ИНИЦИАЛЬНЫЙ ПУТЬ РАЗВИТИЯ ЛИЧНОСТИ: ВОЗМОЖНОСТИ ПСИХОЛОГИЧЕСКОЙ РАБОТЫ

Т. М. БУЯКАС

Работа выполнена в рамках феноменологической психологии. Сделана попытка рассмотреть место «бытийного плана» и важность психологической работы с ним в процессе становления личности. К откровениям этого плана сознания обращается инициальная психотерапия — современное направление индирективного подхода к человеку.

В качестве психотехнического инструментария используются инициальные психотехники, заимствованные из опыта работы «Центра инициальной терапии К. Дюркхайма» (Германия).

Ключевые слова: индирективная психотерапия, инициальный путь, новый личностный опыт, истинное Я, состояние «распахнутости», открытое внимание, полнота и целостность, присутствие, смысл.

Инициальная психотерапия — направление, основанное профессором философии и доктором психологии Лейпцигского университета Карлфридом графом Дюркхаймом (1896–1988) и его коллегой и женой, доктором психологии Марией Гиппиус, ученицей В. Келера, М. Вертхеймера, К. Левина, Ф. Крюгера [5], [19].

Инициальную психотерапию следует рассматривать как одно из направлений современной Индирективной психотерапии. Подобный подход к человеку осуществляется в человекоцентрированной терапии К. Рождерса, а также в аналитической психологии К. Юнга, психосинтезе Р. Ассаджоли, логотерапии В. Франкла, процессуально-ориентированной психологии А. и Э. Минделл.

Индирективная психотерапия нацелена не на устранение отдельных болезненных симптомов — она обращается к личности человека с попыткой Высвободить некое позитивное начало В нем, его творческий, душевный и телесный потенциалы. Такая установка одинаково осуществляется как по отношению к больным разной нозологии, так и по отношению к здоровым людям. Подход построен на глобальном доверии к человеку, на том, что наилучший ответ может дать только Сам человек. В соответствии с этим, психотерапевт в процессе работы ничего не привносит, он воздерживается от всего, что могло бы задать какое-либо направление движению. Он Идет вместе С человеком, становясь его спутником в этом творческом «путешествии» к своей сущности. Это «путешествие» осуществляют, по сути, оба — и клиент, и терапевт. Когда каждый из них каким-то образом соприкасается со своей трансцендентной сущностью, с неизвестным в себе, все, что бы они ни делали, оказывается Целительным [12].

69

Центр инициальной психотерапии К. Дюркхайма — «Духовные Гималаи Европы» — активно действует более 50 лет в Германии, в горах Шварцвальда [9]. В этом центре разработаны и используются Инициальные психотехники: «свободное рисование» (свободное выражение чувств в свободном графическом движении), Leib-терапия (работа с телом), медитативные танцы, упражнения с мечом, работа с голосом и музыкальными инструментами, работа с глиной и рисование пальцами, работа со сказкой и многое

09.10.2012


68

Другое. Можно сказать, что все это — инструментарий, посредством которого создаются условия для порождения Нового личностного опыта. Этот опыт не выводится из прежних особенностей и состояний человека — тех, которые уже есть, т. е. уже сложились к моменту начала работы. Он Впервые рождается здесь и сейчас! Соответственно через этот опыт в человеке Впервые устанавливаются Новые состояния, отыскиваются новые смыслы и открываются новые возможности. Можно сказать, что человек каждый раз «в самом же опыте и рождается», т. е. рождается внутри самой работы, на каждом ее шаге. Так обретается путь исполнения себя.

В данной статье мы будем опираться на материалы многолетнего (более 10 лет) опыта работы в области инициального подхода к человеку. Анализ этого опыта позволяет нам выделить основополагающую дихотомию — Данного и «про-из-водимого», Данного — как всегда уже данного, как формул и штампов, которые давно и прочно поселились в человеке и отягощают своим прошлым его настоящее. Это бесконечные жалобы на то, что уже состоялось; мертвые, ничего не порождающие слова, речевые штампы, стандартные, хорошо отработанные интонации, позы и жесты, заученная мимика и т. д. и т. п. Этот давно и хорошо, до мелочей, отработанный сценарий прочно поселился в человеке и удерживает его в своем прошлом, не предлагая ничего следующего, нового. Состояние такого непрестанного Дления себя, своего наличного, эмпирического Я как прочный фасад скрывает истинное Я человека. Я-сценарии — данность, которая приводит в отчаяние клиента и заботит терапевта. Человек здесь замкнут в круге своих возможностей, «исчисляемых им и исчисленных для него» [15; 288].

Как разомкнуть этот порочный круг? Как показать человеку, что он «не совпадает с самим собой, со своей наличностью», что он «еще не сказал своего последнего слова», что он «всегда ценностно предстоит себе» (М. М. Бахтин), что он Всегда больше, чем его наличное, эмпирическое Я? Как помочь ему пробудиться, чтобы по-новому (снова) увидеть мир и себя? Что может этому способствовать?

