Нравоучения для невротиков, Юнацкевич П. И.

Нравоучения для невротиков

О самоубийстве, к сожалению, в последние годы начинают говорить все чаще и чаще. Все более учащающиеся случаи самоубийств представляют собой угрожающее явление. Об этом поневоле приходится постоянно говорить всюду и везде, чтобы привлечь внимание общества и заставить его искать выход из создавшегося положения. Самоубийства превратились в какую-то эпидемическую болезнь, которая не только не ослабевает, но с каждым годом все более и более прогрессирует. Равнодушие общества в этом случае будет только преступлением.

Если принять во внимание, что во всей Европе с 1890 г. ежегодно гибнет от самоубийств около 50 тысяч человек, то уже только этот один факт заставляет задуматься над основами современной жизни, на почве которых вырастает подобное уродливое явление.

Но дело оказывается для нас еще печальнее, когда мы остановим свое внимание на России. В 1870-1880 гг. Россия по числу самоубийств стояла в процентном отношении несравненно ниже остальных культурных стран Европы. Однако с 1890 г. число самоубийств увеличилось до угрожающих цифр. В какой страшной прогрессии учащаются случаи самоубийств, можно видеть по статистическим данным относительно Петербурга.

Здесь было самовольных покушений на собственную жизнь:

- 1906 г. - 903 случая;

- 1907 г. - 1377;

- 1908 г. - 2268;

- 1909 г. - 2380;

- 1910 г. - 3196.

Таким образом, за одно пятилетие число самоубийств в Санкт-Петербурге увеличилось более чем в 3 раза!

Можно даже отметить дни, когда самоубийства приобретали повальный характер. Так, в 1912 г. в ночь на 10 мая покушений на самоубийство было 27 (16 мужчин и 11 женщин).

Все эти факты приобретают еще более трагический характер, если мы обратим внимание на то обстоятельство, что наибольший процент самоубийств падает на возраст от 16-ти до 30-ти лет, то есть на тот возраст, когда жажда жизни в человеке должна быть особенно сильна.

С 1910 г. самоубийства стали наблюдаться в значительном числе в среде учащихся не только высшей и средней, но и начальной школы. В 1912 г. в одном только Петербурге покончили жизнь самоубийством 61 мальчик и 90 девочек в возрасте от 11-ти до 17-ти лет. Был один случай покушения на самоубийство в возрасте ниже 10-ти лет. По докладу доктора Г. И. Гордона на съезде в Петербурге по экспериментальной педагогике в 1912г., Россия по числу самоубийств в детском и юношеском возрасте занимала первое место в ряду других стран.

К крайне печальным выводам приходит и профессор ГВ. Хлопин, специально занимавшийся изучением вопроса о школьных самоубийствах. По его словам, "самоубийства среди учащихся в наших мужских средних учебных заведениях происходят приблизительно в три раза чаще, чем в населении России всех возрастов и состояний; число самоубийств в среде учащихся с течением времени все более увеличивается. Особенно резко эта тенденция к увеличению выражается в женских учебных заведениях".

Что заставляет детей предпочитать свету и радостям жизни позорную смерть и холодную могилу? Неужели и они успели изжить жизнь, почти не видавши ее?

Но самым печальным нужно признать то обстоятельство, что в общей сумме самоубийств в России очень заметное число занимают самоубийства в армии и на флоте. По сводкам, сообщенным в газетах, число самоубийств здесь также прогрессирует:

- 1905 г. - 144 случая;

- 1909 г. - 263;

- 1912 г. - 405.

Таким образом, число самовольных смертей в армии и на флоте увеличилось за 8 лет почти в три раза! Наибольший процент самоубийств падает на офицерский состав. В течение одного только 1911 г. покончили с жизнью 90 офицеров. Больно и обидно становится и за Родину, и за честь русской армии! Люди, давшие клятвенный обет служить своею жизнью Родине, самовольно уничтожают эту жизнь и обрекают себя на бесславную и бессмысленную смерть самоубийцы.

После этого понятно то чувство негодования и даже возмущения, которое вылилось в словах одного военного историка: "Выпуск смерти за год в 90 офицеров самоубийц - это ужас. Они нужны были Родине, но не любили ее; нужны были армии, но эгоизм очаровал их любовью к себе; и они не захотели любить солдата, учить его, служить ему, как любили и учили солдата, как служили ему Суворов, Скобелев и иные гении военных бурь. Жизнь ласкала их солнцем, но они боялись света, и в сумраке, табачном дыму душных картежных вечеров, разрушали себя.

