ПУТИ КОНЦЕПТУАЛИЗАЦИИ БЕССОЗНАТЕЛЬНОГО

П. Б. ШОШИН

Московский университет, факультет психологии

В научной литературе на английском языке, где значительный рост или снижение любого количественного показателя принято (причем без малейшей иронии) величать «драматическим» (dramatic), а вопрос, чем - то заинтриговавший исследователя, уже непременно бросает ему «вызов» (a challenge), широко употребляется вызывающее своим драматизмом выражение «атаковать проблему» (to attack a problem), словно проблема— это некая крепость. По-русски мы обычно так не говорим, предпочитая в подобных контекстах несколько более сдержанные тона. Но вот в отношении Тбилисского симпозиума красочность, аффективная напряженность последней метафоры кажется как нельзя более уместной. Он и в самом деле видится как настоящий штурм проблемы бессознательного, развернутый к тому же по небывалому числу направлений. О масштабах предпринятой тогда попытки выйти на новые научные рубежи свидетельствует уже тот факт, что в ней участвовали представители многих, часто весьма далеких друг от друга специальностей—философы, психологи, врачи, физиологи, лингвисты, физики, инженеры, математики. Но и этот достаточно внушительный и пестрый перечень не идет ни в какое сравнение с многообразием представленных на симпозиуме школ, систем взглядов, научных концепций.

Такой плюрализм сыграл принципиально положительную роль: он позволил сконцентрировать в пространстве и во времени, свести лицом к лицу если не все без исключения, то очень многие из существующих в современной науке точек зрения на реальность и природу бессознательного, на методы его исследования, на возможности обращения к нему при решении прикладных задач. Уже само по себе столкновение стольких, иногда совершенно несовместимых взглядов сулит появление свежих, продуктивных идей — пусть даже в момент конфронтации ничто не предвещает конструктивного исхода дебатов.

Вместе с тем нельзя игнорировать существенных издержек стихийности, которой был отмечен плюрализм тбилисских дискуссий. Пожалуй, наиболее досадная из этих издержек состояла в отсутствии среди собравшихся стартового консенсуса по вопросу о том, что такое бессознательное. Расхождения в сформулированных определениях, а тем более в неявных трактовках ключевого слова «бессознательное» вырисовывались все явственнее по мере выхода в свет первых трех томов настоящей коллективной монографии и к моменту открытия симпозиума стали совершенно очевидными. Некоторым его участникам, осо - 170

Бенно тем, кто был взращен в традициях психоаналитической субкультуры, этот факт представлялся до такой степени невероятным, что они какое-то время не могли полностью признать его реальности. Показательна в данном отношении осциллятивная реакция одного из героев штурма Пьера Брюно. Почти в самом начале своего доклада он недоуменно воскликнул: «Говорим ли мы об одном и том же бессознательном?». Но его ответ на этот, казалось бы, откровенно риторический вопрос не был безоговорочно отрицательным: «По-видимому, нет». И тут же он поспешил добавить, стремясь дезавуировать только что высказанную им озабоченность: «Однако, я не придаю этому недоразумению стратегического значения».

Увы, «стратегическое значение» такого рода «недоразумений» порой может быть весьма ощутимым и в принципиальном, и в практическом плане. Если иметь в виду стратегию научных завоеваний, то отсутствие одинаковых или по крайней мере сходных топографических карт и координат цели у участников штурма грозит распылить их силы по недопустимо большой территории. Ринувшись на покорение номинально одной и той же крепости, они неизбежно будут порознь штурмовать множество различных укрепленных постов, зачастую имеющих лишь косвенное касательство к первоначально объявленной цели-цитадели, которая в итоге может и не понести заметного урона.

Именно это, похоже, и произошло в Тбилиси. В результате сейчас даже нельзя с уверенностью установить, привел ли симпозиум к драматическим сдвигам в нашем коллективном знании о бессознательном — для этого нам как минимум потребовалось бы сначала договориться опять же о том, что есть бессознательное. Несомненным, однако, остается факт, что проблема бессознательного (по крайней мере в том понимании, которое будет отстаиваться ниже) по-прежне - му бросает нам вызов — пожалуй, не менее дерзкий, чем ранней осенью 1979 года, перед достопамятным штурмом.

Итак, на опыте Тбилисского симпозиума мы имели лишнюю возможность убедиться, насколько важно иметь если не единство, то хотя бы сходство взглядов на значение ключевого слова, обозначающего предмет обсуждения. Попробуем разобраться в существе имевшихся разнотолков и тем самым расчистить почву для будущего терминологического соглашения.

Среди многочисленных трактовок термина «бессознательное», представленных в соответствующей научной литературе (и в частности, в материалах симпозиума), можно выделить три крупных концептуальных кластера:

— бессознательное-1 (или сокращенно Б1) — антитезис сознания;

— бессознательное-2 (Б2) —совокупность процессов, протекающих вне сознания, помимо его контроля;

— бессознательное-3 (БЗ)—один из специфических функциональных компонентов психики, по своей семантической модальности гомологичный сознанию.

В первом из названных качеств бессознательное выступает как преимущественно философская категория, образованная путем отрицания: бессознательное-1 есть то, что не есть сознание. В таком смысле (хотя и не обязательно в таком виде) концепция бессознательного вводится в древних и классических философских трудах (вспомним хотя бы Платона, Гербарта, Лейбница). Многое из подобной трактовки бессознательного сохранилось и в ряде современных работ (см., например, [9]), включая отдельные статьи, опубликованные в первых трех томах данной монографии [III, 16].

