ВОЗВРАЩАЯСЬ К ПРОБЛЕМЕ ВНУШЕНИЯ

Л. ШЕРТОК

Центр психосоматической медицины, Париж, Франция

За последние 20 лет ситуация в психотерапии сильно изменилась благодаря возникновению множества новых методик и концепций — сначала в США, затем и в Европе. Их количество и многообразие способно привести в замешательство. По словам Дж. Франка [9, 9], «можно только удивляться изобилию теорий и методик, которое сопровождается оглушительной какофонией соперничающих взглядов». В той же связи X. Страпп (несомненно, с добрыми намерениями, но, пожалуй, проявляя чрезмерную склонность к администрированию) предложил даже создать некую официальную инстанцию, аналогичную американской Службе надзора за пищевыми продуктами и лекарствами, для защиты пациентов от бесполезного, а тем более опасного лечения» ¡[32, 20].

Еще в 1961 году в своей, теперь уже классической, работе «Убеждение и лечение» ,[8] Франк начал поиск факторов, оказывающих целительное воздействие в психотерапии. Подобные поиски широко ведутся и другими американскими исследователями. Одновременно растет число новых методов психотерапевтического воздействия, которые мы здесь не будем перечислять, отсылая читателя к обзору, содержащемуся в обширном труде Гарфилда и Бергина [15]. Опираясь на работы последних 30 лет, М. Парлофф.[24] констатировал, что действенность различных видов психотерапии примерно одинакова, причем невозможно определить роль отдельных факторов в каждом из них. Он подчеркнул, что во всех этих видах психотерапии есть общие неспецифические элементы, которые иногда могут играть решающую роль.

Построив классификацию различных видов психотерапии, Дж. Мар - мор [21] пришел к выводу, что «основой любого успеха в психотерапии является хороший контакт между врачом и больным» ^[21, 415]. К тому же заключению пришел и Т. Б. Карасу, президент комиссии, созданной Американской психиатрической ассоциацией для издания справочника по различным видам психотерапевтических методик. Он заявляет даже: «Важно не то, что именно делает психотерапевт; важно то, что он есть» ,[16]. Кстати, то же говорил еще 3. Фрейд.

Отношение врач — пациент и трансфер

Отношение 1между врачом и пациентом-наиболее важный из неспе - цифическид целительных факторов в психотерапии. Эта истина всегда признавалась и применялась на практике. Не кто иной, как Месмер два столетия назад ввел этот фактор в область «научного» эксперимента вмес - 106 те с понятием магнетического «флюида», который определялся им как материальная сила, связывающая врача с пациентом. Начиная с 1850 г. у Брейда, а затем у Льебо и Бернхейма слово «магнетизм» выходит из употребления и заменяется словом «гипноз», а вместо «магнетического флюида» они начинают говорить уже о «внушении» (suggestion). Термин «внушение» был весьма популярен вплоть до начала XIX века. В дальнейшем он употреблялся с большими ограничениями (за исключением области гипнотерапии и экспериментальной психологии). Парлофф [24 ] даже не называет его среди других неспецифических элементов, которые играют терапевтическую роль в различных видах психотерапии.

Можно только удивляться тому, что это слово ни разу не встречается в специально посвященной проблеме плацебо статье [25]. А ведь хорошо известно, что плацебо — это прежде всего внушение. «Плацебо — это психотерапия», — пишет Франк [10, 291], хотя к понятию внушения он не обращается.

Мармор называет внушение одним из лечебных факторов, но связывает его с убеждением (persuasion) и не считает его роль основной [21 ]. В этом плане он соглашается с тем определением убеждения, которое дает Франк в уже цитировавшейся работе [9 ]. Этот термин имеет свою историю в психотерапии. Его использовал еще Дюбуа [7] (ученик Бернхейма, восставший против своего учителя), считая внушение безнравственным и стремясь заменить его убеждением, т. е. рациональной процедурой, предполагающей участие воли и сознания пациента. У Франка, однако, слово «убеждение» имеет несколко иной смысл. Как и многие другие слова французского языка, перейдя в английский язык, оно подверглось определенному переосмыслению. Если по-французски это слово обозначает некую интеллектуальную процедуру, то английское слово persuasion обозначает некую «смесь» аффективных и рациональных элементов. Именно таков облик слова «убеждение» в трактовке Франка. Оно охватывает, наряду с другими факторами, и внушение, причем роль его различных составляющих остается довольно неопределенной. С таким. многоликим понятием трудно работать.