Кто они, эти самоубийцы? Герои, силою воли разорвавшие жизнь? Нет, они только трусы и дезертиры, бежавшие от жизни и работы, от служения Родине. Грозные тучи поднимаются против нашей Родины, а они, дряхлые в нравственном отношении безумцы, будто ведя какую-то дьявольскую очередь смерти, бегут из армии, самовольно кончая с собою".

К этим ужасным фактам нужно присоединить время от времени появляющиеся чудовищные сообщения о "Лигах друзей смерти" и "Клубах самоубийц". Пусть эти сообщения малодостоверны, - дай Бог, чтобы они были совсем недостоверными, - но в них отражается настроение офицерского общества, его убеждение в возможности существования подобных лиг и клубов.

Нас должна тревожить не одна только безвременная гибель военнослужащих, часто во цвете лет, хотя бы жертвы самоубийства исчислялись тысячами и десятками тысяч: гораздо большие опасения должно возбуждать в нас то обстоятельство, что все эти самоубийства, число которых с каждым годом все больше растет, указывают на какую-то серьезную духовную болезнь современного общества или, по крайней мере, тех слоев его, где эти самоубийства получили хронический характер.

Самоубийство - показатель жизни среды, общества. Застрелился один, но бациллы его смерти ищите кругом. Он лишь очередной номер гибели, не случайный, но вполне и страшно естественный. Его жизнь - жизнь окружающего мирка. Его смерть - болезнь его среды. Не останавливаясь пока на выяснении причин, толкающих человека на самовольный расчет с жизнью, мы только должны здесь сказать, что чаще всего самоубийства происходят на почве прожигания жизни, дурной наследственности и вырождения. А если это так, то неизменно прогрессирующий рост самоубийств следует признать таким грозным симптомом духовной, а может быть, и физической немощи современного поколения, который должен заставить нас обратить серьезное внимание на страшное зло и забить тревогу.

К сожалению, мы свыкаемся с самоубийствами, как с обычным и заурядным явлением; единичные случаи нас почти нисколько не волнуют. Каждый день газеты печатают новый список лиц, самовольно вычеркнувших себя из книги жизни; и эти известия, неизменно повторяясь изо дня в день, сделались самыми скучными в отделе "Происшествия за день". Еще Достоевский устами прокурора в процессе Карамазова указывал на этот факт: "В том-то и ужас наш, что мы почти перестали считать ужасными такие дела, которые пророчествуют нам незавидную будущность". Пора, давно пора проснуться обществу от этого равнодушия и выступить на борьбу с усиливающимся злом.

Не редки случаи и прямого прославления самоубийства, как геройского поступка, свидетельствующего будто бы об особом благородстве, духовной силе и твердости характера.

В среде юношества замечается даже тенденция возвести самоубийство в какой-то культ. Может быть, многим приходилось наблюдать такого рода явление, что похороны самоубийц, преимущественно в высших учебных заведениях, обставляются особенной торжественностью: тут и масса участников, и венки, и горячие речи на тему: "Милый друг, я умираю от того, что был я честен"... Это не простое товарищеское сочувствие к погибшему собрату, а именно культ: такого внимания никогда не оказывается товарищам, умершим естественной смертью. Но какое страшное по своим последствиям влияние должна производить эта торжественная обстановка, это прославление самоубийцы на неокрепшую духовно молодежь! Наиболее легкомысленные юноши видят в этом общественном внимании к самоубийцам заслуженное признание их заслуг и действительно начинают смотреть на самоубийство, как на геройский поступок. И кто знает, сколько молодых жизней погибло из-за этого прославления самовольной смерти? Что неуравновешенные натуры могут прельститься, так сказать, даже и похоронною популярностью, - это известный факт.

Оправдание, а тем более прославление самоубийства являются опасными, особенно в виду того, что, по нашим исследованиям, самоубийства действуют заразительно не только на детей, но и на взрослых. Можно привести массу случаев, когда одно самоубийство влекло за собой другое, причем единственно допустимым мотивом можно признать только подражательность. Наверное, почти всем известен факт, имевший место при Наполеоне I: один солдат покончил жизнь самоубийством в часовой будке; после этого в той же будке лишили себя жизни несколько солдат той же дивизии; Наполеон вынужден был сделать распоряжение об уничтожении будки, и самоубийства после этого прекратились. Бывали далее случаи, что с одного и того же моста последовательно бросались в реку с целью самоубийства многие лица, и это обстоятельство вынуждало ставить на мосту охрану.

