ПЕРСПЕКТИВЫ ПАРАДИГМАЛЬНОГО СИНТЕЗА

А. В. ЮРЕВИЧ

Анализируется отношение между естественнонаучной и гуманитарной парадигмами, противоборствующими в психологической науке с первых ее шагов. По мнению автора, естественнонаучная (по сути, являющаяся квазиестественнонаучной) и гуманитарная парадигмы не являются антагонистичными или несоизмеримыми, и в современной психологии наблюдаются тенденции, открывающие перспективы их интеграции. В частности, «практический поворот» и «технологический сдвиг» психологии дают основания зафиксировать формирование новой — технологической — парадигмы, потенциально способной послужить основой парадигмального синтеза.

Ключевые слова: Естественнонаучная и гуманитарная парадигмы, когнитивные и социальные критерии демаркации, перспективы интеграции, постмодернизм, технологическая парадигма, психологическая причинность.

КРИТЕРИИ ДЕМАРКАЦИИ

Методологическое самоопределение психологической науки, как правило, осуществляется в терминах парадигм, а это, введенное Т. Куном, понятие, получило в ней намного более широкое распространение, нежели такие его «конкуренты», рожденные на территории философской методологии науки, как исследовательская программа (И. Лакатос), исследовательская традиция (Л. Лаудан) и др.

Существуют три основные позиции относительно парадигмального статуса психологии. Согласно первой, которой придерживался сам Т. Кун, психология представляет собой ДоПарадигмальную дисциплину, в которой единая парадигма, способная интегрировать различные «психологии» в единую науку, еще не сложилась, что и отличает ее от более развитых — естественных — наук. Согласно второй, психология — это МультиПарадигмальная наука, обреченная на сосуществование различных парадигм, а значит, и принципиально различных вариантов понимания психического, подходов к его изучению, способов производства знания, критериев его верификации и т. д. Согласно третьей позиции, психология — ВнеПарадигмальная научная дисциплина, а представления о парадигмальной логике развития науки, наработанные на материале изучения истории естественных наук, главным образом физики (напомним, что Т. Кун был по образованию физиком), к ней не применимы.

В психологическом сообществе доминирует вторая позиция, при этом понятие парадигмы используется достаточно вольно, за что, если рассматривать это как недостаток методологической рефлексии психологии, можно возложить ответственность не только на психологов, но и на самого Т. Куна, который не определил введенное им понятие достаточно четко. В результате уже в начале 80-х гг. прошлого века М. Мастерман насчитала 35 различных пониманий парадигмы [37], количество которых с тех пор еще более увеличилось. Все основные подходы к изучению психического, такие как бихевиоризм, когнитивизм, психоанализ и др., принято именовать парадигмами. В то же

29.09.2012

Время психологи, видимо, ощущают некоторую несоразмерность подобных подходов к этому понятию, в результате чего в последние годы обозначилась тенденция считать

Парадигмами в психологии лишь наиболее глобальные исследовательские направления,

1 Такие как естественнонаучная и гуманитарная психология, разделение на которые

Сопровождает эту дисциплину с ее первых шагов.

Б. Ф. Ломов отмечал, что «с самого начала развития психологии как самостоятельной области научного знания в ней возникли две главные линии: одна — ориентированная на Естественные Науки, другая — на Общественные» [13; 342]. Дж. Пайнел прослеживает истоки их расхождения еще дальше — к обострившемуся в XVII в. конфликту между католической церковью и наукой, который Р. Декарт разрешил с помощью дуалистического разделения человека на физическую, подчиненную законам природы, и духовную, имеющую божественное происхождение, субстанции [38]. Подобное «раздвоение» в значительной мере характерно для большинства социогуманитарных дисциплин, что, впрочем, служит слабым утешением для психологии. «В XX в. в социальных науках сформировались две методологические установки анализа — сциентистская и герменевтическая», — пишет М. С. Гусельцева [6; 3]. Их расхождение воплощено в таких терминах, как «объективизм» и «культурная аналитика» [7] и др. Однако такой дуализм не выражает универсальной характеристики человеческого мышления, а относится преимущественно к западной интеллектуальной культуре, от чего она сама явно не в восторге. М. Гране, например, ставит ей в пример китайскую мысль: «главное достоинство китайской мысли состоит в том, что она никогда не отделяла человеческое от природного и всегда концептуализировала человеческое в социальном контексте» [37; 1101].

Попытки преодолеть «великий раскол» сознания на «нейрофизиологию и феноменологию» [28; 148] характерны и для философии, где эта проблема, собственно, и зародилась, причем, как ни парадоксально, в трактовке взаимоотношения тела и духа многие философы оказались более радикальными «физикалистами», чем психологи естественнонаучной ориентации. Однако в философии эта проблема выглядит столь же далекой от разрешения, как и в психологии, а более современный «физикализм с человеческим лицом» [Там же] обнаруживает такую же несостоятельность в объяснении сложного психологического мира человека, как и физикализм более примитивного типа, «дуализм, устраненный в одном месте, возрождается в другом» [28; 283]. В результате, как констатирует Дж. Серль, для современных материалистов, опирающихся на физическую, физиологическую и т. п. парадигмы, характерна «боязнь сознания» как обладающего «ужасной» для научного объяснения чертой — субъективностью, и формулирует задачу «вернуть сознание в предмет науки в качестве биологического феномена» [20; 99].

