ПЕРВЫЙ ТЕЛЕМОСТ 1982 г. «МОСКВА — КОСМОС — КАЛИФОРНИЯ»

Л. А. КИТАЕВ-СМЫК

В связи с 25-летием первого «телевизионного моста» между советскими людьми и американцами, находившимися на разных континентах, описывается психологическое состояние его участников. Во время его проведения наблюдались проявления смеховой культуры, карнавальности, катарсиса. По мнению автора, первый ТВ-мост стал предтечей массовых аффектаций в Москве у Белого дома в сентябре 1991 и 1993 гг.

Ключевые слова: Телевизионный мост, карнавальность, катарсис, «карнавальная жертва», смеховая культура, король-шут.

Проникновение людей в космическое пространство создает у все большей части человечества представление о своих единстве, силе и вместе с тем ничтожности в масштабе Космоса.

Многие люди нашей планеты впервые наглядно представили ее в день полета Ю. А. Гагарина. До сих пор в душах его сверстников не угас восторг, охвативший их в день возвращения на Землю первого космонавта. Пространство космоса стало близким и достижимым. Сообщения о космических полетах стали обыденностью; и очень мало тех, кто осознает, сколь велика опасность гибели космонавтов-астронавтов, несущихся вдали от земной поверхности, где только и возможна нормальная жизнь.

Благодаря успехам космонавтики обычным делом сейчас являются телевизионные репортажи, ведущиеся из разных уголков планеты в режиме реального времени. Однако был момент, когда массы людей на противоположных сторонах земного шара были эмоционально потрясены, получив возможность общаться друг с другом посредством телеэкранов.

Минуло 25 лет со дня (вернее, с ночи) первого «космического телемоста» (телевизионного моста) между СССР и США. В свое время он был суперстрессовым событием для всех московских и многих американских его участников. Чтобы понять причины эмоциональных потрясений людей, находившихся на разных континентах и вдруг увидевших друг друга на телеэкранах, надо вспомнить подробности организации и проведения того телемоста.

Сейчас невозможно себе представить всю невероятность осуществления в то время телевизионной связи между массами граждан СССР и США. Выезд от нас за рубеж был предельно ограничен и возможен только для строго проверенных людей, телефонные разговоры с зарубежными абонентами контролировались, даже служебная переписка перлюстрировалась, шпиономания была суровой действительностью в нашей стране. Для подавляющего

124

Большинства ее граждан пространство за ее границами казалось эфемерным, потому что было навсегда недоступным.

29.09.2012

ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ

2

Идея организации массовых связей между СССР и США возникла в спецструктурах этих стран, во многом конфронтировавших тогда между собой. Становилось ясным, что конфронтация наносила ущерб их экономическим и культурным возможностям.

Совершенно исключительную роль в организации первого телемоста сыграл уникальный москвич Иосиф Гольдин, умевший, как трава прорастает сквозь асфальт, проникать сквозь «железобетонную толщу» советских государственных властных учреждений, достигать «лиц, принимавших решения» и убеждать их. С американской стороны инициатором телемоста был Дик Хикман (человек со сложной биографией). Надо заметить, что телемосты уже проводились в США между участниками и зрителями рок-фестивалей в разных городах.

В телемосте с советской стороны приняли участие несколько рок-групп и вокально-инструментальных ансамблей, которые откликнулись на внезапное приглашение в полночь (в это время в США был день) прибыть в телецентр «Останкино». И. С. Гольдин уговорил появиться там популярную певицу Аллу Пугачеву.

Первый телемост назывался «Москва — Космос — Калифорния». Эти три слова были на майках американцев. Наклейки с этим названием раздавались советским участникам.

И. С. Гольдину (и небольшой группе сподвижников — в ней был и автор этих строк) удалось за один вечер оповестить, пригласить, вызвать в Останкино более 250 студентов из нескольких студенческих общежитий Москвы, больше 80 своих приятелей и их знакомых. Общее число участников не регистрировалось. Ночью их пропускали в здание телецентра по одному слову И. С. Гольдина: «Со мной 25 человек», «Еще 90!» и т. д. Телецентр «Останкино» был при коммунистическом режиме еще более недоступным для «посторонних» людей, чем сейчас. Проход в него без пропусков был абсолютно недопустим, ночью вводился особый режим охраны. И тем не менее в ночь на 5 сентября 1982 г. невероятное вдруг стало возможным.

