СТРАХ СМЕРТИ В ПОДРОСТКОВОМ И ЮНОШЕСКОМ ВОЗРАСТЕ

Работа выполнена при поддержке РГНФ, грант № 02-06-00184а.

Т. А. ГАВРИЛОВА

Обосновывается актуальность и значимость исследований возрастных и социокультурных аспектов танатической тревожности личности на этапе перехода от детства к взрослости. Проводится обзор зарубежных концепций и результатов эмпирических исследований тревоги и страха смерти подростков и юношей. Рассматриваются этические, инструментальные и теоретические проблемы изучения страха смерти. Представлены результаты эмпирического исследования уровня и факторной структуры этого феномена у 15–20-летних школьников и студентов Приморья.

Ключевые слова: страх смерти, взросление, подростки, юноши.

В последние годы стали заметны проблемы психологического неблагополучия молодого поколения, одной из которых — и, может быть, самой важной — выступает явное снижение ценности собственной жизни. Об этом свидетельствует увеличение количества детских и подростковых самоубийств, стремительно развивающаяся наркотизация и алкоголизация молодежи, повышение интереса к экстремальным формам проведения досуга, предпочтение виртуального мира реальному.

Современный молодой человек взрослеет в такой ситуации, когда его сознание с детства просто «бомбардируется» темой смерти. Смерть присутствует в его жизни повсеместно. Фильмы, книги, телепередачи изобилуют демонстрацией изощренных убийств и мучительных смертей. Тексты современной рок - и рэп-музыки также насыщены тематикой смерти и разрушения. Более всего переживания по поводу смертности актуализируются, естественно, новыми социальными реалиями: современные взрослеющие дети живут в ситуации беззащитности перед угрозой терроризма. А «старение» населения? Смертность в стране превышает рождаемость, и потому молодым чаще приходится жить в окружении старых людей, для которых тема смерти естественна и актуальна.

И это при всем том, что существует определенное табу на разговоры с детьми о смерти. Говорить с подрастающими детьми о смерти так же «щекотливо», как и о вопросах пола. Более того, в ситуации социально-экономического кризиса ослабели детско-родительские связи. Родители не просто не знают, как говорить с детьми на трудные экзистенциальные темы, — они порой не имеют ни сил, ни желания говорить с ними о чем-либо вообще. К тому же, если проблема полового воспитания и просвещения в настоящее время получила хоть какие-то научно обоснованные средства для ее решения, то проблема танатической пропедевтики еще даже и не осознана в педагогических кругах. В отечественной психолого-педагогической литературе, конечно, имеются отдельные разработки, касающиеся отношения детей и подростков к смерти. Однако эти разработки большей частью заимствованы из опыта западных коллег и относятся либо к проблемам терминально больных детей [5], либо к проблемам помощи ребенку в переживании горя утраты близкого человека [1].

05.10.2012

Научно обоснованных рекомендаций и программ работы с «нормативными» группами подростков и юношей по проблемам конечности Я пока нет. Более того, в учебных пособиях по возрастной психологии в разделах о подростковом и юношеском возрастах при подробном описании содержания интеллектуального и личностного развития мы не находим никаких упоминаний об отношении взрослеющего человека к факту собственной смертности. В развитии у них абстрактно-логического мышления, рефлексии, самооценки и направленности на будущее почему-то не усматривается потенциальной способности к осознанию этого факта и введения проблематики смерти в контекст личностного развития. Если молодой человек начинает задумываться над тем, кем ему быть и каким ему быть в будущем, то он не может не осознавать и такого варианта, что его может и не быть вообще.

Отношение к смерти как в теоретическом, так и в эмпирическом плане довольно-таки широко исследовано в западной психологической науке. Начиная с 70-х гг. прошлого века получено огромное количество разнообразного по методологическим основаниям эмпирического материала о возрастных, социально-психологических и личностных особенностях страха смерти.

