ПРОБЛЕМА НАУЧНОГО СТАТУСА ПСИХОАНАЛИЗА

Г. л. ИЛЬИН

Институт истории естествознания и техники АН СССР, Москва

Основным принципом научного исследования является утверждение детерминированности изучаемых явлений, их закономерной причинной обусловленности. Этот принцип характерен, прежде всего, для естественно-научных исследований. Этот же принцип сохраняет свое значение и для гуманитарных исследований, если они стремятся быть научными.

Утверждение о строгой детерминированности психических процессов следует признать одним из основных постулатов системы взглядов, развитых Фрейдом. Это утверждение нигде не доказывается, и вместе с тем оно лежит в основе всей его теории: «Аналитик отличается особо строгой уверенностью в детерминации душевной жизни. Для него в психической жизни нет ничего мелкого, произвольного и случайного, он ожидает повсюду встретить достаточную мотивировку, где обыкновенно таких требований не предъявляется» [I, 171].

Казалось бы, основное требование научности соблюдено, налицо, по меньшей мере, стремление сохранить научный подход. Однако, как хорошо известно, именно научность теории Фрейда чаще всего ставилась под сомнение его критиками. И это сомнение имеет немало оснований. До сих пор не утихают споры о том, является ли психоанализ наукой.

На симпозиуме по проблеме бессознательного проблема соотношения психоанализа с академической психологией и научными методами исследования не раз поднималась в выступлениях участников — И. Бреса, Ж. Нассифа, Г. Поллока, К.-Б. Клеман, Е. Рудинеско. Особенно остро ее обсуждение проходило за «круглым столом» в выступлениях М. Мамардашвили, Т. Мейна, С. Леклера, А. Шерозия, Е. Шо - роховой.

Итак, с одной стороны, утверждение в соответствии с принципом научного исследования строгой детерминированности психических процессов, а с другой стороны — постоянные сомнения в научном статусе психоанализа, — вот проблема, которую мы попытаемся исследовать.

Исследование проблемы будет состоять из двух частей. В первой части мы обратимся к вопросу происхождения идей Фрейда о детерминации психических явлений. Во второй части попытаемся установить реальность существования предмета психоанализа и научность его метода.

Можно предположить, что постулат о детерминированности психических процессов является убеждением Фрейда, вытекающим из предшествующей физиологической, т. е. тем самым естественно-научной ориентации Фрейда. Однако известно, что эта ориентация была оставлена Фрейдом, * и в дальнейшем он отказался от своих планов анатомо-физиологического объяснения психических явлений, изложенных в «Проекте», относящемуся к 1895 году. По этому предположению убеждение Фрейда носит реликтовый характер.

Можно также считать постулат Фрейда простой декларацией, служащей прикрытием от нападок и создающей видимость научного исследования.

Можно, наконец, считать, что детерминизм действительно присутствует в объяснениях Фрейда, но это детерминизм особый, неизвестный науке или неприемлемый ею. Следовательно, если Фрейд и сохранил веру в детерминизм, то нашел его совершенно иную форму.

Как бы там ни было, начиная с 1900 года — года выхода в свет книги «Толкование сновидений» (во французском переводе более четко — «Наука снов»), наблюдается резкое изменение взглядов Фрейда на проблему детерминации человеческого сознания и мышления.

Несомненно, что, подобно бихевиористам и гештальтистам, Фрейд поднял «бунт» против традиционной психологии с ее интроспективным анализом сознания. Но почему Фрейд выбрал именно этот путь решения, почему он решал общие проблемы психологии именно таким образом?

Обращение к логике развития психологии и социально-психологическим факторам оказывается недостаточным, ведь и бихевиори - сты, и гештальтисты, и генетические психологи — современники Фрейда, и создатели психологических теорий находились в тех же условиях и занимались той же наукой, а между тем они предложили иные решения.

Выводить же решение Фрейдом проблем психологии из своеобразия его личности, скажем, из его собственных невротических наклонностей можно и интересно, но тоже явно недостаточно — все это условия формирования и развития взглядов, а не объяснение появления самих взглядов.

Иначе говоря, мы утверждаем, что идеи Фрейда, его представления о детерминации психических процессов не были рождены в его голове, но были заимствованы извне и трансформированы в соответствии с условиями и задачами исследования.

Подтверждением нашего утверждения и тем самым объяснением появления фрейдовских идей, в частности, его понимания детерминизма, могло бы стать нахождение сходных идей в других теориях и науках. В этом случае стало бы ясно, что Фрейд не изобрел свои идеи сам, а реализовал и развил в сфере психологии идеи и представления, сформированные в другой области знания. Именно такие сходные представления мы обнаруживаем в работе Д. Фрейзера «Золотая ветвь».