{Б I}[51] представляет собой, напоминаем, целый кластер! понятий, внутри которого имеется большое количество различных модификаций. Эта множественность проистекает из неоднозначности категории (феномена), определяемого вышеприведенной формулировкой. Чтобы эта неоднозначность стала предельно доступной восприятию и анализу, переведем данное выше определение в символьную форму:

Б 1=£7/С;

Здесь/—знак логического вычитания, а и — некий концептуальный универсум, содержащий концепцию сознания (С). Это может быть идеальный мир, система бытия, человеческое существо как [логическое] объединение материального и идеального начал, наконец, психика человека. Какое именно содержание вложено в универсум, почти никогда не оговаривается. Концептуальное наполнение £/ может быть (разумеется, с немалой степенью субъективного произвола) реконструировано читателем на основании Контекста, комментариев, спорадических замечаний и обмолвок автора.

Недостаточное внимание, которое уделялось эксплицитному заданию универсума в большинстве источников, свидетельствует о распространенности недооценки содержательных пререквизитов отрицания. А между тем отрицание логически корректно, только если очерчено также и то, в пределах чего оно производится. Подобная недооценка, в частности, находит свое выражение в общепринятой трактовке отрицания как одноместной операции, что закреплено и в учебниках по математической логике (см., например, [3]). Последнее же есть очевидное следствие предполагаемой константности универсума в традиционных построениях.

Не менее существенным источником неоднозначности Б1 является полисемия другого компонента определяющей формулы — С. Упомянем в этой связи лишь некоторые, наиболее распространенные категории значений, обозначенным словом «сознание»: (1) способность идеального воспроизведения действительности [6]; (2) инстанция де - ' ятельного отражения материального мира в идеальном [5]; (3) совокупность знаний, эталонов, целей, мотивов, осознаваемых субъектом и формирующим его деятельность [I, 14]; (4) те же категории на уровне коллектива, общества [III, 190]; (5) функциональный компонент человеческой психики, определяемый рядом признаков [I, 21]; (6) в более узком смысле, часть психики, оперирующая исключительно вербальными и иными коммуникативными знаковыми средствами [III, 140]. Разумеется, внутри каждой из этих категорий можно проследить практически неисчерпаемое многообразие значений, причем в отдельных статьях, а тем более в монографиях может сосуществовать несколько, казалось бы, модально несовместимых трактовок термина «сознание». Концептуализация того, что автор вкладывает в этот термин, нередко затрудняется отсутствием определений или целенаправленных пояснений, что, как и в случае универсума, заставляет читателя искать необходимую информацию косвенными путями.

Мы видим, таким образом, что бессознательное-1 определяется через две неопределенности, и это, очевидно, является источником отмечаемых многими трудностей, на которые наталкивается концептуализация бессознательного, когда оно вводится путем отрицания [1]. И все же, если мы ограничимся рассмотрением лишь собственно психо-

Логической литературы, то заметная часть отмеченной неопределенности снимается, т. к. в роли универсума и здесь почти всегда фигурирует человеческая психика, а 6 роли отрицаемого феномена С — пусть не один и тот же, но тем не менее компонент индивидуальной психики, выполняющий определенные функции.

Для того, чтобы подчеркнуть именно психологическую принадлежность бессознательного-1, некоторые авторы прибегают к предложенному А. Е. Шерозней [7] термину «бессознательное психическое». Однако чаще употребляется обозначение «неосознаваемая психическая деятельность» [2], по отношению к которому слово «бессознательное» выступает как бы в роли краткого, броского синонима, лишенного, однако, семантической четкости своего более развернутого эквивалента. Следует сразу же оговориться: синонимизация обоих терминов наталкивается на трудности формального свойства, так как область психики, каковой является бессознательное-1, не подлежит, строго говоря, отождествлению с разворачивающейся в ее пределах деятельностью. Однако нынешняя тенденция языковой стихии все более узаконивает подобное отождествление, а это в свою очередь служит размыванию семантической модальности того и другого термина, каждый из которых сейчас почти в одинаковой мере служит для обозначения как домена, так и действия.

Хотя, как только что отмечалось, бессознательное-1 в понимании большинства авторов не выходит за концептуальные границы психики, логика определения через отрицание неизбежно подталкивает исследователя к распространению этого понятия на нейрофизиологический домен. В комбинации с отрицанием психического 1 вне сознания эта логика становится отправным пунктом для обоснования физиологической редукции бессознательного [I, 48].

Разнообразные когнитивные и исполнительные автоматизмы, независимо от того, обслуживают они работу сознания или бессознательного, образуют основу бессознательного-2, определение которого выглядело бы примерно так: Б2 есть все то, что [в пределах психики] имеет место вне контроля со стороны сознания. Сюда, следовательно, относятся также неосознаваемые процессы целеобразования, формирования и перестройки мотивов, ценностей, решений, неосознаваемые психолингвистическиё феномены и т. д. Особого упоминания в этой связи заслуживает феномен установки (по Д. Н. Узнадзе), который также принадлежит к категории {Б 2!.