Одну из наиболее влиятельных концепций страха смерти сформулировал З. Фрейд [8], [9]. Для него страх смерти является поверхностным выражением других, более глубоких страхов — страха кастрации и страха отделения. Логика З. Фрейда состояла в том, что, во-первых, бессознательное не знает смерти, так как оно ничего не знает об отрицании. Во-вторых, в опыте человека не может быть ни собственной смерти, ни того, что можно было бы уподобить опыту смерти, поэтому собственную смерть невозможно понять. В-третьих, отмечал он, невозможно вообразить себе собственную смерть, потому что когда мы стараемся это делать, все равно мы сохраняем себя как некого наблюдателя, видящего себя мертвым. Человеку, по З. Фрейду, присущ инстинкт смерти (Танатос), противоположный инстинкту жизни (Эросу). Широко известна фраза З. Фрейда — «...целью всякой жизни является смерть» [9; 405]. Можно сказать, что он исключал из спектра танатических чувств страх, настаивая на его вторичной природе. Первичным чувством по отношению к смерти для него было амбивалентное чувство притяжения и отталкивания.

Точка зрения З. Фрейда неоднократно оспаривалась и его последователями (М. Клайн), и — в наибольшей степени — экзистенциалистски ориентированными учеными (Э. Беккер) [12], которые доказывали, что страх смерти является наиболее базисной движущей силой активности индивида и общества.

Это положение применительно к онтогенезу развивал И. Ялом [10], который вслед за М. Клайн, О. Ранком, А. Адлером и другими был поражен странной инверсией «первичностей» у З. Фрейда. И. Ялом обнаружил теоретические и личностные причины такой инверсии; обобщая свои клинические наблюдения и немногочисленные работы других исследователей, он пришел к заключению, что дети глубоко озабочены смертью, и эта озабоченность возникает в гораздо более раннем возрасте, чем принято думать. Более того, И. Ялом утверждал, что переживания детей по поводу смерти оказывают далеко идущее воздействие на их развитие — гораздо большее, чем переживания по поводу сексуальных проблем.

Следующий подход основан на эмпирических данных, он развивается в рамках теории социального научения (Р. Кастенбаум) [17]. В соответствии с этим подходом страх

05.10.2012

Смерти является результатом научения и его следует рассматривать в контексте общей стратегии совладания индивида с угрозами разного рода. Р. Кастенбаум предполагает, что трудности в совладании с проблемой смерти проистекают не только из темы смерти самой по себе, но и из тех сложностей, которые возникали у индивида по ходу его возрастного научения. Являясь одним из наиболее авторитетных танатопсихологов, Р. Кастенбаум критически относится к фрейдистски и экзистенциально-ориентированным концепциям, как к недостаточно эмпирически обоснованным.

Упрек в эмпирической необоснованности фрейдистской и экзистенциалистской концепции достаточно традиционен. Обобщение клинических случаев и саморефлексии вряд ли может претендовать на репрезентативность и надежность заключений. Вместе с тем систематическое исследование каких бы то ни было страхов — а тем более тревог по поводу смертности — всегда сопряжено с целым рядом трудностей. Наиболее серьезной из них является этическая проблема.

Как можно спрашивать о тревожных переживаниях испытуемого, особенно детского и подросткового возраста, без создания у него состояния эмоционального дискомфорта? Нельзя не согласиться с мнением Х. Вэсс [25], что исследователи страха смерти у детей и подростков должны больше ориентироваться на косвенные методы получения информации, например, на анализ взрослыми своих детских переживаний или систематические повседневные наблюдения. А в тех случаях, когда применяются методы прямого опроса, они должны проходить в условиях «сочувствующего внимания», с контролем за состояниями детей на всем протяжении ситуации исследования. При этом не стоит забывать тот факт, что обсуждение тревог может оказывать иногда не столько психотравмирующее, сколько психотерапевтирующее влияние. В свое время Г. Фейфель, изучая установки безнадежно больных людей на близость смерти, был удивлен тем, что большинство пациентов не продемонстрировали реакции избегания интервьюирования и охотно говорили о своих мыслях и чувствах по отношению к смерти. «Некоторые из них, — пишет он, — даже благодарили людей, проводивших исследование, за то, что получили возможность высказать свои мысли о смерти» [7; 56].

Другой трудностью в проведении систематического эмпирического исследования страха смерти является проблема методических средств. Для изучения неосознаваемого страха смерти обычно применяют традиционные проективные инструменты (ТАТ, тест Роршаха, ассоциации, незавершенные предложения, тахистоскопические проекции и кожно-гальваническую реакцию). Для измерения осознаваемого страха исследователи поначалу использовали грубо сконструированные шкалы самоотчета, состоящие из прямых вопросов. Впоследствии были сделаны разработки более

Валидных и надежных методик исследования. К их числу относят Шкалу Страха смерти (Death anxiety Scale — DAS) Д. Темплера [19]. Этот опросник включает 15 вопросов, предполагающих дихотомические ответы. Он получил наибольшее распространение и признание в мире. К настоящему времени насчитывается около 20 работ, посвященных проверке его психометрических характеристик. Он адаптирован к арабской, испанской, индийской, китайской, корейской, немецкой, японской популяциям. Нами была предпринята работа по его адаптации в русскоязычном варианте [2].