Сразу же заметим, что речь пойдет не о заимствовании этнографического материала, а о сходстве идей в понимании Фрейзером первобытного мышления и понимании Фрейдом бессознательного мышления. Для нас неважно, было ли это заимствование сознательным или неосознанным. Кроме того, мы не настаиваем на факте прямого заимствования, которое устанавливается нахождением цитаты или упоминанием о предшественнике. В случае с Фрейдом это сделать особенно трудно и вот почему.

Фрейд, по-видимому, был не лишен честолюбия и стремился утвердить свой приоритет в решении научных вопросов всюду, где это было возможно. Об этом свидетельствует история с открытием анестезирующих свойств кокаина в начале научной карьеры Фрейда в середине 80-х годов. По словам Фрейда, К. Келлер украл у него пра - 412 во открытия и лишь потому он «не стал знаменит уже в эти юные годы» [2, 38].

Эта «психическая травма» в дальнейшем сделала Фрейда более осторожным. Так, в ответ на замечания о сходстве учения о бессознательном с идеями философов Фрейд писал в своей научной автобиографии: «Я читал Шопенгауэра очень поздно. Ницше — другой философ, чья интуиция и взгляды согласуются часто удивительным образом с результатами, с трудом добытыми психоанализом» [2, 74]. Таким образом, соглашаясь с замечаниями о сходстве, Фрейд дает понять, что свои идеи он развивал совершенно самостоятельно.

Здесь стремление к независимости наводит на мысль о невежестве, в которое трудно поверить. И если даже в отношении столь популярной в то время идеи бессознательного Фрейд стремился отстоять свою независимость, то в отношении других его идей можно предполагать то же самое. Вот почему мы не беремся доказать факт прямого заимствования и попытаемся установить лишь аналогию идей в этнографии и психоанализе.

Вместе с тем, речь пойдет не просто об аналогии, а об известного рода зависимости, т. е. прямое заимствование не исключает непрямое заимствование, более того, мы его предполагаем. В пользу непрямого заимствования свидетельствует тот факт, что книга Фрейзера впервые вышла в 1890 году, быстро приобрела широкую популярность, выдержала подряд несколько изданий и вряд ли могла пройти мимо внимания Фрейда, находившегося именно в то время в состоянии мучительного научнсцх) поиска.

Итак, мы полагаем, что непрямое заимствование было определено идейной атмосферой того времени, ярким выражением которой явилась книга Фрейзера. Усвоение этих идей и представлений вызвало перелом в научной судьбе Фрейда, который был отмечен выходом в свет книги «Толкование сновидений», положившей начало развитию психоанализа.

Если попытаться обобщить основные положения работы Фрейзера в интересующем нас аспекте, то они могут быть сформулированы следующим образом.

1. Утверждение наличия неизменного пласта в мышлении и поведении людей всех времен и народов, основанного на вере в возможность магического воздействия на мир: «В то время как религиозные системы различны не только в разных странах, но и в одной стране в разные эпохи, симпатическая магия всегда и везде в своей теории и практике остается по существу одинаковой. У невежественных и суеверных прослоек современной Европы система магии во многом та же, что существовала тысячелетия назад в Индии и Египте и продолжает существовать у самых диких племен, сохранившихся до настоящего времени в отдаленных уголках мира» |3, 69].

2. Этот пласт не остается пассивным, отжившим придатком современной жизни, егр существование является постоянной угрозой для цивилизованных форм поведения: «Проникнув в глубины магии, беспристрастный наблюдатель увидел бы в ней не что иное, как постоянную угрозу цивилизации. Мы, как видно, движемся по тонкой корке, которая может в любой момент треснуть под воздействием дремлющих подземных сил» (там же).

3. Магическое и научное мышление имеют общий принцип — принцип детерминированности исследуемых явлений: «Фундаментальное допущение магии тождественно... воззрению современной науки: в основе как магии, так и науки лежит твердая вера в порядок и единообразие природных явлений. У мага нет сомнения в том, что одни и те же причины всегда будут порождать одни и те же следствия...


В обоих случаях допускается, что последовательность событий совершенно определенная, повторяемая и подчиняется действию неизменных законов, проявление которых можно точно вычислить и предвидеть. Из хода природных процессов изгоняются изменчивость, непостоянство и случайность. Как магия, так и наука открывают перед тем, кто знает причины вещей и может прикоснуться к тайным пружинам, приводящим в движение огромный и сложный механизм природы, перспективы, кажущиеся безграничными» |3, 61].

