ПСИХОЛОГИЯ ПЕРЕЖИВАНИЯ В КОНТЕКСТЕ КУЛЬТУРНО-ИСТОРИЧЕСКОЙ ТИПОЛОГИИ

О. Е. ХУХЛАЕВ

Рассматривается переживание как деятельность по перестройке психологического мира, направленная на установление смыслового соответствия между сознанием и бытием. Переживание имеет формальные (структурные) и содержательные аспекты. При культурно-историческом анализе его формальных особенностей можно выделить две исторически различные формы переживания: дискурсивную, связанную с абстрактным мышлением и ставящую своей целью выявление каузальных взаимосвязей, и мифологическую, связанную с «первобытной» системой семантизации. При использовании мифологической формы переживаний, при котором отсутствует установление причинно-следственных связей и осознание линейности, историчности времени, ребенок преображает объективную ситуацию в контексте собственной мифологической картины мира.

Ключевые слова: дискурсивное переживание, мифологическое переживание, причинно-следственные связи, диахронический процесс, синхронный процесс.

Тенденции развития современной академической психологической науки приводят к ее сближению с практическими отраслями психологии, и в первую очередь с психотехникой. Одним из центральных феноменов психотехнических отношений является переживание. Основываясь на подходе Ф. Е. Василюка, мы будем рассматривать Переживание как особую деятельность, работу «по перестройке психологического мира, направленную на установление смыслового соответствия между сознанием и бытием» [2; 27].

Эта деятельность обладает следующими характеристиками:

1) она проявляется только в ситуациях невозможности реализовать внутренние необходимости жизни и возникающей вследствие этого «бессмысленности» бытия (новая ситуация невозможности до ее переживания, естественно, еще не осмыслена, следовательно, смысла пока нет, он должен только возникнуть);

2) установление смыслового соответствия протекает как во внутреннем, так и во внешнем плане; целью любых действий человека здесь становится в первую очередь «добыча» смысла, а не достижение предметно-практического результата;

3) в процессе деятельности переживания могут участвовать все психические функции — как эмоционально-волевые, так и когнитивные;

4) целью переживания можно считать установление взаимосоответствия в следующей круговой структуре: конкретный момент бытия (среда в данный момент) — личностный смысл — смысловые образования личности — бытие в целом — конкретный момент бытия.

Как и в любой деятельности, в переживании имеются как содержательный, так и формальный (структурный) аспекты. Не вызывает сомнения, что деятельность переживания у детей построена несколько по иным законам, чем у взрослых. Мы предположили, что специфику деятельности переживания у детей определяют некоторые структурные отличия.

Структурные особенности детских переживаний основываются на формальных

05.10.2012


19

Аспектах деятельности переживания.

20

Подходя к переживанию с формальной точки зрения, можно сказать, что в его основе лежит способ, которым ребенок проводит оценку характера рассогласования сознания и бытия. Здесь мы исходили из идеи А. Н. Леонтьева о том, что «психическое отражение неизбежно зависит от отношения субъекта к отражаемому предмету — от жизненного смысла его для субъекта» [7].

Мы считаем необходимым обратить внимание на культурно-исторический анализ происхождения формальных особенностей переживания. При историческом рассмотрении общих закономерностей отражения психикой человека взаимосвязей сознания и бытия можно выделить два самых общих стиля подобного отражения, являющихся в том числе и формообразующими структурами для деятельности переживания. Первый — наиболее естественный и понятный — основан на так называемом научном мышлении, принятом в современном обществе. Основная его характеристика — каузальность, т. е. ориентация на строгое выявление и соблюдение причинно-следственного анализа окружающего мира. Второй — отражение мира, свойственное в первую очередь сознанию первобытного человека. Многие авторы отмечают, что мышление первобытных людей имело существенные отличия от мышления современных людей. Не вдаваясь в анализ подчас противоположных взглядов, наметим свою точку зрения по данному вопросу.