С инструментальной проблемой тесно связана проблема содержания и структуры страха смерти. Целый ряд исследователей придерживаются мультикомпонентного подхода к этому феномену. Это направление впервые оформилось в работах Г. Фейфеля,

05.10.2012

Который рассматривал такие аспекты страха смерти, как прекращение боли и несчастья, воссоединение с близкими, потеря контроля, наказание и одиночество. Начало психометрически ориентированному подходу было положено в связи с оценкой факториальной структуры DAS. В многочисленных исследованиях разнообразных по полу, возрасту, жизненному опыту и сфере занятости выборок испытуемых помимо специфических для тех или иных групп факторов DAS были обнаружены общие.

Были выделены четыре таких фактора [19]. Первый (главный) связывают вместе когнитивные и аффективные реакции на смерть (когнитивно-аффективный компонент). Второй Фактор фокусируется на физических изменениях, реальных и/или ожидаемых, которые сопровождают смерть и серьезную болезнь (беспокойство по поводу физических деформаций). Третьим Фактором явилось осознание неостановимого течения времени, которое может сжимать будущее и расширять прошлое (фактор осознания времени). Четвертый Включает боль и стресс, актуальные и/или ожидаемые, приносимые хронической или неизлечимой болезнью (озабоченность болью и стрессом).

Р. Лунетто и Д. Темплер, обобщая данные широкомасштабных проектов, пришли к выводу, что общий балл по DAS редко показывает значимые групповые различия. Испытуемые различных категорий больше отличались отдельными компонентами страха смерти.

Помимо инструментальных трудностей в изучении страха смерти отметим также, что этот феномен подвержен влиянию социокультурных и ситуационных факторов. Этничность, социально-экономический статус, личный опыт достаточно сильно влияют на уровень и структуру озабоченности людей темой смерти. Поэтому данные, полученные в одном исследовании, можно обобщать только с большой осторожностью. Например, Х. Вэсс, обобщая данные многочисленных работ по изучению детских страхов смерти, обращает внимание на то, что большинство полученных выводов относится к белым детям среднего класса [25]. Она отмечает, что солидные сравнительные исследования страхов детей, живущих в разных обстоятельствах, пока не проводились.

Последнее обстоятельство нашло свое отражение в полемике по проблеме страха смерти в период взросления. Проблема состоит в том, что в одних исследованиях подростково-юношеский возраст предстает как наиболее охваченный переживаниями по поводу человеческой смертности, а в других — как наиболее равнодушный к этому. Идея о том, что переходный возраст не чувствителен к страху смерти, была теоретически обоснована Д. Элкиндом [14]. Анализируя выделенный Ж. Пиаже феномен эгоцентризма детского мышления, он выдвигает положение о том, что в своеобразной форме эгоцентризм сохраняется еще и в период взросления. Последствия этого эгоцентризма он усматривает в своеобразной психодинамике взросления, в которой

Помимо других, в частности, обнаруживается феномен «личного мифа» — вера взрослеющего в собственную уникальность и бессмертность: «смерть случится с другими, но не с ним» [14; 131].

Убежденность в собственном бессмертии наиболее характерна, по Д. Элкинду, для раннего взросления (12– 15 лет) и уменьшается к 15–16-летнему возрасту по мере укрепления формально-операционального мышления и того, что М. Эриксон называл «интимностью», в которой молодой человек открывает, что и другие люди имеют чувства, похожие на его собственные. В подростковой вере в собственную неуязвимость Д. Элкинд видит не столько негативный, сколько позитивный аспект — эта вера придает

05.10.2012

Силу подростковому Я и тем самым становится средством успешности перехода от детства к взрослости.