Ночной вызов в телецентр был для участников телемоста первым эмоционально-будоражившим фактором. Проход в огромное почти пустое здание телецентра был вторым стрессогенным фактором, обещавшим и дальше нечто необычное, радостное. Долгое, томительное, но все же веселое ожидание спутниковой связи Москвы с Калифорнией становилось третьим стрессогенным фактором. Тогда еще не угасла радость от первых полетов в космос. И личное участие в «чуде космической связи» было волнующим: «Неужели увижу вживую Америку! Вдруг все сорвется?»

Должен сказать, что эти и дальнейшие оценки эмоциональных переживаний участников телемоста были сделаны на основе опросов, интервьюирования, анкетирования нескольких десятков человек. Группой студентов-психологов и медиков под моим руководством во время сеансов космической связи и сразу после телемоста опрашивались, прицельно обследовались люди разных возрастов, разного пола, с разными эмоциональными проявлениями. Инициатором этого психологического исследования также был И. С. Гольдин.

В Калифорнии, в Национальном парке на склонах большого холма, образующих как бы гигантский амфитеатр, расположились более двухсот тысяч человек. Перед ними внизу стояли несколько огромных экранов, на которых американцы видели «в прямом эфире» то, что транслировалось из Москвы, — нас в зале-студии телецентра «Останкино». А мы (нас набралось около 350 человек) на двух полутораметровых экранах видели жителей Калифорнии.

Наконец на больших экранах московского телецентра замелькали лица американцев;

125

29.09.2012

ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ

3

Их стало слышно. Многие не сразу поняли, не сразу поверили, что «чудо» уже происходит. Ощущение разительной необычайности у одних нарастало постепенно, у других — как взрыв. Одни замерли с улыбками на лицах, другие переговаривались, кричали, начали толкать друг друга, перебегали с места на место. Видя «заэкранных» американцев и, тем более, прямо общаясь с ними, советские участники все более возбуждались.

— Эй, ты! В красной рубахе, — крикнул (по-английски) наш студент калифорнийскому парню на экране, — ты видишь меня?! Ты действительно есть? Или мне мозги пудрят — будто мы видны друг другу?

— Да! Я здесь, тут Калифорния!

Задорные переклички происходили все непринужденней. Атмосфера раскрепощенности, радости, веселого буйства вспыхивала по обе стороны телемоста.

— Первый раз вижу коммуниста! А ведь ты похож на наших парней!

— Я не коммунист, я — студент!

Эти и многие другие реплики мгновенно переводил с английского на русский и обратно, эмоционально заряжая их, И. С. Гольдин.

Прямое общение участников моста перемежалось выступлениями рок-ансамблей, и после каждого аудитории на обоих континентах взрывались криками, аплодисментами.

*

Изменения психического состояния сразу после окончания телемоста у всех обследованных участников не ограничивались эмоциональным подъемом, эйфорией, как после очень впечатлившего театрального или массового театрализированного действия. Все говорили о необычайности произошедшего: «Никогда такого не было!», «Это впервые со мной!», «Не ожидал, что такое может быть!». Кроме того, многие воодушевленно сообщали о трудно определимых словами изменениях личности: «Я стал другим. Теперь весь мир стал другим для меня», «Я будто проснулся, а раньше всю жизнь вроде бы спал до этой удивительной ночи», «Теперь я вижу всех людей, тех, что рядом со мной, другими глазами. Увидел далеких американцев, и наши все здесь мне стали ближе и роднее».

Не только необычайность «прорыва» в западный (капиталистический, «свободный») мир, но ощущение планетарного пространства, представление близости далекого мира трансформировало душу (психику). Некоторые так и говорили: «Теперь я “всепланетный человек”!», «Какие смешные все люди у нас, не знают, не чувствуют, что все — и у нас, и в Америке — это что-то одно!», «После таких мостов, когда и мы, и они увидим в лицо друг друга, то не сможем и не станем воевать», «Для всех граждан СССР нужны телемосты с другими странами, через телемосты — дорога к миру».