Провести строгую разграничительную линию между естественнонаучной и гуманитарной парадигмами в психологии едва ли возможно. Значительная часть психологических трудов включает как естественнонаучные (например, в виде количественных данных), так и гуманитарные

(например, в виде достаточно свободной интерпретации этих данных) элементы, а многие психологии попеременно прибегают то к одному, то к другому дискурсу, скажем, свои

29.09.2012

Тексты оформляя в соответствии с естественнонаучными канонами, а свои устные выступления строя в рамках гуманитарной традиции. Тем не менее более мягкие различительные признаки парадигм сформулированы достаточно четко. Так, вычленяются шесть ключевых характеристик гуманитарной парадигмы, отличающих ее от парадигмы естственнонаучной: 1) отказ от культа эмпирических методов, 2) признание научным не только верифицированного знания, подтвержденного «внесубъектным» эмпирическим опытом, 3) легализация интуиции и здравого смысла исследователя, 4) возможность обобщений на основе изучения частных случаев, 5) единство исследования и практического воздействия, 6) изучение целостной личности, включенной в «жизненный контекст» [46]. Однако подобные критерии дифференциации парадигм подвергаются вполне заслуженной критике. И. А. Мироненко, например, констатирует, что «образ естественнонаучного направления здесь оказывается карикатурно искаженным» [15; 107]. Создается впечатление, что при подобной трактовке естественнонаучная парадигма отождествляется с ее позитивистским вариантом, а к гуманитарной психологии причисляется все, что не вписывается в его прокрустово ложе.

Предлагаются и другие, хотя и менее строгие, но вызывающие меньшие возражения, критерии демаркации. Скажем, Т. Д. Марцинковская основное различие между естественнонаучным и гуманитарным подходами в психологии связывает с разницей между «жестким», естественнонаучным, детерминизмом и социокультурной детерминацией, «управляющей продуктивной деятельностью людей» [14; 80]. Д. А. Леонтьев отмечает, что человека можно одновременно рассматривать, с одной стороны, как природный объект, индивидуальность, а с другой — как личность, со своим внутренним миром, характеризующимся через его содержание и через те взаимодействия, в которые надо вступать с этим миром, чтобы позволить таким содержаниям раскрыться. Он констатирует, что первый способ рассмотрения представляет собой традиционный, классический, естественнонаучный подход, а второй — гуманитарный, или неклассический [12]. При этом, правда, не учитывается, что естественнонаучный подход тоже может быть классическим, неклассическим и даже постнеклассическим [24]. Отождествление неклассической и гуманитарной составляющей психологии представляется не вполне адекватным и потому, что последняя существовала со времен В. Дильтея и тоже выглядит достаточно классической.

К перечисленным критериям демаркации парадигм можно добавить следующие: ориентация естественнонаучной парадигмы преимущественно на объяснение психологических феноменов, а гуманитарной — на их понимание; доминирование в первой каузальных объяснений, а во второй — телеологических; более тесная связь гуманитарной парадигмы с психологической практикой; ее соответствие постмодернистскому образу науки; отсутствие в ней методологического ригоризма, характерного для естественнонаучной парадигмы, которая ориентирована на позитивистские стандарты проведения исследований, и др. Вместе с тем отмечается и релятивность таких различительных признаков. Например, И. А. Мироненко пишет: «…В периоды проявления подобных кризисов, периоды борьбы естественнонаучной и гуманитарной парадигм в психологии, ярлык естественнонаучности или гуманитарности используется лишь условно — для обозначения и объединения под общим знаменем неких вступивших в борьбу на территории психологии сил, которые в данный исторический момент в большей степени сосредоточены в области либо гуманитарного направления, либо естественнонаучного» [15; 106].

29.09.2012

Нетрудно заметить и то, что перечисленные критерии демаркации парадигм носят преимущественно Когнитивный, а не социальный характер, будучи отнесенными к характеру производимого в их рамках научного знания и способов его производства (а также верификации и др.), а не к характеристикам соответствующих локусов психологического сообщества, что свойственно философской методологии науки, в отличие от социологии науки, фокусированной на когнитивных, а не на социальных компонентах научной деятельности. Здесь уместно в очередной раз вспомнить Т. Куна, которого систематически обвиняли в том, что он допускал «логический круг», определяя научное сообщество «через парадигму», а парадигму — «через научное сообщество», парадигму описывал как систему исследовательских приемов, применяемых научным сообществом, а последнее — как объединенное на основе парадигмы. Позиция Т. Куна может быть оправдана тем, что все существующее и происходящее в науке имеет двойную — когнитивную и социальную — детерминацию, и за «логическим кругом» стоит соответствующая реальность — «круг онтологический». Научное сообщество в целом, равно как и тот или иной его локус, например, сообщества сторонников естественнонаучной и гуманитарной парадигм в психологии, конституированы принадлежностью к соответствующим парадигмам, но существует и обратное влияние:

Социальные характеристики этих локусов оказывают воздействие на разрабатываемые

2 Ими парадигмы.

Социогуманитарное научное сообщество обладает набором характеристик,

Отличающих его от сообщества естественнонаучного. В частности, как отмечает Д.

Прайс, коммуникативные паттерны в естественных и технических науках существенно

Отличаются от коммуникативных структур, характерных для социогуманитарных

Дисциплин, где коммуникативные сети формируются как социальные,

Внедисциплинарные сообщества. Паттерны цитирования в этих дисциплинах носят

Диффузный, тематически недифференцированный характер, но при этом приобретают вид

«социальных солидарностей» — альянсов и клик [41]. Нечто подобное наблюдается и

Применительно к «кругу чтения», характерному для различных дисциплинарных

Сообществ. В естественных науках он имеет точечный и концентрированный характер, в

То время как в социогуманитарных дисциплинах — дисперсный и расплывчатый.

Социогуманитарии отличаются и более низкими показателями использования научной

Периодики, в отличие от представителей естественных наук предпочитая ей

Монографические издания [3]. Существуют также различия в «возрасте» наиболее

Цитируемых источников в естественных и социогуманитарных науках, состоящие в том,

Что в последних «старые» работы, труды «отцов-основателей» цитируются чаще, чем

«молодые», а наиболее цитируемые источники сменяются чаще [34]. И. А. Климов,

Основываясь на результатах проведенного им исследования, пишет: «…Сообщество

Специалистов, занимающихся социальной проблематикой, оказывается крайне

Разнообразным с точки зрения социально-биографических ситуаций. Это позволяет

Предположить, что профессионального сообщества как внутренне интегрированной,

Устойчивой и воспроизводимой системы коммуникативных действий не существует. Говоря точнее, сегодня имеются определенные “сетевые совокупности” или профессиональные корпорации, и связи между ними, научный обмен и взаимодействие оказываются довольно-таки случайными» [9; 215].