Концепция Д. Элкинда в свое время получила достаточно широкое признание в западной науке. Вслед за ним многие психологи стали рассматривать веру подростков в собственную неуязвимость типичным явлением развития и необходимым условием успешного перехода от детства к взрослости [21]. В последние годы, однако, этот тезис все чаще подвергается сомнениям. Клинические данные и результаты исследований, на которые опирался Д. Элкинд, оцениваются как небезупречные с социокультурной точки зрения. Так, Н. Рюкер и В. Грин называют выводы Д. Элкинда артефактом американской субкультуры экономически благополучных 1960-х годов [23]. Они приводят данные о том, что концепция неуязвимости неуместна не только в субкультурах бедности и насилия, но и в современном американском обществе в целом как в стране наибольшего насилия среди всех стран индустриального мира.

Зависимость распространенности страха смерти среди взрослеющих детей от конкретно-исторического времени была замечена А. М.Прихожан [6]. Изучая содержание страхов и тревог у российских детей разного возраста, она, в частности, обнаружила, что в период стабильных 1979–1982 гг. ни младшие школьники, ни подростки, ни юноши не вербализовали страхов смерти. В период начала социальной реформации в России 1989–1992 гг. эти страхи оказались характерны для 13–14-летних девочек, а в 1996–1997 гг. они обнаруживались и у 11–12-летних мальчиков.

Некоторые аналогии с концепцией неуязвимости можно обнаружить в идее о вере в собственную исключительность, высказываемой известным психотерапевтом И. Яломом [10]. Рассматривая клинические и эмпирические данные об отношении к смерти в детском возрасте, он выделяет две базисные стратегии психологической защиты против ужаса смерти — веру в собственную исключительность и существование конечного спасителя, — которые квалифицирует как разновидность защитного механизма отрицания. Вера в собственную исключительность, как и у Д. Элкинда, также связывается с эгоцентризмом, но с эгоцентризмом несколько иного рода. Для И. Ялома это — эгоцентризм, который возникает в самом начале жизни, когда Я представляет собой «вселенную» и любая прихоть удовлетворяется без малейшего усилия со стороны индивида. Именно это эмбриональное состояние переполняет человека ощущением собственной исключительности, и он использует воспоминание об этом ощущении как щит против страха смерти [10].

Таким образом, он ставит психодинамику, а не интеллект в центр понимания того факта, что взрослеющие дети (и не только они) ведут себя так, как будто они бессмертны. При этом И. Ялом не склонен рассматривать взросление как толерантное к страху смерти. С его точки зрения, на этапе перехода от детства к взрослости этот страх проявляется более открыто по сравнению с предыдущими и последующим возрастами. И. Ялом объясняет это тем, что в пубертате происходит слом сложившихся стратегий

Отрицания и поиск новых альтернативных путей сосуществования с фактом смерти.

Более высокий по сравнению с другими периодами жизни уровень страха смерти в подростковом и юношеском возрасте обнаруживается и в специальных эмпирических исследованиях, проведенных различными американскими психологами [11], [16], [18]–[20]. Вместе с тем авторы даже достаточно солидных изданий по танатопсихологии до сих пор отказывают возрастам взросления в озабоченности беспокойством по поводу

05.10.2012

63 6

Смерти. Так, например, известный специалист по проблемам отношения к смерти в детском возрасте Х. Вэсс пишет, что повышенный страх смерти наиболее типичен для младшего школьного возраста, а взрослеющие дети обычно считают смерть слишком далекой, чтобы о ней беспокоиться [25]. Противоречивость мнений западных исследователей о степени охваченности страхом смерти подростков и юношей в немалой мере связана с недостаточной эмпирической изученностью данной проблемы [22].

Эта недостаточность в полной мере обнаруживается и в России [4], [5]. Наиболее известны работы психотерапевта А. И.Захарова [4], который обобщил результаты своих клинических наблюдений о возрастной динамике страха смерти. В частности, он считает, что в норме страх смерти должен быть переработан сознанием к семи годам, что должно указывать на более высокий уровень психического развития ребенка, возрастание роли самосознания, ценность и прочность Я в динамике свершений, приобретения все новых и новых знаний о себе и окружающих [4]. Если страх смерти к младшему школьному возрасту не уменьшается, то это рассматривается как искажение психического развития, возникновение невроза. Таким образом, по логике А. И.Захарова, взрослеющие дети в норме должны быть мало озабочены переживаниями по поводу конечности собственной жизни.