Постановка таких вопросов побудила нас внимательнее присматриваться к тому, как человек Выражает себя в целом, когда он работает, используя инициальные психотехники, или рассказывает о себе, как выражается в поведении и жестах человека то, что ускользает от его контроля. И если набраться терпения и заострить свой глаз, то можно заметить или, наконец, дождаться живого слова, которое Сейчас рождается У человека, дослушаться до живого интонирования. Можно заметить спонтанный жест, какое-то особое движение, мгновенное озарение глаз, улыбку и т. д. и т. п. Это Живой опыт, это ростки Возможности, которые пробиваются сквозь старый, дремучий лес Я-сценариев. Это вестники живущей в человеке трансцендентности, «имманентной трансцендентности» (К. Дюркхайм). Здесь свежий ветер в лицо, здесь все возвещает из будущего. Это — вестники пространства поэзиса. О поэзисе мы говорим в изначальном греческом смысле этого слова, к которому нас возвращает М. Хайдеггер. Поэзис, понятый по-гречески, есть выведение из потаенности, выход из несуществования к присутствию, есть событие про-из-ведения из сокрытого в

70

Явное. Это Событие рождения Чего-то на свет — того, что «всегда еще не есть», что через это произведение только начинает присутствовать [14; 224].

Создается такое впечатление, будто у человека Всегда есть Что-то Дополнительное К Я-сценариям, к этой обусловленности себя причинно-следственным эмпирическим рядом, есть что-то Большее, чем его наличное Я — можно сказать, некое «имеется».

09.10.2012


68

«Имеется», потому что сам клиент еще не видит его и не владеет им. Оно ему еще не принадлежит. Но человек уже находится внутри чего-то большего, внутри некой Целостности, которую ему позволено увидеть и принять. Человек, говорит К. Дюркхайм, может сказать этому плану сознания «да» или «нет». Он может «открыться навстречу “невозможному” или укрыться в возможном» [5; 12] — в сценарном, скажем мы.

Может быть, поэтому центральное место в западноевропейской культуре занимает «Легенда о Граале». Парцифаль совсем зеленым юнцом попадает в замок Короля-Рыбака. Он Уже Внутри этого замка, перед лицом Короля-Рыбака, ему (уже) явлены главные святыни: чаша, меч, копье. Но Парцифаль не задает нужного вопроса. Он слеп. Он Не видит Этого «расположения» к себе бытия. И потребуются годы страданий и подвига, чтобы вновь попасть в замок, но оказаться там уже в ином качестве.

По-видимому, в этой легенде человеку поведан высший смысл: мы всегда Уже присутствуем в бытии, мы не оторваны от этого большего, от этой целостности. Но мы, как Парцифаль, не видим этого, мы не умеем «Открыться для требования Бытия» (М. Хайдеггер).

Язык изменился. Теперь мы не сотворяем легенд, но, вчитываясь в корневые тексты современной мысли, ясно видим, что в центре внимания этих текстов стоят те же самые смыслы. М. Хайдеггер заявляет об этом весьма определенно: «человек принадлежит своему существу лишь постольку, поскольку он слышит требование Бытия... Стояние в просвете бытия я называю экзистенцией человека... Экзистенция есть то, в чем существо человека хранит источник своего определения» [14; 198]. По мнению М. Хайдеггера, нам предстоит прежде всего выяснить, «как бытие касается человека и как оно заявляет на него свои права» — ведь «человек Есть В той мере, в какой он экзистирует» [14; 201].

Для К. Дюркхайма становление человека также мыслится через опыт «соприкосновения с бытием»: «“истинное Я” понимается как место, в котором бытие само может узнать себя и проявиться в мире на языке этой индивидуальности» [5; 128]. Только там, где человек «созревает для служения бытию, там поистине достигается уровень инициального» [5; 128]. Соответственно смысл внутреннего («инициального») пути К. Дюркхайм видит в том, чтобы бесконечное бытие (Sein) стало для человека «обязывающим осознанием» и вошло в конкретность своего существования, в свое здесь (Dasein) [5; 13]. К. Дюркхайм различает инициальную терапию и инициальный путь. Соприкосновение с бытием ради своего здорового Я он рассматривает как терапию; «самоосуществление ради бытия» — как инициальный путь: «Пока ищут соприкосновения с бытием только ради своего здорового Я, это все еще лечение (терапия). Лишь когда человек любой ценой берет на себя процесс самоосуществления ради бытия... только тогда он вступает на инициальный путь» [5; 128].

М. Хайдеггер и К. Дюркхайм ставят, на наш взгляд, один и тот же акцент: в своей «оторванности от сути человек находится в ссылке, в изгнании» [5; 138]; человек Есть Лишь в той мере, в какой он «слышит требование бытия», в какой он «созревает для служения бытию». Иными словами, осуществление себя мыслится ими как Событие присутствия — как Воссоединение и удерживание себя при сути, внутри чего-то Большего, внутри некой Целостности. Эту целостность человеку позволено увидеть и принять.

71

Почему, на наш взгляд, так важно обратить внимание на наличие бытийного плана и на серьезность психологической работы с ним? Почему мы, говоря словами М.

09.10.2012


68

Хайдеггера, «призваны проторить хотя бы тропу для опыта бытия?» [14; 254]. С одной стороны, именно (из)отсюда Рождается что-то новое: новые мысли и чувства, новый личностный опыт. Рождение нового всегда дает шанс выскочить из власти Я-сценариев. Личностный опыт не конструируется человеком, но есть непосредственная передача некоей «внутренней вибрации», внутреннего звучания. Такое звучание всегда Целостно. Соответственно через такой живой, целостный опыт человек может встречаться со своим существом — осуществляться, возрождаясь в своем истинном Я.

