КУЛЬТУРНО-АНАЛИТИЧЕСКИЙ ПОДХОД К ФЕНОМЕНАМ КРЕАТИВНОСТИ, НЕАДАПТИВНОСТИ И ГЕНИАЛЬНОСТИ

М. С. ГУСЕЛЬЦЕВА

Анализируются междисциплинарные исследования креативности и гениальности рубежа XIX—XX вв. Обсуждаются проблемы методологии исследования феноменов творчества, традиции сопоставления гениальности и помешательства, возможности психологической типологии и гипотезы появления гениев в определенные моменты истории культуры. Высказывается предположение о продуктивности сочетания культурно-аналитических традиций в исследовании подобных феноменов и современной постнеклассической методологии.

Ключе вы е слова: Культурно-аналитический подход, методология, одаренность, креативность, гениальность, творчество, культура.

Исследования креативности, неадаптивности и гениальности по праву можно назвать междисциплинарными. Эти темы привлекают внимание как психологов, так и культурологов, искусствоведов, историков науки и культуры. Раскрыть тайны творчества пытались как профессионалы, так и дилетанты. Однако ни строго научные методы, ни опыты саморефлексии художников не раскрыли тайны творчества. Что может сделать здесь культурно-аналитический подход? Каковы его разрешающие возможности? Эти вопросы мы намерены рассмотреть в данной статье.

Заметим, что исследования феноменов одаренности и гениальности проводились в контексте решения разных познавательных задач: изучалось, чтó творческие личности вносили в культуру (и здесь они рассматривались как так называемые великие люди), что культура дала им в плане творческого развития (как формируется талант и гений), одаренность изучалась в контекстах концепции архетипов К. Юнга, теории самоактуализации А. Маслоу. В психологии также известно множество исследований творчества (начиная от классических работ Дж. Гилфорда, Г. Айзенка до новейших экспериментальных исследований). Одним из значительных междисциплинарных трудов по изучению гениальности является книга В. П. Эфроимсона [25]. Однако задачей данной статьи является анализ культурно-психологических и культурологических подходов к феноменам креативности и гениальности. На рубеже XIX—ХХ вв. историки культуры, литературоведы, философы и психологи изучали творческую активность и гениальность в сравнении с безумием (Ч. Ломброзо, М. Нордау, Ш. Рише, Дж. Селли), искали индивидуальные различия между талантом и гением (В. Гирш, С. О. Грузенберг, Г. Жоли), собирали богатую феноменологию к портрету одаренной личности и пытались выделить типологические черты, найти «философский камень» гениальности; гораздо реже, чем хотелось бы, они помещали гениальность в контекст культуры (поскольку традиция культурно-психологических исследований личности в начале ХХ в. только зарождалась). Однако были авторы, которые принципиально рассматривали феномены креативности и гениальности именно в культурно-историческом контексте, анализируя, чтó культура дает гению и чтó гений дает культуре (Н. В. Теплов, Р. Эйслер, В. Оствальд). Метод работы этих авторов сводился к сбору самой разнообразной феноменологии и осмысливанию ее; затем они оформляли результаты

29.09.2012

Своего анализа в произведения, отличающиеся ярким авторским стилем.

Важным свойством исследовательской работы становилось отсутствие установки (непредвзятость, беспредпосылочность), связанное со способностью исследователя осознавать роль социокультурного контекста в генезисе его собственных ментальных установок. Если находиться в рамках определенного подхода, например психоаналитического, когнитивного или субъектно-деятельностного, то собираемая феноменология, на которую исследователь смотрит с предвосхищающей теоретической установкой, укладывается в уже готовые схемы. Однако такие рамки заранее его ограничивают, и поэтому был найден другой путь — подходить к материалу без предубеждений, вглядываться в материал и ждать, когда тот сам свободно сложится в концептуальную структуру («идеальную модель»). Такой способ познания был отрефлексирован в неокантианской методологии, которая нередко выступала основой для культурно-психологических исследований и культурно-аналитического подхода в целом [6].

ФЕНОМЕНОЛОГИЯ И ПСИХОЛОГИЯ ГЕНИЯ

Работа Ш. Рише «Гениальность и помешательство» (1893) открывает серию книг, переведенных в России в конце ХIХ в.: «Психология великих людей» Г. Жоли (1894), «Гениальность и помешательство» Дж. Селли (1895), «Гений и помешательство» Ч. Ломброзо (1895), «Гениальность и вырождение» В. Гирша (1895) и др. Знаменательно само по себе обращение к данной теме — в один год одновременно появилось сразу несколько работ. Заслуживает внимания и то, Как Работали названные авторы, — им были свойственны культурно-аналитический подход к психологии индивидуальности и творчества, а также яркий стиль, не выхолощенный научными абстракциями. В данных работах проводился феноменологический, Идиографический а нализ Как индивидуальных, так и типологических особенностей гениальности. Ведь психология гениальности и креативности — это именно та область, которую затруднительно исследовать методами строгой науки.

Текст Ш. Рише (благодаря и заботам переводчика) является как раз тем примером, где фразы изящны, мысль ясна, и видно, что за плечами автора стоит общая гуманитарная традиция. Решив верифицировать исследование Ч. Ломброзо, Ш. Рише кропотливо изучал факты сходства гения и помешанного и в итоге пришел к выводу, что гениальность все-таки не является помешательством, а «наследственные гениальные способности… составляют редкое исключение» [20; 179]. С другой стороны, проанализировав собранные Ч. Ломброзо факты, Ш. Рише предложил собственный взгляд на гениальность: «Было бы очень трудно дать определение тому, что мы называем гением. Невозможно установить абсолютной границы между гением и талантом, между талантом и посредственностью. …Не будем же повторять старого софизма греков, утверждавших, что нет лысых людей, потому что нельзя точно определить числа волос, исчезновение которых делает человека лысым!» [20; 4]. Там, где оказывается бессильной классическая, позитивистски ориентированная психология, действуют феноменологические, художественные, понимающие методы. И Ш. Рише провел качественный, идиографический анализ гениальности (который впоследствии был применен А. Маслоу в изучении самоактуализирующихся личностей).