Эти и подобные высказывания, вернее, радостные выкрики были у людей в состоянии радости, экстаза, разгула. Кто-то пытался сдержать эмоции. Внезапное проникновение, попадание, хоть и на время, в иной мир и осознание доступности планетарного пространства трансформировало психику наших участников телемоста. И это вылилось в карнавальное состояние. В нашей отечественной научной литературе наиболее полно и ярко феномен карнавальности рассмотрен, изучен М. М. Бахтиным [1]. В том, что происходило той ночью 5 сентября 1982 г., многое создавало карнавальность. Во-первых, имел место эмоциональный отказ от тягостной обыденной советской действительности.

29.09.2012

ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ

4

Если на традиционных карнавалах к этому готовятся, то телемост стал внезапным отрывом от прошлого.

Во-вторых, произведенное таким образом потрясение души было столь сильным, что даже не понадобились маски, скрывающие у каждого того себя, от которого хочется избавиться. На телемосту почти все вдруг стали другими. И вокруг были люди с горящими глазами, кричащими ртами, их ожившие возбужденные

126

Лица были будто бы новыми масками тех людей.

В-третьих у всех веселое перевоплощение дополнялось радостью протеста против запрета на общение с иностранцами, ликованием эфемерной победы над чем-то высоковластным. В последующие дни все, с кем нам удалось побеседовать, «обмениваясь впечатлениями», говорили примерно так: «Конечно, цензура и подвластность советским правилам остались теми же, но телемост запомнится навсегда как право на свободу, как сила, которая в нас есть, как глоток счастья» и т. п.

Телеоператор, проработавший много лет в телецентре, говорил мне:

— Кого только я не снимал — людей знаменитых, выдающихся, но теперь я понял, что ни один артист, ни один политик не был так воодушевлен, как многие из тех, кого я видел на телемосту. Да и сам я теперь уже другой.

— В чем другой?

— Я понял, что способен на большее, чем стоять за камерой. В душе я давно режиссер, вот и стану им!

Воодушевление на большее, чем есть в их жизни, стало особенностью многих испытавших во время телемоста воодушевленность грандиозностью пространства Земли.

В-четвертых, «карнавальные переодевания» участников рок-ансамблей происходили тут же у всех на глазах. Это усиливало наглядность перевоплощения «таких, как мы» в «совершенно иных». Происходило раблезианское «травестиа».

В-пятых, гротескность карнавальных образов и действий, которой Ф. Рабле и М. М. Бахтин придавали большое значение как силе, изменяющей психическое состояние участников карнавала, проявилась во время телемоста у больших масс людей. В Калифорнии явно гротескным стало сборище зрителей-участников в национальном парке. Да и в Москве непривычно громадный зал был переполнен взбудораженной массой. Гротескность забитого людьми пространства усиливалась ночной пустотой бесконечных коридоров телецентра.

В-шестых, были ли тогда, ночью 5 сентября 1982 г. карнавальные, буйные потехи, бесчинства и безобразия, веселые драки или, хотя бы избиение ритуальной жертвы, раблезианского «клеветника», которого не спасает его смехотворность и ничтожество на фоне бушующей толпы?

Был момент, когда толпа студентов после завершения телемоста вышла из огромного зала, откуда велась трансляция. Радостные, веселые, все еще охваченные восторгом произошедшего «единения со всем миром», они шумели, смеялись, но вот, уже спускаясь по лестницам телецентра, начали толкаться, выкрикивать что-то, кто-то съезжал по перилам. Было видно, что эмоциональность людей усиливалась. На улицу вывалилась возбужденная масса парней и девчонок: крики, песни, объятия, взаимные толчки. Клокочущая толпа была особенно контрастна на фоне абсолютно безлюдного, пустого ночного пространства между двумя остекленными зданиями-монстрами телецентра.

29.09.2012

ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ

5

«Только бы стекла не начали бить», — устало улыбаясь, сказал И. С. Гольдин. И действительно, у нескольких стоявших там машин стекла утром оказались разбитыми. Кроме того, известно, что после завершения телемоста среди молодежи, шедшей к станции метро, завязалась драка. Был вызван наряд милиции, но задержания драчунов не было. Почему дрались? Воодушевил ли телемост агрессивную конфронтацию и она стала «бессмысленным и беспощадным» выбросом энергии, копившейся под давлением политических ограничений того времени? Или реализовался карнавальный феномен избиения «жертвы», описанный Ф. Рабле?

