ДИСКУССИЯ НЕ ЗАКОНЧЕНА

Уважаемая редакция!

Ряд недавних публикаций на страницах журнала «Вопросы психологии» ([1], [2]) и не только там [3] побуждает выступить с уточнениями моей позиции и ответить на ряд критических замечаний.

О проблеме интеграции психологического знания. Соглашаясь в целом с П. А. Мясоедом, что соотношение внешнего и внутреннего можно назвать «основной проблемой психологии», замечу, что едва ли не любая проблема имеет шанс стать сквозной в психологии и тем самым объединить разные психологические теории. Так, если мы возьмемся за исследование соотношения индивидуализации и социализации в развитии человека и посмотрим, не вдаваясь в подробности, как эта тема звучит в разных психологических школах, то это и будет попыткой установления связей между различными подходами. Однако такое объединение подходов будет ситуативным и неустойчивым. Это пример исследования, которое объединяет не предмет, а проблема. При этом такое исследование — всегда заведомо оригинально, с усложненной рефлексивностью: это анализ не только самой проблемы, но и практика самосознания психологического знания.

Признаю, что ссылка на С. Л. Рубинштейна из «Основ общей психологии» неудачна в качестве примера «многоклеточности» психологического знания, но мне важно было показать, как меняется единица анализа в психологии в зависимости от задачи исследования, от «фокусировки».

Полагаю, что интеграция знания в психологии может осуществляться по разным основаниям, а не только путем выделения «основной проблемы психологии».

О монизме. Представителям классической и неклассической рациональности было свойственно считать, что реальность такова, как она предстает в их концепциях. В постнеклассической рациональности возникает сложное, сверхрефлексивное состояние сознания, позволяющее схватывать многомерность одного феномена; возникает «сквозное» вúдение определенной проблемы через «линзы» разных психологических концепций.

Возможен ли здесь «теоретический монизм»? Затрудняюсь сказать. Однако если мы будем продолжать смотреть сквозь призму какой-то одной концепции (как это пытается делать Е. Е. Соколова), то, на мой взгляд, заранее ограничим ви€дения проблемы.

Существует ли на этом пути опасность дезинтегрированности психологического знания? Нет, поскольку интеграция психологического знания осуществляется не только посредством «монизма», а разными путями. Так, А. В. Юревич справедливо называет современного психолога «стихийным интегратором психологического знания» [5; 242]. Сам факт отсутствия единого рецепта для интеграции психологического знания является свидетельством того, что способа такой интеграции не найти на пути монизма. Сетевой, ситуативный, постмодернистский, постнеклассический и др. подходы — не панацея, а стихийные попытки решения обозначенной проблемы.

О принципе дополнительности. Принцип дополнительности в психологии никогда не мыслился мной как тождественный принципу дополнительности в естественных науках.

Все психологические термины суть метафоры, некогда заметил Х. Ортега-и-Гассет.

05.10.2012

170

Принцип дополнительности в психологии — не столько заимствование, сколько метафора. Модель дополнительности психологического знания возникает в результате авторского синтеза, тогда как представители различных психологических школ видят отдельные аспекты реальности, причем одной и той же реальности авторы нередко дают разные имена. Задача же культурного аналитика — увидеть, что здесь одна реальность, и понять, почему ей даны разные имена и что авторы хотели этим сказать. (Так, например, представитель аналитической психологии М. Якоби пытается установить «перекличку» концепций персоны К. Юнга и ложной самости Д. В. Винникотта.) Установление тождества реальности (и рефлексивное абстрагирование от нюансов) связывает между собой концепции, а это и есть сеть знания.

Как работает принцип дополнительности в психологии на практике? Если мы обратимся к

171

Зарубежному опыту, — там, где психотерапия прошла солидный исторический путь, — то обнаружим, что современный уважающий себя специалист ориентируется в разных терапевтических подходах (бихевиоральном, экзистенциальном, аналитическом, групповом, гештальтподходе и т. п.) и подбирает форму терапии в зависимости от (А) индивидуальности и (Б) проблемы клиента. Так, представитель экзистенциального подхода И. Ялом уже на первом сеансе оценивает, подходит ли кандидат для глубинной терапии или ему надо рекомендовать курс терапии бихевиоральной или групповой [6].

При этом собственная «терапевтическая одиссея» И. Ялома включала разновидности психоанализа, гештальттерапию, экзистенциальную терапию, бихевиоризм, разновидности групповой терапии и т. п. Обращаясь к новому поколению психотерапевтов, И. Ялом подчеркивает необходимость «разнообразия подходов». «Молодому терапевту очень важно избегать ограниченности и приобрести понимание сильных сторон самых разнообразных терапевтических подходов. Хотя студенты тем самым и жертвуют уверенностью, сопутствующей традиционным взглядам, они получают нечто крайне ценное — более глубокое понимание сложности и неопределенности, лежащее в основе терапевтических занятий» [7; 71].