Есть несомненные гении — Данте, Б. Паскаль, В. Шекспир, И. Ньютон, И. В. Гёте, Леонардо да Винчи, Рафаэль… Что роднит их между собой? Все они «…отличаются от окружающей их среды. В них зарождаются идеи, которых не было, да и не могло быть в

29.09.2012

Людях, живущих рядом с ними. Они инициаторы, они оригиналы. Оригинальность … есть истинный и единственный признак гениев. Они видят больше, лучше и, главное, иначе, чем обыкновенные люди» [20; 5]. Далее

Автору предстояло понять, почему эти люди отличаются от живущих рядом? Как они приходят к тому, что Видят больше, лучше и иначе?

Ш. Рише полагал, что гению особенно необходимо «свойство оригинальности». Если, например, художник является знатоком своего дела и обладает «безукоризненной техникой», то «он будет рисовать так, как рисовали до него, не внося никаких нововведений ни в колорит, ни в выбор сюжета» и т. п., и «мы будем восхвалять его талант», но не можем «говорить о его гении». Не бывает гения «без новизны», но чтобы изобрести нечто новое, художник «должен отличаться от всех других художников» [Там же]. Иными словами, ему нужна Индивидуальность личности («лица необщее выраженье») в качестве орудия его творчества. Гений — это прежде всего развитая индивидуальность, личность (в значении self, которое иногда переводят как «самость»), осуществившая вершинное жизнестроительство.

Помимо оригинальности, индивидуальности и новизны Ш. Рише отмечал и такое свойство гения, которое сегодня мы называем Неадаптивностью. (Напомним, что понятие неадаптивности введено в психологию В. А. Петровским (см. [18].) «Гений — это человек, который может сделать больше, лучше и иначе, чем его современники. Это, следовательно, существо анормальное, исключение. …А между тем природа не любит исключений. Она стремится искоренить их» [20; 7].

Далее Ш. Рише всматривается в Способ работы гения И отмечает, что творчество гениального человека отличает внезапность. «Гений не приобретается путем огромных усилий. Очень часто глубокая мысль появляется внезапно, не вызывая со стороны ее автора ни малейшего усилия» [20; 9]. «Терпение создавало почтенные и посредственные вещи и никогда ничего больше, гений же непосредственен и безграничен, чем бы он ни занялся… …В уме гениального человека есть что-то неподдающееся измерению, необычайное…» [20; 10].

Ш. Рише указывал на Бессознательность Творчества гения, впечатлительность и Силу Чувств, отмечал Таинство вдохновения: «Мы находим, не ища; мы не находим того, что ищем» [20; 29]. Только на первый взгляд неожиданна мысль автора о том, что гений не обладает вкусом (ведь вкус — отчасти мода): «Очень часто прекрасное, тонкое и изящное произведение таланта нравится нам гораздо больше, чем бесформенное и неудобоваримое произведение гения, которое нас удивляет, смущает и шокирует. <…> Точно так же гениальный человек не всегда является элементом счастья и полезности; очень многие гении были губительны» [20; 32]. («Невыносим, но стоит того» — такую художественную характеристику гению дал О. Хаксли в книге «Гений и Богиня».)

Другой исследователь — В. Гирш начал с прослеживания этимологии слова «гений»: в древних языках — это «божественный дух». «Целые столетия уже философы стараются дать определение гениальности, — но тщетно» [5; 24]. Согласно В. Гиршу, из этого следует, что «определением слова “гениальность” вообще нельзя пользоваться как научно-психологическим понятием» [5; 26]. Заметим, что в той исследовательской традиции, к которой принадлежали наши авторы, еще не было выработано общепринятых правил обращения с культурно-психологическим материалом. Каждый автор торил собственные пути. Зачастую гениев исследовали как отдельных исключительных личностей и не

29.09.2012

Связывали их развитие с развитием культуры. Для собственно культурно-аналитических исследований гениальности время едва ли настало: они требовали развития методов как гуманитарных наук, так и психологии.

Как же быть, если невозможно дать четкое определение? Остается лишь вглядываться в пеструю феноменологию в поисках общего типологического ядра. Этому пути и следовал В. Гирш, изучая Особенные качества гения, собирая на страницах своей книги богатый и разношерстный материал. Методология подобного рода

Исследований в разное время разрабатывалась в трудах В. Дильтея, М. Вебера и Г. Г. Шпета.

В. Гирш пытался развести понятия «талант» и «гений»: «Талант — это … материал художественной творческой силы …Это как бы Инструмент художника, тогда как гениальная творческая сила соответствует художественной деятельности, умеющей извлекать из инструмента звуки» [5; 48] (курсив мой. — М. Г.).

Как и Ш. Рише, В. Гирш полагал, что Оригинальность и изобретательность — общепризнанные качества гения. «Но понятие оригинальности имеет в виду отнюдь не психические свойства, а лишь чисто внешнее явление. Оригинальность может быть обусловлена самыми различными психическими процессами, а с другой стороны, одинаковые психические склонности могут в одном случае привести к оригинальности, а в другом — нет, так как это в немалой степени зависит от внешних обстоятельств и условий» [5; 26]. Таким образом, оригинальность есть симптом, но не причина.

На рубеже ХIХ—ХХ вв. многие авторы понимали гения как человека с выдающимися способностями и умственной плодовитостью. «…Источника гения ищут уже не в нем самом, а во впечатлительности других…, — комментировал этот факт В. Гирш. — Но от этого гениальность теряет всякое значение как психологическое понятие, потому что таковое должно быть неизменным и не зависеть от внешних явлений» [5; 28]. Зачастую источником изобретения является случай, кроме того, большую роль играет и исчерпанность данной области предшественниками. Иными словами, в анализе гения важно учитывать культурный контекст.