Мы будем придерживаться концепции Л. Леви-Стросса [5], отмечавшего в своих работах наличие высокого познавательного интереса у первобытного человека. По мнению ученого, первобытное мышление, так же как научное, ставит своей целью обеспечение жизни человека в мире через его объяснение. Однако эти способы объяснения несхожи друг с другом. Магию К. Леви-Стросс понимал как специфический способ познания, присущий человеку.

В соответствии с двумя способами познания мира мы выделили две основные формы переживания. Научный, каузальный способ познания мира соответствует в нашей типологии Дискурсивной Форме переживаний. Способ осмысления действительности, присущий первобытному (в самом широком понимании этого слова) обществу, соответствует Мифологической Форме переживания. Подобная типология может дать нам возможность классификации переживаний в детском возрасте; она также говорит о культурно-исторической основе происхождения деятельности переживания у детей.

Вначале обратим внимание на общие характеристики дискурсивной формы переживания.

Мы сознательно не стали обозначать этот тип переживаний как соотносимый с ведущим типом мышления в научном познании — т. е. рациональные, абстрактные, логические переживания. Дело в том, что любая человеческая деятельность, производимая научным (в широком смысле этого слова) мышлением, обязательно использует и вне-логические формы мышления [11]. На наш взгляд, основным отличием этого мышления является его дискурсивность, но не как «рассудочность», а как «проектируемость», причинно-следственная организуемость смыслового поля.

Дискурс — это «речь, рассматриваемая как целенаправленное социальное действие, как компонент, участвующий во взаимодействии людей» [8; 136]. Дискурс необходимо понимать как некий смысловой концепт, не выражаемый в конкретных фактах, но отражающийся в особенностях ментальной деятельности. С точки зрения лингвистики

05.10.2012


19

«исходная структура для дискурса имеет вид последовательности элементарных пропозиций (семантических единиц), связанных между собой логическими отношениями конъюнкции, дизъюнкции и т. п.» [10; 39].

Необходимо отметить, что Дискурсивность Переживания понимается нами здесь в качестве предельной характеристики, опосредствующей и организующей весь процесс в целом и далеко не всегда «видимой» в конкретный момент переживания. По философскому смыслу дискурсивность может быть похожа на взаимодействие с миром, заключающееся, по М. Буберу, в основном слове — паре Я — Оно.

21

Процесс познания, желания и чувствования, ощущения и представления, относящийся к нечто как к объекту, доступному познанию и преобразованию, характеризует Оно. «Как опыт, мир принадлежит основному слову Я — Оно» [1]. Дискурсивность характеризуется целенаправленными субъект-объектными отношениями, некой исходной активностью, присутствием вектора познания (хотя бы и интуитивного).

По своей природе дискурс стремится к императивности. Она заключается в тенденции выявления всех причинно-следственных взаимосвязей вещей. Каузальный закон говорит о том, что в результате одной вещи (факта) с необходимостью появляется вторая, отдаленная от нее по времени. Каузальная система является действующей во времени, диахронической — причина всегда предваряет следствие. Развернутость во времени является основным моментом дискурсивного переживания, причем время характеризуется как линейное и историческое: от прошлого к будущему.

В самом общем виде схема переживания будет следующей: сначала выясняется тот факт, что событие А вызвало событие В, нарушившее смысловую картину мира; затем в результате размышлений делается вывод о том, что необходимо осуществить событие С, которое приведет к событию D, заново устанавливающему смысловое соответствие между сознанием и бытием.

Следует отметить, что дискурс переживания всегда развертывается во времени и, следовательно, требует осознания историчности собственного бытия.

Законы построения переживания, выведенные с помощью каузальной связи, императивны, но не всеобщи. Для данных событий А и В возможен только один выход: событие С, приводящее к D. Однако при малейшем изменении первой каузальной связи (А — В), уже сделанные выводы (С — D) оказываются недействительными. Они охватывают только совокупность фактов, идентичных друг другу, однако наша жизнь — «ворох случайностей». Индивидуальное бытие, с которым имеет дело переживание, обладает значительной степенью уникальности и к тому же исключительно непостоянно. Так как события А и В являются лишь субъективным отражением объективной картины мира, сама внутренняя логика переживания у человека может меняться даже в отношении отдельно взятого случая, однако в каждый конкретный момент построения переживанием цепочки А — D она является абсолютной истиной.