Главное различие между бессознательным-1 и бессознательным-2 коренится в сфере семантической модальности: если в первом случае мы имеем дело с концептуальной категорией, то во втором — с процессуально-феноменальной. Это находит свое отражение в критериях, с помощью которых определяется принадлежность к бессознательному-1 и к бессознательному-2: для первого — это непринадлежность к домену сознания, а для второго — неосведомленность субъекта (т. е. отсутствие контроля со стороны сознания). Важное различие между сравниваемыми типами понятий имеет место в соотношении частей и целого: бессознательное-1 есть концепт[52], первичный по отношению к своим компонентам, которые могут быть образованы лишь в результате структурирования исходного целого, тогда как понятие из кластера {Б 2}, наоборот, образуется как конструкт на базе первично определенных процессуально-феноменальных компонентов, к которым добавляется неконкретизированное множество «других подобных процессов или феноменов».

При всех отмеченных принципиальных различиях между бессознательным-1 и бессознательным-2, когда структурирование Б1 производится по процессуальному признаку (что на самом деле некорректно ввиду концептуального характера Б1), их объединение по логике вещей приобретает черты Б2, и различение обеих категорий становится затруднительным, поскольку структурирование и объединение формально представляют собой взаимно обратные операции и их совместное применение должно оставлять операнд неизмененным.

Соотношение между бессознательным-2 и часто встречающимся развернутым обозначением «неосознаваемая психическая деятельность» складывается по-иному, нежели в случае Б1. Поскольку в Б2 часто вкладывается значение с грамматической ролью субстантивированного прилагательного (бессознательным-2 является все то психическое, что не контролируется сознанием), а не полного существительного (как это было в случае Б1: бессознательное-1 есть область психики вне сознания), то слово «бессознательное» в смысле Б2 легка воспринимается как усеченный вариант термина «неосознаваемая психическая деятельность», что вполне оправдывает их взаимозаменяемость.

Несмотря на то, что в данное выше определение бессознательного-2 включено указание на его психологическую принадлежность, фактически в кластер {Б 2} входят конструкты, которые охватывают также (а иногда только) нейрофизиологическую инфраструктуру психической деятельности. Подобные тенденции были весьма заметны на от* дельных заседаниях симпозиума в Тбилиси.

Третий из перечисленных ранее кластеров* значений, которыми может обладать термин «бессознательное», восходит к психоаналитической традиции. Бессознательное-3 представляет собой функциональный компонент психики, «локализованный» вне сознания субъекта, оказывающий постоянное, иногда детерминирующее влияние на сознание и поведение субъекта, но тщательно и изощренно скрытый как от вторжения внешнего исследователя, так и от внутреннего аналитического взора самого субъекта.

Бессознательное-3, строго говоря, является гипотезируемой категорией: его существование доказывается лишь косвенно, а именно тем, что без обращения к нему не удается дать разумного, непротиворечивого объяснения многочисленным «парадоксальным» феноменам сознания и поведения. Точно так же существование многих небесных тел до их визуального открытия гипотезировалось по характерным аномалиям траекторий видимых объектов. Впрочем, у этой аналогии есть серьезный изъян: бессознательное-3 вряд ли когда-либо будет обнаружено «визуальными» средствами.

Существенным модально-семантическим свойством концепций, принадлежащих к кластеру {Б 3}, является то, что они фиксируются путем выделения специфической области смыслового универсума (в этой роли здесь неизменно выступает психика в целом), а не, как в случае {Б 1}, путем отсечения от универсума ранее фиксированной специфической области. Наличие данного свойства означает, что при аккуратной экспликации понятия типа БЗ нетрудно получить его определение, содержащее одни лишь или преимущественно положительные дефинирующие признаки (как это мы видим на примере только что приведенного определения бессознательного-3). Тем не менее, многие исследователи (а среди них и отдельные участники симпозиума [I, 10]) с сожалением отмечают, что бессознательному нельзя дать иного определения, кроме как состоящего из одних отрицаний. Конечно, такое утверждение в его категорической форме легко опровергается ссылкой на соответствующие дефиниции [8]. Но игнорировать era нельзя. Вероятно, его следует считать признаком недостаточной дифференцированное™ Б1 и БЗ в имплицитном сознании некоторых авторов.

Другое модальное свойство концепций, образующих кластер{Б 3}, состоит в том, что все они первично фиксируются как целое, а не как в случае Б2, синтезируются из количественно не ограниченного множества ранее зафиксированных составляющих, задаваемых с помощью небольшого числа эталонов, за которым следует шлейф «других подобных» элементов, обозначаемых также емким «и т. д.». Иными словами, в отличие от конструкта Б2, БЗ есть концепт.

Напомним, что концептом является также и Б1. С некоторыми оговорками можно даже считать, что БЗ входит в состав Б1, является его специфическим, относительно четко очерченным субдоменом. Оговорки же проистекают, в частности, из оттенка, антропоморфности,, или скорее зооморфности, которым, в отличие от аморфного Б1, наделено бессознательное-3. Вспомним в этой связи почти синонимическую взаимозаменяемость терминов «бессознательное» и «Оно» в ряде трудов 3. Фрейда.

Между прочим, подобное ситуационное отождествление следует расценивать лишь как попытку образного представления одной из функций бессознательного-3. В действительности же «Оно» не является единственным обитателем бессознательного-3 как психического домена. Там же, например, базируется своим установочным ядром и «Сверх-я». Похоже на то, что подлинных синонимов у БЗ нет. Во всяком случае, таковым никак не может считаться термин «неосознаваемая психическая деятельность».