Является ли существенной чертой гения Бессознательность Творчества? «Неужели это мое сочинение?» — недоумевал Вольтер. «Это не я думаю, а мои мысли думают за меня», — признавался А. Ламартин [5; 31]. Все это означает, пришел к выводу В. Гирш, что со словом «гениальность» нельзя связать определенное психологическое понятие. «Гениальная деятельность вообще по свойству никогда не бывает отличной от деятельности обыкновенного человека, а дело идет всегда лишь о различных степенях интенсивности общих психологических процессов. <…> …Никто не мог бы сказать, — заключил В. Гирш, — где лежит граница обыденного и начинается гениальность. <…> Для психолога, следовательно, каждый человек должен представлять собою Species Sui Generis; психология не вправе делить людей на определенные классы и виды, как мы это делаем с растениями. <…> Настроения, фантазия, рассудочная деятельность, память, способность представления и воображения и т. д. — все это свойства, которые присущи каждому человеку … будь это гений или обыкновенный смертный» [5; 59]. В. Гирш, размышляя о трудностях современной ему психологии, отмечал, что в ней отсутствует научная объективность, почти нет эксперимента, основной метод ее — самонаблюдение. Именно из-за этих обстоятельств психология так рада опыту психопатологии и сближается в исследовании душевных болезней с психиатрией. Ведь феноменология необычных

29.09.2012

Случаев обычно привлекает повышенное внимание.

Однако невозможно исследовать гения вне анализа культурного контекста. В культуре же гений, как правило, проявляет себя в качестве «великого человека». Заметим, что некоторые авторы пытались уяснить различие между гением и великим человеком. Так, Великий человек, в понимании Г. Жоли, — это человек со способностью, называемой Гением, человек с даром творчества. Творить — означает «производить нечто такое, что не могло быть добыто до тех пор соединенными усилиями остальных людей» [10; 3]. Творить — значит прибавлять новое, небывалое. Однако проблема заключается в том, как измерить гениальность? «…Первый изобретатель кремневых орудий или нумерации имеет столько же прав на имя великого человека, как и первый изобретатель

Паровых машин или дифференциального исчисления. Да и в самом деле, чем можем мы измерять людское величие, кроме этой эмпирической меры, состоящей в том, чтобы… ставить людей …рядом с их современниками и смотреть, насколько они превышают тех…» [10; 8]. Наши средства оценки, увы, неудовлетворительны. «Мы не видим настоящего величия ни слишком близких к нам современников, ни людей слишком удаленных от нас» [10; 9]. Согласно Г. Жоли, гениальность представляет собой гармоничное сочетание нескольких дарований: «способности замыслить нечто великое», единого взгляда на многообразие идей и отношений между ними, воображения, воли и совершенного владения техниками своего искусства, благородного и горячего сердца, великодушия, пламени любви и доброты [10; 160].

Другой проблемой в культурно-психологическом анализе одаренности и гениальности явилось изучение способности гения реализовать свои дарования. Так, В. Оствальд в работе «Великие люди» (1910) отмечал, что одаренных людей рождается гораздо больше, чем тех, кто смог развить свои способности. Поэтому общество должно быть заинтересовано в исследовании условий формирования гения. Подобное исследование должно включать следующие вопросы: анализ происхождения и самостроительства великого человека, условий его творчества «и их воздействие на него самого, наконец, общее направление и изгибы кривой его жизни» [17; 21].

Любопытно, как В. Оствальд пришел к необходимости проведения такого исследования. Однажды японский коллега задал ему вопрос: Каким образом можно рано выявлять одаренность, чтобы поддерживать ее на государственном уровне? В. Оствальд ответил, что он Бессознательно угадывал Будущие таланты своих учеников; следовательно, существует некая закономерность, ведь все оригиналы имели общие черты. Остается лишь отрефлексировать эту закономерность и вывести ее в сознание, но для этого ему потребуется размышление в одиночестве. Данная рефлексия и стала стимулом для изобретения особого метода аналитической работы.

Свой метод исследования одаренности В. Оствальд охарактеризовал как индивидуально-описательный и естественноисторический, т. е. учитывающий индивидуальные особенности и соотносящий их с общественным контекстом. Более того, в исследовании В. Оствальд стремился быть независимым, он сознательно сконструировал установку непредвзятости. Следуя вышеуказанным рассуждениям, он изобрел особый жанр анализа культурно-психологических реальностей — Психобиографию — как метод исследования одаренности и гениальности.

Однако на пути его исследования стояли определенные методологические трудности. Ведь материалом изучения В. Оствальда служили Биографии (но они зачастую были

29.09.2012

Стилизованы), Личные в ысказывания (степень объективации субъективности которых была различна), Частные разговоры и письма (позволяющие «заглянуть в мастерскую духа»). Тем не менее В. Оствальд полагал, что «хороший исследователь сумеет и из несовершенного и неполного материала извлечь ценные результаты. Так ткется научная ткань; каждый отдельный результат, если он самостоятелен, должен находиться в гармонии с другими, и таким образом возникает взаимный контроль и проверка, характеризующая здоровое состояние науки» [17; 19]. Фактически здесь была сформулирована идея интерсубъективности и коммуникативной дополнительности знания, которая десятки лет спустя станет одним из методологических принципов постнеклассической рациональности.