Была ли той ночью в Останкино раблезианская «жертва карнавального избиения»? Возможно, без всякого битья ею оказался старший дежурный охраны телецентра. В разгар веселого «единения» москвичей с американцами меня (как врача) вызвали: «Человеку плохо!» Сердечный

127

Приступ начался у дежурного начальника охраны. Я обследовал его и поставил диагноз приступа стенокардии. Дал лекарства, вызвал машину скорой помощи.

Старший охранник прижимал к груди руки и повторял: «Это ужасно, ужасно! Так нельзя!». «Почему же? — Я пытался его успокоить. — Пусть ребята веселятся, радуются. Ну, и что из того?». «Ужасно! Ужасно! Такое недопустимо… в телецентре… да еще ночью… мало ли что…». Он был похож на раблезианскую «жертву карнавала». В нем реально воплотился «карнавальный образ развенчания», и он, опять же реально, оказался «побитым», но не кем-либо, а своей приверженностью роли противника вольностей и бесчинств и внезапно развившейся «острой болезнью стресса».

В-седьмых, немаловажной была роль И. С. Гольдина, талантливо, страстно сыгравшего роль карнавального короля-шута, не только воодушевляющего всех окружающих шутовским правом на свободу, правом уйти хотя бы в веселье из-под гнета обыденности, но и побуждающего их к буйству и проказам, так что все становятся шутами под властью короля шутов.

Эти два свойства есть у любого харизматического лидера, будь то заводила в толпе, ярый оратор, успешный глава политической партии или еще чего-либо.

*

Современная экранная культура (кино, телевидение, компьютерные технологии) все больше использует экранный гипертекст: многофакторность, многозначность аудиовизуальной информации, обрушивающейся на зрителя, способного воспринять лишь то, к чему он подготовлен и от чего не защищен [6; 8— 14]. Эмоционально и ментально довлеющим гипертекстом телеэкранов в Москве и Калифорнии во время телемоста 5 сентября 1982 г. был угадываемый и фантазируемый его участниками мир людей-антиподов, «выглядывающих» из незнакомой страны, из цивилизации, для кого-то пугающей, для иных — желанной. Специальные исследования, проведенные в США и у нас, показали, что ментальное напряжение (когнитивные проявления стресса) у многих участников были более интенсивными, чем эмоциональные проявления стресса. Именно интеллектуальное перенапряжение «переливалось» в эмоциональную гиперактивность.

*

29.09.2012

ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ

6

Карнавалы — массовые театрализированные, но все же во многом стихийные действия — всегда создают у участников элементы катарсиса (Греч. kathareiu — очищать), т. е. очищение души сопереживанием с трагическими персонажами театра или героями реальных жизненных коллизий. Античная теория катарсиса, описанная Аристотелем в его «Поэтике», «выдвигала четырехчленную форму очищения: подражание — страх — сострадание — наслаждение. Катарсис означает последовательный процесс взаимодействия этих элементов» [7; 10].

Возникали ли эти элементы катарсиса в карнавальности телемоста? И в чем были их особенности?

Действительно, с первых минут трансляции из Калифорнии советские люди, молодежь были поражены, воодушевлены непринужденностью, простотой и откровенностью американцев, явно заметной в их мимике, движениях и раскрепощенности эмоций, что было тогда не свойственно советским людям. Конечно же, это не могло не вызвать рефлекса Подражания У наших участников. Оно было невольным и утрированно аффективным. Одновременно, особенно у лиц среднего и старшего возраста, не могли не возникнуть опасения из-за неожиданного, без их ведома, даже как бы насильственного вовлечения в запретное тогда общение с иностранцами. Наверное, лишь у немногих эти опасения переживались как осознаваемый Страх. Однако каждый находившийся в студии «Останкино» почувствовал душевный трепет своего соучастия в чем-то недозволенном.

128

И тут же ощутимо или безотчетно, сразу или постепенно у многих москвичей пробуждалось застарелое чувство горечи из-за ограниченности своих гражданских прав «железным занавесом» советского государства, из-за душевной придавленности цензурными запретами. Прямо перед глазами реальные сцены «свободной» жизни будили зависть и Сострадание К себе — чувства, культивировавшиеся тогда в частных, приватных беседах «за рюмкой чая» на городских кухнях и в сельских домах.