4. В основе магического мышления лежат два фундаментальных принципа: ассоциация идей по сходству и ассоциация идей по смежности. «Сами по себе эти принципы ассоциации безупречны и абсолютно необходимы для функционирования человеческого интеллекта. Их правильное применение дает науку; их неправильное применение дает незаконнорожденную сестру науки — магию» [3, 62]. «Первый из них гласит: подобное производится подобным, или следствие похоже на свою причину. Согласно второму принципу, вещи, которые раз пришли в соприкосновение друг с другом, продолжают взаимодействовать на расстоянии после прекращения прямого контакта» |3, 20]. «Ошибка гомеопатической магии заключается в том, что подобие вещей воспринимается как их идентичность. Контагиозная магия совершает другую ошибку: она исходит из того, что вещи, которые однажды находились в соприкосновении, пребывают в контакте постоянно» [3, 21].

Если теперь обратиться к Фрейду, то можно утверждать следующее.

1. Фрейд, так же как и Фрейзер, установил наличие двух пластов мышления — сознательного (рационального, зрелого) и бессознательного (иррационального, инфантильного). Бессознательное мышление сохраняется неизмененным на протяжение тысячелетий.

2. Оба пласта находятся в состоянии конфликта, поскольку существование инфантильного мышления представляет угрозу для рационального мышления, ввиду чего сознание вынуждено принимать репрессивные меры, осуществляя вытеснение неприемлемых образов и представлений.

3. Фрейд, как и Фрейзер, убежден, что бессознательное мышление, как и магическое мышление, обладает внутренними закономерностями. Он убежден, что по видимости хаотичные, бессмысленные, нелепые образы сновидений по существу подчинены определенной логике, подобно тому, как нелепые на вид магические действия* или ритуальные обряды, остатки которых, как показал Фрейзер, мы наблюдаем и по сей день в поведении современного человека, приобретают известный смысл, если мы становимся на точку зрения первобытного человека и используем его принципы понимания действительности, его принципы мышления.

4. Ассоциация идей в бессознательном мышлении осуществляется по принципам, сходным с принципами подобия и заражения. Фрейд назвал их сгущением и передвиганием. Правда, в книге «Остроумие и его отношение к бессознательному» он говорит еще об одном принципе — принципе непрямого изображения. Однако, современный последователь Фрейда Ж. Лакан вновь возвращается к двум основным принципам, которые он связывает с лингвистическими принципами трансформации значений — метафорой (связь значений по сходству) и метонимией (связь значений по смежности).

Итак, общие в той и другой концепции неизменность на протяжение веков, угроза сознательным и цивилизованным формам мышления, жесткий детерминизм и сходные принципы ассоциаций идей — все это является достаточным основанием для утверждения аналогии


Между магическим мышлением, описанным Фрейзером, и бессознательным мышлением, описанным Фрейдом.

Поскольку теперь установлена аналогия между магическим мышлением и мышлением, исследуемым и описываемым психоанализом, казалось бы, проблема научного статуса психоанализа в значительной степени сводится к проблеме отношения науки и магии. Однако, одно дело — сближать предметы исследования (магическое и инфантильное мышление) и другое — утверждать, что психоанализ — эта современная разновидность магии.

Таким образом, мы считаем, что установление указанной аналогии недостаточно для решения - проблемы научного статуса психоанализа. Для ее решения необходимы ответы минимум на два вопроса. Первый — существует ли предмет, который изучает психоанализ, ведь наука не может быть беспредметной, предмет этот должен существовать в реальной действительности, или, точнее, в действительной реальности. Второй — является ли научным метод изучения этого предмета, представленный психоанализом.

В дальнейшем изложении мы попытаемся показать, что предмет, о котором в своеобразной форме и на своем языке говорит психоанализ, существует в действительности. Под этим предметом мы будем понимать, прежде всего, особый способ мышления, который Фрейд называл инфантильным и сходство которого с магическим мышлением мы установили в предыдущем анализе.

Итак, если предыдущий анализ имел целью уяснение идей Фрейда, путем увязывания их с идеями Фрейзера, то последующий анализ имеет целью уяснение предмета и метода исследований Фрейда.

Современная советская психология проводит достаточно четкое различие между двумя отношениями человека к действительности и, соответственно, между двумя видами этой действительности — предметной и социальной, т. е. между отношениями человека к предметному миру и к другим людям. Оно зафиксировано в различии категорий предметной деятельности и деятельности общения. Это различие существует, очевидно, на всех этапах психического развития индивида, но точно так же на всех этапах развития общества.