С другой стороны, этот план для самого человека Изначально сокрыт. Человек живет и продолжает жить внутри своей же собственной «виртуальной поделки». Даже когда «опыт встречи» спонтанно прорывается, т. е. когда человек Вступает в непосредственный контакт с большим, он, как правило, не замечает этого и, тем более, не удерживает себя в этом контакте. А ведь именно в этот момент Случается событие рождения: живой опыт распахивает сценарную замкнутость человека И открывает ему возможность встретиться с собой истинным. Теперь перед человеком может встать задача — Удерживать Себя в этом «стоянии-в-несокрытости» (М. Хайдеггер). Выстаивание в «несокрытости» — сопряжение себя с чем-то целостным и боґльшим, про-из-ведение себя из этого Начала — мы, вслед за К. Дюркхаймом, будем называть Инициальным путем.

Тема полного присутствия как воссоединения себя с «вертикальным сечением этой жизни» есть центральная тема размышлений и М. К. Мамардашвили. По мысли М. К. Мамардашвили, между долгими мертвыми зонами сна и машинального, «непрожитого существования» в мире готовых вещей проскакивают вспышки особой интенсивности — действительной жизни. Эти моменты М. К. Мамардашвили, вслед за Дж. Джойсом, называет епифаниями. В момент такой епифании человек начинает «видеть первым светом», в нем пробуждается другое Я, превосходящее себя. Это новое Я преображает предметы и лица «объективной» реальности. Как распространить этот свет на пустые темные пространства потерянного времени, потерянного себя? Как начать «работать в свете»? [7].

Эти центральные для мысли М. К. Мамардашвили вопросы впрямую соотносятся с Задачей нашего исследования: рассмотреть условие возможности инициального пути.

Становление инициального пути нам видится возможным в силу двух обстоятельств. С одной стороны, вспомним М. Хайдеггера, — Требовательного Характера самого бытия. Можно думать, что этот план сам стремится к проявлению, сам ищет возможность реализоваться, родиться: «бытие есть окликающий зов, обращенный к человеку, и оно не обходится без человека» [15; 115]. С другой стороны, и это обнаруживает опыт нашей практической работы, человек Может Услышать этот «окликающий зов», он может «открыться для требования бытия».

Приведем пример того, как «продвинутый» на инициальном пути человек (будем

1 Называть его «человеком пути») действительно хорошо слышит это «требование» :

«У меня было огромное желание сделать что-то, что нужно сделать, а что, я не знала, образа не было. Меня что-то мощно толкало вперед, и я делала, и многократно переделывала. Будто какая-то сила заставляла меня это делать и знала, что и как надо делать, а я — не знала. Я чувствовала только, что эту форму надо обязательно доделать до конца, и что она должна быть совершенной. Появился новый тип

72

Движений, который я раньше в себе не знала, изменилось настроение — собранность, 09.10.2012


68

5


Настойчивость. Что-то со мной очень серьезное происходило. И только когда я, наконец, вылепила эту колбу с длинным узким горлом, я остановилась. Появилось удивительное чувство внутреннего покоя и тишины... Полной внутренней тишины...»

Когда наблюдаешь (со стороны) за тем, как человек работает или рассказывает о своем внутреннем опыте, нельзя не обратить внимания на этот процесс преобразований и поиска. Можно видеть, как человек с большим трудом, словно сквозь дебри, пробивается к чему-то такому в себе, что, по-видимому, имеет для него характер Требования, будто сама неполнота понуждает его искать себя — такого, каким он пока еще себя не знает, вернее, знает лишь тайно — в глубине своего существа. Как видно из текста самоотчета, это «пробивание к себе», к трансцендентному началу в себе, происходит по законам волшебной сказки: пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что. Человек не знает заранее этого «что», но в том, что и, главное, как он что-то делает и переделывает, хорошо просматривается, что он ищет Единственно возможный сейчас Для себя ответ — тот (только тот!), который будет ответом на это требование.

Анализ самоотчета показывает, и это важно подчеркнуть, что участник опыта находится в Особом состоянии: Он Устойчиво стоит В точке рождения чего-то на свет — в «просвете бытия», как говорит М. Хайдеггер. Он «распахнут» (М. Хайдеггер) по отношению к чему-то большему, чем он сам. В этом состоянии «распахнутости», предельно внимательно выслушивая себя, он удерживается до тех пор, пока не про-из-ведет ответ — тот, который единственно возможен для него сейчас. Этого ответа не было в Готовом Виде. Участник опыта не ищет что-то, что Уже есть И что надо лишь обнаружить. У него нет предварительного образа (вспомним его слова: «образа не было»). Человек движется здесь в Поиске созвучия С неким Словом. Это Слово звучит для него как Внутренняя необходимость. Путь к этому созвучию прокладывается, можно сказать, на ощупь: «Не это, не это... То!».

Ответ имеет очень Точное звучание: когда он появляется, участник опыта безошибочно узнает его по тому удивительному чувству Внутреннего покоя и тишины, которое, наконец, наступает. Внешнее наблюдение показывает, что это чувство внутренней тишины часто сопровождается улыбкой, легкой, едва заметной. Не есть ли это улыбка Джоконды?