29.09.2012

Перечисленные характеристики в полной мере распространимы на социогуманитарную часть психологического сообщества, и их тоже можно считать отличительными признаками социогуманитарной парадигмы в психологии, но в данном случае не когнитивными, а социальными.

Парадигмальные различия сказываются также на общих образах психологической науки, сложившихся в психологическом сообществе. Как показывают опросы психологов, она классифицируется и как биологическая, и как медицинская, и как поведенческая, и как социальная, и как образовательная, и как гуманитарная наука, и как наука особого типа [43], причем психология по-разному характеризуется в разных странах и в различных университетах одной страны. Как констатирует М. Розенцвейг, «в разных странах и университетах существует практика либо классифицировать психологию как особую науку, находящуюся между биологическими и социальными науками, либо расценивать ее как дисциплину, объединяющую биологические, поведенческие и социальные категории» [43; 71—72]. При этом наблюдается любопытная связь между уровнем развития страны и отношением к психологии: в развитых странах ее чаще, чем в менее развитых, характеризуют как биологическую науку, в то время как в менее развитых она чаще воспринимается как наука социальная [Там же].

ПАРАДИГМАЛЬНЫЕ ДЕБАТЫ

Предпринимаются, впрочем, и попытки примирения естественнонаучной и гуманитарной парадигм, открывающего путь к «воссоединению» психологической науки и ее объекта — психологической реальности. Например, Н. И. Чуприкова пишет: «Если деятельность мозга — это отражение действительности и регуляция на этой основе поведения и деятельности, то Это и есть психика (курсив мой. — А. Ю.), и не остается никакого места для двух разных сущностей — психики и отражательной деятельности мозга. Это одна и та же сущность, одна и та же реальность. (Не следует умножать сущности без необходимости.) … там, где долгое время видели две разные сущности, две разные реальности, на самом деле существует одна сущность, одна реальность … психика — это такие уникальные, единственные в природе материальные процессы, которые имеют двойное бытие» [25; 186]. Однако далеко не новая идея о том, что «деятельность мозга — это и есть психика», традиционно вызывала идиосинкразию у представителей гуманитарной парадигмы, воспринимаясь ими как один из худших видов редукционизма, а идея «двойного бытия» единой реальности неизбежно приводит к удвоению самой реальности и тоже не выглядит адекватным основанием ее «воссоединения», равно как и объединения парадигм.

В результате психологическая наука по-прежнему разделена на две конфликтующие

3 Парадигмы, воспроизводя восходящий к Р. Декарту дуализм. При этом ряд психологов

Гуманитарной ориентации с удовлетворением констатируют «победу» гуманитарной

Парадигмы над естественнонаучной (см. [29]), что не соответствует общей

Статистической картине современной психологической науки (см. [1]). Подобный

Победный тон напоминает пир во время чумы. Со времен Л. С. Выготского,

Считавшего сосуществование «двух психологий» главным симптомом кризиса [5], отсутствие единства психологической науки удручает многих ее представителей, которые видят в нем «своего рода уродство методологического тела психологии» (цит. по [2;

29.09.2012

101]), сожалеют о том, что «современный период стал и временем распада прежде единой отечественной психологии» [16; 161] (хотя о том, была ли она единой прежде, можно поспорить). Вместе с тем в современной психологии сформировалась не только традиция сетовать на ее перманентный кризис, но и своеобразная «поэтика кризиса», восходящая к идее Л. С. Выготского [5] и других классиков психологии о живительной роли кризисов. Как это ни парадоксально, восприятие происходящего в психологической науке в терминах противостояния двух парадигм тоже можно воспринимать в позитивном свете — как признак ее Прогресса, а понятие парадигмы считать если не спасительным для нее, то, по крайней мере, способствовавшим упорядочению царящего в ней хаоса исследовательских подходов. Если раньше говорили о двух Психологиях ([5]; и др.), то теперь — о противоборстве двух парадигм, существующих в Одной Науке, что выглядит шагом вперед в ее развитии.

Констатация Противостояния Естественнонаучной и гуманитарной парадигм тоже не является единственным способом восприятия их взаимоотношений, которые не всегда расцениваются как антагонистичные. И. А. Мироненко, например, пишет: «В психологии всегда существовали и, наверное, будут существовать естественнонаучное и гуманитарное направления в их традиционном понимании; первое связано с естественными науками, второе — с гуманитарными. Неизбежно между ними будет сохраняться и определенная разница в методологии и — в большей степени — в методах исследования. Однако никакого антагонизма между этими направлениями в сфере науки ожидать, на мой взгляд, не следует» [15; 110]. Высказывается и представление о полипарадигмальности психологии, ее обреченности на сосуществование различных парадигм, которое не расценивается как проявление ее раскола и разобщенности ([21] и др.).

Правда, и вокруг этого представления ведутся ожесточенные дебаты, в результате чего психологическое сообщество переживает еще один раскол — между методологическими плюралистами, признающими за разными парадигмами и

Глобальными психологическими теориями равные права на существование, и

4 Методологическими монистами, убежденными в том, что в науке может существовать

Только одна, «единственно правильная» парадигма. Дискуссии между ними ведутся в

Довольно жесткой форме, подчас даже более агрессивной, чем споры между

Сторонниками самих парадигм. Скажем, монист Е. Е. Соколова обвиняет плюралистов в

«методологической беспечности и безграмотности» [23; 107], в «убийственной критике

Монизма» [22; 16], а взаимоотношения между монистами и плюралистами характеризует

Так: «...не думаю, что в психологии дело обстоит менее драматично (чем в исторической

Науке, где каждый отстаивает собственное видение истории. — А. Ю.), разве что пока за

5 Стремление к научной объективности еще не додумались стрелять через дверь» [23; 111] .