Наконец, внезапное право увидеть, соприкоснуться с иным, как казалось, свободным и радостным миром, поучаствовать в ликующей радости рок-фестиваля погружало многих москвичей в сладкое Наслаждение Недолгой свободой раскрепощения, возможностью подражать «антиподам» и сострадать себе. Это наслаждение питалось еще и проносящимся где-то в подсознании восхищением собой, «испытавшим невзгоды, но готовым сбросить гнет и оковы».

Катарсис трагических переживаний страха и сострадание во время театральных спектаклей, по мнению Аристотеля и его последователей, доставляют удовольствие и очищают зрителей от подобных страстей и благодаря этому сдерживают неукротимые порывы души. Однако возможен и противоположный эффект: неукротимые страсти не гаснут, пережитые, как у зрителей театральной трагедии, а, напротив, выплескиваются в карнавальное буйное веселье, бесчинство и даже в радостное изуверство. Оба варианта катарсиса, конечно же, реализовались у московских участников телемоста в ночь на 5 сентября 1982 г.

Почему же карнавальное праздничное раскрепощение выпускает буйство жестокости, радость от чужой боли? Возможно, избиение другого — это прежде всего отторжение боли от себя: «страдание обошло меня стороной»; наслаждение чужой болью — перевернутое (инвертированное) сострадание и еще наслаждение своими способностью и правом сострадать; издевательство над кем-то — возвышение себя над «заслужившим» свою униженность и наказание болью.

29.09.2012

ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ

7

У тех, кто испытал как бы «Перевернутый» катарсис, наблюдались следующие явления: а) подражание избиваемому отторгнуто, б) страх быть избитым растоптан торжеством своей жестокости, в) сострадание смещено с избиваемого («недостойного сострадания!») на себя, жертвующего своей добротой, г) наслаждение чужим страданием удвоено растущим, но не признаваемым чувством вины перед жертвой карнавального избиения. Это ли не катарсис — перевернутый, сладостный, но зараженный у лихого драчуна обреченностью на горе, возмездие из-за своей порочности, хотя он до горя может и не дожить?

*

По телевидению в СССР первый телемост не транслировался, СМИ ограничились краткими сообщениями о нем в прессе.

После первого опыта коммунистические идеологи решили использовать телевизионные мосты иначе, в пропагандистских целях. Для этого был приглашен В. Познер, который работал в Москве англоязыким диктором радиоканала, осуществлявшего вещание на Америку. Телемосты стали вести из небольшой студии с приглашенными известными людьми: учеными, политиками. Отчеты об этих мостах фрагментарно «в записи» передавались по государственным телеканалам СССР. Телемосты превратились в дискуссии между «говорящими головами» в Москве и в Лос-Анджелесе (поэтому их стали называть «Москва — Лос-Анджелес»). При этом исчез эустресс карнавальности первого телемоста. В США потеряли к ним интерес, и они были прекращены. Однако через некоторое время они возобновились уже как дискуссии между аудиториями со «случайными» обывателями в Москве и Лос-Анджелесе. В качестве ведущего из США (визави В. Познеру) был приглашен Фил Донахью. Однако

129

В этих телемостах уже не было ни карнавальности, создававшейся И. С. Гольдиным, ни восторга «овладения» участниками пространством планеты, ни счастья преображения личности во «всепланетного человека», а сам их инициатор уже после второго телемоста был отстранен от участия в них.

Яркая вспышка карнавальных катарсических эмоций с коллективным героем в лице участников первого трансконтинентального телемоста и с индивидуальным его героем — «шутом-королем» — быстро угасла в застое советской культурной парадигмы. Экстаз и карнавальное действо, планировавшиеся «сверху» для пробивания «железного занавеса», и даже поддержка мероприятия отдельными лицами из кремлевского «жречества» не имели продолжения. Вместо «ударного» катарсиса, должного волнами расходиться в массах населения, широко расползался по стране вязкий, вялый катарсис анекдотов: откровенных «политических» (против политики КПСС) и окольных (с издевками над обыденностью, порожденной советским строем).