В некоторых случаях у участников опыта появляется проводник, следуя за которым им все шире и глубже удается «распахивать» себя по отношению к чему-то большему и

Целостному, чем их наличное, эмпирическое Я. Этот проводник — спонтанно

2 Порождаемые образы. Приведем типичный пример подобного опыта :

«С какого-то момента я почувствовала, что начинаю как бы выбрасывать от себя острый клинок... от себя навстречу чему-то. Это были острые, резкие движения, которыми я откидывала от себя, навстречу чему-то блестящий белый острый клинок. Эти движения были мне очень удивительны, незнакомы, я не знала их прежде. Это были очень резкие, быстрые, пронзающие, колющие движения, вонзающиеся во что-то. При этом я поймала себя на том, что у меня стиснуты зубы. Да, я вовсю стискивала зубы. Появилось слово “остервенение”. Да, именно с остервенением я выбрасывала из себя куда-то, в кого-то эти резкие колющие движения. Чувство остервенения сопровождало меня неизбежно (речь отрывистая, резкая, как бы бьющая). У меня подтянулась спина, появилась внутренняя твердость, бесстрашие. Я выкидывала с остервенением в кого-то узкий белый клинок. Эти движения и это состояние длились достаточно долго. Мне стало жарко, я почувствовала себя активным воином. Я стала задавать себе вопрос — в кого я мечусь? В

73

09.10.2012


68

Кого направлены эти удары клинка? Но я не видела ответа. Тогда я стала представлять его себе — ну, например, дерево? Нет, конечно, нет. Земля — тоже нет. Люди — ну, уж тем более нет. От чего-то живого у меня появлялось просто содрогание. Нет, это не живое, не человек, не животное. Так в кого, куда направлены они? Этот вопрос звучал во мне очень долго. Я не получала ответа...

В какой-то момент, неожиданно, вдруг, я увидела толстое жирное пузо, в которое вонзался этот клинок. От неожиданности этого образа я вздрогнула. Это было пузо огромной змеи, может быть, дракона или змеи толстой, жирной, очень сильной, лениво извивающейся. Да, в нее были направлены эти удары. Когда я увидела эту змею, произошло изменение. Удар клинка попал в змею, от этого ее хвост ударился о землю, и меня всю содрогнуло, передернуло от ужаса. И в этот же момент я почувствовала, как меня скручивает кольцами все это сильное мощное тело. И одновременно с этим удушающим скручиванием я почувствовала, как я разрастаюсь, становлюсь как-то немыслимо богатырски сильной и разрываю, скидываю с себя удушающие петли-кольца этой силы. В момент, когда змея с меня сваливается, происходит чудо — вся чешуя ссыпается с нее и покрывает землю. Вся земля оказывается покрыта острыми маленькими треугольными остриями. Я вижу, что у меня совершенно меняются движения, — появляются совершенно незнакомые мне движения только кистью, может быть, даже только пальцами, которые я совершаю в жутком темпе, в страшном темпе, какие-то бесконечные, хаотические движения. Это маленькие треугольники, это какая-то щетина, которая покрывает всю землю и направлена вверх. Приходит на ум: как же ступать по такой ощетиненной земле? И появляется страстное желание найти выход — ну как же ступать по такой ощетиненной, острой земле, которая будет ранить ноги? Наверное, надо взлететь. Образ себя, летающей над землей, не подхватывается. Может быть, по ней надо научиться как-то ступать? Или либо терпеть, либо приспосабливаться? Я внимательно прислушалась к себе. Нет, никак нет... И опять долго стоял вопрос: как же теперь жить на такой земле, как ходить по ней? Я вся была — один сплошной вопрос. Я пристально всматривалась в эту щетину земли и выслушивала себя... И в какой-то момент эти треугольники стали превращаться в более узкие треугольники, и я увидела, что эта стальная щетина земли, которая пронзала ноги, превратилась в узкую жесткую траву, как осока. Я подумала: а... ну теперь, наверное, вполне можно ходить. Но ходить по такой траве мне тоже неприятно было. Я стала всматриваться в эту траву, мысленно спрашивая — какая ты, как по тебе ходить? И трава стала смягчаться, это была уже не осока, а обычная трава, ну, конечно, — не мурава. Но и она почему-то не вызывала к себе доверия, желания ходить. И опять внутренний вопрос — ну, как же на этой земле жить, по которой и ходить-то не хочется? Я продолжала всматриваться в эту траву, вопрошая. В какой-то момент травы стали немножко заворачиваться, и я увидела плуг, который перекапывал землю. Вместо острой травы появилась мягкая, блестящая, теплая земля, земля, которую захотелось взять в руки, размять, по которой захотелось ходить босыми ногами, особенно если она согрета солнцем. К этой земле возникло доверие, на нее захотелось встать, взять ее в руки и вдыхать ее запах. Эта земля меня Всецело устраивала, она принималась всем сердцем. Я почувствовала, что в ней таится богатство чего-то нового и прекрасного...

И мне подумалось, что вот так и надо всю жизнь быть вот этим плугом и превращать в пахоту все злое и колкое. Ведь в пахоте — таинство красоты и жизни... И я этим занималась... Я распахивала землю каждый раз, как только появлялись эти жесткие, холодные, злые ростки. Я спокойно трудилась и чувствовала себя в таком покое и единстве с этой землей, с ее праведностью, утренней свежестью и жизнью...».

Участник опыта здесь также находится в Особом состоянии — он открыт для непосредственного переживания во всем богатстве его проявления. Он «распахнут» по отношению к чему-то большему, чем он сам. Это большее «приходит к присутствию» (М. Хайдеггер), показывает себя через спонтанно порождаемые образы. Образы эти, как и в случае «работы с глиной», не принадлежат пространству наличного опыта, а, скорее, приходят из будущего — подчас они столь неожиданны, что человек вздрагивает при их

09.10.2012


68

Появлении. Важно обратить внимание на то, что инициируемый Полностью вовлечен В ситуацию. Образы для него — не есть объект наблюдения, а есть проживаемая им здесь и сейчас его собственная жизнь, жизнь, которая затрагивает все его существо.