Продолжая изучать изменения, наступающие в процессе психотерапевтического воздействия, Франк формулирует итоги и выводы в статье «Терапевтические факторы, общие для всех видов психотерапии» [9]. Автор стоит на точке зрения, согласно которой в различных видах психотерапии существуют общие целительные элементы. Они воздействуют на то, что Франк называет деморализацией, — феномен, обнаруживаемый у всех без исключения пациентов, каковы бы ни были симптомы их заболеваний. С деморализацией он рекомендует бороться, предлагая пациенту «помощь человека, который дает ему общую поддержку и одобрение» [9, 33].

Такая помощь может принимать различные формы — от исповед - ничества до тренировки самоконтроля. Действенность этих процедур, добавляет автор, зависит от хорошего контакта между пациентом и врачом. Но что в конечном счете кроется за этим «хорошим контактом», как не внушение (косвенное, как мы увидим далее) ?

Термин «внушение» породил столько путаницы и предубеждений, что сегодня просто необходимо дать ему более четкое определение. Поначалу его использовали в психотерапии для обозначения преднамеренного влияния врача на пациента. Это влияние во многом зависит от доверия пациента к врачу. Уже одно только доверие играет терапевтическую роль. Фрейд напоминает, что в древности считалось необходимым, чтобы перед посещением лекаря больной пребывал в состоянии «ожидания с верою». Фрейд объясняет это следующим образом: «Хотим мы того или нет, но на успешность лечения, проводимого врачом, влияет некий фактор, зависящий от психической предрасположенности пациента» [11, 258].

Воздействие подобного типа тоже называют внушением, добавляя т^акие определения, как ксвенное, непреднамеренное (так что возникает даже некое противоречие, поскольку слово suggérer этимологически восходит к sub-gerer и, следовательно, предполагает волевое действие). Возникает потребность в новом термине, и мы еще вернемся к этому вопросу.

Разрабатывая свою концепцию и стремясь сделать ее научной, Фрейд попытался избежать внушения в обеих его формах: как прямого, так и косвенного. Он полагал, что, отказавшись от гипноза, он тем самым избавится и от прямого внушения. Что же касается внушения косвенного, то избежать его было гораздо труднее, поскольку, как признавал сам Фрейд, «его невозможно дозировать или хотя бы контролировать силу его воздействия» [11, 259]. Фрейд столкнулся, таким образом, с важнейшей проблемой: как можно овладеть этим неискоренимым, но неуловимым феноменом, научно его использовать? Ответ Фрейда таков: косвенное внушение постепенно растворяется в ходе анализа и истолкования трансфера. Подобное решение отвечало его рационалистической установке, ибо аффективное оказывалось подчиненным познавательному. Однако ныне такой ответ вызывает возражение: достаточно сказать, что трансфер не всегда растворяется в конце лечения и что между аналитиком и пациентом часто сохраняется аффективная связь. А это заставляет предположить, что чувства, которые пациент испытывает по отношению к врачу в процессе анализа, не всегда связаны по сути своей с трансфером. Они не всегда принимают форму повтора, не всегда вписываются в историю пациента, подчас они оказываются «привязанностью», аналогичной той, которая возникает на доречевой стадии. На чувство «привязанности» обратили внимание в своих работах Боулби [3] и ученые-этологи, о чем мы говорили в другом месте [6]. Очевидно, таким образом, что понятия трансфер и внушение не перекрывают друг друга полностью. Внушение является. условием трансфера: без него трансфер не возникает. Однако внушение не входит целиком и полностью в трансфер, в нехМ остается нечто такое, что ускользает от анализа.