Необходима ли клиенту «целостная научная теория» (как утверждает Е. Е. Соколова)? Осмелюсь ответить, что нет. Практика гуманистической и экзистенциальной психотерапии показывает, что практические психологи великолепно обходятся без единых теорий, хотя и не отказываются от участия в эпистемологических дискуссиях.

О научности и объективности. Признаюсь, в зеркале публикаций Е. Е. Соколовой я с трудом узнавала собственную «картину мира». В моих статьях не идет речь об отказе от научности и объективности психологических исследований, но есть указание на то, что сами критерии научности и объективности изменчивы и обусловлены сложными контекстами. Поэтому анализ той или иной концепции требует постижения критериев ее научности и объективности. Да и исходные методологические предпосылки не всегда совпадают в разных концепциях (чаще всего не совпадают). В этом и состоит проблема.

Так, психоанализ З. Фрейда или аналитическая психология К. Юнга — научны и объективны в аутентичной системе координат и не научны и не объективны — в другой. Научность и объективность психологических теорий меняется в зависимости от того, используем мы критерии гуманитарных или естественных наук и т. п.

Однако сторонники «системного монизма» обычно разумеют под научностью и объективностью некий абсолют и предпосылки разделяемой ими теории считают

05.10.2012

170

Универсальными. Разумеется, можно смотреть на психологическое знание сквозь призму деятельностного подхода, но необходимо отдавать себе отчет в ограниченности всякого «горизонта», нуждающегося в дополнительности, в «подвижном» вúдении.

Неверно понимать, что в постнеклассической психологии отрицается сам «принцип объективизма». Да и учет ситуативного контекста («ситуативное конструирование») и «полный субъективизм» — это все-таки вещи разного порядка. Более того, психологическая практика — это вообще особый случай в смысле научности и объективности. «...Рациональность и точность в психотерапии редко вознаграждаются», — замечает И. Ялом [6; 251].

Вряд ли на сегодняшний день реальна опасность «ликвидации психологии как науки», но у психологии все еще есть проблемы с поиском собственной идентичности — с тем, относить себя к гуманитарному или к естественнонаучному знанию. Постнеклассическая парадигма как раз и позволяет эту дихотомию снять. Действительность такова, что существуют и успешно развиваются, более того, стремятся сотрудничать между собой разные психологии. Если бы для психологии реально было иметь «общий предмет», то, полагаю, она бы его уже имела. Картина же совсем обратная. Поэтому задачей постнеклассической психологии является не поиск общего предмета (на мой взгляд, такая задача утопична), а установление связей между существующими на сегодняшний день областями знания, упорядочивание предметных граней психологии.

Критичность мышления — это одно из основных требований к ментальности представителя постнеклассической психологии. Однако это критичность не нетерпимости и пристрастности к другим подходам, а рефлексивного и «герменевтически воспитанного» сознания. Не вызывает возражения и требование «соотнесения собственных суждений с объективной реальностью» [3; 25]. (Создается впечатление, что Е. Е. Соколова стучится в открытую дверь.) Толерантность к иным концепциям и подходам вовсе не означает отказа от их критики, напротив, подлинная толерантность предполагает Понимание, анализ методологических и социокультурных предпосылок (а значит, уже критическое прочтение, прочтение Критико-аналитическое).

С другой стороны, вызывает удивление тезис Е. Е. Соколовой, что «толерантность к любой точке зрения... означает такую же толерантность и к собственной концепции, некритическое признание ее абсолютной неопровержимости» [Там же]. Сторонники постнеклассической психологии не только ничего подобного не утверждают, но, напротив, настаивают на сверхкритичности и сверхрефлексивности научного мышления.

172

Постнеклассическая психология не призывает умножать «субъективность» и «субъектность» в психологии, а всего лишь подчеркивает уже ставшую трюизмом идею о субъективности и пристрастности человеческого знания. Существуют разные способы даже не преодолевать (этого делать как раз не надо), а учитывать эту субъективность — это средства культурного анализа, методологической рефлексии, коммуникации (интерсубъективности). Именно в коммуникативности знания, согласно постнеклассической методологии, и обнаруживается путь к научности и объективности. Если же в своей интерпретации постнеклассической методологии Е. Е. Соколова упускает аспект коммуникативности, то не удивительно, что ее модель психологического знания в этой парадигме рассыпается на солипсические миры.

В своей статье [2] Е. Е. Соколова убедительно показывает, насколько сложен деятельностный подход А. Н. Леонтьева. Но зачем упрощать представления о

05.10.2012

170

Постнеклассической психологии, ведь оно не менее сложно? В. С. Стёпин пишет об особой ментальности исследователя в постнеклассическую эпоху: «При описании познавательных ситуаций постнеклассической науки требуется значительно расширить набор признаков, существенно характеризующих познающий субъект. Он должен не только иметь профессиональные знания, усвоить этос науки (установку на поиск истины и установку на рост истинного знания), не только ориентироваться на неклассические идеалы и нормативы объяснения и описания, обоснования и доказательности знания (относительность объекта к средствам и операциям деятельности), но и осуществлять рефлексию над ценностными основаниями научной деятельности, выраженными в научном этосе. Такого рода рефлексия предполагает соотнесение принципов научного этоса с социальными ценностями, представленными гуманистическими идеалами, и затем введение дополнительных этических обязательств при исследовании и технологическом освоении сложных человекоразмерных систем» [4; 73].