74

Он порождает свое вопрошание изнутри этой жизненной ситуации. Вопрос ставится не на уровне мыслей и представлений, а целостно: на уровне всего своего существа. Человек удерживается в прямом контакте с ситуацией, остается открытым для непосредственного переживания во всем его богатстве. Это позволяет ему все шире и глубже «распахивать» себя, продвигаться к тому, чтобы «обнаружить себя самого на дне убегающего потока событий», к тому, чтобы «дослушаться в шуме дней до глубочайшего одиночества собственной сути» [13; 431]. С предельным вниманием выслушивая свой невыразимый словами, смутный глубинный отклик, человек ищет какой-то Определенный Опыт, переживая который, он почувствует Полное согласие С самим собой; ищет Единственно возможный Ответ на вопрос о том, что для него сейчас есть Смысл жизни.

Состояние «распахнутости» длится до тех пор, пока не происходит смыслового оформления опыта. Важно подчеркнуть, что человек удерживается в «распахнутости» до тех пор, пока не почувствует Полного согласия с самим собой, пока у него не родится тот смысл, который он Примет. Смысловое оформление опыта происходит спонтанно, без каких-либо специальных усилий, «В едином акте с переживанием» (Б. М. Теплов). Рождается качественно новый смысл, не выводимый из имевшихся ранее смыслов, потребностей и ценностей. Он приходит внезапно, без причин, как всякое озарение; для него нет условий и предпосылок, из которых он обязательно вытекал бы. Это чем-то похоже на решение математической задачи, которое человек видит всегда вдруг и хорошо знает, что это внезапное решение нельзя подготовить как следствие, подведя под него причины, что он мог бы, как это и бывает у большинства, вообще не набрести на это решение. Происходит, как говорит Д. А. Леонтьев, что-то подобное «инсайту» — «внезапному усмотрению смысла там, где только что еще ничего не было. Смысл возникает в сознании как бы ниоткуда, почти мистическим образом» [6; 136]. Это ответ, который исходит из глубинного, целостного ощущения себя. Человек Сам Сообщает себе «истину» о самом себе — это ты!

Так, вестники пространства поэзиса выносят человеку из глубин потаенности новые смыслы.

Через эти смыслы у человека начинают появляться новые мысли, новые чувства, новые переживания. Человек впускает в себя новый, прежде «незримый» мир: «И просветлел мой темный взор, // И стал мне виден мир незримый, // И слышит ухо с этих пор, // Что для других неуловимо...» (цит. по [1; 75]).

В приведенных примерах для нас крайне важно следующее: человек Может оказаться и может удерживать себя В состоянии, где Возможна встреча с чем-то большим в себе, встреча со своим истинным Я. Мы говорим здесь об истинном Я, так как «стояние-в-несокрытости» есть условие высказывания истины. К такому ходу мысли приводит «Dasein-аналитика» М. Хайдеггера.

Рассмотрим основные свойства этого состояния «раскрывания-распахивания» себя.

Обратимся к следующему тексту типичного самоотчета «человека пути» (инициальная психотехника «Свободное рисование» [4]):

«Этот лист белой бумаги, большой, чистый, пустой, остановил меня, мой жизненный бег. 09.10.2012


68

Некоторое время я пребывала в необычном для себя состоянии какой-то внутренней пустоты. Ничего не было. Я стала прислушиваться к себе, все больше, все полнее, все внимательнее. Это было какое-то странное внимание — будто вся я стала Одним большим внимательным глазом. Этот глаз сам ничего не предлагал, ни на что не был нацелен, ничего не хотел. Он лишь замечал любую внутреннюю вибрацию, порой почти неуловимую, призрачную, и Послушно отвечал На нее. И только по мере воплощения этой внутренней вибрации на бумаге, а иногда — лишь только после, эта

75

Вибрация, ставшая движением, начинала окрашиваться какими-то чувствами. Чувства были самыми разными, но никогда они не носили характера оценки. Одни из них были важны для меня, и даже крайне, другие — менее или совсем безразличны. Через эти движения я куда-то продвигалась в себе самой. Куда и зачем, я не знала. Только в какой-то момент я ясно почувствовала, что процесс завершен. И то состояние, к которому я пришла или в котором оказалась, было для меня крайне значимым. Оно было завершенным, целостным и открывало мне некоторый Новый смысл. (Следует рассказ о порожденном смысле.) Этот смысл сейчас меня предельно волнует. Он крайне значим для меня Сейчас».

Перед нами состояние «распахнутости». Оно лишено любых форм предвосхищающей активности: здесь нет ни мотивации, ни оценок, ни намерений автора («...состояние какой-то внутренней пустоты... Этот глаз сам ничего не предлагал, ни на что не был нацелен, ничего не хотел»). Такой незаинтересованный взгляд ничего не привносит и ничего не отвергает. И отрешенность эта позволяет «всем вещам предстать несколько отдаленно и в то же время более подлинно» (Р.-М. Рильке).

Следующим принципиальным свойством этого состояния является расширение внимания («...я вся стала одним большим внимательным глазом»). В целом такое состояние раскрывания-распахивания себя позволяет человеку послушно откликаться на любую «внутреннюю вибрацию», слегка заметную, порой лишь едва уловимую, призрачную. Можно сказать, что это есть состояние «Непредвзятого», или «Наблюдающего внимания», когда есть лишь способность тонко чувствовать и выслушивать любое внутреннее движение.

Это состояние было хорошо знакомо Р.-М. Рильке. Иначе и быть не могло: ведь он

— тот, кто «устанавливал бытие посредством слова» (М. Хайдеггер). Р.-М. Рильке называет его состоянием «доверительного само-разрешения». Образец такого состояния

— детство, говорит он, когда «вещи без различения проходят сквозь любовь ребенка» [13; 447].