Понятно, что еще более заразительное влияние должны оказывать на слабонервных людей литературные произведения, в которых самоубийцы идеализируются и обрисовываются чертами героизма и высокого благородства.

Известно, какое нездоровое влияние оказал на многих сентиментальных читателей роман Гете - "Страдания молодого Вертера". Под влиянием этого романа многие молодые люди, не встретившие ответной любви, стали подражать Вертеру и кончали жизнь самоубийством. В предисловии ко второму изданию этого романа Гете вынужден был поместить обращение к своим читателям: "Послушайте, что говорит нам Вертер из могилы: жалейте обо мне, но будьте мужественными".

Однако и после этого не прекратились подражания Вертеру; автор исследования "О самоубийстве" Дзедушицкий, написавший свою книгу в 1870 г., говорит, что и в его время попадались еще экземпляры романа Гете, залитые кровью самоубийц, покончивших жизнь с этой книгой в руках.

Это только один наиболее очевидный пример влияния литературы на случаи самоубийств. Но несомненно, что и другие сочинения, идеализирующие самоубийц, оказывают на неуравновешенных читателей подобное же влияние.

Принимая во внимание заразительность самоубийства, нельзя оправдать даже печатание газетных сообщений о самовольных расчетах с жизнью. Еще при Наполеоне, когда он был консулом, было обращено внимание на то, что широкое оглашение фактов самоубийства, с одной стороны, часто подает первую мысль о том, что для страдающего человека есть исход в смерти. С другой - служит последним толчком для того, кто задумал покончить с собой, но до сих пор еще не решался привести свой план в исполнение. Поэтому префекту полиции дано было распоряжение, чтобы "вместо известия о самоубийствах газеты публиковали о таких деяниях, которые могут возбуждать отвагу и гуманные чувства французов и возвышать народный характер".

Тот же взгляд высказывают и другие исследователи вопроса о самоубийстве. "Если бы журналисты, - говорит французский ученый юрист Луи Проаль, - обратили внимание на нежелательные последствия газетных сообщений о самоубийствах, то они, конечно, могли бы уменьшить число самоубийств, особенно среди детей и молодежи, переставать извещать о подобных фактах. Такое известие может и не заключать в себе ничего опасного для взрослых людей, здоровых и с крепкими нервами; но для женщин, юношей, девушек и детей они вредны. Если читатель находится в положении, сходном с обстоятельствами, предшествовавшими самоубийству, то газетное известие прямо как будто давит на его мозг и действует, как гипнотическое внушение".

Во всяком случае, читатели газет ничего не потеряли бы от умолчания о подобных фактах: для здоровых и уравновешенных людей сообщения о них вовсе не представляют какого-либо интереса, а для натур "тронутых", болезненно чувствительных, они действительно могут быть опасными. Некоторые даже думают, что ничтожные натуры могут прельститься соблазном прибегнуть к самоубийству только для того, чтобы имя их попало на столбцы газет. Известно, что из-за подобного желания иногда совершались преступления.

Молчать о таком безотрадном явлении, как самоубийство, конечно, не следует; но на обществе лежит долг всюду и везде выражать свой отрицательный и осуждающий взгляд на самоубийство. Нужно вызвать во всех слоях населения чувство омерзения к этому преступному акту, создать общественное мнение о нем, как о действии унизительном и преступном, заслуживающем не оправдания, а всеобщего глубокого презрения.

И такой взгляд действительно будет соответствовать существу дела: самоубийство есть позор и преступление.

Лучшие и наиболее вдумчивые люди, выдающиеся мудрецы всех времен, благороднейшие проповедники идеи нравственного добра, - все они видели в самоубийстве признак нравственного падения и принижения человеческого достоинства. Еще в древности знаменитый мудрец Пифагор, высоко ценя человеческую жизнь, считал самоубийство грубым нарушением того предназначения, к выполнению которого призван человек. "Каждый из нас, - говорит он, - поставлен в мире божеством, как солдат на часах; никто не смеет сойти со своего поста без соизволения того, кто поставил его".