Более того, когда трансфер действительно имеет место, его истолкование не всегда обосновано. Оно должно опираться на историю пациента, однако, как показали Видерман «[33], Рустан [27] и Спенс [31], сомнения возникают в связи с самой возможностью истинной реконструкции этой истории. Рустан говорит даже, что аналитик сам выдумывает те элементы, которых не хватает в истории пациента, навязывает их ему [27, 54]. А в этом случае внушение — опять-таки в прямой, волевой форме — вновь появляется в анализе.

Гипноз как парадигма влияния психотерапевтического отношения

Необходимо отметить, что после Второй мировой войны в трудах многих психоаналитиков (см., например, [3]), исследовавших отношение между врачом и пациентом, выявлены аффективные связи, аналогичные тем, которые существуют на ранних стадиях в> о/гношениях ма - 108

Тери и младенца. Со своей стороны, Кьюби {17] подчеркивал момент симбиотической слитности в гипнозе. Но разве этот момент не содержится в том, что мы до сих пор, за неимением лучшего термина, называли косвенным внушением?

Значимость этих симбиотических связей заставляет обратить внимание на целительную роль эмпатии. Данным термином обозначается аффективная связь во всей ее силе и глубине. Нужно, однако, признать, что об этом фундаментальном отношении, к которому приходится все чаще и чаще обращаться, мы почти ничего не знаем, несмотря на посвященную ему обширную литературу. Маннони говорит даже, что понятие эмпатии — ничего не объясняющая отговорка [20]. Оно связано с аффектом, относительно которого Фрейд говорил в 1920 г.: «Это наименее ясная и наименее доступная область психической жизни» [12, 44]. В своей недавно вышедшей книге Р. Шаффер [27] уделил много места процессу эмпатии. Словом «внушение» он не пользуется. Однако как можно говорить об эмпатии, не рассматривая аффективную связь, которая лежит в ее основе? Хотя Шаффер критикует натурализм Фрейда, его отношение к эмпатии воспроизводит отношение Фрейда к внушению: Шаффер полагает, что эмпатией можно управлять посредством истолкования. Здесь мы сталкиваемся с вопросом о том, какова* соответственно доля - когнитивного и аффективного в процессе психотерапевтического воздействия. Именно этот вопрос уже возникал по поводу катартического метода: что же все-таки вызывает исчезновение симптома — осознание или отреагирование? Как известно, роль истолкования — вопрос спорный. Некоторые считают ее совсем незначительной. Здесь мы имеем в виду прежде всего Ру - стана, для которого «длительный анализ есть постепенное, нить за нитью, плетение некоей симбиотической ткани, в которой бессознательные элементы все больше и больше (хотя и безмолвно) сообщаются друг с другом под покровом языкового анализа [27, 97].

Целительный элемент, несомненно, следует искать в аффективном отношении. Неясно, однако, как, собственно, происходит излечение; во всяком случае, наблюдать этот процесс трудно. Итак, существует такой воспроизводимый в эксперименте феномен, который свидетельствует о глубинных психофизиологических изменениях: это гипнотическое внушение, дающее иногда весьма впечатляющие результаты, такие, как анестезия, позволяющая проводить хирургические операции, возникновение внушенного ожога и т. д. [5]. Мы считаем, что этот феномен — парадигма того влияния, которое оказывает межличностное отношение.

Не случайно Фрейд придавал гипнозу первостепенную важность в разработке своей концепции: «Переоценить значение гипнотизма в развитии психоанализа невозможно» [14, 407]. Хотя в какой-то момент Фрейд по разным причинам отказался от гипноза в своей практике, это не мешало ему интересоваться гипнозом с теоретической точки зрения. В 1921 г. в работе «Психология толпы и анализ «Я»» гипноз все еще занимает ведущее место. Во всяком случае, верно, что Фрейд, по его собственному признанию, так и не смог решить загадку гипноза.