Основанность на причинно-следственных связях и представлении о линейном времени, сочетание императивности с вариативностью характеризуют дискурсивный тип переживания.

Само название этой формы переживания характеризует его как речевое и опосредствованное. Однако, как отмечалось, дискурсивность является только структурирующим принципом. В качестве материала переживания могут выступать образы, ощущения и пр., но при этом структура, их объединяющая, будет следовать

05.10.2012


19

Специфике развития языкового сознания ребенка.

С точки зрения Г. С. Салливена [9], данное переживание можно назвать синтаксическим — основывающимся на культурно-ратифицированных языковых средствах.

Как известно, внутренняя речь — основное связующее звено между речью и интеллектом. Дискурсивное переживание принципиально, по смыслу своей организации невозможно без речи. С точки зрения дискурса, особое значение обретает личностный смысл, вкладываемый в высказывание. Следовательно, основой дискурсивного переживания является внутренняя речь.

Как принято считать в отечественной психологии, внутренняя речь, в отличие от естественного языка, представляет собой определенным образом организованную систему предметных значений, независимых от конкретного национального языка (по Н. И. Жинкину [3], универсально-предметный код — УПК). УПК — это семиотическое преобразование сенсорных сигналов в предметную структуру.

22

По А. А. Леонтьеву [7], базовым этапом порождения внутренней речи является речевое программирование. Кодом внутреннего программирования является предметно-схемный, или предметно-изобразительный, код (по Н. И. Жинкину). «Иначе говоря, в основе программирования лежит образ, которому приписывается некая смысловая характеристика... Эта смысловая характеристика и есть предикат к данному элементу» [3; 115].

Основываясь на данных положениях, как основной формообразующий материал дискурсивного переживания мы будем рассматривать УПК.

Далее, обратим внимание на анализ того, как дискурсивное переживание осуществляет свою деятельность по согласованию сознания и бытия у детей. Основной принцип деятельности данного переживания — дискурсивный анализ ситуации, вызвавшей переживание, и создание двух цепочек УПК, связанных причинно-следственной связью. Первая цепочка — последовательность УПК, отражающая историю возникновения переживания, вторая — прогнозирование необходимой последовательности для установления смыслового соответствия между сознанием и бытием.

Покажем это на следующем примере. Если ребенок испугался матери, которая рассердилась на него за полученную двойку, у него возникает переживание с главенствующей эмоцией страха. Если это переживание будет носить дискурсивный характер, то его деятельность будет следующей. Посредством переживания, с использованием уже освоенных ребенком основ теоретического мышления устанавливаются причинно-следственные связи внутри сложившейся ситуации. Если данная операция будет осуществлена успешно, актуализируется следующая каузальная цепочка УПК: «невыученный урок — двойка — рассерженная мама». Далее благодаря переживанию устанавливается существование альтернативной цепочки: «выученный урок — пятерка — добрая мама».

Безусловно, этот пример является предельно упрощенным. Однако, по нашему мнению, именно с таких «примитивных» конструкций начинается деятельность дискурсивного переживания в детском возрасте. Лишь с возрастом, с ростом способности к рефлексии и анализу ситуации подобная цепочка начинает обрастать ситуативными обертонами, дополнительными смысловыми конструкциями и теряет первичную

05.10.2012


19

Однозначность.

Итак, переживание ребенка выстраивает две линейные цепочки: одна интерпретирует прошлое, другая прогнозирует будущее. Далее деятельность переживания будет направлена на то, чтобы снять пугающее нарушение смысловой картины мира — «рассерженная мама». При наличии определенных способностей к самоконтролю и достаточной степени осознанности все силы ребенка будут положены на реализацию прогнозируемой положительной цепочки.