ТИПОЛОГИИ ИНДИВИДУАЛЬНЫХ РАЗЛИЧИЙ

Ш. Рише полагал, что в основание дифференциации людей могут быть положены две «психологические силы»: Созидательная

— Проявляющаяся в смелых и неожиданных ассоциациях, и Критическая — умеряющая и исправляющая ассоциации. Эти силы по-разному распределены среди людей. Так, у «безумцев» господствует первая, но нет второй; есть импульс к действию, но отсутствует способность задержания. Зато у «обывателей» критическая сила, преобладая, сдерживает их творческие способности. У гениев же, колеблясь в различных соотношениях (от Э. По до Вольтера), эти силы взаимодействуют между собой. Воображение, «умственный кругозор», ясный и широкий ум, упорство и настойчивость — признаки гения. Говоря метафорически, гений должен объединить в себе две души — Дон Кихота и Санчо Панса. «Ученый имеет право обладать соображением, доходящим почти до сумасшествия, если умеет умерять его при помощи обширных познаний и проницательного строгого и неумолимого критического ума» [20; 23]. «Физика, химия, медицина и естественная история требуют не только эрудиции, терпения и критического чутья, но еще и воображения. Без оригинальности, без некоторой странности представления вы во всю жизнь останетесь бесцветным и бесполезным ученым и ни на шаг не уйдете от своих предшественников» [20; 19].

В психологическом отношении следует различать разные виды гениальности. Например, разительно отличаются по своим особенностям Естествоиспытатели И Поэты. Деятельность фантазии — психическая особенность, присущая всем гениям-поэтам. Это их «Истинный орган художественного творчества». Однако немало психологических отличий есть и между поэтами. Так, И. Гёте отличался необузданным даром воображения, а Ф. Шиллер — критическим складом ума, мешавшим «свободной игре фантазии».

Поиски индивидуальных различий между гениями привлекали и других исследователей. Например, В. Оствальд разделил естествоиспытателей на «Классиков» и «Романти ко в». «Первый тип отличается всесторонним совершенствованием и отделкой каждой работы, необщительностью характера и слабым личным влиянием на окружающую обстановку; романтик же отличается свойствами диаметрально противоположными. Не столько совершенствование отдельной работы, сколько разнообразие и поразительная оригинальность многочисленных, быстро следующих одна за другой работ, и, обыкновенно, сильное и непосредственное воздействие на своих

29.09.2012

Современников…» [17; 42]. Между этими типами имеется также различие в скорости умственных процессов. Фанта зия («многообразие и быстрота умственных комбинаций») и ее обуздывание играют громадную роль для романтиков. Их мышление ассимилирует большой запас опыта, «отдельные переживания перерабатываются в понятия» [17; 44]. Способность к творческому комбинированию, легкость отказа от выработанных взглядов обусловлены тем, что у романтика новые идеи бьют через край. Энтузиазм И страстная мотивация к решению задачи порождают определенный образ мыслей, который кажется им особенно возвышенным и захватывает все сильнее и сильнее. Создается особая жизненная установка, способствующая огромной производительности таких неуемных натур [17; 46].

В. Гирш, сопоставив особенности личности В. Моцарта и Л. Бетховена, выстроил полярную типологию, в основание которой положил ориентацию на внутренний либо на внешний мир, побуждение к творчеству настроениями либо представлениями. Например, про В. Моцарта можно сказать: «Его фантазия получала богатую пищу от деятельности интеллекта. Старых маэстро он изучил в совершенстве» [5; 50]. Л. Бетховену принадлежит высказывание: «Мужайся! При всех телесных слабостях мой дух должен победить» [5; 51].

Если у поэтов «душа из воска», то у ученых она должна быть «из железа», полагал В. Гирш, им необходимо хладнокровие. И. Ньютон говорил о своих успехах: «Это удалось мне благодаря Непрестанному

О то м размышлени ю» [5; 54]. Великие открытия требуют «беспрестанной деятельности ума» и прилежания. В этой деятельности происходит Утончение психического органа, отвечающего за умственные способности, развитие наблюдательности, сосредоточение внимания, быстроту соображения, логическое мышление. Рассудочная деятельность подчиняет себе другие психические факторы. С другой стороны, «величие полководца обусловливается существенно иными психологическими процессами, чем величие художника» [5; 56]. При анализе типологических различий творцов нередко возникала идея о функциональных органах творчества, порождаемых различными «жизненными мирами» [7].

В целом же приведенная феноменология свидетельствует о том, что нет признаков, свойств и качеств гения — гений представляет собой полнейшее развитие человеческой сущности, максимальное раскрытие творческого потенциала. «Мы видим, таким образом, что гениям в различных областях свойственны различнейшие психологические условия, что психические способности и качества, составляющие в одном случае сущность гениальности, в другом совершенно не вяжутся с гениальной деятельностью, и что поэтому мы не в состоянии установить определенных психологических особенностей, общих для всех гениев», — заключил В. Гирш [5; 58]. Гению присуще Разнообразие, отмечал и В. Оствальд. Жизнь исследователя «колеблется между крайней простотой и княжеским блеском, между созерцательной замкнутостью и лихорадочной борьбой» [17; 294]. Иными словами, методологические установки универсализма и эволюционизма, которыми славилась в начале ХХ в. психологическая наука (поиск общих закономерностей и выделение последовательных стадий развития), в изучении одаренности и гениальности оказались малоэффективными. На смену позитивизму и сциентизму должны были прийти герменевтика и культурная аналитика.

ГЕНИАЛЬНОСТЬ И ПОМЕШАТЕЛЬСТВО

29.09.2012

Однако поиск общих черт заложен в саму природу научного мышления, и избежать построения классификаций и типологий в науке нельзя. Другое дело, что типологический анализ и уникальный анализ ситуаций должны быть дополнительны друг к другу. В культурно-психологических исследованиях творчества нельзя было не заметить, что и у гения, и у помешанного есть общая черта — неадаптивность (о типологии неадаптантов см. [2], [9]). «Великие изобретения и бред сумасшедшего имеют одну общую черту: и то и другое стоит вне нашего обычного понимания», отмечал Дж. Селли [21; 12], а потому вызывает осуждение и насмешки непонимающего общества. Бросающееся в глаза отличие заключается лишь в том, что гений плодовит, а умалишенный бесплоден. «…Большинство людей живут в состоянии полусна, не сознавая соотношения окружающих их вещей, не проникаясь ежеминутно истинами, заключенными в этом окружении, не проникая в глубь вещей, понимая явления настолько поверхностно, насколько это соответствует их сновидениям» [21; 13]. Они адаптивны, подвержены внешним влияниям, моде, не утруждают себя рефлексивно-критическим отношением к жизни. Гении же соединяют в себе обе силы — «живое бодрое воображение» и «критическое чутье». «Широта мысли позволяет им исправлять безумие воображения» [21; 14].