После кончины Фрейда его ученики уже не проявляли такого интереса к данной проблеме. Среди ортодоксальных психоаналитиков исследователей гипноза можно перечесть по пальцам (см., например,

[17] ). Но и их работы в данной области уже принадлежат истории, ибо в течение последних двадцати лет гипноз практически исчез с психоаналитической сцены. Историки и теоретики психоанализа считают, что уже" само возникновение психоанализа упраздняет роль гипноза. Однако эпистемологически это серьезное заблуждение. Открытия

Фрейда, несомненно, были чрезвычайно важным моментом в истории гипноза, но ими проблема гипноза не исчерпывается. Перед нами открывается огромное поле исследованй. Большинство же психоаналитиков закрывает глаза на эту реальность. Однако, как недавно заявил Гилл, психоаналитик всегда должен встречать проблему лицом к лицу, а не держать ее под спудом, как это поразительным образом делается с проблемой внушения.

Экспериментальные исследования

Отвергнутый психоаналитиками, гипноз стал областью исследований в экспериментальной психологии. Огромное количество публикаций свидетельствует о том, как много делается в этой области (особенно в лабораториях Орна, Барбера, Хилгарда). Однако это мало что* прибавляет к нашим знаниям о гипнозе. Как признает Вайценхоффер, один из авторов станфордских шкал гипнабельности, «к 1900 году, а по сути и еще раньше, все основные данные о гипнозе уже были получены. Ничего нового с тех пор не прибавилось, и большая часть исследований, проведенных после 1900 г. (и в особенности после 1920 г.)г характеризуется скорее переоткрыванием уже известного, нежели собственно открытиями» [34].

Как объяснить, почему столь многие исследования, несмотря на применение мощного научного аппарата, не привели к новым теоретическим открытиям? Причина этого, 'по нашему мнению, в том, что бихевиористски ориентированные исследователи стремились прежде всего квантифицировать явления, тог&а как то, что в них наиболее важно, связано с субъектом, с отношением врач—пациент и не поддается исчислению. Никак не могли оказаться более плодотворными исследования, проводимые в позитивистской традиции, в наши дни уже устаревшей. Некоторые исследователи [23] стремятся сойти с протоптанных троп и включить в поле исследования также переживания субъекта.

Ряд экспериментаторов [30] уже начал вводить эти субъективные переживания в свои наблюдения. Тем же путем идем и мы в нашей лаборатории. Чтобы обнаружить субъективный опыт гипнотического переживания, мы принимаем во внимание не только «вертикальное» измерение гипноза (иначе говоря, не только его «глубину»), но также и «горизонтальное» измерение. В своей диссертации нашему сотруднику Мишо [22] удалось описать четыре формы гипноза, найти для каждой из них свой психодинамический коррелят. Любопытно что его данные согласуются с клиническими наблюдениями, проводившимися в течение всего XIX века (их глашатаем был Шарко).

Отметим, наконец, что в Москве Рожнов и Бурно [26] описали различные формы транса и специфику их субъективного переживания, соответствующую различным психическим структурам. Они справедливо возражают против понятия глубины гипноза. Могут ли располагаться на одном континууме мгновенно вызванное сомнамбулическое состояние и легкий транс?

Философские искания

Мы хотели бы теперь оставить твердую почву экспериментальных исследований и перенестись чуть ли не к антиподам, а именно, в область философии. Во Франции существует целое течение, которое опирается на гипносуггестию в поисках поддержки и обоснования своих собственных философских идей. Еще в XIX веке в Германии великие* 110

Философы — Гегель, Фихте, Шеллинг, Шопенгауер — проявляли живой интерес к «животному магнетизму», как в те времена называли гипноз. Вряд ли можно удивляться этому, поскольку феномен гипносуггестии непосредственно затрагивает и межличностное влияние, и внутриличностное отношение между телом и душой. Направление, о котором мы говорим, представлено прежде всего уже упоминавшимися психоаналитиками — Маннони и Рустаном (в прошлом — учениками Лакана), а также группой философов из Страсбургского университета (М. Борх-Якобсен, Ж. Л. Нанси, Э. Мишо ^[3]). Они критикуют философию субъекта и стремятся уничтожить само разграничение между «я» и «другим». У истоков этого течения мы находим таких мыслителей, как Бубер, Левина, Деррида (учитель Борх-Якобсена), Жирар.