Обличительно и при этом интригующе

Звучат и отнесенные к плюралистам слова Е. Е. Соколовой о том, что ей «…не безразлично, каковы ценности занятого наукой человека: рассматривает ли он науку исключительно как средство заработка, признавая научной лишь ту картину мира, которая приносит ему доход …» [23; 112]. (Интересно, как можно заработать с помощью

Картины мира, равно как и то, где и сколько платят плюралистам за разделяемый ими

6 Образ психологии?) .

Достаточно жестко отвечает Е. Е. Соколовой и плюралист Т. В. Корнилова, которая

Хотя и не «стреляет через дверь» (хочется надеяться, что до этого монисты и плюралисты

29.09.2012

Все же не дойдут), но пишет: «С моей точки зрения, недопустима подмена эмоциональным контекстом неприятия той или иной позиции размышления на выбранную (автором же) тему. Это несовместимо с бытием в психологии (как в научном сообществе) тех авторов, которые вслед за М. Мамардашвили принимают доводы в пользу возвращения уважения человеку думающему и “додумывающему свои мысли”» [10; 99]. В общем, вопреки сделанному Г. С. Батыгиным наблюдению о том, что «склонные к деконструированию дискурса постмодернисты ведут себя по привычке вызывающе, но и уравновешенные “позитивисты” чувствуют себя немного стрейнджерами» [4; 336], в данном случае весьма агрессивно ведут себя обе стороны.

Таким образом, попытки примирения психологических парадигм на уровне общих методологических представлений оборачиваются еще более жаркими баталиями и реанимируют один из «вечных» вопросов психологической науки — о том, существуют ли в ней вообще представления, по поводу которых психологическому сообществу удалось бы достичь согласия. Впрочем, в методологический плюрализм, в отличие от методологического монизма, органично вписывается и отсутствие согласия На всех уровнях: если различные парадигмы, глобальные психологические теории, воззрения на природу психического и т. д. равноправны, то аналогичное можно сказать и в отношении общих представлений о путях развития психологической науки.

Остроту парадигмального противостояния нисколько не снижает то обстоятельство, что парадигма, считающаяся в психологии естественнонаучной, по сути является Квазиестественнонаучной. «Естественнонаучность» обеспечивается в этой дисциплине преимущественно двумя способами: 1) путем соблюдения позитивистских стандартов проведения исследований, ассоциирующихся с естественными науками, 2) с помощью

«привязки» психологических процессов к физиологическому субстрату. Доминирует, за

7 Исключением биологических направлений психологии, первый способ. При этом

Позитивистские стандарты проведения исследований — использование репрезентативных

(и не очень) выборок, вычисление коэффициентов корреляции, применение более

Сложных математических процедур, попытки фиксации независимых переменных и т. п.

— выглядят как Имитация Исследовательской методологии, характерной для

Естествознания, и дают «на выходе» знание, существенно отличающееся от

Естественнонаучного, не отвечающее критериям универсальности, воспроизводимости и

Т. п. В частности, как подчеркивает Дж. Пинел, для психологии характерны

«Квазиэкспериментальные исследования, выглядящие как эксперименты, однако не

Являющиеся подлинными

8 Экспериментами ввиду отсутствия контроля над переменными» [39; 10] . Все это,

Естественно, прекрасно известно психологам, претендующим на «естественнонаучность»

Своих исследований (для многих из которых она выступает аналогом Научности), однако

Они предпочитают либо не замечать отличий психологии от естественных наук, либо

Делать вид, что эти отличия не слишком существенны и не принципиальны. В то же

Время квазиестественнонаучный характер психологических исследований очевиден, и то,

Что считается в психологии естественнонаучной парадигмой, характеризуется лишь

Ориентацией На естественные науки как на образец «научности», а не реальным

Соблюдением принятых в них исследовательских стандартов. Однако недостижимость

«естественнонаучной мечты» делает лелеющих ее психологов не более, а менее

Толерантными к сторонникам гуманистической парадигмы, отвергающим

29.09.2012

Естественнонаучные стандарты, — возможно, потому, что именно они воспринимаются как одна из причин ее недостижимости.

ПЕРСПЕКТИВЫ ИНТЕГРАЦИИ

Успехи биологической науки, породившие прогноз о том, что XXI в. станет «веком биологии» [17], сказались и на ожиданиях в отношении психологии, которые основаны главным образом на прогрессе в изучении ее биологических основ. Так, например, в США 1990-е гг. были провозглашены «десятилетием мозга» — на том основании, что в эти годы о его структуре, функциях, организации и функционировании удалось узнать больше, чем за сотню предшествующих лет [45]. В результате возникло ожидание, что расширение знаний о мозге вскоре позволит решать основные социальные и психологические проблемы: «После 2000 г. принципиальные социальные, моральные и экологические проблемы будут, по всей вероятности, окрашены в “биологические тона”, а в жизнь общества, как из рога изобилия, посыпятся биотехнологические новинки. Биомышление станет информационной базой общества и определит наше видение самих себя» (цит. по [17; 109]). Был сформулирован также прогноз о том, что в начале XXI в. ««технологии мозга» выйдут далеко за пределы лекарственных препаратов. В результате, по крайней мере, в развитых странах шизофрения и депрессия станут историей. «Технологии мозга помогут людям слишком вспыльчивым, лишенным чувства юмора, чрезмерно эмоциональным и найдут очень широкий рынок. А в более отдаленном будущем открывается перспектива улучшения мнемических и умственных способностей человека, изменения его характера в сторону большей щедрости, доброты, меньшей гордости или лени» [45; 36]. Предсказана и «психоневрологическая революция», возвещающая наступление «биоинженерной эры», в частности, то, что познания в области биохимии мозга сделают возможными искусственную память, основанную на

Вживлении в человеческий мозг электродов, стимуляцию мозговых «центров

9 Удовольствия» и т. п. [42] . А накануне XXVII Всемирного психологического конгресса

Журнал «European Psychologist» опросил 30 крупных европейских психологов, которым

Было предложено назвать основные тенденции в развитии психологической науки,

Обещающие определить ее облик в XXI в. Практически все опрошенные в качестве одной

Из важнейших тенденций назвали достижения генетики и их огромное влияние на

Психологию [44].