Современные исследователи измененных состояний сознания обсуждают состояние «открытого», или «обнаженного», внимания (Bare Attention), которое возникает обычно в условиях медитации. В качестве его главных свойств авторы указывают на предельно широкое поле внимания и на отсутствие каких-либо видов когнитивных или эмоциональных реакций: оценок, суждений, выбора, комментирования и т. п. [16]. В этом уникальном состоянии сознания процесс наблюдения протекает без внутренних усилий и беспристрастно. Трудность достижения такого состояния послужила, как теперь считают, причиной того, что основное правило З. Фрейда — «психоаналитическое слушание» — было не только забыто, но и утверждалось, что такое состояние вообще не может существовать [18]. И лишь вспыхнувший интерес к восточным практикам обратил внимание психологов на то, что предписания З. Фрейда имеют много общего с техникой «открытой медитации». З. Фрейд определял суть своего метода слушания как «поддерживание по отношению ко всему, что слышишь, спокойной (беспристрастной)

09.10.2012


68

Внимательности, равномерно рассеянного внимания (Evenly Suspended Attention). Ибо, как только внимание намеренно концентрируется, начинается выбор. Такой выбор будет следовать ожиданиям субъекта и его склонностям. А это как раз то, чего делать не надо. Ибо, если следовать ожиданиям, то никогда не найдешь ничего, кроме того, что уже известно» (см. [18]). По-видимому, именно состояние «распахнутости» именуется в научных текстах состоянием «открытого внимания».

Неудивительно, что на инициальном пути человек попадает в состояние «распахнутости», ведь «несокрытость (истина) дается только такому существу, которое Само является распахнутым И, таким образом, стоя в несокрытости, способно выносить несокрытость» [2; 224].

76

Теперь мы можем ответить на вопрос, что отличает «человека пути». Прежде всего это — Умение настраивать себя на состояние «распахнутости» и умение удерживать себя в этом состоянии до полного согласия с самим собой, говоря иначе, умение Присутствовать.

Такое качество бытия открывает человеку возможность «Сказать себя» в своем своеобразии, раскрыть себя во всей своей неповторимой полноте. В пределе этот процесс может длиться до тех пор, пока человек не дослушается «до глубочайшего одиночества собственной сути» [13; 431]. А это и есть освобождение от дурной сценарной зависимости. Это означает, что «в тебе рассыпались всякие очертания, всякие барьеры, и ты готов принять любую форму... Это означает избавление — какая-то точка, в которой мы срезаем любое психологическое и социальное я, то есть любое Готовое я В себе и в других людях» [7; 504]. Это есть точка свободы, точка рождения истинного Я.

В этой точке человек очищен от тюремной власти сценариев, и это позволяет ему услышать голос себя живого, спонтанного, услышать что-то большее в себе, чем его обыденное Я, — голос своей Возможности. Прислушаться к нему и последовать за ним — Стать послушным Тому, что здесь-и-теперь требуется от него по существу. «Лишь поскольку человек, экзистируя в истине бытия, послушен ему, только и могут от самого Бытия прийти знамения тех предназначений, которые должны стать законом и правилом для людей» [14; 218]. Так, послушный большему, человек осуществляет себя.

Как провести «новичка» в точку рождения истинного Я? Как помочь человеку, который не слышит себя, который проходит мимо себя (вспомним М. К. Мамардашвили: «мы, как танки, проходим мимо себя»), даже когда бытийный план сам заявляет о себе?

М. К. Мамардашвили обращает наше внимание на то, что истина «являет себя только Одним мигом, сотрясая нас мгновенно и столь же мгновенно уходя от нас в какую-то даль. <...> Вот мы в жизни встретили Бога и не узнали его. Встретили. Не узнали» [7; 514, 515]. И если мы не остановили этот «мгновенный удар истины», чтобы «расширить» его, она уйдет от нас безвозвратно.

В каком-то смысле «новичок» подобен поэту. «Странная особенность вдохновения связана с Сущностным первенством Стихотворения по отношению к поэту, с тем, что последний чувствует себя еще не ставшим и в жизни, и в труде, Еще отсутствующим Перед своим творением... Вдохновение — вовсе не дар поэзии тому, кто уже существует, это существование, дарованное тому, кто Еще не возник... В этом смысле он (поэт) Не переживает Созданное произведение» [3; 230–231] (курсив мой. — Т. Б.). Поэт пребывает «в месте Несхождения, где ритм, еще лишенный слов, и голос, еще ничего не говорящий, хотя и несмолкающий, должны стать именующей силой только в том, кто его слышит —

09.10.2012


68

И в нем одном, — читатель это тот, через кого произведение говорится вновь: не пересказывается, в назойливом повторе, но удерживается в решительной, изначальной новизне слова» [3; 230]. Поэту нужен читатель! Такой же читатель нужен «новичку». Этим читателем является для него психолог-майевт [10].

Уловить весть пространства поэзиса, которая еще не переживается самим человеком, чтобы не дать ей уйти безвозвратно. Остановить то, что только «одним мигом» пробивается к росту, являет себя из потаенности: спонтанным интонациям и модуляциям голоса, спонтанным движениям и жестам, особым словам и поэтизмам, едва промелькнувшим деталям позы и выражения лица, блеску глаз и телесной экспрессии и т. д. и т. п. Уловить этот живой опыт и создать условия для его Свободного высвобождения и развертывания, для раскрытия-растворения того, Что поистине Есть этот жест, это движение, эта интонация

77

И т. п. Ведь это — Вестники сути, собственного существа человека. Они уже содержат в себе все то, в чем он сейчас нуждается [8]. Но пока они не замечаются им самим, и, соответственно, ему не принадлежат. Он так же, как поэт, еще отсутствует перед своим творением. Но ему надо встретиться с этой вестью, обогатить ее, нарастить плотью чувств, мыслей и переживаний то, что только начинает пробиваться к присутствию. Ведь только когда эта весть станет конкретным опытом самого человека, только тогда она станет его достоянием. Только когда она будет им Лично пережита, только тогда он сможет прочесть то новое для себя сообщение, которое через этот жест или эту интонацию даровано ему живущей в нем трансцендентностью. Не дано, а только даровано!