Первый телевизионный мост «Москва — Космос — Калифорния» доказал «лицам, принимающим решения», что население СССР, несмотря на массовые репрессии недавней сталинской эпохи, способно на социальные взрывы и что лидер массовых возбуждений-возмущений советского (а ныне российского) населения должен обладать харизмой короля-шута. Под такой тип лидера одни подделывали свой облик, другие обладали им и побеждали во время народных волеизъявлений.

К сожалению, не был изучен феномен превращения нашего «человека толпы» во

29.09.2012

ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ

8

«всепланетного гражданина». А ведь именно такой личностный облик и ныне используется империями, устанавливающими мировое господство.

Оценивая широкий исторический период современности, культуролог А. В. Вислова пишет: «Трагическое по сути состояние мира нынешнего времени не способно выразиться в трагедии по определению. Человек сегодня теряет свою субъектность, добровольно или насильственно превращаясь в марионетку, в послушника и жертву обстоятельств, исторического процесса, в манипулируемый объект неких всемогущих, невидимых кукловодов в лице крупнейших мировых игроков новой технотронной цивилизации. К тому же люди-марионетки сегодня погружены в сквозное ироническое культурное пространство, где идет процесс “размывания” человеческого сознания и правят бал театр абсурда и “черная комедия”, лишенная эмоциональной разрядки, катарсиса, какого-либо выхода в будущее. Постмодернистская децентрация субъекта привела на практике сначала к девальвации, а затем и к полной деструкции личности героя как психологически и социально-детерминированного характера. Человек конца XX — начала XXI в. живет в иррациональном, безжалостном и непредсказуемом пространстве “безгеройного” времени, хотя поводов и нужды в проявлении героизма всегда было и есть более чем достаточно. Но современное обывательское сознание хорошо усвоило афоризм, который не без удовольствия культивирует, что несчастна та страна, которая нуждается в героях. Трагическая ирония состоит в том, что весь мир всегда нуждается в героях, а родное отечество в особенности, только вот никто нигде не хочет или не может в наше время быть героем и брать на себя бремя ответственности, предпочитая жизненный конформизм “смертной схватке с целым морем бед”. Гуманистическая цивилизация меж тем все явственнее деградирует под натиском дегуманизации искусства и жизни» [3; 156—157].

И все же карнавальность, ярко проявившаяся на первом телемосту, отторгавшаяся советской действительностью, некоторое время сохранялась в СССР в молодежном самодеятельном туризме в пригородных лесах и в дальних походах по ненаселенной местности. Там был «отрыв» от государственно регламентированных правил жизни и карнавальность

130

Разухабистых «туристских» и «альпинистских» песен: веселых и трагических, подчас с тюремно-блатным или скабрезным содержанием. Эта отдушина «неполитического диссидентства» была зажата введением туризма в спортивные каноны и «движением КСП (клубов самодеятельной песни)», подконтрольным спецорганам.

*

Стресс карнавальности первого телемоста стал предтечей феноменов, сопровождавших грядущие социальные потрясения в России: массовых сборищ у Белого дома в 1991, 1993 гг., его захвата толпой, потом штурма отрядом «Альфа» на глазах «карнавальной» толпы москвичей, «весело гибнущих» под случайными пулями 3 сентября 1993 г. [4].

М. М. Бахтин обращал внимание на победу ликующей силы карнавальности с ее торжеством жизни над смертью: «Всякий удар по старому миру помогает рождению нового: производится как бы кесарево сечение, умертвляющее мать и освобождающее ребенка. Бьют и ругают представителей Старого, но Рождающего Мира. Потому что брань и побои превращаются в праздничное смеховое действо» [1; 229].

29.09.2012

ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ

9

Первый телемост «Москва — Космос — Калифорния» стал ощутимым ударом по «режимности», по заскорузлости цензурных запретов уже отживающего коммунистического (советско-большевистского) режима.

Телемост был также победой новых технологий над старыми способами идеологических запретов. Повторился прецедент средневековья: «Историческая тема победы пороха над рыцарскими латами и замковыми стенами, — писал М. М. Бахтин, — тема изобретательного ума над грубой силой. …Феникс нового возрождается из пепла старого» [1; 233].

Карнавальные побои и ругательства сопряжены с «бранным развенчанием» запретов, казалось бы, неоспоримых с обновлением радостных мечтаний, с возрождением подспудных желаний.