Вот некоторые из проблем, возникающих при анализе этого различия: в чем специфика каждого из отношений? Какое из них является первичным? Каковы их взаимоотношения на разных этапах психического развития? Как показывают исследования Пиаже, способность различения социальных и физических запретов формируется у ребенка лишь к 4—5 годам, до того они не различаются. Какое же отношение доминирует в более раннем возрасте?

Мы принимаем точку зрения, согласно которой, на ранних этапах психического развития доминирующим является отношение ребенка к другому человеку. Мать — это первая реальность, с которой сталкивается индивид в своем развитии. Отношение к себе подобным является первичным отношением человека к миру в начале его как онто,- так и филогенетического развития. Основная особенность этого отношения — наличие понимания со стороны другого человека.

Если обратиться к отношению ребенка к матери, то можно увидеть, что без этого понимания развитие ребенка было бы невозможным, на этом понимании как на необходимом условии строится все поведение ребенка — это демонстрация желаний, требование желаемого, эгоистическое стремление выразить себя, сообщить о себе, добиться понимания, это призыв к любви, жалости, сочувствию, короче говоря, — пристрастному отношению. Одна из характерных форм та - кого поведения — «посмотри, как я страдаю, неужели ты меня не пожалеешь и не сделаешь того, что я хочу!?>. В общем, это развернутое свободное выражение и тем самым развитие субъективности в условиях заботы, любви и всепрощения.

Напротив, отношение к миру как к объекту исключает такое понимание. Объект бездушен, на него нельзя воздействовать ни слезами, ни угрозами. Он может быть опасным, но его можно и использовать в своих целях, если изучить его. Для этого вовсе не нужно сообщать ему свои намерения. Воздействия, которыми исследуется объект, имеют целью его изучение, т. е. выявление его природы, а не демонстрацию намерений, т. е. тем самым природы исследующего. Чем больше беспристрастности и меньше предвзятости, т. е. субъективности, будет при изучении объекта, тем полнее он проявит себя.

Заметим, что и в первом случае тоже налицо воздействие на другого субъекта, подчинение его своей цели, использование его, но это использование совершенно иного рода, оно предполагает понимание этой цели со стороны другого субъекта, иначе оно оказывается невозможным.

Следовательно, такого рода отношение к миру предполагает определенные условия — или может возникнуть в условиях, — когда другой субъект испытывает сильную привязанность или интерес и готов выслушивать и принимать всерьез все желания, выражаемые индивидом, и, более того — исполнять их.

Такого рода отношение полного доверия и полной откровенности существует не только между ребенком и матерью, оно возможно также между любящими друг друга взрослыми людьми и между верующим и его божеством.

Нечто подобное возникает в отношениях аналитика и пациента. Фрейд, пораженный сходством этого отношения, которое он назвал «трансфером», с сексуальным отношением, получил дополнительный аргумент в пользу своей теории детерминации человеческого поведения. А ведь будь он^ не столь атеистичен, он мог бы отвести психоаналитику роль посредника между верующим и богом: экстатическое состояние общения с богом также, как и сексуальное отношение, очень сходно с трансфером.

Актуализация описываемого отношения возможна также в условиях беспомощности, в условиях отсутствия реальных, объективных средств воздействия на окружающий мир или отсутствия способов адекватного реагирования. Такого рода актуализация характерна для истероидных личностей, и именно поэтому они стали первыми пациентами доктора Фрейда.

Заметим, что, хотя возникновение отношения предполагает наличие другого субъекта, само отношение реализуется лишь одним из членов пары — ребенком, влюбленным, верующим или пациентом. При этом второй член пары наделяется всеми необходимыми для реализации отношения качествами, хотя в действительности может ими не обладать. При этом чем сильнее стремление к реализации отношения, тем большим может быть разрыв между реальными и воображаемыми качествами. Возможны состояния, когда другой субъект является полностью продуктом воображения.

В соответствии с двумя описанными отношениями к миру — как к объекту и как к субъекту — возможны два мировосприятия, два способа связывания событий и явлений. Либо они рассматриваются как результат деятельности другого существа, действующего с определенной целью и намерением, расположение или внимание которого можно получить, если действовать должным образом. Либо они рассматриваются как проявления объективного процесса без цели и намерения, совершающегося в соответствии с внутренними закономер - 416


Ностями безотносительно к индивиду, его желаниям, радостям и горестям, самому его существованию.

Решение вопроса, как следует относиться к тем или иным событиям, происходящим с ним лично, является далеко не простым для каждого отдельного индивида. В особенности это касается решения таких мировоззренческих вопросов, как смысл жизни, судьба, воздаяние за страдания и т. п. Одни и те же события могут рассматриваться по-разному в зависимости от психического состояния индивида и на разных этапах его жизни.