Следует отметить, что переживание возникает только при нарушении конкретной системы межличностных отношений; если «злая мама» является привычным элементом данной системы — оно не будет возникать, напротив, порождать переживание будет внезапное проявление к ребенку доброты со стороны матери.

С другой стороны, эффективность дискурсивного переживания напрямую зависит от степени осознания относительности межличностных отношений. Если ребенок осознает наличие в матери «доброго» и «злого» одновременно, он может пережить появление «злого». Это возможно только при осознании линейности времени, когда «доброе» и «злое» разводятся по разным временным промежуткам.

При дискурсивном переживании в сознании ребенка отражаются причинно-следственные связи реальных событий; при этом ребенок может демонстрировать утрированное понимание реальности, неадекватные фантазии по поводу окружающего мира, однако он всегда будет оперировать образами, напрямую связанными с объективной действительностью.

Мифологическая Форма переживания страха обязана своим происхождением способу осмысления действительности, присущему первобытному (в самом широком понимании этого слова) обществу.

23

Основная характеристика сознания первобытного человека заключается в том, что оно является отражением как внешнего мира, так и собственного бытия в форме мифа. Главная его функция — это мифотворчество.

Мифология, первобытное сознание являлись объектом изучения многочисленных научных школ. Так сложилось, что изучение мифа не есть прерогатива какой-то отдельной науки; он является объектом междисциплинарного изучения средствами психологии, этнографии, лингвистики, антропологии, филологии и пр.

В нашей работе мы использовали в качестве базовой концепцию О. М. Фрейденберг ([12], [13]), работавшей в рамках «семантического направления»; ее теория во многом предвосхищает структурно-семиотический подход К. Леви-Стросса и является одной из немногих успешных попыток совмещения структурного и исторического подходов. Основным предметом исследований О. М. Фрейденберг являлась семантика первобытного сознания. Семантика — это «субъективная система осмысления объективных явлений» [12; 24]. В первобытном обществе эта семантика является системой образного отражения мира, системой образования мифологических образов.

С этой точки зрения процесс создания мифологических образов можно характеризовать двумя основными законами, касающимися первобытного мышления.

Один из них — «это отсутствие причинно-следственного ряда. Первобытная причинность может быть названа антикаузальной. Одна мысль повторяет другую, один образ вариантен другому» [12; 29]. Автор не говорит об отсутствии связи между вещами. Она утверждает, что «до понятийного мышления причинность не осознавалась. Вместо

05.10.2012


19

«причины» была «вина» или «начало». Даже античные языки еще не имеют терминов «причина» и следствие» в отвлеченном значении; у греков «причина» — это “вина”, у римлян — “повод” и “дело”» [12; 24—25]. Естественно, что при ведении натурального хозяйства, когда выводы об опасностях на охоте, о выборе подходящей культуры делались опытным путем, преимущественной связью вещей могла быть только связь по смежности, «вина».

Автор также отмечает, что первобытному способу анализа действительности соответствует второй из указанных законов — синхронный закон установления взаимосвязи между явлениями, являющийся противоположностью диахронному закону, основывающемуся на каузальном, причинно-следственном анализе. Синхронный закон характеризуется отношением ко времени как к явлению дискретному, прерывистому, разбитому на отрезки, со-существующие друг с другом. Именно таким образом могло одновременно существовать в сознании первобытного человека и прошлое, и настоящее.

На данном положении следует остановиться подробнее. Обращаясь к анализу архаичных форм взаимоотношения с действительностью [4], мы можем утверждать, что переживания в первобытном обществе характеризовались нерасчлененностью субъекта и объекта и даже более того — абсолютным «снятием» таких взаимоотношений через механизм «партиципации (сопричастности) между существами или предметами, ассоциированными коллективными представлениями <...> характерный принцип первобытного мышления, который управляет ассоциациями и связями представлений в первобытном сознании» [4; 62]. С точки зрения современной науки механизм партиципации был порожден не антилогичностью первобытного мышления, а скорее вневременным, синхронным анализом происходящих в окружающем мире событий; отсутствие линейности времени порождало отсутствие линейности мышления.