Согласно сторонникам этого направления, гипноз создает благодатную почву для философского анализа, поскольку он дает возможность удивительным образом наблюдать воздействие внушения, которое оставалось для Фрейда загадкой[16]. Эта загадка вновь возникает и в психоанализе, хотя он исключает гипноз из своей практики. Еще в 1917 г. Фрейд заметил: «...мы отказались в нашей методике от гипноза только для того, чтобы вновь обнаружить внушение в форме трансфера» [13, 478]. Первой в 1950 г. обратила внимание на это высказывание Ида Макалпин [18] в ее, оставшейся тогда не замеченной, статье. Недавно Борх-Якобсен под впечатлением того же высказывания Фрейда посвятил ему в свою очередь пространный комментарий в книге «Фрейдовский субъект»: «Если трансфер и внушение — одно и то же, тогда загадка внушения неизбежно бросает тень и на трансфер и на* все то, что подразумевается под этим словом в психоанализе. Иначе говоря — на все, на весь психоанализ»[17] [1, 190].

Со своей стороны, Маннони полагает, что, хотя Фрейд и ввел гипноз в психотерапию, он затем «растворил его в тумане трансфера» [20]. Между тем и другим, между трансфером и гипнозом, Маннони устанавливает родство, которое, если посмотреть на дело шире, позволяет вывести трансфер из одержимости: «Трансфер — это то, что остается от одержимости, он получается в результате ряда изъятий. Дьявол упраздняется — припадки остаются. Магический антураж упраздняется — «магнетизированные» Месмера остаются. Упраздняется месмеровский чан — остаются гипноз и связь врач—пациент. Упраздняется гипноз — остается трансфер» [19, 50].

Маннони завершает этот захватывающий исторический очерк психотерапии признанием, что трансфер ускользает от научного изучения, что «он поистине является не поддающейся теоретическому осмыслению частью анализа» [19, 48].

Рустан также замечает, что Фрейду не удалось построить теорию трансфера, и усматривает причину этого в нежелании Фрейда отказаться от традиционного понимания субъективного: «Фрейд не дает теории трансфера именно вследствие его солипсистского взгляда на область субъективного»; он не признает того, что «не существует субъекта без межличностного отношения, которое и придает субъекту сущность «другого» [48, 213].

Последние соображения уже, очевидно, являются чистой спекуляцией и могли бы стать предметом долгих дискуссий. Спор на эту тему, однако, не входит & наши намерения. Заметим лишь, что, ополчаясь против идеи субъекта, упомянутые авторы, по-видимому, забывают, что внушение — это отношение между людьми, в котором-каждый сохраняет свою телесную самотождественность. Уже Спиноза на свой лад постулирует неразрывность тела и аффекта. Заслуга этих авторов, однако, в том, что они подчеркнули значение внушения в психоанализе. Они побуждают нас вновь обратиться к вопросу, доселе не разрешенному, — к вопросу о роли, которую играет внушение в психоанализе.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Внушение, присутствующее во всех видах психотерапии, играет основную роль в процессе лечения. Это — признанный факт, хотя сам термин «внушение» используется не всегда. Каждый психотреапевти - ческий метод, претендуя на оригинальность, подчеркивает свои специфические факторы, преуменьшая значение таких факторов в других методах. Так, психоаналитики хранят молчание относительно внушения, трактуя его на основе тех же предрассудков, что и гипноз, хотя, по словам самого Фрейда, психоанализ «распоряжается наследством» гипноза.[14, 407]. Некоторые психоаналитики, однако, признают, что трансфер вышел из гипноза. Что же касается психологов-эксперимен - таторов, то они, конечно, много говорят о внушении, хотя, за несколькими исключениями, лишают его глубинного содержания, а йменно, той аффективной связи, на которой так настаивал Фрейд, не пытаясь, правда, дать ей какое-либо объяснение.

