают ее сущность” (Анцыферова, 1966, с.80).

Об эволюции эксперимента

Завершая краткий очерк использования метода эксперимента в научной психологии во второй половине XIX столетия, можно подвести некоторые итоги. Требование использования эксперимента в науке еще со времени Френсиса Бэкона было настоятельным. Кант отказывал психологии в праве быть точной наукой, в частности, по той причине, что в ней не используется экспериментирование. К середине XIX века эксперимент внедрился во многие области человеческого знания. Экспериментальные процедуры хорошо “прижились” в физиологии, которая в первой половине прошлого столетия переживала бурный расцвет. У Вундта, врача и физиолога, возникает идея создания физиологической психологии – дисциплины, которая соединяет психологию и физиологию и занимается преимущественно исследованием ощущения и движения, используя сочетание физиологического эксперимента и самонаблюдения. Не станем забывать, что стратегическая задача Вундта – создание новой науки. Поэтому в физиологической психологии присутствуют две идеи, которые полезно эксплицировать. Во-первых, физиологическая психология демонстрирует наглядно взаимодействие психологии и физиологии, их единство (напомню: физиологическая психология – промежуточная область, объединяющая, согласно Вундту, физиологию и психологию). “Единство” с настоящей наукой (какой физиология без малейшего сомнения является) – лучшая рекомендация в научности для психологии, которая на статус науки еще только претендует. Во-вторых, использование принципа психофизиологического параллелизма указывает на то, что психология, претендующая быть наукой, идет “параллельным курсом” с наукой уже “состоявшейся”. Таким образом, психология завоевала право быть наукой в глазах научного сообщества и заняла свое место в системе наук. Нет нужды здесь еще раз напоминать, что на самом деле предмет психологии (непосредственный опыт, сознание) оказался оторванным от физиологии. Иначе не могло быть, потому что Вундт продолжил дуалистическую традицию, идущую от Декарта.

Итак, использование эксперимента – неотъемлемый атрибут “настоящей” науки. Эксперимент Вундтом приветствуется, используется. Мэтр даже готов, принимая во внимание “самостоятельность метода”, называть свою психологию экспериментальной. Как уже говорилось, эксперимент у Вундта имеет значение вспомогательного метода. Сам эксперимент – физиологический, используется для того, чтобы “нормировать” интроспекцию, ввести ее в более жесткие рамки лабораторного исследования. Основным, т. е. поставляющим факты, у Вундта и его школы, несомненно, оставалось самонаблюдение. Но для “внешнего употребления” (т. е. для научного сообщества) принципиально важно было уже одно то, что в психологии эксперимент используется; наличие в названии слова “экспериментальная” вопрос закрыло. В каком качестве используется эксперимент, было уже не так важно.

Впрочем, было и другое. Как мы видели, Г. Т. Фехнер, не будучи психологом, решал свои задачи, в которых использовал эксперимент для объективного Измерения. Результаты работы Фехнера были переосмыслены в контексте нарождающейся физиологической психологии и включены в психологию (вместе с методами, разработанными Фехнером). Это направление развил Г. Эббингауз, убедительно доказавший, что объективное измерение в психологии можно применять и по отношению к другим, более сложным явлениям. Использование эксперимента в науке выявило и другое его “качество”: проведение опыта может Доказывать Или Опровергать предположения, имеющие “внешнее” по отношению к эксперименту происхождение. В качестве предшественника такого психологического эксперимента необходимо назвать Г. Гельмгольца. Продолжение этой линии можно увидеть, в частности, в работах Н. Н. Ланге.