Большинство исследователей мифологии приходят к выводу о цикличности, нелинейности мифологического сознания. В первую очередь это отчетливо видно в календарных мифах, основанных на мифологеме круговорота «умирания и воскресения». Даже несмотря на критику данного

24

Положения, все ученые сходятся на том, что представление о внеисторичности времени есть существенный элемент мифологического сознания.

Соответственно, совершенно естественным представляется тот факт, что мифологическая система познания мира не использует принцип причинности. Причинно-следственные связи невозможны для осознавания в первобытном мире из-за отсутствия необходимых представлений об историчности.

Однако, как справедливо замечал К. Леви-Стросс, познавательная активность «дикаря» исключительно высока; с помощью подручных средств он может достигать достаточно высоких результатов в практической деятельности. Возникает вопрос, с помощью которого опровергали в свое время теорию Л. Леви-Брюля: «Как же первобытный человек добивался практических результатов без рационального осмысления мира?» Ответ на него, на наш взгляд, лежит в следующем. В современной науке, в связи с общим пониманием систем и особенностей научных законов, их внутренних взаимосвязей, сложилось представление о том, что каузальные связи не являются единственными объективными связями. Причинно-следственные отношения описываются только одним законом — диахроническим, т. е. действующим во времени.

Однако существуют также вневременные, синхронные связи двух явлений, между

05.10.2012


19

Которыми априори нельзя установить каузальную связь. Примером действия такого закона в лингвистике, по Ф. де Соссюру, «может служить констатация: В данном саду все деревья посажены косыми рядами» [12; 57]. Явления интерпретируются как связанные синхронной связью — каждое из них занимает место в системе; ни одно из них не порождает другое, однако только их совокупность составляет данную систему. Именно в этом лежит причина, на наш взгляд, фантастической страсти первобытного человека к классификации окружающего его природного мира — ему нужно было описывать все, что он видел, как систему.

С точки зрения психологии переживания примером синхронной связи может являться высказывание: «сейчас я чувствую усталость», или «сейчас я обижаюсь на тебя» (однако добавление того, «за что обижаюсь», приведет к возникновению каузальных связей). Переживание здесь является не объяснением, а «описанием» (в терминах понимающей психологии).

Соответственно, мифологическое переживание является переживанием не взаимосвязи «факт — событие», а синхронного состояния, хотя бы и выраженного в терминах внешнего мира («колдуна увидел»), но исключительно описываемого, а не объясняемого.

Основываясь на этих законах и проводя подробный анализ особенностей первобытного мифотворчества, О. М. Фрейденберг приходит к выводу о наличии основного принципа первобытной семантизации. Этот принцип, отражающий систему организации мифологических образов, назван автором Семантической тождественностью.

Семантическая тождественность проявляется в том, что все мифологические образы по содержанию, по смыслу тождественны друг другу. «Для первобытного сознания один предмет и есть другой» [12; 29], — отмечает автор. «Образ выполнял функцию тождества; система первобытной образности — это система восприятия мира в форме равенств и повторений» [13; 51]. Нет никакой сопричастности вещей друг другу — весь мир един.

Различия между образами возникают, когда образ принимает какую-то форму: выражается в мифе, обряде, обычае. «Форма есть то состояние содержания, в котором оно реально функционирует... Форма есть бытие содержания» [12; 29]. Именно в форме объективируется реальность, окружающая первобытного человека. Формы мифологических образов есть интерпретации окружающей действительности, их совокупности становились первобытными классификациями. Сосуществование в мифологическом образе единого, семантически тождественного смысла и многообразных

25

Различных форм давало возможность первобытному человеку как ощущать единство мира, так и видеть реальные предметные различия между вещами.

Однако следует отметить, что форма мифологического образа отражает лишь предметно-чувственные, наглядные различия. Любая абстракция здесь относительна, так как абстрактное в мифе — прерогатива мифологического смысла, организованного по принципу семантической тождественности.