В. Гирш отмечал, что отношение к помешанным зависит от общего миросозерцания эпохи. Так, новейшее время имеет тенденцию «свести к болезненному все, что носит на себе отпечаток необычного и уклоняется от будничных явлений». Однако определение «помешательству» дать так же сложно, как и «гению». Внутренняя связь этих понятий чувствовалась еще в древности (об этом писали Платон, Гораций, Цицерон). Что же между данными типами находили общего? Общим была «сравнительная редкость и отличие от огромного

Большинства людей» [5; 62]. Понятия эти «перепутываются между собою в различные исторические эпохи согласно с данным мировоззрением» [5; 63]. Иными словами, вне анализа культурного контекста мы мало что можем сказать о феноменах «гениальности» или «помешанности». Это не столько психологические, сколько Культурно-психологические Качества (разумеется, мы не берем во внимание случаи явных психических отклонений, которые проходят по ведомству психиатрии. Хотя и здесь, как показал М. Фуко и как свидетельствовал отечественный опыт превращения диссидентов в пациентов психиатрических клиник, не все благополучно).

Нередко отношение к гениям (и помешанным) может послужить индикатором для определения состояния культуры, внимание к ним повышается в переломные для культуры моменты, когда ей, словно в Книге Судеб, открывается в гениях собственное будущее. Специальное исследование этой проблемы было предпринято Дж. Селли: «В классическом мире сверхъестественные … умственные способности встречали всеобщее поклонение. Особенно в Греции, с ее развитым эстетическим чувством и жаждой новизны, оригинальный ум всегда находил многочисленных поклонников» [21; 7]. Издревне идет и традиция отождествления гения и безумца. За ней стоит эмпирически подмеченный момент общности между ними, находящий объяснение в положении историко-эволюционного подхода (А. Г. Асмолов) о роли неадаптивных элементов в системе: и гений, и безумец выходят за рамки адаптивной модели общества, преодолевая наложенные официальной культурой барьеры [2]. Однако в «глазах древних гений … не терпел ущерба от сопоставления его с помешанным», и к тем, и к другим относились

29.09.2012

Почтительно: «полагали, что безумный также вдохновлен божеством» [21; 9]. Позднее картина переменилась. «Влияние христианства … привело к взгляду на душевные болезни как на род вырождения». Особенно это обострилось в период средневековой централизации культуры. Всплески новаторства в культурной ткани переживались как ожидание прихода Антихриста. Идея «вдохновления божеством» уступила место идее «одержания бесом». «Полное развитие этой идеи в средние века привело к жестокостям инквизиции» [Там же]. Известно, что тоталитарная, централизованная культура не терпит инаковости (подробнее см. [1]). Новое время, последовавшее за самым бурным после средневековья всплеском децентрализаций (эпохой Возрождения), развело понятия гения и безумца, поставив первого «на вершину эволюции». За разведением понятий угадывалась заинтересованность Нового времени в прогрессе, «стремление к исследованиям, жажда новых идей», в чем общество возлагало большие надежды на гениев [21; 10].

Можно ли в принципе провести резкую границу между умственным здоровьем и болезнью? В. Гирш доказывал, что невозможно. И потому психической деятельности должен быть предоставлен простор. Всего лишь на основании феноменологии нелепого и странного поведения некорректно выносить клинический диагноз. Душевную боль и гиперэстезию (повышенную чувствительность), меланхолию и экстаз мы встречаем как у здорового человека, так и у больного. Таким образом, оправдавший себя для точных наук «способ насильственного схематизирования» нецелесообразен для психологии, которая призвана «строго индивидуализировать». «…Я не могу представить себе ничего более превратного и ненаучного, — писал В. Гирш, — как выдумать т. н. нормального человека и считать болезненным все то, что уклоняется от этой нормы. <…> Мы видели, что все явления несомненных умственных расстройств создаются теми же психическими элементами, которые лежат в основе здоровой умственной деятельности, и что духовная жизнь великих людей, называемых гениями, также есть не что иное, как более интенсивное течение психических процессов обыкновенного человека» [5; 63]. В. Гирш критически относился к выводам М. де

Тура и Ч. Ломброзо, исследовавших проблему гения и безумства. «Нам придется приучить себя судить о великих натурах по их собственной организации, а не с филистерской точки зрения т. н. среднего нормального человека» [5; 95]. Отсталый человек отождествляет необычное с безумным, ведь великие люди отступают от обыденности, от привычек среднего человека. Вдумчивый же человек будет доискиваться мотивов таких поступков. «Иногда самые нелепые на вид поступки» могут найти простое психологическое объяснение [5; 93]. «…У каждого человека имеются более или менее бросающиеся в глаза странности, имеются свои “слабости”… Обыкновенный человек… согласно своему воспитанию привык подавлять особенные склонности, идущие вразрез с общепринятыми понятиями и условными обычаями. …Но гениальный человек слишком занят своими внутренними процессами, своей фантазией, своей работой, чтобы обращать внимание на внешние мелочи. Он предстает перед нами таким, каков он в действительности есть, что средний человек обыкновенно не делает, а потому возможные странности и особенные склонности у того скорее и более замечаются, чем у последнего» [5; 95]. В. Гирш также критиковал «психиатрический дилетантизм» М. Нордау (см. [15], [16]), поскольку считал, что человека следует рассматривать в контексте его времени, а также признавать за людьми естественное право на сомнения. «Люди во все времена заблуждались…» [5; 167].

29.09.2012

Иными словами, проблема сопоставления гениальности и помешательства выявила, насколько важен в психологии анализ культурного контекста.