Немаловажным компонентом раблезианской карнавальности во время первого телемоста была игра на музыкальных инструментах в рок-манере, т. е. вопреки отвергавшей их советско-коммунистической культурной доктрине.

«Все сказанное нами, — писал М. М. Бахтин, — поясняет, почему образы игры, пророчества (пародийные), загадки и народно-праздничные образы объединяются в органическое целое, единое по смысловой значимости и стилю. Их общий знаменатель — Веселое время. Все они превращают мрачный эсхатологизм средневековья в “веселое страшилище”. Они очеловечивают исторический процесс, подготовляют его трезвое и бесстрашное познание» [1; 261]. Вот уж, воистину, М. М. Бахтин буквально описывал (предвидел?) тот первый телемост между США и СССР, который, конечно же, был одним из эпизодов «бесстрашного познания» нашими гражданами действительности, существовавшей за «железном занавесом», и превращения мрачного большевизма если не в «веселое», то в умирающее под ударами реальности «страшилище».

*

Смеховая культура была инспирирована высшим иерархическим аппаратом Советского Союза и через соответствующие структуры направлена против царившей тогда тоталитарной идеологии, против основ, столпов и лидеров советско-коммунистической государственной власти, против геронтократического «жречества». Карнавальность реализовалась в сотнях «политических» анекдотов, передававшихся из уст в уста и казавшихся тогда очень смешными. В них была издевательская нацеленность на неоспоримость и целесообразность существующих властных структур и государственного устройства [2].

Смеховая карнавальность с политическим подтекстом лилась по каналам телевидения, а ведь все они были государственными. Народными кумирами становились

131

Творцы и исполнители анекдотов: М. Жванецкий, Г. Хазанов, М. Задорнов, И. Карцев и В. Ильченко. Анекдотами, в том числе и «политическими», были наполнены газеты, журналы. И даже, казалось бы, «бичевание» нерадивых администраторов, коррумпированных хозяйственников А. Райкиным подтачивало партийно-коммунистическую власть в стране, хотя это делалось для того, чтобы карнавальностью его выступлений «спустить пар» народного недовольства.

Кто же использовал карнавальное разоблачение идеологии тоталитарного режима? Можно с уверенностью утверждать: это те, кто, во-первых, были отлично информированы

29.09.2012

ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ

10

О гибельных политических и экономических процессах в стране. Во-вторых, они же могли, но не использовали карательные функции против карнавальной дискредитации советского строя и лиц, подобно жрецам, правивших из Московского Кремля [5].

*

Используется ли карнавальная смеховая культура в нынешнее время для трансформации социальной и политической действительности? Конечно же, да. Достаточно вспомнить раздутый средствами массовой информации сексуальный скандал вокруг Президента США Б. Клинтона и муссирование интеллектуальных и лексических оплошностей Президента США Дж. Буша (младшего). Психологический эффект использования телемостов уже в XXI в. в России также имел оттенки карнавальности.

1. Бахтин М. М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. М.:

Худлит, 1965.

2. Белоусов А. Ф. Современный анекдот// Современный городской фольклор / По д ред. О. Ф.

Белоусовой и др. М.: РГГУ, 2003. С. 581—598.

3. Вислова А. Трагическая маска в пространстве «черной комедии» // Катарсис: метаморфозы

Трагического сознания / Под ред. В. П. Шестакова. СПб.: Алетейя, 2007. С. 154—167.

4. Китаев-Смык Л. А. Мирное население в начале гражданской войны // Архетип. 1997. № 1. С.

5—12.

5. Кургинян С. Э. «Качели» — новый виток войны спецслужб и его влияния на ход политического

Процесса// Доклад на заседании клуба «Содержательное единство». 11.10.2007// Www. kurginyan. ru

6. Разлогов К. Э. Экранный гипертекст// Экранная культура в современном медиапространстве:

Методология, технология, практика / По д ред. Н. Б. Кирилловой, К. Э. Разлогова. М.; Екатеринбург: ИПП Уральский рабочий, 2006. С. 8—14

7. Шестаков В. П. Катарсис: от Аристотеля до хард-рока // Катарсис: метаморфозы трагического

Сознания / Под ред В. П. Шестакова. СПб.: Алетейя, 2007. С. 8—27.

Поступила в редакцию 6.XI 2007 г.

29.09.2012

70

1

70