Но, подводя предварительные итоги, отметим, что в этот период эксперимент еще не стал ни основным методом психологического исследования, ни даже ведущим. Роль основного прочно держало самонаблюдение, в “объективных” направлениях – внешнее наблюдение. Значительное изменение в понимании роли эксперимента в психологическом исследовании произошло на рубеже эпох практически одновременно в нескольких психологических школах (в Вюрцбурге у Н. Аха, в Вене у З. Фрейда). Напомним, что Вундт использовал эксперимент применительно к Структурной схеме: его использование было направлено на то, чтобы как можно лучше описать состав сознания (непосредственного опыта). Расширение психологической проблематики (включение памяти, мышления и т. д.) привело к существенным сдвигам в самом экспериментальном исследовании: если для исследования роли образов, наличия мыслей и т. д. еще могла быть “приспособлена” вундтовская структурная схема, то для исследования “процессов мышления” она уже явно не годилась. Изменение схемы интроспекции ведет к тому, что эксперимент тоже должен измениться. Эксперимент стремительно “модернизируется”, становится подчиненным схеме Процесса. Монолог испытуемого заменяется на диалог с экспериментатором, на активное расспрашивание испытуемого. Требуется максимальная полнота отчета, требуется, чтобы ничто не ускользало. Но оказывается, что этого мало. В психике (в мышлении, в частности), существуют составляющие, ускользающие от самонаблюдения, не осознающиеся испытуемым. Интроспекция бессильна, как бы ни выспрашивал экспериментатор у испытуемого о подробностях, как бы полно ни протоколировались эксперименты. Выход здесь – только один: переход к опосредствованному методу, при котором ссобщаемое испытуемым уже не будет непосредственным знанием о психике, но лишь материалом для анализа самим экспериментатором. Таким образом, здесь речь может идти уже не о редактировании протоколов, но о целенаправленной работе с ними, заключающейся в их интерпретации. Возникновение опосредствованного метода – важнейшее событие в истории научной психологии. Обычно это открытие связывают с психоанализом. Важно подчеркнуть, что оно произошло практически одновременно в разных областях и, насколько можно судить, независимо одно от другого. Поскольку периодически возникают споры, является ли психоанализ наукой, принадлежность вюрцбуржских психологов к академической психологии сомнений не вызывает.

Очерк использования эксперимента остановился, таким образом, на том этапе развития науки, когда психология готовится стать подлинно экспериментальной наукой. Реально это означает, что появляется возможность для того, чтобы эксперимент действительно стал ведущим методом психологии. Ведущим в том смысле, что позволяет добывать основную массу эмпирического материала. Повторим, это возможно только при изменении роли эксперимента. Он теперь дает материал для анализа, интерпретации. Поскольку мы имеем дело с научной психологией, это означает, что психология становится в некоторой степени и теоретической наукой, поскольку интерпретация происходит с позиций некоторых научных положений. А следовательно, в ней должны использоваться и теоретические методы, которые позволяют это делать.

Об особенностях методов в научной психологии

Как можно было видеть из данных, приведенных в предыдущих разделах, методы, использовавшиеся научной психологией, имели свою специфику. Научная психология декларировала свой опытный, действительно эмпирический (в отличие от “эмпирической психологии” характер). Таким образом, на первый план в научной психологии выходят эмпирические методы, которые служат для “добывания фактов”. Поскольку предполагается, что задача психологии – описание психических, душевных явлений, то никаких теоретических методов не предполагается. Вундт явно с иронией упоминает метод, в “который верят философы”. Для упорядочения данных опыта вполне достаточно логических процедур. “Теоретические” методы, согласно новой психологии, остались в прошлом (если они на самом деле были), это порождение метафизики.

В качестве методов, которые признаются новой психологией, в первую очередь необходимо назвать самонаблюдение и эксперимент. Хотя в современной психологии бытует мнение, что научная психология началась с использования эксперимента, это не вполне так. Как мы видели, эксперимент в психологии в течение весьма длительного времени служил для усовершенствования метода интроспекции, т. е. весьма естественно с нею сочетался. Важно подчеркнуть, что метод интроспекции – основной и у Вундта, и у Брентано, и у Титченера, и у Кюльпе, и у Аха, и у Ланге, и у Джемса – все же имел отличия, не замечать которые мы не вправе[2]. Мы также помним, что практически все исследователи настаивали на длительной тренировке испытуемых, без которой нельзя было получить “хороших” отчетов. Что значит хороший отчет, можно понять только в свете теоретических идей школы. Хорошие отчеты вюрцбуржцев, в которых содержались описания “положений сознания” (свидетельствующие о существовании несенсорных элементов опыта), с точки зрения Титченера, были лишь результатом плохого анализа, произведенного в неблагоприятных условиях. “Философ хроноскопа и призмы” Вундт, расчленяющий сознание на элементы, по мнению Джемса, ”резал воду”, т. к. если в сознании можно что-то описывать, то это, конечно, должен быть поток сознания (элементы потока проанализировать просто невозможно).