ГЕНИЙ И КУЛЬТУРНЫЙ КОНТЕКСТ. ПОЯВЛЕНИЕ ГЕНИЕВ

Всякая ли культура способна породить гения? Согласно Г. Жоли, «признак цивилизации» заключается как раз в том, что «данная народность дает некоторым из своих членов подняться выше остальных» [10; 14]. (Ср.: согласно А. Г. Асмолову, Толерантность есть цивилизационная норма.) «…Общежительность, или чувство широкой общественной солидарности, и индивидуальность идут рука об руку и возрастают прямо пропорционально друг другу… Те человеческие общества, в которых сознательная общежительность … и постоянный обмен идеями и взаимными услугами создали разнообразную, богатую и крайне разнородную общественную среду, суть в то же время и такие, где личная оригинальность находит тысячи случаев для своего обнаружения, тысячи приманок и тысячи вознаграждений» [10; 15]. «…Дух терпимости и либерализма составляет одно из существеннейших условий общественного прогресса» [10; 21]. Таким образом, развитие индивидуальности и развитие культуры — взаимосвязанные процессы.

Если мы вглядимся в древние империи, такие как Ассирия, Китай, Египет, то обнаружим в них сильную консервативную тенденцию. Великие люди прорываются здесь спустя долгие промежутки времени: «Неожиданный просвет, дозволивший вынырнуть наверх замечательной личности, быстро закрывается, и общество надолго погружается снова в свое неподвижное однообразие» [10; 14]. Анализ истории культуры свидетельствует также о том, что не все народы производят великих людей, что в открытых и динамичных обществах гении появляются охотнее, чем в замкнутых [10].

Г. Жоли полагал, что наиболее благоприятное время для появления гения наступает тогда, когда народ подготовлен к чему-то определенному, т. е. в особой фазе состояния культуры. «…Гений является в момент общественного кризиса и, ускоряя развязку, приводит ее к более счастливому и блестящему исходу… [10; 68]. Гений вносит единство в разрозненные усилия, поскольку «отдает себе отчет в стремлениях своей эпохи». «И та политическая или литературная анархия, которые мы так часто встречаем в известные переходные эпохи или в периоды упадка, объясняется

… именно недостатком в гениальных личностях» [10; 99]. Гений устанавливает диалог прошлого с современностью и улавливает тенденции будущего. «С одной стороны, гений интересуется бессвязными, отрывочными попытками людей, прокладывающих с большим или меньшим успехом новые пути, с другой, он поднимается назад по лестнице преданий, чтобы ознакомиться как можно ближе с гениями предшествующих веков и похитить у них тайну того, что должно превратить его новое и национальное дело в нечто универсальное и вечное. На вторых он формирует своей гений; с первыми же находит свой путь и открывает то дело, которое ожидается от него потребностями и чаяниями его времени» [10; 88].

Есть различные гипотезы, касающиеся причин появления гения в определенные моменты развития культуры. Существует также множество версий относительно того, почему в тот или иной момент истории мы наблюдаем феномен кучности гениев, всплески одаренности. Так, А. Кребер обратился к феномену появления гениев, исследуя

29.09.2012

Культурный рост. Согласно ему, появление гениев целыми группами, представляющими
те или иные области культуры, служит доказательством их зависимости от
социокультурного развития общества: «Культурные модели и их ценности в самом деле
полнее всего выражаются гениями» [12; 14]. К. Н. Леонтьев также связывал «выброс»
гениев со сменой стадий развития культуры [13]. На наш взгляд, феноменология
появления гениев целыми группами связана с реализацией «защитного механизма»
культуры (который метафорически можно обозначить как «провидение»). Заметим, что
понятие «защитные механизмы» применялось для семиотического анализа культуры И. А.
Черновым: «Тип культуры … в процессе исторического развития искусства и культуры на
некоторых этапах истощается, оказывается не в состоянии удовлетворять
информационно-художественные запросы общества… противостоять

Противоборствующему типу культуры и искусства. Такое “самоисчерпание” культуры и искусства связано с достижением определенного “потолка” данного типа культуры и знаменует завершение определенного этапа. …Именно в такие моменты защитные механизмы культуры “пускают в ход” последнее оружие — превращая самое себя в предмет искусства, культура в целом обращается к саморефлексии и самопознанию» [22; 103]. Иными словами, в любой самоорганизующейся системе в определенный момент срабатывают защитные силы развития, проявляющиеся в возрастании преадаптивной и творческой активности [2]. Представим, что мироздание — это сеть информационно-энергетических паутинок, и повреждение его ткани в одном месте провоцирует информационно-энергетическую волну, которая реализуется в одаренности поколения мотивацией. Ведь гений — это в большей степени творческая мотивация [25].

Еще В. И. Вернадский задумывался об исследовании научного творчества как планетарного явления и собирал факты забытых открытий, чтобы показать, что фраза «идеи витают в воздухе» — не только метафора. Сходные мысли высказывал Л. Н. Гумилев и, несмотря на всю неоднозначность его концепции этногенеза, понятие пассионарности (особой целеустремленности, увлеченности) вошло в современный научный обиход. А. Л. Чижевский в работе «Физические факторы исторического процесса» (1924) изучал, как влияют космические факторы на поведение больших масс людей и на течение истории. Он пришел к выводу, что «важнейшие события в человеческих сообществах, охватывающие при участии народных масс целые страны, протекают одновременно с какими-либо колебаниями или изменениями сил окружающей природы» [23; 9]. А. Л. Чижевский выявил взаимосвязь «между активностью солнца и военно-политической деятельностью человека», установил «11-летний цикл общечеловеческой, коллективной и индивидуальной, военно-политической и творческой

Активности» [23; 10]. Другой отечественный ученый-энциклопедист Н. Я. Пэрна разрабатывал междисциплинарный подход к изучению индивидуальности и творчества. Проанализировав биографии гениев в разных областях культуры (философии, естествознании, литературе, поэзии, живописи, музыке), он создал концепцию жизненных ритмов (биологических, физиологических, психических, творческих). Как и В. Оствальд, он изобрел метод психографии и на основе аналитико-биографического метода создал возрастную периодизацию развития личности, в основание которой положил понятие «узловые точки» (подробнее см. [19]).