Приходится признать, что мы и поныне не знаем об этом больше того, что было известно Фрейду. Невозможно отрицать, что речь идет о ключевой проблеме, и покуда она не разрешена, нечего и говорить о научности психотерапии. В наши дни, как мы видели, нельзя Дать оценку наиболее действенным результатам психотерапевтического лечения. Как говорит Парлофф, «наиболее значимым открытием в области психотерапии будет то, которое позволит в конечном счете продвинуть вперед наше понимание механизмов лечения» ¡[24, 292].

На нынешней стадии наша первоочередная задача заключается в том, чтобы ясно и прямо сформулировать те различные проблемы, которые возникают в связи с внушением. Прежде всего, полезно дать определение понятия внушения, которое сохранило бы все то, чему научила нас в этом отношении история. Внушение -— это т. елес - но-аффективныый процесс, неделимое пс'ихосоци - обиологическое единство, функционирующее на очень древнем: уровне бессознательного, ; ¿по сю сторону трансфера, опосредующего влияние одного индивида на другого, и способное вызвать очевидные 'психологические или физиологические изменения.

В качестве гипотезы мы можем представить себе внушение на манер первоначального отношения между матерью и младенцем, где аффект и тело составляют единое целое. Именно поэтому мы и говорим о «телесно-аффективном» процессе. Что же касается выражения «пси - хосоциобиолгическое единство», то оно для нас обосновывается тем фактом, что в случае внушения один мыслящий, говорящий, # чувствующий индивид оказывается связанным с другим индивидом, в способ- собность которого исцелять он верит, аффективной связью, вписанной в генетический код.

Приведенное определение покрывает то, что выше было названо «ко*

Свенным внушением»: мы предпочитаем во избежание двусмысленности заменить его выражением «первичное отношение» (relation primaire).

Конечно же, приведенное нами опредление не претендует на исчерпывающий и окончательный характер. Оно должно рассматриваться как орудие познания, которое, естественно, должно изменяться в ходе исследований. Эти исследования должны проводиться одновременно в различных дисциплинах, причем на скорые результаты рассчитывать не приходится. В ожидании этих результатов психотерапевтам придется работать в состоянии неуверенности, которое само по себе не должно вызывать отчаяния, если оно восполняется надежностью интуиции и прочностью опыта. Необходимо, однако, сознавать эту нашу неуверенность: согласно наставлению Сократа, «они должны знать, что они не знают». Иначе гойоря, в области психотерапии, пока еще столь мало изученной, необходимо отказаться от догматизма, допустить наличие многих точек зрения, проявлять широту взглядов.

A RETURN ТО SUGGESTION L. CHERTOK

The Centre of Psychosomatic Medicine, Paris, France SUMMARY

The author calls for reconsidering of the epistemological status of suggestion. The latter manifests itself in two forms—direct and indirect. Present in all psychotherapies, the indirect suggestion plays an important part in changes observed in experiments with hypnosis. This implies presence of affective ties, which are there all the time, but' remain inexplicable and beyond control. Freud tried to solve the problem by merging suggestion into transference. Nevertheless, it persists in the psychoanalysis, its nature, being occult for the analyst. Suggestion is studied in psychological experiments, but, regretfully, without its interpersonal content. It is scarcely mentioned by researchers who admit the efficiency of psychotherapy. We should realise ■ that-, the cognition of suggestion is indispensable for any scientifically-based psychotherapy. The author puts forward a provisional definition of suggestion in order to clarify the problem, to avoid confusions and to give a new momentum to research in this area.

ЛИТЕРАТУРА

1 BORCH-JACOBSEN M-, Le Sujet freudien. Paris, Flammarion, 1982.

2. BORCH-JACOBSEN М., NANCY J. L., MICHAUD E., Hypnoses. Paris, Galilée, 1984.

3. BOWLBY J., Attachment et Perte. Vol. 1, ¡/Attachment, Vol. 2, La Separation - Paris,

P. U.F., 1978.“

4. CHERTOK L-, Freud et les theories de l’hypnose: Histoire et interrogations. Revue de Mé-

Decine Psychosomatique (1976 ), 18, 2, pp - 147—161.

5. ШЕРТОКЛ-, Непознанное в психике человека. М., Прогресс, 1982.

6. CHERTOK L-, Suggestion Rediviva. Résurgence de l’Hypnose. Paris, Desclee de Brouwer,

1984, sous. presse.