Для нашего анализа важно отметить, что оба способа мировосприятия свойственны одному и тому же индивиду, они сосуществуют в нем, причем, на разных этапах жиз'ненного пути, при решении определенных вопросов может преобладать тот или другой способ.

Эти способы сосуществуют не только в онтогенезе, но 'и в филогенезе человеческого мышления. Первый способ обнаруживается на всем протяжении человеческой истории, начиная с древнейших анимистических верований и до современных рафинированных форм религии. Второй способ характерен для научного мировоззрения, которое, исторически появившись сравнительно недавно, в современном мире стало господствующим.

Подведем итоги.

1. Мы приходим к выводу, что реальность, о которой идет речь в психоанализе, действительно существует. Это — способ мировосприятия, возникающий в специфических условиях общения. Как можно видеть, устанавливая существование предмета психоанализа, мы обошли проблему сознание—бессознательное, а также проблему вытеснения. Признавая их значение для понимания природы психического, мы считаем, что их решение должно вестись в ином концептуальном контексте.

2. Отношение между психоанализом и наукой не сводится к отношению между магией и наукой, а определяется их отнесенностью к двум различным способам мировосприятия, двум фундаментальным отношениям к реальности, поскольку трансфер — основное условие успешного психоанализа представляет собой особое отношение между аналитиком и пациентом, родственное отношению к миру как к субъекту, которое в корне отличается от научного отношения.

3. Психоанализ не является научным методом исследования, поскольку ни одна из существующих наук не предполагает в объекте исследования отношения полного доверия и самозабвенной откровенности, как условия его изучения.

4. Если верны результаты нашего исследования, психоанализ является, прежде всего, средством особого рода реализации субъективности, средством актуализации особого рода отношения к миру. В детском возрасте эта реализация является необходимым условием развития ребенка. Вполне возможно, что реализация такого рода у взрослого индивида может способствовать развитию его личности (сходная идея была высказана на симпозиуме К.-Б. Клеман). Но ориентация психоанализа на задачу развития взрослой личности, задачу, чуждую его первоначальному назначению, потребует коренного переосмысления его теоретических основ. '

Несколько слов в заключение.

Спор о научном статусе психоанализа затрагивает более важную проблему; взаимоотношения научного мышления с мышлением до - и ненаучным. К этому мышлению относится не только детское, первобытное, религиозное, но и мышление художественное. Все эти виды мышления объединяет отношение к объекту мышления как к одушевленному предмету, как к другому субъекту.

27. Бессознательное, IV 417

Развитие науки, научного мышления, как и развитие отдельной личности, предполагает выход за существующие границы, существующие определения, следовательно, выход в область до-науки, не-на - уки, в область иного отношения к объекту мышления. В диалектическом познании противоположности не только сходятся, но и превращаются друг в друга, т. е. объект становится субъектом, а субъект — объектом. А это означает, что познание возможно не только в беспристрастном объективном исследовании, но и в заинтересованном. общений с объектом мышления. Особенно это касается познания человека.

Нам представляется необходимым создание метода психологического анализа не только индивидуального, но и общественного сознания и мышления, в частности, таких его форм, как - религия и искусство, выступающих в свете проведенного исследования, как характерные формы субъективного выражения особой, социальной реальности^

THE PROBLEM OF THE SCIENTIFIC STATUS OF PSYCHOANALYSIS

G. L. ILYN

Institute of the History of Natural Science and Engineering, USSR Academy of Sciences, Moscow

SUMMARY

Three questions "are considered in the1paper:|(a)^he]genesis of Freud ’ $ ideas on the unconscious determination of the psychical; (b) the existence|of infantile thinking as the subject of psychoanalysis; (c) the scientific character of the method of psychoanalysis. A similarity has been found between Freud’s understanding of unconscious thinking and Frazer's concept of magic thinking. The existence of infantile thinking as a variety of a special attitude to the world, emerging under specific conditions of communication between human beings, is confirmed. The incongruity of the] method of psycho - analysiswith modern conceptions of scientific method is argued. The possibility of using psychoanalysis as a way of development of adult personality is assumed.

ЛИТЕРАТУРА

1. ФРЕЙД 3-, О психоанализе. Пять лекции. В кн.: Хрестоматия] по "истории^психоло - гии, М.- МГУ, 1980.

2- FREUD S - Ма vie et la psychanalyse. Paris, 1950.

3- ФРЕЙЗЕР Д., Золотая ветвь, М., МПЛ, 1980-