Может ли сделать здесь что-либо психолог? Чтобы ответить на этот вопрос, сравним возможности психолога с возможностями мастера художественного творения. Обратимся для этого к известной картине В. Ван Гога «Башмаки». Оказавшись перед ней, мы, как говорит М. Хайдеггер, внезапно оказываемся «в ином месте, не там, где находимся обычно» [15; 68]. О каком «ином месте» говорит М. Хайдеггер? Через посредство творения В. Ван Гогу удается Так выявить «дельность» башмаков, что они впервые Про-из-водят на свет полноту «существенного бытия изделия». Действительно: «Из темного истоптанного нутра этих башмаков неподвижно глядит на нас упорный труд тяжело ступающих во время работы в поле ног. Тяжелая и грубая прочность башмаков собрала в себе все упорство неспешных шагов вдоль широко раскинувшихся и всегда одинаковых борозд, над которыми дует пронизывающий резкий ветер. На этой коже осталась сытая сырость почвы. Одиночество забилось под подошвы этих башмаков, одинокий путь с поля домой вечернею порою. Немотствующий зов земли отдается в этих башмаках, земли, щедро дарящей зрелость зерна. <...> Земле принадлежат эти башмаки, эта дельность, в мире крестьянки — хранящий их кров» [15; 66–67].

Разве не очевидно, что эти слова М. Хайдеггер действительно произносит из «иного места» — из контекста, много большего, чем сама вещь — башмаки? Для нас здесь важно следующее: это «преображение видимого в невидимое» — в то, Что поистине есть Это изделие, крестьянские башмаки, М. Хайдеггер изведал не из описания или объяснения изделия, а оказавшись перед картиной В. Ван Гога. Значит, Художественное творение Позволило ему совершить это преображение: «Картина Ван Гога есть раскрытие, растворение того, что поистине есть это изделие, крестьянские башмаки» [15; 68–69]. Благодаря художественному творению башмаки теперь восстают для нас Во всей полноте

09.10.2012


68

«существенного бытия».

Если «творение растворяет мир» такой, можно сказать, простой вещи, как крестьянские башмаки, то спонтанный жест — этот Непосредственный Вестник целостности человека, его истинного Я — разве он не содержит в себе возможности раскрытия существа человека? Безусловно, содержит. И разве возможности психолога-мастера иные, чем возможности художника?

Как удалось В. Ван Гогу такое раскрытие? Ведь не думаем же мы, что он просто срисовал наличные и находящиеся в употреблении крестьянские башмаки? И что картина потому есть художественное творение, что художнику просто удалось их срисовать? Мастер делает что-то другое. Он никогда не отображает (Не отражает) действительность, а Делает ее видимой. Творение воплощает его «Ведение» — нечто, Увиденное в своей полноте: мастер «впускает самого себя вовнутрь несокрытости бытия» [15; 98] и приоткрывает ее тайну нам. «Сущность ведения для греческой мысли покоится в “алатейе”, или же в раскрытии, растворении сущего» [15; 90].

78

И не подобен ли художнику К. Роджерс? Разве он делает не то же самое? Ведь в процессе «активного слушания» К. Роджерс никогда не отражает Наличный опыт Клиента. Он смотрит куда-то дальше и слышит много больше сообщаемого клиентом: К. Роджерс приводит себя в точку, из которой начинает видеть человека изнутри в его «собственном существе» (М. М. Бахтин). Так, постигая Суть Клиента, К. Роджерс становится для него тем зеркалом, в котором человек может читать Существо Своих переживаний.

Оба сидят перед чем-то внешним: один — перед башмаками, другой — перед человеком, но делают они одно и то же: всматриваются в то, Что поистине есть Им предстоящее, входят в контакт с этой целостностью. Оба они «пчелы невидимого» (Р.-М. Рильке). Ведь только «В нас Одних может происходить это глубоко внутреннее и постоянное превращение видимого в невидимое» [11; 306]. Более того, к этому превращению сводится, по мысли Р.-М. Рильке, призвание человека. Художник «полагает истину вовнутрь творения». Задача психолога в каком-то смысле проще — ему не надо «полагать истину вовнутрь творения»: творение — спонтанный жест — уже перед ним. Он должен лишь его заметить и стать его «читателем», таким, например, как К. Роджерс.

Чтобы отыскать «собственное существо» жеста (или любой другой спонтанной вести), психолог прежде всего Сам Должен весь стать вниманием — «одним большим внимательным глазом». Ведь только из состояния собственной «распахнутости» ему удастся разглядеть поэзис Другого и задать соответствующие вопросы. Через эти вопросы психолог никуда Не направляет Человека, но лишь создает ему Условия для встречи С этим про-из-водящим мгновением. Он вновь и вновь обращает внимание человека на событие поэзиса и помогает ему открывать себя, «распахивать» себя к этому событию. Вопросы должны оберегать жизненное пространство Другого, сохраняя в нем свободу для дыхания души: для недоумения, изумления, восторга, терпения, ожидания, раздумья и т. д.