Итак, феномены гениальности обусловлены многими факторами (от солнечной активности до внутренних ритмов развития творца), но нас прежде всего интересует роль

29.09.2012

Культурного контекста. Большое время культуры (М. М. Бахтин) в качестве среды развития присутствует всегда, обладая разной степенью доступности в зависимости от модели культуры [8]. Однако главное здесь — таинственное усилие индивидуальности, заставляющее культуру духовно оживать, возрождать свое прошлое в эскизах будущего. Загадка заключается в человеческой мотивации саморазвития. (Одним из возможных ответов на эту загадку является концепция В. П. Эфроимсона [25] и его понятие «импрессинг» как социальный стимул гениальности.) Что такое Возрождение как не мотивационный рывок в «большое время» к античным источникам, как не смысловое наращивание культуры? Заметим, что источники мотивации могут быть различны: Внешние — валентности предметов по К. Левину (например, вызов книги, манящей к прочтению) и Внутренние — духовный тонус, «функциональная тенденция» по Д. Н. Узнадзе, собственная потребность развития, требующая деятельностного воплощения. Отсюда проистекают и два пути в культуре и образовании — создание сред, порождающих (опредмечивающих) мотивацию и духовные способности, и создание пространств неопределенности, свободы, досуга для реализации и воплощения сил развития. В проектировании политики образования было бы корректным учитывать и динамику культурогенеза. Так, существуют поколения, для которых оптимальны «среды», тогда как в другие эпохи продуктивнее пространства неопределенности. Такие эпохи обычно и отмечены нарождением гениев.

Замечено, что гении в истории культуры появляются в виде «вспышек». «Высокое Возрождение не оттого стало временем почти невероятной концентрации духовной энергии, что выдвинуло синхронно десятки людей гениальных или близких к гениальности. Сам этот демографический взрыв талантливости должен быть поставлен в связь с тем… что итальянский Ренессанс охватил все виды духовной деятельности, все ответвления культуры, пропитав их общим настроением и связав их в универсальное целое», — писал Л. М. Баткин [3; 30].

Всплески гениальности в культуре находятся в определенной зависимости от ее динамики, выражающейся в смене централизаций и децентрализаций, порядка — хаосом, спокойного течения — «взрывом». Показательна в этом отношении судьба А. С. Пушкина и других гениев, взращенных александровской эпохой и попавших в николаевское время. А. С. Пушкин не может жить в эпоху централизации культуры. Гибнет и многообещающий гений А. С. Грибоедова. Погибает М. Ю. Лермонтов. Культура в целом на николаевский режим реагирует явлением нигилизма и терроризма. Это культура падения. В александровской же России не было политических свобод, но была огромная свобода частной жизни. Историк Н. Я. Эйдельман отмечал, что на дуэль А. С. Пушкин Нарывался; он был раздражен, задыхался. И М. Ю. Лермонтов угадал: Невольник чести. А век — бесчестный. Николаевская эпоха — это уже «совсем другая Россия». А. С.Пушкин не вынес Позора мелочных обид [24]. Общество погружалось в централизацию и застой, подавляло

Индивидуальность. Гении погибали, притаивались, не появлялись. (Заметим, что аналогичная судьба постигла немецких романтиков.)

Гении появляются на определенном этапе сочетания децентрализации и гуманистического типа развития культуры. По-видимому, детерминация здесь многофа кторна я — это и чувство исторической зна Чи Мости, снима ющее «барьеры» , и Необходимость следовать «необщими путями», потому что общие разрушены, и

29.09.2012

Неведомость собственных пределов, а потому вершинное жизнестроительство, и информационно-энергетически насыщенная среда, и контекст смысложизненных проблем, ориентирующий на глобальные открытия, и мифологизация, и общая мотивация созидания, и диалогическое общение в «лабораториях жизни» (Ю. М. Лотман)... Иными словами, в культуре возникает такой момент, когда все благоприятные факторы сходятся наилучшим образом, своего рода «парад планет», для полнейшего раскрыти я человеческой сущности, реализации гениальности. Культура поставлена в такие условия, что гении просто не могут не появиться, ибо созидая себя, они творят и будущую культуру бытием своей индивидуальности. Оказавшись в определенной культурной ситуации, молодые люди эпохи разрыва культур вынуждены творить новые нормы и ценности — Границ нет, и они выстраивают себя до гениев.

Феноменологически гении появляются Горстками: век Перикла в античности, итальянское Возрождение, «золотой век» александровской эпохи, Серебряный век… Все это свидетельствует о связи развития индивидуальности и культурной эпохи. Аналогичная картина наблюдается и в истории науки, здесь «кучность» гениев указывает на разрывы и смены парадигм: химики ХУП в., биологи ХIХ в., физики ХХ в. — А. Лавуазье, Ш. Жерар, В. Рентген, М. Планк, А. Эйнштейн, Н. Бор… Эволюционный смысл гениев может быть передан перефразом строки В. Шекспира: «Порвалась дней связующая нить, я призван времена соединить!» Гении появляются на разломах культур, когда развитию необходимо быстро залатать дыры и открыть новую эпоху, дать ей творческий задел. И собственно их индивидуализация, происходящая преимущественно через механизмы экстериоризации, конструирование будущих жизненных миров и дает задел новой культуре.