Резюмируя изложенное выше, приходится признать, что проблема страха смерти у подростков и юношей пока остается весьма запутанной. Статус этих страхов с точки зрения психического и психологического (И. В.Дубровина) здоровья не совсем ясен [3]. Это делает необходимым специальные эмпирические исследования, основанные на достаточно выверенной методологии и разнообразной социокультурной базе.

ЭМПИРИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ

Уровень страха смерти 15–20-летних

В рамках межрегионального проекта изучения танатических переживаний личности на этапе перехода от детства к взрослости мы проводили исследование страха смерти. К настоящему времени получены результаты предварительного этапа, целью которого была адаптация и изучение возможностей использования на взрослеющих детях уже упоминавшейся выше Шкалы Страха смерти, а также ориентировка в уровнях и структуре страха смерти, соотнесение с данными близких по методологии англо-американских работ.

Изучение уровней страха смерти проводилось на выборке, состоящей из 13– 16-летних школьников (N=649), проживающих в Приморском крае (N=362, из них — 179

Девушек и 183 юноши) и Самарской области (N=287, из них — 173 девушки, 114

1 Юношей) . Им было предложено ответить на вопросы DAS, а также оценить по

Четырехбалльной шкале состояние своего здоровья, религиозность и удовлетворенность

Жизнью. Результаты опроса были подвергнуты сравнительному и факторному анализам,

Благодаря чему выявились возрастные, гендерные и региональные различия в уровнях

Страха смерти, а также его факторная структура.

05.10.2012

СТРАХ СМЕРТИ В ПОДРОСТКОВОМ И ЮНОШЕСКОМ ВОЗРАСТЕ

Возрастные, гендерные и региональные различия

При анализе средних показателей страха смерти у младших (13–14 лет) и старших (15–16 лет) подростков значимых различий не обнаружилось.

При анализе гендерных различий выявилась особенность, прослеживаемая практически во всех англо-американских исследованиях, в которых использовались различные методики: девушки демонстрируют более высокий по сравнению с юношами уровень страха смерти (T=4,8 при P=0,000) [13], [19].

Д. Темплер с коллегами в 1971 г. представили данные о средних значениях и стандартных отклонениях среднего балла по DAS для американских подростков [24]. Более поздних данных подобного рода нами обнаружено не было. Возможно, спустя 30 лет и на изменившемся историческом фоне они были бы другими, но все-таки хотелось бы обратить внимание на то, что наши данные указывают на более высокий уровень страха смерти и у юношей, и у девушек (см. табл.). Эта особенность представляется очень важной для понимания социокультурных различий и подтверждает полезность широкомасштабных межрегиональных проектов.

Региональные различия в уровне страха смерти зафиксированы и внутри российской выборки: он оказался значимо выше у приморских подростков по сравнению с самарскими (T=4,20 при P= 0,000); это прослеживается и у девушек (T=3,04 при P=0,003), и у юношей (T=3,93 при P=0,000).

Средний балл по DAS у юношей слабо позитивно коррелирует с самооценкой религиозности (R=0,196 при P=0,006). У девушек не выявилось значимых корреляций среднего балла по DAS ни с одним из выделенных нами параметров (самооценки состояния здоровья, религиозности, удовлетворенности жизнью).

Факторная структура и корреляции страха смерти

Для изучения содержания страха смерти DAS была преобразована в формат, предполагающий четыре варианта ответа («да, это так», «скорее, это так», «скорее, это не так» и «нет, это не так»). Ответы были подвергнуты компонентному факторному анализу с варимакс-ротационной процедурой.

В результате в каждой региональной выборке было выделено по пять факторов, объясняющих 56,2% (Приморье) и 55,9% (Самара) вариаций. Четыре из этих факторов имели общее содержание, остальные были признаны специфическими. Общность содержания входящих в факторы переменных позволила сделать заключение о наличии общеспецифических факторов, характеризующих структуру страха смерти у 13–16-летних подростков.

Первый фактор, охвативший 17,7 % (Приморье) и 16,8% (Самара) вариаций, составили пункты: «я по-настоящему боюсь, что со мной может случиться сердечный приступ» (0,66 и 0,76), «мне страшно думать о том, что мне может понадобиться

05.10.2012

Хирургическая операция» (0,63 и 0,63), «я очень боюсь

Умереть» (0,66 и 0,68), «я вздрагиваю, когда слышу разговоры о третьей мировой войне») (0,60 и 0,54). Этот фактор был назван Страхом неожиданной смерти.