Не оценивая степень реалистичности и обоснованности подобных прогнозов, отметим, что все они предрекают психологической науке большое влияние на человечество, но связывают это влияние не с доминирующими в ней направлениями, а с изучением головного мозга. Такая перспектива развития предполагает постепенное «испарение» не только гуманитарной составляющей психологии, подобное постепенному отмиранию философских заменителей естественных наук, сопровождавшему их развитие, но и квазиестественнонаучной составляющей самой естественнонаучной парадигмы, опору последней на исследования физиологического субстрата психических процессов, а не на сомнительные корреляции между их феноменологическими проявлениями.

Обрисованная перспектива может особенно круто изменить облик психологии, особенно в сочетании с тенденцией в ее развитии, которую ряд исследователей называют ее «практическим поворотом» ([39] и др.). М. Розенцвейг на основе опроса психологов из

29.09.2012

Разных стран пришел к выводу: «Одна из главных закономерностей в развитии психологии во многих индустриальных странах, наблюдаемая с 1950-х гг., состоит в росте психологической практики в области здравоохранения и сервиса при относительном упадке традиционных академических исследований» [44; 32]. М. Розенцвейг подчеркивает, что эта закономерность, которую он называет «поворотом к

Практике» (shift to practice) [44; 33], проявляется в самых различных странах — в США,

10 Австралии, Канаде, Финляндии, Германии, Норвегии, Португалии и Испании. При

Этом практическая составляющая психологии тоже не остается неизменной, а

Переживает, говоря словами К. Гергена, «технологическое продвижение» [36], т. е.

Переход от «мягких» и дающих неопределенные результаты психологических Ноу-хау,

Таких как психоанализ, к более «жестким», допускающим тиражирование и приносящим

Более однозначные, «механические» результаты психологическим Технологиям.

Отметим в данной связи, что в сфере практических приложений любой науки прибыль нарастает в следующем направлении: ноу-хау — технологии — промышленные изделия, ибо в данном направлении существенно расширяется рынок их потенциальных потребителей. Если ноу-хау — это штучный товар, привязанный к «личному знанию» их носителей, не допускающий отчуждения от него и поэтому имеющий довольно узкий ареал распространения, то технологии предполагают тиражирование, отсутствие привязки к их конкретному носителю и, в результате, распространяются на более широком ареале, принося большую прибыль, а промышленные изделия имеют практически неограниченный рынок и обеспечивают многократное возрастание прибыли. Поэтому в условиях рыночной экономики любая наука стремится превратить создаваемые ее представителями ноу-хау в технологии, а их воплотить в промышленные изделия, и психология не является исключением. Этим обусловлено ее «технологическое продвижение», которое констатирует К. Герген. Возможно, не за горами и появление новой отрасли индустрии — Психоники (по аналогии с электроникой) как наиболее перспективного вида психологической инженерии.

Наиболее известными примерами промышленных изделий, воплощающих созданные психологами технологии, являются детекторы лжи, кресла и кушетки для психологической разгрузки, психологические приборы, которые почти неизбежно присутствуют на наших нынешних выставках научно-технических изобретений, и т. п. При всех различиях этих психологических изделий и воплощенных в них видов психологического знания (или псевдознания, особенно характерного для психологических изделий «народных умельцев») их объединяет стремление воплотить это знание в нечто осязаемое,

11 Материализованное, представленное в виде промышленного образца. Внешний вид

Таких изделий, их физическая осязаемость и пр. создают у потенциального потребителя

Ощущение надежности и гарантированности результатов, сопоставимое с ощущениями,

Порождаемыми бытовой техникой, например, телевизорами или холодильниками. В

Результате, скажем, детекторы лжи имеют широкое распространение на нашем рынке,

Продаются за несколько тысяч долларов при многократно меньшей себестоимости и

Обеспечивают их распространителям впечатляющую прибыль. Подобные причины,

Связанные и с рыночными механизмами, и со спросом на различные виды

12 Психологического знания, делают технологическую траекторию наиболее прибыльным

И перспективным направлением развития прикладной психологии.

29.09.2012

Эта траектория, при всей ее кажущейся удаленности от академической — исследовательской — психологии, со временем может оказать на нее большое влияние, породив новую — Технологическую — парадигму ее развития. Уместно вспомнить, что практически все ученые, с именами которых связано формирование науки Нового времени, — И. Ньютон, И. Кеплер, Г. Галилей и другие, — наряду с фундаментальными научными открытиями делали и практически полезные изобретения, находившие выражение в таких приборах, как, например, изобретенный Г. Галилеем телескоп, что закономерно, поскольку в те годы фундаментальная наука была неотделима от практики. А в современной науке, которой свойственно дистанцирование фундаментальных исследований от инженерных разработок, одновременно наблюдается и их, на первый взгляд — парадоксальное, сближение. В частности, наряду с категориями «фундаментальные исследования» и «прикладные исследования» все чаще используется такое понятие, как «прикладные фундаментальные исследования». Например, в прогнозе развития науки и техники в XXI в., совместно разработанном рядом научных организаций США, подчеркивается, что «фундаментальные технологические исследования» — это новая категория, необходимая для дополнения категории «фундаментальные научные исследования» и выражающая новое явление в развитии науки, которое не следует путать с прикладной наукой [40].