Как и дискурсивная форма переживания, мифологическое переживание всегда является фигурой межличностных отношений. В связи с этим внутренний конфликт, чтобы вызвать необходимость переживания, должен затрагивать сферу межличностных отношений — нарушать интерперсональную безопасность ребенка.

Как уже отмечалось, мифологическое переживание «отражает» внешний мир как

05.10.2012


19

Нелинейную, вневременную систему. Соответственно, объектом внимания данного переживания будут не причинно-следственные связи, а структура организации элементов в данной конкретной системе (мифологической картине мира). Принцип организации этой структуры является семантической тождественностью.

Следовательно, нарушение межличностных отношений будет в данном случае отражено переживанием как некое изменение системы, организующей их, и его задачей станет восстановление былой гармонии — семантического тождества. В традиционном обществе для этого существовали специальные ритуалы, ребенок же использует потенциал собственной фантазии и воображения.

Важно то, что мифологическое переживание как бы «не обращает внимания» на причину и следствие происходящих изменений, связанных негативными ощущениями. Его задача — установление гармонических тождественных отношений между измененными и оставшимися неизменными элементами системы межличностных отношений. Соответственно, чем мир в большей степени семантически тождествен для ребенка, тем чаще переживание будет исчезать, еще не возникнув.

Мифологическая форма переживания может быть соотнесена с паратаксическим переживанием по Г. С. Салливену. Ей свойственны все характеристики, присущие паратаксису. В первую очередь это общие свойства таких переживаний, когда «между элементами, различными аспектами, разнообразными видами переживаний не устанавливается никакая логическая связь. Они просто сосуществуют вместе или самостоятельно, в зависимости от обстоятельств» [9; 57]. Эти переживания изначально не связаны друг с другом, каждое из них является самостоятельной системой.

В процессе развития отдельные переживания организуются в систему переживаний. Однако взаимосвязи в этой системе не являются причинно-следственными, как уже отмечалось, они носят исключительно синхронный характер связей по смежности.

Далее, необходимо обратиться непосредственно к рассмотрению того, как функционирует эта форма переживания в детском возрасте.

Использование мифологическим переживанием принципа семантической тождественности может проявляться следующим образом. Предположим, ребенка младшего школьного возраста часто, строго и сильно мама ругает за плохие оценки. Один из вариантов развития событию будет следующим. Ребенок не может проанализировать ситуацию, до конца понять, за что же его ругают, не может выяснить, как ему справиться с этой проблемой, — не может рационально и каузально пережить этот страх. В этом случае ему может помочь мифологическая форма переживания. Пугающий образ матери, которая ругает его, переносится на более подходящий для мифологического осмысления образ, — например, «ведьму». Теперь ребенок уже не боится матери, — он боится именно ведьмы. Попав в мифологическую систему смыслов, образ пугающей матери в виде ведьмы абсолютно спокойно становится ее

26

Частью (чего ребенок не может сделать в реальности), так как мифологический смысл устанавливает всеобщее тождество.

Мифологическая форма переживания устанавливает тождество между идентификацией с объектом страха (матерью) и обособлением от нее, т. е. проблема ребенка не разрешается, а как бы снимается для него самого. Делается это путем замещения реальных образов на мифологические (мать — ведьма), позволяющие проводить мифологические «манипуляции».

05.10.2012


19

Использование принципа семантической тождественности в мифологической форме переживания страха снимает напряжение смысловых структур, возникшее из-за интерперсональной небезопасности. Его адаптивная роль заключается в высвобождении энергетического потенциала для разрешения ребенком объективного конфликта, однако ничего не говорит о возможностях его разрешения.

Следует отметить, что при внешнем сходстве мифологическая форма переживания страха принципиально отличается от вытеснения как вида психологической защиты, распространенного в рамках дискурсивной формы переживания. При вытеснении из сознания «убирается» присутствующий там образ реальности, что предполагает, при определенных условиях, возвращение этого образа обратно. При мифологическом переживании образа реальности не существует вообще. Это переживание может быть успешно, если весь мир (по крайней мере, в рамках данной проблемы) воспринимается мифологически как единая семантическая тождественность, не воспринимающая причинно-следственные связи объективной реальности.