Во второй фактор, описывающий 11,9 и 11,1% вариаций, вошли пункты: «я не очень-то боюсь заболеть раком» (–0,7 и –0,64), «я совсем не боюсь умереть» (–0,51 и –0,62) и «я боюсь мучительной смерти» (0,60 и 0,48). Этот фактор был определен как Страх мучительной смерти.

Третий фактор (10,8 и 10,6 % вариаций) объединил пункты: «я часто расстраиваюсь от того, что время летит так быстро» (0,79 и 0,75), «я часто думаю, как в действительности коротка жизнь» (0,77 и 0,67), «тема жизни после смерти сильно волнует меня» (0,45 и 0,51). Эти пункты объединяет Осознание времени. Надо отметить, что этот фактор оказался единственным, который совпал с факторной структурой DAS, выделенной в работах Р. Лунетто с коллегами [19].

В четвертый фактор (8,2 и 9,5 % вариаций) вошли пункты: «мысли о смерти никогда не посещали меня» (–0,74 и –0,73) и «мысли о смерти редко приходят мне в голову» (–0,70 и –0,71). Он был отнесен к Когнитивному компоненту Страха смерти.

При возрастном, гендерном и региональном сравнениях были обнаружены значимые различия в факторной структуре страха смерти. Так, 13–14-летние высказывали большую озабоченность страхом неожиданной смерти (T=4,9 при P=0,000) и меньшую озабоченность страхом мучительной смерти (T=2,66 при P=0,008) и осознанием времени (T=2,37 при P=0,018). Девушки чаще, чем юноши, сообщали об озабоченности аффективными компонентами страха смерти: о страхах неожиданной (T=4,63 при P= =0,000) и мучительной смерти (T=2,15 при P=0,032). Приморские подростки чаще самарских отмечали у себя страх неожиданной смерти (T=4,51 при P=0,000).

При корреляционном анализе в содержании страха смерти у девушек выявились слабая связь самооценки удовлетворенности жизнью со страхом неожиданной смерти (R=0,21 при P=0,001) и когнитивным компонентом (R=–0,30 при P=0,000): девушки, удовлетворенные жизнью, больше страшатся неожиданно умереть и реже размышляют по поводу смерти. У юношей обнаружилась слабая позитивная связь самооценки религиозности и осознания времени (R=0,27 при P=0,000).

ОБСУЖДЕНИЕ РЕЗУЛЬТАТОВ И ВЫВОДЫ

В зарубежных исследованиях обнаруживаются противоположные подходы к пониманию связи страха смерти и психологически здорового взросления. Хрестоматийное положение о личной неуязвимости как черте подросткового самосознания все чаще оспаривается на примере клинических и эмпирических фактов. Вместе с тем отмечается недостаток эмпирически обоснованных данных. Сложность систематических исследований страха смерти связана с этическими и инструментальными проблемами.

Исследование озабоченности приморских и самарских подростков страхом смерти показало, что девушки обнаруживают более высокий его уровень. Оказалось также, что у них более выражена аффективная сторона переживаний по поводу смерти. Эта особенность обнаруживается в многочисленных зарубежных исследованиях; по-видимому, она связана с социальными санкциями на более открытую вербализацию

05.10.2012

Женщинами состояний беспомощности. У юношей страх смерти проявляется в более интеллектуализированной форме и имеет тенденцию быть связанным с самооценкой религиозности. Кстати, значимых различий в самооценках религиозности между юношами и девушками обнаружено не было. Исследование показало также наличие некоторых возрастных различий в выраженности страха

Смерти. Если по уровню этого страха 13–14-летние подростки не отличались от 15–16-летних, то по его содержанию такие отличия имелись: младшие подростки сильнее выражали страх неожиданной смерти, а более старшие — страх мучительной смерти и осознание времени.

По некоторым данным [15], у взрослых удовлетворенность жизнью позитивно коррелирует со страхом смерти. В нашей работе подобная тенденция обнаружилась только у девушек. Может быть, это объясняется особенностями эмпирической выборки, а возможно, что в этом отражаются возрастные особенности переживаний личности по поводу смерти.