Не совсем точно Е. Е. Соколова передает и положения методологического либерализма, например то, что в сетевой организации концепций «не отдается предпочтения ни одной из них» [2; 15] — как раз отдается: проблемная ситуация, поставленная задача, социокультурный контекст, личные пристрастия исследователя и его рефлексивная позиция очень ярко определяют эти предпочтения. Однако пристрастность (субъективность) здесь всегда в одной связке с рефлексивностью и толерантностью — с критичностью к себе и, если можно так выразиться, «герменевтичностью» к другим. Это, если угодно, идеал.

Проблема терминов в психологии (и не только) и Взаимоотношение парадигм. Совершенно справедливо Е. Е. Соколова указывает на неоднозначность понятия «монизм». Есть разные виды монизма. Монизм Б. Спинозы как сведение к единому началу и «монизм» Г. В. Лейбница (как показал П. А. Мясоед) — более сложно организованный (этакий монизм-плюрализм, обеспечивающий информационное единство мира, но подразумевающий индивидуальность монад).

Есть диалектика Гераклита и диалектика Сократа — и это разные диалектики. Что поделаешь: категории расплывчаты, и то, что за понятиями не закреплены однозначные и четкие толкования, только доказывает, что они живые. Язык и существует как сеть. Культура, гуманитарное знание организованы по сетевому принципу. Сетевая парадигма постепенно овладевает умами. (Терапию следует строить не на теории, а на взаимоотношениях, считают экзистенциальные терапевты [7].)

Основа сетевого представления о реальности — не конфронтация, а взаимосвязь. В этом смысле между неклассической и постнеклассической психологией нет конфликта, а есть сотрудничество. Так, «...синергетика не отменяет и не заменяет системного исследования. Конкретные модели физических, биологических и социальных систем, рассмотренных в аспекте их изменения и развития, создаются в синергетике с учетом понятийного аппарата системных исследований. Синергетика не открывала ни иерархической связанности уровней организации в саморазвивающихся системах, ни наличие в них относительно автономных подсистем, ни прямых и обратных связей между уровнями, ни становления новых уровней сложной системы в процессе ее развития. Все это она заимствовала из ранее выработанных системных представлений, вошедших в научную картину мира и конкретизированных прежде всего в биологии и социальных науках» [4; 65].

Иными словами, ни холистический подход, ни диалектический, ни редукционизм и элементаризм не приведут к успеху, взятые особняком. В современной науке успешны лишь интегральные описания. Однако представители постнеклассической

05.10.2012

170

5

Рациональности отдают себе отчет как в сфокусированной эффективности, так и в ограниченности любого подхода. Диалектический метод позволяет оперировать уже известными фактами, но не может помочь в открытии новых. Установки фундаментализма привели к открытию генов и т. п., но холистические идеи были бы здесь неадекватны. С другой стороны, бутстрэпный подход Дж. Чу, «зашнуровывающий» элементарные частицы в сложную сеть взаимопревращенных реакций, оказался не эффективным в исследовании элементарных частиц именно из-за его ориентации на холизм [4].

173

О трудах В. А. Роменца. В статьях П. А. Мясоеда много места уделено анализу идей В. А. Роменца, считавшего, что универсальной психологической категорией является поступок, который воплощает в себе все богатство психического. Эту категорию В. А. Роменец положил в основание своей периодизации истории психологии. Однако полностью оценить оригинальную концепцию этого автора не позволяет проблема перевода. Замечу, что издание работ В. А. Роменца на русском языке — актуальная задача.

1. Мясоед П. А. О психологическом знании и познании, или Что мы хотим от психологии //

Вопр. психол. 2006. № 4. С. 139–145.

2. Соколова Е. Е. Апология системного монизма (К проблеме путей интеграции
психологической науки) // Вопр. психол. 2006. № 4. С. 15–23.

3. Соколова Е. Е. Судьба неклассической науки в эпоху постнеклассической психологии //

Поверх барьеров: человек, текст, общение: Тезисы научн. конф. М.: Смысл, 2006.

4. Стёпин В. С. Синергетика и системный анализ // Синергетическая парадигма. Когнитивно-

Коммуникативные стратегии современного научного познания. М.: Прогресс-Традиция, 2004. С. 58–77.

5. Юревич А. В. Психология и методология. М.: ИП РАН, 2005.

6. Ялом И. Лечение от любви и другие психотерапевтические новеллы. М.: Класс, 2005.

7. Ялом И. Дар психотерапии: Открытое письмо новому поколению психиатров и их пациентам.

М.: Эксмо, 2006.

М. С. Гусельцева

Москва

05.10.2012

179

1

179