ВОСПОМИНАНИЯ О Д. Б. ЭЛЬКОНИНЕ

А. А. ЛЕОНТЬЕВ

Приводятся воспоминания о самых значимых встречах автора с Д. Б. Элькониным. Ключевые слова: А. Н. Леонтьев, Д. Б. Эльконин.

Даниил Борисович — мое первое детское воспоминание... Дело было летом 1939 г. в подмосковном Кратове, где жила на даче наша семья. Об этой даче и собиравшихся на ней по вечерам замечательных людях — С. М.Эйзенштейне, В. И.Пудовкине и других — мне уже приходилось вспоминать [2]. И вот однажды на дачу приехал Даниил Борисович с женой Цилей (Ц. П.Немановой) и двумя дочерьми. Их я помню смутно, а вот Даниил Борисович с его яркой манерой общения и глубоким басом запал в мою детскую память...

Общеизвестны теплые дружеские (я бы сказал — нежные) отношения, которые всю жизнь связывали Д. Б.Эльконина с А. Н.Леонтьевым и всей семьей Леонтьевых. Тому есть и печатные свидетельства — опубликованные письма Даниила Борисовича семье Леонтьевых [5] и особенно его мемуары об А. Н.Леонтьеве [4]. Но я-то прекрасно помню Даниила Борисовича в нашем доме, в нашей семье. Без него не обходилось ни одно семейное торжество — тем более, что отмечавшийся каждый год (а вернее — каждые четыре года!) день свадьбы Алексея Николаевича и Маргариты Петровны, приходившийся на Касьянов день (29 февраля), совпадал с днем рождения Даниила Борисовича.

Д. Б. Эльконин жил неделями и месяцами в нашем доме на Бронной — об этом он сам вспоминает в мемуарах о А. Н.Леонтьеве. Но вот о том, как А. Н.Леонтьев рассылал письма и телеграммы, пытаясь выяснить судьбу Цецилии Петровны и девочек (как выяснилось, весной 1943 г. они были расстреляны гитлеровцами под Ессентуками), нет нигде ни слова — об этом говорят только документы его архива.

В одном из писем Д. Б.Эльконина, датированном октябрем того же трагического для него 1943 г., есть щемящая фраза: «...вы — это самое дорогое, что у меня осталось (кроме мамы)».

В комментариях к этим письмам упоминается, как при участии С. Л.Рубинштейна была провалена защита кандидатской диссертации Д. Б.Эльконина «Устная и письменная речь школьников» (1940) и далее: «Был заявлен официальный протест, решение ученого совета отменено, кандидатская степень присуждена» (с. 19). Но не сказано, что протест этот был написан А. Н.Леонтьевым, чья докторская диссертация, подготовленная к защите (она состоялась в мае 1941 г.), уже лежала в Совете Ленинградского педагогического института, т. е. у того же С. Л.Рубинштейна (он вместе с Л. А.Орбели и Б. М.Тепловым был и оппонентом).

Как с психологом я встретился с Д. Б.Элькониным в начале 1960-х гг., когда участвовал (скорее, правда, как лингвист, чем как психолог) в знаменитом эксперименте в московской школе № 91. К сожалению, от профессиональных разговоров с ним в то время в памяти ничего не сохранилось.

...Середина 70-х гг., а точнее, 1975 г. Я защищаю докторскую диссертацию по психологии в НИИ общей и педагогической психологии АПНСССР. Тема была «Психология речевого общения». Уже не помню, чья это была идея — пригласить

05.10.2012

124

125

Первым оппонентом Даниила Борисовича (помнится, идея В. В.Давыдова, но могу и ошибиться). Он согласился и выступил с яркой и убедительной речью, в основном согласившись с моей позицией.

Уже после смерти моего отца, осенью 1979 г., В. В.Давыдов пригласил меня выступить в институте с докладом на тему «Деятельность и общение». Я сделал этот доклад. Сердцевиной его была восходящая к Л. С.Выготскому и А. Н.Леонтьеву мысль о социальной природе деятельности, резко противопоставленная распространенной тогда (да и сейчас) позиции о сосуществовании отношений «субъект — объект» и «субъект — субъект» (ее особенно настойчиво отстаивал Б. Ф.Ломов; незадолго до смерти Алексей Николаевич написал небольшой фрагмент, позже опубликованный в его двухтомнике, как раз с осуждением этой концепции [3]). Принятие такой позиции, как я старался показать, влечет за собой ошибочное (чисто индивидуалистическое) понимание природы самой деятельности. С чем-то вроде содоклада выступил Г. П.Щедровицкий, крайне резко (и полемически противопоставленно взглядам А. Н.Леонтьева) отстаивавший свою известную концепцию о «безличности» деятельности и стремившийся убедить аудиторию в отсутствии преемственности между взглядами Л. С.Выготского и А. Н.Леонтьева. Выступающие разделились — одни развивали линию А. Н.Леонтьева и мою, другие энергично поддержали Г. П.Щедровицкого. (Все это продолжалось месяца два и превратилось в многодневную дискуссию. У меня сохранились записи, которые я делал тогда.)

Д. Б.Эльконин тоже выступил в этой дискуссии и занял бескомпромиссную и жесткую «пролеонтьевскую» позицию. Впрочем, это можно было предвидеть, зная его психологические убеждения.

...Когда — через пять лет после отца — ушел из жизни Даниил Борисович, у меня было ощущение огромной Личной Потери. Конечно, меня связывали теплые человеческие отношения и с А. Р.Лурия, и с П. Я.Гальпериным, и с А. В.Запорожцем. Но Даниил Борисович был мне — и как человек, и как ученый — особенно близок. Я писал об этом в недавней книге: «его мысли для меня особенно органичны... они как-то особенно естественно “присваиваются” мной. Наверное, если бы я не был учеником А. Н.Леонтьева, я стал бы учеником Эльконина. Впрочем, полагаю, что я им был — и остаюсь» [1; 226].

1. Леонтьев А. А. Деятельный ум. М.: Смысл, 2001.

2. Леонтьев А. А., Леонтьев Д. А. В истине жизни. Из научного архива А. Н. Леонтьева //

Художественное творчество и психология. М.: Наука, 1991.

3. Леонтьев А. Н. О дальнейшем психологическом анализе деятельности // Леонтьев А. Н. Избр.

Психол. произв.: В 2 т. Т. 2. М.: Педагогика, 1983.

4. Эльконин Д. Б. Воспоминания о соратнике и друге // А. Н. Леонтьев и современная психология

/ Под ред. А. В. Запорожца и др. М.: Изд-во МГУ, 1983.

5. Эльконин Д. Б. «...Нет меры, могущей измерить чувство дружбы моей» (Фронтовые письма к

А. Н. Леонтьеву) // Вестн. МГУ. Сер. 14. Психология. 1989. № 4. С. 9–20.

Поступила в редакцию 12.XI 2003 г.

05.10.2012

124

124