Возникает вопрос: нельзя ли объединить все три рассматриваемых кластера концепций бессознательного, заменить их некоей интегральной, компромиссной концепцией, вбирающей в себя если не все, то хотя бы наиболее ценные свойства каждого из эвентуальных компонентов? Создание подобной эклектической концепции сулило бы очевидный выигрыш: усилия, вложенные ранее в исследование того, что каждый из нас по-своему называет «бессознательным», воспринималось бы тогда как некая координированная акция, а в будущем ни от кого не потребовалось бы сколько-нибудь существенного переосмысления этого ключевого понятия. Казалось бы, кластеры {Б1}, {Б 2} и {Б 3}при всей их взаимной неоднородности отнюдь не изолированы друг от друга. Более того, нетрудно обнаружить определенные пересечения между ними, о чем уже говорилось выше.

Увы, эклектический синтез в нашем случае просто невозможен из-за принципиальных, модальных различий между тремя кластерами. Размытость, концептуальная открытость Б1 несовместима с относительной четкостью Б2 и БЗ. Процессуально-феноменальная ориентация Б2 не поддается согласованию с концептуальной направленно

Стью Б1 и БЗ. Обособление специфического функционального звена психики, являющееся определяющей чертой БЗ, находится в непримиримом противоречии с функциональной неспецифичностью Б1 и Б2. Необходимо выбирать что-то одно. При этом выбор должен быть сделан в пользу той альтернативы, которая бы первенствовала по наибольшему числу критериев как инструмент научного познания. С этой точки зрения, выбор, несомненно, должен пасть на бессознательное-3. Вот вкратце несколько доводов в пользу такого решения.

(1) В отличие от Б1 и Б2, бессознательное-3 есть положительноопределенный концепт, т. е. в данном плане обладает наилучшими свойствами как средство научного исследования.

(2) Границы бессознательного-3 более четко очерчены, чем у его конкурентов.

(3) Концепция бессознательного-3 позволяет многое объяснить в функционировании других доменов психики (в первую очередь, сознания), а также в поведении индивида. С этой точки зрения концепции {Б 1} практически бесплодны, а обращение к Б2 каждый раз дает лишь сугубо локальные результаты.

(4) Прикладное значение БЗ намного превосходит практические результаты применения Б2. Роль Б1 в этом плане ничтожна.

(5) Для БЗ разработаны схемы его функционирования и взаимодействия с сознанием, чего нельзя сказать ни о Б1, ни о Б2.

К этим пяти мериторическим соображениям можно добавить еще одно, несколько лирического свойства. Употребление термина «бессознательное» в смысле БЗ явилось бы данью уважения к Зигмунду Фрейду, чьи исследования в этой области произвели такое воздействие на умы его современников и последующих поколений, с которым мог соперничать только фурор теории относительности Альберта Эйнштейна.

Учитывая приведенные соображения, условимся на протяжение оставшейся части этой статьи употреблять слово «бессознательное» преимущественно в смысле БЗ. Для того, чтобы графически выделить терминологическую специфичность этого слова, будем, следуя опыту ряда зарубежных авторов, писать его с большой буквы. То же слово, написанное с малой буквы, закрепим за концепциями типа Б1, а выражение «неосознаваемая психическая деятельность» — за конструктами типа Б2.

Выбрав один из трех кластеров концепций бессознательного, мы тем самым существенно сократили неопределенность относительно значения ключевого термина. Однако это лишь первый шаг на пути уточнения понятия. Следующим шагом должна стать фокусировка понятия внутри кластера. Для этого также можно было бы идти по пути выбора. Ассортимент, из которого мы могли бы теперь выбирать, был бы почти столь же велик, как и число авторов, пишущих на тему о Бессознательном. Попытаемся, однако, на сей раз поступить несколько иначе, а именно, предложить еще одну (в дополнение к уже существующим) концепцию Бессознательного, в основу которой мы положим эвристический ход, сделающий ее, как можно надеяться, приемлемой и для многих сторонников психоанализа, и для какой-то части его противников.

Предлагаемый способ концептуализации направлен, среди прочего, на преодоление определенных принципиальных трудностей, с которыми сталкивается глубинно-психологическая трактовка Бессознательного как автономного функционального звена человеческой психики, существующего и действующего одновременно с сознанием. Постулирование отдельной, бессознательной психики со всем необходимым аппаратом познавательной деятельности, мотивации, целеобразо - 176

Вания, принятия решений, их реализации, контроля их выполнения, с собственным языком представляется нереалистичным, особенно, если вслед за В. В. Ивановым полагать, что Бессознательное должно к тому же иметь отдельный нейрофизиологический субстрат. Но даже оставив в стороне проблему «материального базирования» сознания и Бессознательного, мы должны признать принципиальную неоптималь - ность психоаналитической модели с «экономической» точки зрения, ибо она допускает широкое взаимное дублирование если не деятельности обоих модулей, то их содержимого. Дополнительный вклад в неэкономичность традиционной психоаналитической схемы вносит постулирование существования предсознательного как еще одного автономного функционального модуля, обладающего своим сервисным аппаратом. С этой проблемой «трех автономных психик» мы попытаемся справиться, предложив наличие у них общей психической инфраструктуры, которая постоянно динамически перераспределяется между ними.

Другая проблема, сопряженная с применением традиционной схемы Бессознательное — пред сознательное — сознание, состоит в том, что данная триада нередко трактуется как линейная вертикальная структура: предсознательное как бы расположено поверх глубин Бессознательного, а сознание непосредственно «покоится» на предсозна - тельном и, главным образом, через него связано с Бессознательным. В такой схеме не остается места для более примитивных психических образований, составляющих содержательную и динамическую инфраструктуру как самих компонентов рассматриваемой триады, так и их взаимодействия. А поскольку подобные психические феномены и процессы, как правило, не осознаются субъектом, возникает подчас непреодолимый соблазн относить их к области Бессознательного. Не в том ли одна из важнейших причин той понятийной неурядицы, о которой говорилось выше?