7. DUBOIS Р. С., (de Berne) (1904) Les Psychonévroses et leur trait«ment moral. Paris, Mas-

Son, 19091.

8. Бессознательное, IV 113

8. FRANK J - D., Persuasion and Healing. Baltimore, John Hopkins University Press, 1973^

9. FRANK J - D-, Therapeutic components shared by all Psychotherapies. Master Lecture Se

Ries, Vol. I: Psychotherapy Research and Behavior Change, Amer. Psychological Association, Washington D. C, 1982, pp. 9—37.

10- FRANK J - D., The Placebo is Psychotherapy. In: The Behavioral and Brain Sciences

6, 1983, pp. 291—292.

11. FREUD S., On psychotherapy. S. E. 7. pp. 256—268, 1904*

12. FREUD S., Au-delà du principe de plaisir. Essais de psychanalyse. Paris, PBP, 1981, pp*.

41—115.

13. FREUD S., (1916—1917) Introduction a la Psychanalysis. Paris, Payot, 1947.

14. FREUD S., Kurser Abriss de Psychoanalyse (1923). (G-W. 13).

15. GARFIELD, В erg in. Handbook of Psychotherapy and Behaviour Change. NewYork*

John Wiley and Sons, Inc., 1978.

16. KARASU T. B., In: Herrington: Psychiatric Therapies. An evaluation. Psychiatric

News, October, 1981, pp. 6—7.

17. KUBIE L. Hypnotism: A focus for psychophysiological and psychoanalytic investigation«

Arch. General Psychiat., 4, 1972, pp. 205—223.

18. MACALPINE I., The Development of transference. Psychoanalytic Quarterly, 19, 1950,.

Pp. 501—539.

19. MANNONI O., Un Commencement qui n’en finit pas. Paris, Seuil, 1980.

20- MANNONI 0-, Communication personnelle. 1983.

21. MARMOR J., Recent trends in psychotherapy. Am. Journal of Psychiatry, 137, 4, 1980,.

Pp. 409—416.

22. MICHAUX D., Aspects experimentaux et cliniques de l’hypnose. Dissertation du Docto

Rat du 3 ème cycle. Université de Paris, VII, 1982.

23. ORNE M. T., On the construct of hypnosis; How its definition affects research and its

Clinical application. In: G. D. Burrows and L. Dennerstein (Eds.), Handbook of Hypnosis and Psychosomatic Medicine. New York, Elsevier-North-Holland Biomedica Press, 1980, pp. 29—52.

24. PARLOFF M-, Psychotherapy and Research: An Anaclinic Depression. Psychiatry, 43*

1980, pp. 259—293.

25. PRIOLEAU L., MURDOCK М., BRODY N., An analysis of Psychotherapy versus placeba

Studies. The Behavioral and Brain Sciences, 6, 1983, pp. 277—310.

26. РОЖНОВ В. E., БУРНО В. Е., Гипноз в связи с искусственно вызванной индиви

Дуальной психологический защитой. Ж - Невропатологии и психиатрии, 1976, 9 1406—1408.

27. ROUSTANG F., Elle ne le lâche plus. Paris, Ed. de Minuit, 1980.

28. ROUSTANG F., Un discours naturel. Critique, 1984, pp. 201—214.

29. SCHAFER R., The Analytic Attitude. New York, Basic Books, 1983.

30. SHEEHAN P. W-, McCONKEY К - М., Hypnosis and Experience:! The explanation of phe

Nomena and Process. New York, Lawrence Erlbaum Associate Publishers, Hillsday, 1982.

3h SPENCE D. P., Narrative Truth and Historical Truth. Meaning and interpretation in psychoanalysis. New York, W. W. Norton and C°, 1982.

32. STRUPP H., Psychotherapy research and practice. An overview. In /15/, pp 3—22.

33. VIDERMAN S., La Construction de Г Espace Analytique. Paris, Denoël, 1970.

34. WEITZENHOFFER A., In search of hypnotism. Glasgow, International Congress, 1982,.

Sous presse.