Следовательно, и эту констатацию следует отметить особо, при том, что во всех перечисленных случаях речь идет именно о методе интроспекции, в каждом случае заметна специфика. На наш взгляд, эта специфика связана с теоретическими установками исследователей: у Вундта она структурная (структурная интроспекция, направленная на вычленение элементов опыта), у Брентано она целостно-описательная, функциональная (описывающая психический акт в “его целостности и доподлинности”, с точки зрения Брентано, аналитические описания Вундта – артефакты, т. к. “интенциональность” в них вообще не учитывается), у Джемса, которого интересует функция, на первый план выходит описание того, как душевная активность приводит к результату... Т. е. между особенностями метода и взглядами исследователя может быть прослежена связь, которая хорошо описывается такими понятиями как структура, функция, акт, процесс.

Обратим внимание на еще один любопытный момент. Сами “ситуации опыта” (экспериментальные ситуации) и, соответственно, реакции испытуемого весьма различны. И здесь тоже есть соответствие. То, на что направляется интроспекция, удивительно “соответствует” тем же теоретическим воззрениям. Факты опыта у Вундта настолько элементарны (скажем исследования порогов, времени реакции и т. д.), что существование “интенционального” объекта в этих случаях неочевидно. Не случайно позднее Э. Гуссерль пытался в известном смысле “примирить” Вундта и Брентано, поскольку выяснилось, что для испытуемого реальны и калейдоскоп пятен и образ шкатулки. Но для того, чтобы убедиться с помощью внутреннего наблюдения в изначальной направленности сознания на объект, в качестве “модельного представления” предпочтительно иметь все же восприятие (или представление) целостного предмета. Равным образом, для того, чтобы изучать не только структуру сознания, но и процесс (все равно восприятия или мышления) необходимо либо сделать задание достаточно сложным, либо искусственно разделить на этапы, стадии.

Естественно, что первой научной установкой является структурно-аналитическая (это отмечают и специалисты по методологии). Но “искусственность” аналитических процедур вызывает протест. Функциональная модель по сравнению со структурной выступает носителем идеологии “целостности”, что зачастую приводит к путанице в историко-психологической литературе. Скажем, Вундту, который вместе с Титченером может считаться одним из наиболее радикальных “элементаристов”, принадлежат проникновенные строки о целостности душевной жизни. Так что правы были гештальтисты, когда говорили, что дело не в признании целостности как таковой, дело в объяснении характера этой целостности (Ярошевский, 1985, с.355-356). Но функциональная модель неизбежно более “целостна”, т. к. способ интроспективного расчленения (какими бы синтетическими процедурами это не дополнялось) не в состоянии проследить эффекты этой психической активности. Функциональный подход поэтому терпимее (в принципе) относится к ретроспекции. Когда достигнут эффект, произошедшее “реконструируется” легче.

Мы видели, и это тоже достойно быть отмеченным особо, когда желание исследовать процесс методами, имеющими “структурное” происхождение, приводит к осознанию исследователем этой неадекватности и вызывает или модернизацию методов, либо переход к фактически опосредованному методу (т. е. в некотором смысле к использованию “теоретического” – в зачаточном состоянии – метода, как это произошло у Аха).

О взаимодействии методов

Представляется необходимым, хотя бы очень кратко, затронуть еще один важный вопрос, имеющий непосредственное отношение к рассматриваемой теме. Речь идет о взаимодействии психологических методов. С самого возникновения научной психологии методы использовались не только изолированно, но и в определенных сочетаниях, что позволяет говорить о взаимодействии методов.

Этот простой вопрос вызывал, как мы могли увидеть, немало недоразумений, т. к. в зависимости от того, роль какого из методов акцентировалась, психологическая концепция квалифицировалась существенно по-иному. Скажем, вундтовская психология кем-то именовалась экспериментальной, а кем-то интроспективной. Важным представляется вопрос, можно ли, сравнивая роль методов в той или иной концепции, утверждать, что какой-то является ведущим, а другой – подчиненным? На наш взгляд, можно. Критерием в этом случае, как можно полагать, выступает отношение метода к предмету исследования (и опосредованно к предмету науки – при этом имеется в виду Реальный предмет). Ведущий метод обязательно имеет выход на реальный предмет и в значительной степени определяется им. Реальный предмет, таким образом, определяет Идею метода. Метод (во всяком случае в период становления психологии как самостоятельной науки) реализуется в рамках определенной организующей схемы (структура, функция, процесс). Вспомогательный (или дополнительный) метод взаимодействует с основным (ведущим) на уровне организующих схем, но на уровень идеи метода не выходит. Скажем, в вундтовской физиологической психологии эксперимент выполняет, несомненно, вспомогательную, “ассистирующую” роль. Роль ведущего выполняет интроспекция, обеспечивающая “доступ” к фактам непосредственного опыта (реальный предмет). Взаимодействие между методами достигается за счет структурной организующей схемы, которая оказывается общей для обоих методов. Именно эта общность позволяет экспериментальным процедурам более четко структурировать данные интроспекции.