Избавляться от такого соблазна (и его последствий) мы будем следующим путем. «Повернем» привычно «вертикальную» триаду Бессознательное — предсознательное — сознание «на 90°». Следуя семантике латеральности, обсуждаемой Л. Р. Зенковым в другой главе настоящего тома, указанный «поворот» мы произведем «по часовой стрелке», т. е. так, чтобы Бессознательное в итоге очутилось «слева», а сознание — «справа». Впрочем, осуществив этот «поворот», мы уже не будем считать себя в дальнейшем связанными «линейностью» исходной структуры. Предсознательное перестанет быть для нас «буфером» между Бессознательным и сознанием. Тем самым вся триада получит нечто вроде второго измерения, в итоге превращаясь из вертикальной линии в горизонтальный слой.

Пространство под этим слоем мы заполним горизонтальными же слоями, составленными из последовательно все более примитивных психических образований — тех, что не вписывались в первоначальную линейно-вертикальную схему. Каждый из этих слоев будет рас - сматриваться, с одной стороны, как психическая инфраструктура слоя, расположенного непосредственно над ним, а с другой стороны — как интегративное надобразование низлежащего слоя. Компоненты каждого слоя в нашей схеме являются продуктами интеграции — или, как мы их будем для краткости именовать, интегратами — тех или иных совокупностей элементов низлежащего слоя. При этом под интеграцией какой-либо совокупности элементов подразумевается формирование такого их единства, которое соотносится с исходными элементами, как целостный образ с отдельными его чертами, компонентами, качествами. Предполагается, что на ином уровне анализа элементы

12. Бессознательное, IV

Интеграта сами могут выступать в роли интегратов по отношению’ к элементам более низкого уровня.

Несколько дополнительных замечаний по поводу только что введенного неологизма интеграт. Его соотношение с глаголом интегрировать — то же, что и между словами конденсат и конденсировать. Иначе говоря, суффикс - ат призван указывать на то, что образован» ное с его помощью существительное обозначает продукт соответствующего действия.

Интеграция может осуществляться как самим субъектом, так и его внешним исследователем. В первом случае ее продукт мы будем называть субъективным, а во втором — экстрасубъектным интегратом. Например, субъективным интегратом совокупности звуковых ощущений, вызванных предъявленным на слух словом, является воспринятое осмысленное слово. Примером экстрасубъектного интеграта может служить любая психологическая концепция — скажем, концепция мотива. Очевидно, что субъективный интеграт, идентифицируемый как таковой также внешним исследователем, является одновременно к экстрасубъектным интегратом.

Перейдем теперь к экспозиции предлагаемой модели. В самом начальном приближении психика человека может быть представлена в виде горизонтальной трехслойной структуры, относительно которой «вертикальный вектор», пронизывающий все три слоя снизу вверх, символизирует направление от служебных психических функций к более сложным, интегрированным образованиям. Самый нижний, сервисный слой этой структуры охватывает психические процессы, обеспечивающие формирование и существование внутренних объектов, из которых состоит средний, объектный слой. В свою очередь, внутренние объекты (называемые так для того, чтобы отличать их от внешних объектов, принадлежащих к окружению индивида) представляют собой операциональные единицы процессов, разворачивающихся в верхнем, или экзистенциальном, слое психики. Все три слоя функционируют как единое целое, ни один из них не может существовать в отрыве от остальных. Более того, их следует рассматривать как различные уровни концептуализации психических явлений в аналитической деятельности внешнего (по отношению к субъекту) наблюдателя — исследователя-психолога.

Центральную роль в гипотезируемой структуре играет объектный слой, интегрирующий определенные процессы (элементы) сервисного слоя в виде смыслонесущих единиц и составляющий содержательную инфраструктуру экзистенциального слоя. Внутренние объекты неоднородны по своему происхождению, функциям, структурным характеристикам, возможностям их синтеза, деления, модификации. Единственное, пожалуй, что их объединяет — это свойство каждого из них выступать в качестве внутренне интегральной (хотя и не обязательно неделимой) и вместе с тем достаточно обособленной единицы. Отсюда, с одной стороны, вытекает возможность использования внутренних объектов для построения структурированных композиций (наподобие построения предложения из слов), а с другой стороны — возможность их идентификации, что является необходимой предпосылкой анализа готовых композиций.

Рассмотрим чуть подробнее гипотезируемое устройство каждого из трех выделенных выше слоев. Начнем с объектного слоя, среди компонентов которого назовем, прежде всего, когнитивно-эффектор - ный, мотивационный и аффективный модули. Объекты, принадлежащие к когнитивно-эффекторному модулю, играют доминирующую роль в содержательном информативном обмене индивида с его окружением.

В их число входят имплекты (см. [III, 204]), а также ментальные ре» 178 презентации внешних объектов, двигательных и прочих (за исключением знаковых) поведенческих актов и, наконец, знаков (образов слов, графических символов, жестов и прочих интенциально коммуникативных средств). В соответствии с этим в пределах когнитивно - эффекторного модуля следует различать имплицитный, предметно-об - разный, двигательный и знаковый подмодули. Операциональными единицами мотивационного модуля являются мотивации — влечения и фобии. Аффективный же модуль является «вместилищем» атомарных и сложных эмоций (удовольствия, дискомфорта, презрения, страха, эмпатии и др.). К перечисленным модулям объектного слоя следует еще добавить оценочный модуль, операциональными единицами которого являются абстрактные «величины», образующие в совокупности квазиконтинуум.