Можно предположить, что фундаментальные технологические исследования со временем займут видное место и в психологии, возможно, послужив основой новой, технологической парадигмы, в рамках которой противостояние естественнонаучной и гуманитарной составляющих психологии будет попросту лишено смысла, как лишено смысла противопоставление физической составляющей телевизора или холодильника способам их использования или тем ощущениям, которые эти бытовые приборы у нас вызывают. Соответственно, есть основания связывать перспективы примирения естественнонаучной и гуманитарной парадигм, а значит, и объединения психологии, с развитием только нарождающейся, но открывающей многообещающие перспективы технологической парадигмы.

Существуют и другие варианты примирения парадигм. Так, например, перспективы превращения психологии в точную науку обычно связываются с ее ориентацией на Естественные Науки. Однако «точные науки» и «естественные науки» сейчас не являются эквивалентными понятиями. К числу достаточно точных наук

Принадлежит, скажем, экономика, не являющаяся естественнонаучной дисциплиной. Данный прецедент точной науки куда ближе психологии и реалистичнее для нее, чем такие естественные науки, как физика, химия и даже биология. Остается лишь удивляться тому, что психология в своем стремлении походить на точные науки избрала столь далекие и неприемлемые для нее образцы, попытки следования которым порождает ее «позитивистское перенапряжение» [31] и другие негативные последствия.

Следует упомянуть и еще одно «родовое» методологическое заблуждение психологии — представление о том, что исследовательская дисциплина обретает статус науки лишь тогда, когда она, в духе известного высказывания М. В. Ломоносова, «начинает пользоваться математикой», активно культивирует количественные измерения и т. п. Люди научились считать задолго до появления науки, и сама по себе способность подсчитать что-либо не является критерием «научности». Для точных наук характерны не просто количественные подсчеты, а выявление Количественных закономерностей. В этом

29.09.2012

Плане экономика способна быть не менее авторитетным образцом «научности» для психологии, чем весьма далекие от нее естественные науки. Экономическая наука давно научилась фиксировать количественно измеримые проявления изучаемых ею феноменов и устанавливать между ними количественные соотношения. Психология же «ломится к открытую дверь» — давно и безуспешно пытается «материализовать» психические феномены, тем самым сделав их похожими на объекты изучения в естественных науках, причем «материализует» их в виде абстрактных лабораторных конструкций. Между тем их проявления Уже материализованы, причем самой жизнью, а не искусственными лабораторными условиями, и к тому же в форме, не только допускающей количественные измерения, но и делающей их естественными. Таковы, например, самоубийства, психические расстройства, заболевания нервной системы и др., количественный анализ которых позволяет психологии стать точной наукой, двигаясь по пути, проложенному экономикой.

Еще одна перспектива парадигмального синтеза в психологии открывается в связи с

Распространяющимися в ней новыми методологическими настроениями, в частности, с

13 Новым пониманием причинности. Постмодернистскому узакониванию различных

Взглядов на природу психического, разнообразных подходов к его изучению и

Объяснению как равно адекватных, обернувшемуся оправданием и их «сепаратизма»,

14 Пришли на смену постпостмодернистские настроения, выразившиеся, в частности, в

Стремлении, узаконив разнообразие подходов к познанию психики, попытаться их

Интегрировать. Один из магистральных путей такой интеграции видится в Комплексном

Понимании психологической причинности Как не сводимой к какой-либо одной категории

Причин — феноменальных, нейрогуморальных, социальных или какихлибо еще, а

Представляющей собой их взаимоналожение — суперпозицию [30]. Как подчеркивает Г.

Готлиб, психологическая

Причинность — это совместное действие различных структурно-функциональных отношений, а психологическое объяснение должно принимать во внимание взаимные влияния, проходящие через все уровни — гены, нейроны, поведение и среду [34]. И действительно, комплексные, многополярные психологические объяснения, в которых нашлось бы место и нейронам, и смыслу жизни, могли бы послужить одним из главных средств преодоления противостояния естественнонаучного и гуманитарного изучения психики.

Перечисленные новые тенденции в развитии психологической науки дают основание предположить, что она отнюдь не обречена на извечное противостояние естественнонаучной и гуманитарной парадигм, которые, при определенном взгляде на психологическую реальность, могут выглядеть не только не антагонистичными, но и, в терминах Т. Куна, вполне «соизмеримыми» друг с другом и друг в друге нуждающимися.

1. Александров Ю. И. О «затухающих парадигмах, телеологии, «каузализме» и особенностях

Отечественной науки // Вопр. психол. 2005. № 5. С. 155—158.

2. Аллахвердов В. М. Предмет психологии сквозь призму единой теории психологии //

Методология и история психологии. 2006. № 1. С. 100—104.

3. Арефьев П. Г. Российские интеллектуальные элиты в компьютерных сетях: проблемы

Интеграции в структуру глобального взаимодействия // Социальные науки в постсоветской России / Под ред. Г. С. Батыгина, Л. А. Козловой, Э. М. Свидерски. М.: Академический проект, 2005. С. 262—301.

29.09.2012

4. Батыгин Г. С. Невидимая граница: грантовая поддержка и реструктурирование научного

Сообщества в России // Социальные науки в постсоветской России / Под ред. Г. С. Батыгина, Л. А. Козловой, Э. М. Свидерски. М.: Академический проект, 2005. С. 323—340.

5. Выготский Л. С. Исторический смысл психологического кризиса // Л. С. Выготский. Собр.

Соч.: В 6 т. Т. 1. М.: Педагогика, 1982. С. 291—436.

6. Гусельцева М. С. Культурная психология и методология гуманитарных наук // Вопр. психол.

2005. № 5. С. 3—18.

7. Ионин Л. Г. Социология культуры: путь в новое тысячелетие. М.: Логос, 2000.

8. Зи нченко В. П. Культурно-историческая психология и психологическая теория деятельности:

Живые противоречия и точки роста // Вестн. МГУ. Сер.14: Психология. 1993. № 2. С. 41—50.

9. Климов И. А. Социальный состав и профессиональные ориентации российских обществоведов

// Социальные науки в постсоветской России / Под ред. Г. С. Батыгина, Л. А. Козловой, Э. М. Свидерски. М.: Академический проект, 2005. С. 203—227.