Также необходимо указать на немаловажный аспект мифологического переживания, имеющий место в детском возрасте, — данное переживание принципиально возможно вне речи; его материал — образы. Переживание, конечно, может использовать внутреннюю речь, но большей ценностью здесь обладает речь внешняя и соответственно более важной является индикативная функция речи, в отличие от ключевой для дискурсивного переживания сигнификативной функции. Можно сказать, что язык в мифологическом переживании — «магическая» система, когда слово еще не стало абстракцией, а имеет непосредственную, телесно ощущаемую связь с предметом. Соответственно, от всех манипуляций со словом (произнесения, пропевания и пр.) будет «изменяться» и сам названный предмет. Слово «реально», и, следовательно, большим значением будет обладать речь, указывающая на внешние объекты, нежели их обозначающая, — так в традиционном обществе старались не произносить попусту вслух имя «грозной» фигуры (например, медведя), используя для его обозначения «окольные» пути — «хозяин леса» и пр.

Итак, можно выделить две различные формы переживания, два различных подхода к решению «задачи на смысл». Однако нам представляется, что в реальной феноменологии деятельности переживания ребенка мы можем говорить только о переживании «в целом». Формы переживания являются своего рода исходным материалом, базисом для возникновения реального детского переживания. Именно в этом сочетании, на наш взгляд, заключается структурная специфика деятельности переживания в детском возрасте. Вероятность преимущественного «использования» той или иной формы переживания существенным образом зависит от особенностей мышления ребенка, а также от его речевого развития.

Важно, что замещение одной формы переживания на другую, их постоянное взаимное перетекание есть тот феномен, без учета которого может сильно снижаться эффективность взаимодействия психолога с детьми. Очевидно, что в рамках процессуального подхода к терапевтической и коррекционной деятельности диалектика взаимоизменения детских переживаний интуитивно ощущается психологом, отслеживающим характер терапевтического процесса, однако это не уменьшает важности осознания феноменов, объективно

27

Влияющих на характер психологической помощи.

05.10.2012


19

10


В заключение подчеркнем, что задачей данной работы является в первую очередь постановка вопросов и обозначение проблемных моментов, неких ключевых фигур интеллектуального поиска, связанных важнейшей для культурно-исторической психологии темой — переживанием.

1. Бубер М. Я и Ты. М.: Высш. шк., 1995.

2. Василюк Ф. Е. Психология переживания. М.: Изд-во МГУ, 1984.

3. Жинкин Н. И. Язык. Речь. Творчество. М.: Лабиринт, 1998.

4. Леви-Брюль Л. Первобытное мышление. М.: Прогресс, 1994.

5. Леви-Стросс К. Первобытное мышление. М.: Республика, 1994.

6. Леонтьев А. А. Основы психолингвистики. М.: Смысл, 1987.

7. Леонтьев А. Н. Проблемы развития психики. М.: Изд-во МГУ, 1981.

8. Лингвистический энциклопедический словарь. М.: Сов. энциклопедия, 1988.

9. Салливен Г. С. Интерперсональная теория психиатрии. СПб.: Ксп+; Ювента, 1999.

10. Степанов Ю. С. Альтернативный мир: Дискурс, факт и принцип причинности // Степанов Ю. С. (ред.) Язык и наука конца 20 века. М.: Изд-во РГГУ,1995.

11. Теплов Б. М. Ум полководца. М.: Педагогика, 1990.

12. Фрейденберг О. М. Миф и литература древности. М.: Восточная литер., 1998.

13. Фрейденберг О. М. Поэтика сюжета и жанра. М.: Лабиринт, 1997.

Поступила в редакцию 30.XII 2003 г.

05.10.2012


107

1


107

ПАМЯТНЫЕ ДАТЫ

К 100-ЛЕТИЮ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ В. ФРАНКЛА