Все содержимое объектного слоя покрытб густой, постоянно модифицирующейся сетью ассоциаций. В результате, к примеру, каждый или почти каждый имплект связан с одним или несколькими мотивами, окрашен сложной, иногда внутренне противоречивой радугой эмоций, может быть спроецирован на шкалу оценок как сам по себе, так и через ассоциированные с ним эмоции. Более того, многие имплекты сопряжены с образами предметов, которые при необходимости могут выступать в роли знаков, а порой и с репрезентациями коммуникативных символов. С другой стороны, каждая эмоция (на уровне ментальных репрезентаций) «воплощена» в разнообразные двигательные акты, предметы, имплекты. Имеются определенные предметные ассо - циаты (образцы) величин — например, предметный эталон «большого» (в разных планах, отнюдь не только в смысле геометрического' размера) — и т. д.

Перейдем теперь к анализу экзистенциального слоя — того, который, собственно говоря, и образует психику в наиболее рафинированном смысле этого слова. Этот слой образуется из сознания, предсо - знания и Бессознательного. Наиболее доступный изучению компонент экзистенциального слоя — это, разумеется, сознание. Оно рассматривается как единство трех феноменов, совместно индицирующих наличие сознания: (1) чувства собственного существования; (2) чувства присутствия в данном месте и в настоящий момент; (3) идентификации себя в мире (различение себя и мира). Выпадение любого из этих компонентов означает деструкцию целого, т. е. исчезновение сознания. В сознании субъекта высвечивается какая-то часть мира и себя, причем объекты, на которых оно сфокусировано, нередко могут выбираться по его произволу. Как внешняя, так и внутренняя среда субъекта поддается структурированию, что обеспечивает восприятие отдельных объектов не только в составе, но и в отрыве от всего остального. Сознание наделено собственной волей, оно может формировать цели, принимать решения, действовать сообразно намеченному плану, контролировать и корректировать собственные действия, производить оценки; испытывать голод, удовлетворение, страх, радость, негодование и прочие чувства. Иными словами, сознание в данной трактовке представляет собой автономный антропоморфный компонент верхнего, экзистенциального слоя психики, являющийся интегра - том осознаваемых элементов объектного слоя.

Следующий по счету компонент экзистенциального слоя — пред - сознание. Оно представляет собой автономный модуль, структурно изоморфный сознанию, но принадлежащий к концептуальной области бес-

3 Созвучность (при отсутствии идентичности) этого слова фрейдовскому термину «предсознательное» призвана указывать на известную общность обоих концептов и, в то же время, на наличие определенных различий между ними.

Сознательного (в смысле Б1). Предсознание оперирует всеми теми объектами, что и сознание. Непосредственное обращение к предсозна- нию возможно лишь тогда, когда сознание тем или иным способом выключено или отвлечено. Когда же сознание активно, предсознание уступает поле деятельности, территорию объектной инфраструктуры своему более напористому, более зрячему партнеру, охотно и кооперативно обмениваясь с ним неморбидными внутренними объектами. То, что уходит из «фовеальной зоны» сознания, автоматически поступает в распоряжение предсознания. По существу психические автоматизмы (автоматическое письмо, автоматическая речь), исследовавшиеся еще Пьером Жанэ, в рамках нашей схемы суть проявления активности предсознания. Перцепция на уровне предсознания возможна, например, в сеансах гипнопедии. Наличие предсо? нательного восприятия обнаруживается также в известных опытах по постгипно - тическому внушению. Предсознательными являются также сновидения. Предполагается, что предсознание имеет более широкий доступ к внутренним объектам, нежели сознание. Ему, в частности, могут оказаться доступными некоторые морбидные имплекты. Однако впрямую сделать их достоянием сознания .предсознанию обычно не под силу. По отношению к своей объектной инфраструктуре предсознание является экстрасубъектным интегратом потенциально доступных осознанию внутренних объектов.

Наконец, третий экзистенциальный модуль — Бессознательное — мыслится как экстрасубъектный интеграт совокупностей недоступных (по разным причинам) внутренних объектов, среди которых следует выделить, с одной стороны, сочетания морбидных объектов, ставших таковыми в результате болезненной конфликтности попыток реализовать те или иные внутренние объекты (в первую очередь, запрещенные, одиозные мотивации) в поведении или хотя бы только в сознании индивида, а с другой стороны — мотивы и эмоции, которые еще не обрели прочных и обильных ассоциативных полей в имплицитном или предметно-образном субмодуле. Пополнение Бессознательного новыми объектами, превращение отдельных ассоциатов объектов, ранее доступных сознанию, в источники морбидного напряжения, распространение, консолидация, метастазирование морбидных полей или, наоборот, снятие болезненности с каких-то - внутренних объектов (спонтанное или как результат терапевтического вмешательства) — все это создает неповторимую индивидуальную картину Бессознательного, формирующего (в каком-то смысле подобно фотонегативу) и предсознание, и сознание, и поведение субъекта.