В исследовании Г. Эббингауза о памяти (1885) ведущим методом являлся измеряющий эксперимент (реальным предметом были определенные характеристики поведения), поэтому роль самонаблюдения была сведена к минимуму (обеспечении функции контроля). Аналогичным образом дело обстояло в исследовании “закона перцепции”, проведенном Н. Н. Ланге. (Напомню, оба психолога – и Г. Эббингауз и Н. Н. Ланге были испытуемыми в своих экспериментах). Ведущий метод, таким образом, имеет выход на реальный предмет. Показательно, что тот же Эббингауз, характеризуя память в фундаментальных “Основах психологии”, говорит о законах души, явно исходя из представлений о сознании.. Не случайно результаты исследований 1885 года попадают в его книге в раздел “О частностях” и получают интерпретацию с позиций общих представлений о сознании.

В заключение статьи обратимся еще к одному важному вопросу. Метод, как можно было видеть, в некоторых отношениях выступает как зависимый от исходных представлений исследователя, т. е. от предтеории. В структуре предтеории представлена идея метода, которая в свою очередь определяется пониманием предмета науки. Если предмет науки – сознание или внутренний опыт, то идея метода, его принцип, определяется через внутреннее восприятие, самонаблюдение. Это означает, что если в данном исследовании будут использоваться другие методы, например, эксперимент, то они будут выступать исключительно в роли вспомогательных, дополнительных, создающих оптимальные условия для внутреннего восприятия. Но, естественно, идеи метода недостаточно, чтобы охарактеризовать метод психологического исследования в целом. Одна и та же идея метода может воплощаться в существенно различающихся методах. Напомним, структурная интроспекция, внутреннее восприятие Брентано, систематическое экспериментальное самонаблюдение в Вюрцбургской школе выражали одну идею метода, хотя сами методы, как мы видели, различались весьма значительно.

Вероятно, многое прояснится, если допустить, что метод представляет собой сложное образование, имеет уровневую структуру, причем различные уровни связаны с различными компонентами предтеории. По нашему мнению, можно говорить по меньшей мере о трех уровнях метода. Схематически уровни метода представлены на Рис. 1.

МЕТОД

Рис. 1. Схема уровнего строения метода.

На первом уровне метод выступает как идеологический, т. е. на этом уровне выражается принцип метода. Этот уровень, в основном, определяется идеей метода как компонентом структуры предтеории, который, в свою очередь, детерминируется пониманием предмета психологии.

На втором уровне метод проявляется как предметный. Это означает, что на этом уровне определяется, что именно будет этим методом изучаться. Скажем, метод интроспекции может быть направлен на выделение содержаний опыта, на фиксацию актов и т. п. Этот уровень в значительной степени определяется таким компонентом предтеории как “базовая категория” – “организационная схема”: понятия “структура”, “функция” или “процесс” определяют содержание метода, т. е. какой именно психологический материал будет фиксироваться и описываться. Как мы могли видеть, интроспективно могут описываться как элементы, входящие в структуру сознания, так и поток сознания и т. д.