МЕТОДОЛОГИЯ ИЗУЧЕНИЯ ФЕНОМЕНОВ ТВОРЧЕСКОЙ АКТИВНОСТИ

На наш взгляд, наряду с «тестологической» и «процессуально-деятельностной» парадигмами в исследовании феноменов творчества [4] необходим и культурно-аналитической подход. Методологическими ориентирами культурно-аналитического подхода к психологии индивидуальности и одаренности служат неокантианская философия, описательно-аналитическая психология В. Дильтея, современные достижения гуманитарных наук (культурологический и нарратологический «повороты» [11]). Источниками культурно-аналитического подхода являются французская историческая школа «Анналов», междисциплинарный проект «истории повседневности», петербургская школа медиевистики И. М. Гревса, культурно-психологические исследования творчества XIX—XX вв. и др. Культурно-аналитический подход исследует индивидуальность посредством идеального моделирования культуры: построения структурной, феноменографической и динамической моделей; выделения особых пластов культурно-психологической реальности. Культурно-аналитический подход рассматривает индивидуальность как высшую стадию развития человека в культуре. При этом, одной из граней индивидуализации выступает самостроительство (подробнее см. [7]). (Развернуть эту тему не позволяет нам объем данной статьи.) Из сказанного проистекает и понимание Гениальности как высшего уровня развити я индивидуальности человека в культуре, как наиполнейшее раскрытие человеческих

Сущностных сил и их воплощение в плоть культуры. «Гений — личность в полном расцвете и развитии своих предрасположений. …Гений есть в сущности индивидуальность

29.09.2012

С резко очерченными и в высшей степени развитыми чертами, он есть крупная и самобытная личность, которая запечатлевает на своих произведениях характер своей оригинальности», — писал в начале XX в. Э. Мейман [14; 189].

Именно сочетание исследовательских культурно-аналитических традиций и современной постнеклассической методологии, на наш взгляд, способствует более эффективному изучению феноменов креативности, неадаптивности и гениальности, которые зачастую просто исчезают (становятся невидимыми) под софитами методов «строгой науки». Ведь культурно-аналитический подход, следуя междисциплинарной сетевой модели познания, стремится исследовать не отдельные компоненты творческого процесса или личностные черты творящего субъекта, а охватить единым взглядом целостную индивидуальность творца, возникающую и саморазвивающуюся в системах эволюционирующих культур, социума, биосферы в целом.

1. Асмолов А. Г., Гусельцева М. С. Механизмы подавления индивидуальности в тоталитарных

Культурах: Как порождаются и исчезают ведьмы и гении? // Тетради Межд. ун-та в Москве: Сб. науч. тр. Вып. 8. М., 2007. С. 178—190.

2. Асмолов А. Г., Нырова (Гусельцева) М. С. Нестандартное образование в изменяющемся мире:

Культурно-историческая перспектива. Новг.: АО тип. «Новгород», 1993.

3. Баткин Л. М. Итальянское Возрождение: проблемы и люди. М.: РГГУ, 1995.

4. Богоявленская Д. Б. Измерение креативности — описание индивидуальности // Психология

Индивидуальности. Мат-лы Всерос. конф. / Отв. ред. В. Д. Шадриков. М.: ГУ ВШЭ, 2006. С. 87—90.

5. Гирш В. Гениальность и вырождение. Одесса: Лейненберг, 1895.

6. Гуревич А. Я. История историка. М.: РОССПЭН, 2004.

7. Гусельцева М. С. Культурно-аналитический подход к психологии индивидуальности //

Психология индивидуальности. Мат-лы Всерос. конф. / Отв. ред. В. Д. Шадриков. М.: ГУ ВШЭ, 2006. С. 176—179.

8. Гусельцев а М. С. Культура как психологическая реальность: опыт идеального моделирования //

Вопр. психол. 2007. № 5. С. 13—24.

9. Гусельцев а М. С. Психология, педагогика и культурология: встреча парадигм в эпоху перемен //

Журн. приклад. психологии. 2004. №4—5. С. 44—57.

10. Жоли Г. Психология великих людей. СПб.: Ф. Павленков, 1894.

11. Зверева Г. И. Роль познавательных «поворотов» второй половины ХХ века в современных

Российских исследованиях культуры // Выбор метода: Изучение культуры в России 1990-х годов. Сб. науч. статей / Отв. ред. Г. И.Зверева. М.: РГГУ, 2001. С. 11—20.

12. Кребер А. Избранное: природа культуры. М.: РОССПЭН, 2004.

13. Леонтьев К. Н. Избранное. М.: Моск. раб., 1993.

14. Мейман Э. Интеллигентность и воля. СПб., 1927.

15. Нордау М. Вырождение. СПб.: Ф. Павленков, 1896.

16. Нордау М. Психофизиология гения и таланта. СПб.: Вестник знания, 1908.

17. Оствальд В. Великие люди. СПб.: Провинция, 1910.

18. Петровский В. А. Психология неадаптивной активности. М.: ТОО «Горбунок», 1992.

19. Пэрна Н. Ритм, жизнь и творчество. М.; Л.: Петроград, 1925.

20. Рише Ш. Гениальность и помешательство. СПб.: Ф. Павленков, 1893.

21. Селли Дж. Гениальность и помешательство. СПб.: Ф. Павленков, 1895.

22. Чернов И. А. Опыт типологической интерпретации барокко // Сб. статей по вторичным

Моделирующим системам. Тарту: ТГУ, 1973. С. 100—103.

23. Чижевский А. Л. Физические факторы исторического процесса (влияние космических

Факторов на поведение организованных человеческих масс и на течение всемирно-исторического процесса, начиная с V в. до Р. Хр. и по сие время). Калуга: 1-я Гостипография, 1924.

24. Эйдельм ан Н. Я. «Быть может за хребтом Кавказа» (Русская литература и общественная мысль

29.09.2012

Первой половины XIX в. Кавказский контекст). М.: Наука. Гл. ред. вост. лит., 1990. 25. Эфроимсон В. П. Гениальность и генетика. М.: Русский мир, 1988.

Поступила в редакцию 20.III 2007 г.

29.09.2012

30 ВОЗРАСТНАЯ И ПЕДАГОГИЧЕСКАЯ ПСИХОЛОГИЯ