10. Корнилова Т. В. К проблеме полипарадигмальности психологических объяснений (или о роли редукционизма и пристрастиях в методологии психологии) // Психол. журн. 2006. Т. 27. № 5. С. 92—100.

11. Кун Т. Структура научных революций. М.: Прогресс, 1975.

12. Леонтьев Д. А. Личность как преодоление индивидуальности: основы неклассической
психологии личности // Психологическая теория деятельности: вчера, сегодня, завтра / Под
ред. А. А. Леонтьева. М.: Смысл, 2006. С. 134—147.

13. Ломов Б. Ф. Методологические и теоретические проблемы психологии. М.: Наука, 1984.

14. Марцинковская Т. Д. Междисциплинарность как системообразующий фактор современной психологии // Методологические проблемы современной психологии: Материалы Сибирского психологического форума. 16— 18 сентября 2004 г. Томск: Томский гос. ун-т, 2004. С. 61—81.

15. Мироненко И. А. Континуум или разрыв? // Вопр. психол. 2006. № 6. С. 105—112.

16. Мироненко И. А. О концепции предмета психологической науки // Методология и история психологии. 2006. № 1. С. 160—173.

17. Наука и общество на рубеже веков / Под ред. А. М. Кулькина. М.: ИНИОН, 2000.

18. Полякова В. Изменение социальной роли экспертного знания // Социальная реальность. 2007. № 5. С. 77—85.

19. Рапопорт С. С. Социокультурная компетенция интеллигента и здравый смысл // Социальные

Науки в постсоветской России / Под ред. Г. С. Батыгина, Л. А. Козловой, Э. М. Свидерски. М.: Академический проект, 2005. С. 57—180.

20. Серль Дж. Открывая сознание заново. М.: Идея-Пресс, 2002.

21. Смирнов С. Д. Чем грозит психологии отсутствие общепринятого определения ее предмета?

// Методология и история психологии. 2006. № 1. С. 73—84.

22. Соколова Е. Е. Апология системного монизма // Вопр. психол. 2006. № 4. С. 15—23.

23. Соколова Е. Е. К проблеме соотношения значений и смыслов в научной деятельности (опыт

Неравнодушного прочтения книги А. А. Леонтьева «Деятельный ум») // Психол. журн. 2006. Т. 27. № 1. С. 107—113.

24. Стёпин В. С. Теоретическое знание. М.: Прогресс-Традиции, 2000.

25. Чуприкова Н. И. Теория отражения, психическая реальность и психологическая наука // Методология и история психологии. 2006. №1. С. 174—192.

26. Шадриков В. Д. Мир внутренней жизни человека. М.: Логос, 2006.

27. Фейерабенд П. Избр. труды по методологии науки. М.: Прогресс, 1986.

28. Юлина Н. С. Головоломки проблемы сознания. М.: Канон+, 2004.

29. Юревич А. В. Естественнонаучная и гуманитарная парадигмы в психологии, или
Раскачанный маятник // Вопр. психол. 2005. № 2. С. 147—151.

29.09.2012

30. Юревич А. В. Объяснение в психологии // Психол. журн. 2006. Т. 27. № 1. С. 97—106.

31. Юревич А. В. Психология и методология. М.: ИП РАН, 2005.

32. Ядов В. А. Современная теоретическая социология как концептуальная база исследования российских трансформаций. СПб.: Интерсоцис, 2006.

33. Bar-Tal D., Kruglanski A. W. (eds). The social psychology of knowledge. Cambridge: Cambridge

Univ. Press, 1988.

34. Gottlieb G. Synthesizing nature-nurture: Prenatal roots of instinctive behavior. Manhwah, NJ: Erlbaum, 1997.

35. Hargens L. Using the literature: Reference networks, reference contexts, and the social structure of

Scholarship // Amer. Sociol. Rev. 2000. V. 65. P. 148—163.

36. Gergen K. J. Toward a postmodern psychology // Kvales S. (ed.). Psychology and postmodernism.

L.: Sage Publications, 1994. P. 17—30.

37. Granet M. The Tao // Parsons T., Shils E., Kaspar D. (eds). Theories of society. V. II. N. Y.: The

Free Press of Glencoe, Inc., 1961. P. 1098—1101.

38. Masterman M. The nature of a paradigm // Criticism and the growth of knowldge. Cambridge: Cambridge Univ. Press, 1970. P. 33—61.

39. Pinel J. P. J. Biopsychology. Boston: Allyn and Bacon, 1993.

40. Polkinhorne D. E. Postmodern epistemology of practice // Kvales S. (ed.). Psychology and postmodernism. L.: Sage Publications, 1994. P. 146—165.

41. Preparing for 21-st century: Science and technology policy in new era. Statement from the presidents of the National Academy of Science, National Academy of Engineering and the Institute of Medicine. October 1997, http: // www2.nas. edu/new/2176.html. 7 p.

42. Price D. de S. Little science, big science. N. Y.: Academic, 1963.

43. Ritchie-Calder L. The next billion years start now // Leinwand G. (ed.). The future. N. Y.: Pocket

Books, 1976. P. 206—214.

44. Rosenzweig M. R. What is psychological science // Rosenzweig M. R. (ed.). International
psychological science: Progress, problems, and prospects. Washington: American Psychological
Association, 1992. P. 1—16.

45. Tele-interviews // Eur. Psychol. 2000. N 2. P. 36—44.

46. The next twenty-five years of technology: opportunities and risks // 21-st century technologies: promises and perits of dynamic future. OECD, 1998. P. 33—46.

Поступила в редакцию 4.Х 2007 г.