На третьем уровне метод выступает как процедурный, операционный. Любой метод в конечном счете может быть охарактеризован и описан как последовательность или совокупность процедур, совершаемых для того, чтобы получить известный результат. Этот уровень, в основном, определяется таким компонентом предтеории как моделирующие представления. Они определяют не только последовательность действий исследователя и испытуемого, специфические приемы, используемые для того, чтобы фиксировать необходимый психический материал, но и выбор стимульного материала. К этому уровню (например, в случае использования метода интроспекции) могут быть отнесены такие специфические технические приемы, которые обеспечивают развернутые подробные показания (использование элементов ретроспекции, активный опрос испытуемого, деление на этапы, стадии и т. п.) или обеспечивают улучшение восприятия испытуемым переживаний (повторение переживаний, возможность бессознательного опознания, метод перерыва, парциальный метод, метод замедления течения переживаний и т. п. (Кравков, 1922, с. 67-97). Действительно, представления, к примеру, о мышлении как решении задачи или свободном течении ассоциаций в значительной степени определяют характер и последовательность процедур, выполняемых в психологической лаборатории.

Таким образом, схематически соотношение между компонентами предтеории и уровнями метода можно представить следующим образом (Рис. 2).

Дальнейшая эволюция метода эксперимента в научной психологии будет рассмотрена нами в специальной работе[3].

Литература

1. Анцыферова Л. И. Интроспективный эксперимент и исследование мышления в Вюрцбургской школе // Основные направления исследований психологии мышления в капиталистических странах. М.: Наука, 1966.с. 59-81.

2. Бехтерев В. М. Объективная психология. М.:Наука, 1991. 480 с.

3. Боринг Э. Д. Психофизика Фехнера // Проблемы и методы психофизики: Хрестоматия по психологии для студентов, преподавателей и научных работников. М.:МГУ, 1974, с. 20-32.

4. Вундт В. Основания физиологической психологии. М.: Типогр. М. Н. Лаврова и Ко., 1880. 1040 с.

5. Забродин Ю. М. Психологический эксперимент: специфика, проблемы и перспективы развития// История становления и развития экспериментально-психологических исследований в России. М.:Наука, 1990, с. 16-30.

6. История становления и развития экспериментально-психологических исследований в России. М.: Наука, 1990. 216 с.

7. Кант И. Сочинения в шести томах. Т.3. М.: Мысль, 1964. С. 799.

8. Козлов В. В. Седьмая волна в развитии психологии // Труды Ярославского методологического семинара. Т.2: Предмет психологии. Ярославль, 2004, с.185-206.

9. Кравков С. В. Самонаблюдение. М.: Русский книжник, 1922. 176 с.

10. Ланге Н. Н. Психологические исследования: Закон перцепции. Теория волевого внимания. Одесса: Типография Шт. Одесского военного Округа, 1893. 297 с.

11. Ломов Б. Ф. История и актуальные проблемы развития экспериментальной психологии в России// История становления и развития экспериментально-психологических исследований в России. М.:Наука, 1990, с. 7-16.

12. Рамуль К. А. Введение в методы экспериментальной психологии. Тарту: Тартусск. государственный университет, 1966. 329 с.

13. Рубинштейн С. Л. Философские корни экспериментальной психологии // Рубинштейн С. Л. Проблемы общей психологии. М.:Педагогика, 1973, с. 68-90.

14. Тутунджян О. М. Критический анализ методов экспериментальной психологии за рубежом в конце XIX – начале XX века: О прблеме становления экспериментальной психологии // История становления и развития экспериментально-психологических исследований в России. М.:Наука, 1990, с. 51-60.

15. Фресс П. Развитие экспериментальной психологии // Экспериментальная психология / Ред. П. Фресс, Ж. Пиаже. Вып.1, 2. М.: Прогресс, 1966, с. 15-98.

16. Эббингауз Г. Основы психологии. Т.1.Вып. 2. С.-Петербург: Изд. т-ва “Общественная польза”, 1911. С. 268.

17. Ach N. Ueber die Willenstätigkeit und das Denken: Eine experimentelle Untersuchung mit einem Anhange: Ueber das Hippsche Chronoskop. Gцttingen: Vandenchoeck und Ruprecht, 1905. 294 S.

18. Binet A. L'etude experimentale de l'intelligence. Paris: Alfred Costes, 1922. 307 p.

19. Boring E. A History of experimental Psychology. N. Y., London: The Centure Co, 1929. XVIII, 669 p.

20. Boring E. A History of experimental Psychology. 2nd ed. N. Y.: Appleton-Century-Crofts, 1950. XXI, 777 p.

21. Ebbinghaus H. Ueber das Gedachtnis: Untersuchungen zur experimentellen Psychologie. Leipzig: Duncker & Humblot, 1885.IX, 169 S.