Ориентиры для вопросов уникальны, со-бытийны: их задает не отстраненный субъект — они порождаются живой тканью событийности. Чтобы нести в себе качество «живой событийности» (М. М. Бахтин), психолог должен быть «пустым» (вспомним свойства «открытого внимания»), лишенным каких-либо намерений и оценок, каких-либо мыслей о правильных методах реагирования, но он должен остро чувствовать мгновение и

09.10.2012


68

Всматриваться в то, Что Оно поистине есть. Важно, чтобы в вопросе звучали собственные слова клиента. Вопрошая так, психолог не вносит своих оценок, а только обращает внимание человека на его же собственный опыт. Он как бы встает рядом и молчит, и тем самым позволяет человеку оставаться таким, каков он есть, каким он бывает без зрителя.

Психолог вступает здесь в особые отношения: Следуя За «ведомым», он в то же время Раскрывает ему возможности Для его Собственного движения. Такой стиль совместного движения можно назвать «Раскрывающим сопровождением». Условием такого сопровождения оказывается, исходя из опыта нашей работы, состояние «Потока» [17], состояние, когда оба — и инициируемый, и терапевт — оказываются в едином потоке совместного движения. Двигаясь вслед за «ведомым» в едином потоке с ним, психолог шаг за шагом открывает ему возможность через этот жест (или другую спонтанную весть) прийти в «иное место»: в контакт с тем Большим, с той Полнотой, которая питает этот жест — прочитать смысл этого сообщения.

С какого-то момента человек начинает осознавать особенности стиля «раскрывающего сопровождения»:

«Как Вы интересно работаете! Ведь Вы мне меня саму открываете! Сама я этого никогда не заметила бы».

79

«Я думала, что Вы мне все про меня расскажете, объясните, какая я. А мы, оказывается, что-то вместе строим».

«Я так долго не решалась рассказать это кому-либо: боялась, что мне объяснят это мое самое сокровенное, как что-то хорошо известное в психоанализе, а получилось, что в процессе нашего разговора я вдруг сама увидела смысл этого переживания».

Постепенно инициируемый сам входит в устойчивый контакт с поэтическим планом сознания. Он больше не нуждается во внешних вопросах — теперь он сам умеет прислушиваться к себе и быть послушным своей внутренней вибрации, внутреннему звучанию себя. И звучание это уже «не может перестать говорить» в нем. Психологу важно заметить этот момент и вовремя самоустраниться — стать молчаливым участником диалога. Диалог завершается, когда человек открывает смысл своего внутреннего опыта, опыта, который вестники пространства поэзиса выносят ему из глубин потаенности.

Так человек вступает на путь следования за чем-то большим в себе — вступает на инициальный путь. Умение послушно следовать за поэтическим, бытийным планом открывает ему возможность осуществления себя через движение своей собственной мысли, мысли, которая рождается в процессе раскрытия, растворения сущего.

В заключение хочу выразить благодарность коллеге В. А. Михееву за внимательное прочтение работы и предельно точные замечания.

1. Бибихин В. В. Мир. Томск: Водолей, 1995.

2. Бимель В. Мартин Хайдеггер. Челябинск: Урал LTD, 1998.

3. Бланшо М. Пространство литературы. М.: Логос, 2002.

4. Буякас Т. М. Личностное развитие в условиях работы самопонимания, опосредствованной

Символами // Вопр. психол. 2000. № 1. С. 96– 108.

5. Дюркхайм К. О двойственном происхождении человека. СПб.: ИМПАКС, 1992.

6. Леонтьев Д. А. Психология смысла. М.: Смысл, 1999.

7. Мамардашвили М. К. Психологическая топология пути. СПб.: Русск. Христ. гуманит. ин-т,

09.10.2012


68

13


1997.

8. Минделл Э. Психотерапия как духовная практика. М.: Класс, 1997.

9. Обухов Я. Л. Духовные «Гималаи» Европы // Человек. 1993. № 3. С. 85–108.

10. Пузырей А. А. Манипулирование и майевтика: две парадигмы психотехники // Вопр.
методол. 1997. № 3–4. С. 148–164.

11. Рильке Р.-М. Письма. М.: Искусство, 1971.

12. Роджерс К. Клиентоцентрированный/человекоцентрированный подход в психотерапии // Вопр. психол. 2001. № 2. С. 48–58.

13. Седакова О. А. Новая лирика Райнера Мария Рильке // Проза. М.: Эн Эф Кью/Ту Принт, 2001.

14. Хайдеггер М. Время и бытие. М.: Республика, 1993.

15. Хайдеггер М. Исток художественного творения // Работы и размышления разных лет. М.: Гнозис, 1993.

16. Brown D., Engler J. The stage of mindfulness meditation // J. Transpers. Psychol. 1980. V. 12. N 2. P. 101–192.

17. Csikszentmihalyi M. Flow: The psychology of optimal experience. N. Y.: Harper & Row, 1990.

18. Epstein M. On the neglect of evenly suspended attention // J. Transpers. Psychol. 1984. V. 16. N 2. P. 193–205.

19. Schoeller G. Heilung aus dem Ursprung. Praxis der Initiatischen Therapie. Munchen: Novalis, 1983.

Поступила в редакцию 23.X 2002 г.

1 Самоотчет человека, который использует инициальную психотехнику «Работа с глиной».

2

Самоотчет человека, который работает, используя инициальную психотехнику

«Свободное рисование символа» (символ — треугольник).

09.10.2012


7

7