Проделанная работа подтверждает актуальность и значимость теоретических и эмпирических исследований страха смерти у подростков и юношей. Необходимы более масштабные и дифференцированные исследовательские проекты. Понимание и коррекция многих современных проблем взросления, например рискованного или суицидального поведения, не могут быть исчерпывающими без учета танатической тематики.

1. Андреева А. Д. Как помочь ребенку пережить горе // Развивающие и коррекционные программы для работы с младшими школьниками и подростками: Книга для учителя / Под ред. И. В.Дубровиной. М.; Тула, 1993. С. 76–99.

2. Гаврилова Т. А. Экзистенциальный страх смерти и танатическая тревога: методы исследования и диагностики // Прикладная психол. 2001. № 6. С. 1–8.

3. Дубровина И. В. Образование и психологическое здоровье детей // Региональная служба

Практической психологии. Опыт работы и перспективы развития: Материалы науч.-практ. семинара. Самара, 2002. С. 5–8.

4. Захаров А. И. Детские неврозы. СПб.: Респекс, 1995.

5. Исаев Д. Н. Психосоматическая медицина детского возраста. СПб.: Спец. лит-ра, 1996.

6. Прихожан А. М. Тревожность у детей и подростков: психологическая природа и возрастная

Динамика. М.: Моск. психолого-соц. ин-т; Воронеж: Изд-во НПО «МОДЭК», 2000.

7. Фейфель Г. Смерть — релевантная переменная в психологии // Экзистенциальная психология. Экзистенция. М.: Апрель Пресс; ЭКСМО-Пресс, 2001.

8. Фрейд З. Мы и смерть // Рязанцев С. Танатология. СПб.: Восточноевропейский ин-т

Психоанализа, 1994. С. 5–25.

9. Фрейд З. По ту сторону принципа удовольствия // Фрейд З. Психология бессознательного /

Сост. М. Г. Ярошевский. М.: Просвещение, 1989. С. 382–424.

10. Ялом И. Экзистенциальная психотерапия. М.: Независимая фирма «Класс», 2000.

11. Alexander I., Adlerst ein A. Affective responses to the concept of death in a population of children and early adolescence // J. Gen. Psychol. 1958. V.93. P.67–77.

12. Becker E. The denial of death. N. Y.: Free Press, 1973.

13. Bond C. W. Religiosity: Age, gender and death anxiety.1994.

14. Elkind D. Egoсentrism in adolescence // Child Devel. 1967. V.13. P.127–413.

15. Firestone R. W. Individual defences against death anxiety // Death Studies. 1993. V.17(6). P. 497– 515.

16. Kastenbaum R. Death fears and anxiety // Kastenbaum R., Kastenbaum B. (eds). Encyclopedia of

05.10.2012

Death. Phoenix, Ariz: Oryx Press, 1989. P.80–84.

17. Kastenbaum R. Theory, research, and application: Some critical issues for tanatology // Omega. J. Death and Dying. 1987–1988. V.18. P.397– 410.

18. Koocher G. R. et al. Death in normal children and adolescents // Psichiatria Clinica. 1976. V.9. P.220–226.

19. Lonetto R., Templer D. I. Death anxiety. N. Y.: Hemisphere, 1986.

20. McCarthy J. B. Death anxiety: The loss of self. N. Y.: Gardner Press, 1980.

21. McNail J. N. Adolescence and death // Kastenbaum R., Kastenbaum B.(eds). Encyclopedia of Death. Phoenix, Ariz: Oryx Press, 1989. P.5–11.

22. Orbach I. et al. Fear of death in suicidal and nonsuicidal adolescent // J. Abnorm. Psychol. 1993. V.102(4). P. 553–558.

23. Rucker N., Green V. The myth of the invulnerable self of adolescence // Am. J. Psycho-analysis. 1995. V. 55. N4. P.369–379.

24. Templer D. I., Ruff C. F., Franks C. M. Death anxiety: Age, sex and parental resemblance in diverse population // Devel. Psychol. 1971. V.4. P.108.

25. Wass H. Death in the lives of children and adolescents // Wass H., Neimeyer R. A. (eds). Dying: Facing the Facts. Philadelfia: Taylor & Francis, 1995. P.269–301

Поступила в редакцию 27.I 2003 г.

1 Обследование подростков в Самаре и Самарской области проводилось в сотрудничестве с

Т. Н. Клюевой и В. Э. Пахальяном.

05.10.2012

71 ДИСКУССИИ И ОБСУЖДЕНИЯ