Отметим одну существенную черту содержательного наполнения сознания и предсознания, с одной стороны, и Бессознательного, с другой. В первом случае — это сами внутренние объекты, во втором — сложные комплексы внутренних объектов, запрещенных ассоциативных связей, имеющие, следовательно, иную информационную структуру, чем операциональные единицы сознания и предсознания. Однако представителями суперобъектных образований Бессознательного в сознании и предсознании являются часто объекты когкитивно-эф - фекторного модуля. Истолкование их экспликаций, добытых ю сновидений, из рисунка свободных ассоциаций, из характерных подстановок одних объектов на место других в коммуникативном поведении индивида составляет основу техники классического психоанализа как терапевтической процедуры.

Краткое рассмотрение предлагаемой модели психики. завершим несколькими замечаниями, касающимися сервисного слоя. Собственно говоря, это не столько слой, сколько «объемное образование», пронизывающее какой-то своей частью объектный и экзистенциальный 180

Слои. Его содержимое составляют элементарные неосознаваемые психические процессы, обеспечивающие функционирование высших слоев психики, а также их взаимодействие с окружением индивида. В сервисном слое мы ограничимся выделением двух наиболее важных компонентов. Во-первых, назовем сервисный когнитивно-эффекторный модуль, операциональными единицами которого являются не представленные в сознании составляющие воспринимаемых объектов и не контролируемые сознанием репрезентации элементарных исполнительных актов, образующих то или иное поведенческое действие. Во-вторых, отметим психодинамический модуль, охватывающий стандартные операции объектного и экзистенциального слоев. В качестве примера таких операций сошлемся на рассматриваемые А. Б. Добровичем [4] динамизмы, экстрасубъектным интегратом которых является фрейдовская категория «Сверх-я».

Однако репертуар данного модуля отнюдь не исчерпывается ди - намизмами из области психоаналитической клиники. Так, к числу психических динамизмов следует отнести уже обсуждавшуюся выше интеграцию. Другим примером может служить непроизвольная антропо - морфизация или зооморфизация готового интеграта. Оба динамизма реализуются не только в познавательной деятельности субъекта, но и в научном исследовании. Так, легко подвержена антропоморфизации категория сознания. Фрейдовская концепция «Оно» есть не что иное, как продукт зооморфизации экстрасубъектного интеграта тех компонентов Бессознательного, которые ответственны за реализацию первичных, биологических мотиваций субъекта. «Сверх-я» может рассматриваться как результат' антропоморфизации ийтегратов этических динамизмов Бессознательного.

Попытаемся в заключение главы бегло продемонстрировать, хотя бы некоторые динамические свойства экспонированной выше модели, испытывая ее в воображаемом взаимодействии с окружением. Психику новорожденного, очевидно, характеризует совокупность встроенных, унаследованных объектных структур, еще весьма примитивных как по количеству и ассортименту внутренних объектов, так и по составу ассоциативной сети. Подмодуль знаков еще пуст (хотя имеются все предпосылки для его наполнения); предметно-образный модуль содержит лишь отдельные недифференцированные праобразы; есть лишь начальные двигательные репрезентации; имплекты малочисленны и крайне расплывчаты.

На этом фоне наиболее мощными и дееспособными оказываются первичные мотивации и эмоции. Они ищут и скоро находят себе определенные предметные ассоциаты, которые, формируясь, приобретают все большую четкость. Внешние объекты через их ментальные репрезентации, помимо своего прямого содержания, нередко приобретают функции знака. Из этих репрезентаций начинает формироваться знаковый подмодуль. Особенно велико в этом процессе значение акустических, а затем и визуальных объектов. Формируются, получают предметное, а затем и символьное обозначение имплекты, нераздельно связанные с вызвавшими их появление эмоциями, мотивациями. Первичными, доминирующими в имплектах оказываются именно эмоциональные и мотивационные составляющие, тогда как предметное, качественное, действенное содержание имплектов еще длительное время остается подчиненным компонентом. Роль последнего становится заметной лишь с развитием субъективной знаковой системы, достаточно изоморфной той, которая утвердилась в данной субкультуре.

Необходимость точного инструктирования окружающих и, с дру

Гой стороны, правильного выполнения их инструкций приводит к постепенному формированию и совершенствованию, повышению четкости и дифференцированности эксплицитного подмодуля когнитивно - эффекторной системы [III, 204]. Наиболее высокого уровня развитие этого подмодуля достигает в субкультурах, широко пользующихся предельно четкими коммуникативными средствами (например, в математической среде).

На экзистенциальном уровне онтогенез представляется следующим образом. Сознание (в том виде, в каком оно было представлено выше), поначалу отсутствует. Его витальные функции берет на себя предсознание. Бессознательное в основном неморбидно. На него отображается по существу весь объектный слой. Морбидные образования Бессознательного могут иметь лишь конгенитальное, пренатальное и перинатальное наполнение. Действия новорожденного, приводящие его в конфликт с окружением, или агрессия самого этого окружения, а вместе с тем и растущая дифференцированность объектной инфраструктуры приводит к качественному и количественному пополнению морбидного компонента Бессознательного.

Тем временем созревание объектной инфраструктуры, выражающееся в экстенсивном и интенсивном росте как множества внутренних объектов, так и сети ассоциаций между ними приводит, наконец, к устойчивой дифференциации себя и мира, что знаменует рождение сознания, которое теперь все чаще и решительнее берет на себя функции управления психикой в целом. Поле доступной ему объектной инфраструктуры растет, но вместе с тем множатся и препятствуют этому росту морбидные наслоения от нескончаемых болезненных конфликтов. Рост морбидного компонента Бессознательного и, в конечном счете, размер занятой им объектной инфраструктуры зависят от индивидуальных стартовых (врожденных) свойств субъекта, от степени субъективной болезненности конфликтов, от страха встречи с болезнетворным объектом, от способности спонтанно находить пути к внутреннему примирению, от структуры и поведения среды по отношению к субъекту. При неблагоприятном сочетании внешних обстоятельств и индивидуальных свойств субъекта могут возникнуть спонтанно не обратимые изменения, преодолеть которые субъект сам не в состоянии, и тогда он нуждается в терапевтической помощи извне.