Возможно, эти виды психологического исследования лучше обозначить как

Метапарадигмы, ибо дифференцирующих возможностей понятия «парадигма» явно не хватает

Для различения основных видов психологического исследования, а дополняющий его термин

«метапарадигма» с успехом используется в смежных с психологией науках, например в

Социологии, где В. А. Ядов определяет его следующим образом: «Метапарадигма в социологии

Есть такое системное представление о взаимосвязях между различными теориями, которое

Включает: а) принятие некоторой общей для данных теорий философской («метафизической»)

Идеи о социальном мире с ответом на критериальный вопрос: что есть «социальное»?; б)

Признание некоторых общих принципов, критериев обоснованности и достоверности знания

Относительно социальных процессов и явлений и, наконец, в) принятие некоторого общего

Круга проблем, подлежащих или, напротив, не подлежащих исследованию в рамках данной

Парадигмы» [32; 11].

В этой связи следует отметить немалое сходство методологического состояния

Различных социогуманитарных дисциплин. В. А. Ядов, например, констатирует

«методологический анархизм и произвол как принцип постнеклассического развития

Социологии» [32; 6]; эта характеристика очень похожа на те, которые дают своей дисциплине

Психологи. В. А. Ядов также описывает состояние современной социологической теории как

«многообразие школ, направлений и парадигмальных “созвездий”» [32; 19]. Он также пишет,

Что «различие теоретических подходов в социологических “гранд-теориях”, а тем более обилие

29.09.2012

Частных теорий порой вызывают сомнение в том, могут ли социальные исследователи быть причисленными к благородному сословию ученых в классическом понимании подлинной науки» [32; 9]. Любой читатель теоретико-методологических текстов в области психологии

Наверняка уловит в этих словах что-то очень знакомое.

При этом одни психологии считают «обращение к категории души глубоко неверным

Шагом, не только бесполезным, но и весьма опасным для развития отечественной

Психологической науки» [16; 163], другие, напротив, очень приветствуют такой шаг. В. Д.

Шадриков, например, пишет: «Понятие “душа” вполне достойно того, чтобы его восстановить в

Правах как научное понятие. И предметом психологии может стать душа в ее научном

Понимании» [26; 25].

4 Вообще же современных психологов по критерию их общеметодологических ориентаций

Можно разделить на (1) методологических нигилистов, (2) методологических ригористов (или

Методологических монистов), (3) методологических либералов, (4) методологических

Плюралистов [21].

5 Отдавая дань способности этого автора драматизировать ситуацию, обозначая ее чуть ли

Не в криминальном свете, а плюралистов — в образе своего рода «методологических

Террористов», следует отметить, что, как это ни парадоксально, дискуссии, ведущиеся в

Подобной тональности, иногда больше идут на благо науке, нежели более спокойные

Обсуждения. Они содействуют привлечению внимания к методологическим проблемам

Психологической науки и превращению этой области, еще совсем недавно считавшейся одной

Из наиболее скучных и безжизненных, в одну из ее наиболее «горячих точек».

В этой связи можно с удовлетворением отметить, что, как отмечает С. С. Рапопорт,

«социальная наука относится к сферам социальной жизни относительно Некоррупционного Типа

(то есть коэффициент коррупционности в них ниже, чем в других)» [19; 173].

Совокупность этих направлений, объединенных «биологическим подходом к изучению

Психологических феноменов», Дж. Пине называет «биопсихологией», которую характеризует

Как «одну из наиболее стремительно прогрессирующих отраслей науки» [39; XI], включающую

Пять основных разделов: 1) физиологическую психологию, 2) психофармакологию, 3)

Нейропсихологию, 4) психофизиологию и 5) сравнительную психологию.

8 При этом, как свидетельствуют расчеты, примерно 40 % психологических исследований

Основаны именно на экспериментах, в то время как на опросах — 36 %, на контролируемом

Наблюдении — 16 %, на изучении отдельных случаев — 4 % и на кросскультурных методах — 3

% [43].

Автор данного прогноза предрекает и то, что станет возможным развитие

Телепатических способностей, коммуникация посредством которых потеснит средства

Массовой информации [42].

Он также предостерегает, что в результате нарастания этой тенденции мы рискуем

Получить «психологию без науки» [43; 37].

Популярность энерготерапевтов и иже с ними тоже во многом обусловлена тем, что они

Изображают Физическое Воздействие на психику.

Отметим в этой связи, что традиционное психологическое знание, вырабатываемое

Академической психологией, существующее в виде коэффициентов корреляции между

Переменными и т. п., за пределами науки мало востребовано. И вообще, как отмечает В.

Полякова, «если в картине мира Просвещения знание выступало как абсолютная ценность, то

Теперь актуализируется идея «полезного знания» (useful knowledge), ограниченного конкретной

Сферой применения и отвечающего принципу коммерческой оборачиваемости» [18; 81].

Четко объяснить, что представляет собой постмодернизм вообще и, тем более,

Постмодернизм в психологии, очень непросто. На наш взгляд, среди отечественных психологов

Это лучше всего удалось М. С. Гусельцевой ([6] и др.).

В начале 1990-х гг. В. П. Зинченко констатировал: «Все устали от монизма, идущего то

Ли от проекта Козьмы Пруткова о введении единомыслия в России, то ли от марксизма, то ли

От православия» [8; 50]. Однако сейчас наблюдаются все основные симптомы «усталости» и от

Пришедшего на смену монизму постмодернизма. Д. Деннет сравнивает постмодернизм с

Болезнетворным вирусом, представляющим особую опасность для стран третьего мира, не

29.09.2012

Имеющих рационалистического иммунитета к нему (см. [28]), а Н. С. Юлина пишет: «…формируется своего рода фронт для отпора постмодернистскому вызову Западной Рационалистической Традиции, на которой возводилась Западная цивилизация и без которой невозможно Образование как Просвещение» [28; 363]. К «бойцам» этого фронта она относит Т. Нагеля, Э. Уилсона, Дж. Брикмонта, В. Буллоха, Т. Шлика, Х. Сигеля и других известных современных философов [Там же].

29.09.2012

109

109 ПАМЯТНЫЕ ДАТЫ