Но если оставить в стороне невротическое развитие субъекта и сосредоточиться на ситуациях, благоприятствующих формированию здоровой психики, то в этом случае Бессознательное с его достаточно (но не чрезмерно) многочисленными и разветвленными отпугивающими, запрещающими, предостерегающими вехами оказывает благотворное влияние на функционирование субъекта в его среде, позволяет ему избегать ситуаций и внешних объектов, которые представляют опасность для его психического благополучия. Сознание и в этой ситуации и отнюдь не свободно в своей деятельности. Однако, ограничения в свободе не приводят к образованию новых конфликтов, т. е. достигается устойчивое равновесие между предсознанием и Бессознательным. В этих условиях сознание способно играть наиболее конструктивную роль в духовном развитии индивида и оказаться весьма продуктивным в творческом плане (особенно, если речь идет о научно-техническом творчестве).

Описанная на протяжение последних нескольких страниц концептуальная схема человеческой психики позволяет анализировать в присущих ей категориях поведение человека в самых различных аспектах, в особенности когда целью анализа является получение собственно психологической характеристики индивида, в которой выделялись' бы глубинные инварианты и их взаимодействие. Именно такие компоненты содержат в себе причины тех или иных специфических черт индивидуального поведения. Именно в них часто содержится ключ к пониманию аномалий поведения, невротических проявлений, трудностей общения, специфических речевых нарушений, не связанных с органическими поражениями центральной нервной системы.

Представленная здесь модель могла бы послужить почвой для примирения между сторонниками традиционного психоанализа и теми, кто его яростно отвергает. Однако предлагаемая точка компромисса — не «среднее арифметическое» или, лучше сказать, не «среднее эклектическое» противоборствующих позиций. Имплицитный центроид модели тяготеет к глубинной психологии. В ней (модели) лишь устранены наиболее навязчивые экстремизмы фрейдовского учения, навлекающие на него идиосинкратическую реакцию его противников, которые не видят в нем ничего, кроме смеси злого умысла, недобросовестности и некомпетентности.

Крайняя позиция отрицания концепции Бессознательного или замещение его содержания концепциями типа Б1 или Б2, как деликатно намекнули в своем докладе на симпозиуме В. П. Зинченко и М. К. Мамардашвили [10], нередко объясняется вытеснением данной проблемы из сознания исследователя. Надо думать, чем скорее будет осознано наличие самой невротической установки избегания Бессознательного, чем скорее будут выведены в наше эксплицитное сознание причины, ее сформировавшие, пути ее имплементации, тем больше надежд на то, что следующий штурм действительно позволит нам выйти на новые рубежи в исследовании этой, одной из самых таинственных и интригующих проблем современной науки.

TOWARDS CONCEPTUALIZATION OF THE UNCONSCIOUS P. B. SHOSHIN

Moscow University, Department of Psychology SUMMARY

Analysed and compared are three main^ approaches to conceptualization of the unconscious: (1) as psychic minus consciousness, (2) as a set of psychological phenomena and activities of which the subject is unaware, and

(3) as a specific, positively-defined component of the psyche. It is shown that the latter approach is the most functional in both theoretical and applied studies. A three-layered conceptual scheme of human psyche is then outlined to substitute the classical vertical-line image of the unconscious—pre- conscious—consciousness triad. This triad now constitutes the upper layer, the medium one being made up of internal objects. The service layer, placed at the base of the whole scheme, represents the most primitive psychological phenomena, processes, and dynamisms.

ЛИТЕРАТУРА

I* БАССИН Ф. В., Проблема бессознательного М., Медицина, 1968.

12ш БАССИН Ф. В., РОЖНОВ В. Е-, О современном подходе к проблеме неосознаваемой

Психической деятельности (бессознательного). Вопросы философии, 1975, № 10,

94—108.

3. ГИЛЬБЕРТ Д., АККЕРМАН В., Основы теоретической логики, М., Изд-во Иностран

Ной Литературы, 1947.

4. ДОБРОВИЧ А. Б., Установка и бессознательное в свете проблем психотерапии. Извес

Тия АН Грузинской ССР, серия философии и психологии, 1982, №4, 97—109.

5. ЛЕОНТЬЕВ A. H., Деятельность. Сознание. Личность, М., Политиздат, 1977.

6. СПИРКИН А., Сознание. В кн.: Философская энциклопедия, т. III, М., Советская эн

Циклопедия, 1970, 43—48.

7. ШЕРОЗИЯ A. E., К проблеме сознания и бессознательного психического: Опыт ин

Терпретации и изложения общей теории, Тб., Мецниереба, 1973.

8. DORSCH F., Psychologisches Wörterbuch. Hamburg: Meiner, 1970.

9. Psicanalisi e filosofia. Padova: Ed. Gregoriana, 1968.

10. SINTSCHENKO W. P., MAMARDASCHWILI M. K.. Die Erforschung der huheren psychischen Funktionen und die Evolution der Kategorie des Unbewussten. Zeitschrift für Psychologie, 189 (1981) 255—267.