Такой же осуждающий взгляд на самоубийство высказывали и другие выдающиеся мудрецы древнего мира, как, например, Сократ, Платон и Аристотель. Последний философ говорил, что "умирать самовольно по причине бедствий, любви или вообще каких-нибудь неудач недостойно храброго мужа".

Можно также привести отзыв Наполеона I в связи с тем, что он сам неоднократно в тяжелые моменты своей жизни был близок к самоубийству и, следовательно, сам пережил психическое состояние человека, решившегося на самовольный расчет с жизнью. "Лишить себя жизни из-за любви, - говорил он, - есть сумасшествие, из-за потери состояния - низость, из-за оскорбленной чести - слабость. Самоубийство всякого человека есть самоубийство зарвавшегося игрока, который легкомысленно проигрывает все свое достояние, но не находит в себе мужества перенести последствия этого легкомыслия. Воин, самовольно лишающий себя жизни, ничуть не лучше дезертира, убегающего пред битвой с поля сражения".

Можно ли рассматривать самоубийство, как нравственное преступление? Нам кажется, что не только можно, но и нужно.

Во все времена и почти у всех народов самоубийство считалось с точки зрения закона преступным деянием, вследствие чего не только лица, покушавшиеся на самоубийство, подлежали строгому наказанию, но и самоубийцы лишались погребения и подвергались унижению и позору.

По самому своему существу, самоубийство заключает в себе признаки преступного деяния. Самоубийца есть преступник против Бога, людей, семьи, общества и государства. Жизнь есть самый высокий и бесценный дар, который человек получил от Бога; загубить и уничтожить этот дар значит как бы насмеяться над ним, отнестись к нему с полным пренебрежением и, следовательно, нанести страшное оскорбление самому Богу.

Наше тело есть дар Бога, которым мы не вправе самовольно распорядиться: "жизнь для жизни нам дана", а не для самовольного уничтожения.

Самоубийца совершает преступление и против людей. На каждом из нас лежат известные обязательства перед семьей, обществом и государством: нас вырастила семья, мы пользовались заботами со стороны воспитателей и учителей, на нас затрачивались государственные средства, чтобы дать нам образование, передать известную сумму знаний, добытых великими усилиями предыдущих поколений. Нас готовили к соответствующей деятельности. Самовольно разрушить после этого собственную жизнь - не значит ли это грубо обмануть всех, окружавших нас заботой, бесчестно уклониться от исполнения принятых на себя обязательств?

Как преступник, не желающий признавать ничьих интересов, кроме своих собственных, самоубийца действует по подсказке до крайности развитого эгоизма. Ему нет дела до того, что он своим безумным поступком причиняет страшное горе близким людям. Ему нет дела до нарушения тех обязательств, которые лежат на нем. Он занят только собой, своими личными страданиями и неприятностями, избавления от которых и ищет в моментальной смерти. Тут не благородство, не идеальные порывы, а самый грубый эгоизм.

Этот факт научно доказан. Известный профессор психиатрии Сикорский основал на этом факте особый психологический метод борьбы с самоубийством, заключающийся в том, что одержимому идеей самоубийства посредством бесед внушают идеи, противоположные эгоизму. Например, идею долга, любви к ближнему, жалости к родителям и детям и т. д.

В обществе довольно широко распространен такого рода взгляд, что на самоубийство решаются только люди с сильной волей и твердым характером и что, наоборот, только жалкие трусы, по свойственному им животному инстинкту самосохранения, малодушно цепляются за жизнь даже и в том случае, когда она превратилась в сплошную муку и позорное прозябание; чтобы отказаться от жизни, нужно, говорят, особенное, не всем присущее мужество. Такой взгляд представляет собой чистейшее заблуждение.

Наблюдения над самоубийцами доказали, что на самовольный расчет с жизнью чаще всего решаются люди:

1) нервно взвинченные;

2) неуравновешенные;

3) имеющие наследственную предрасположенность и невоздержанную жизнь;

4) слабовольные;

5) неприспособленные к жизни;

6) с идеалистическим взглядом на нее;

7) привыкшие все представлять в розовых красках и потом при столкновении с грубой действительностью разочаровывающиеся в жизни и в бессилии опускающие руки.

Они потому и разочаровываются, что были очарованы своими мечтами и не подготовлены к жизненной борьбе.

Утрата веры в ценность жизни связана с потерей веры в высшие идеи, которые только и могут придать нашему существованию разумный смысл. Таковы идеи Бога, истины, добра, нравственной правды, высших целей жизни и т. д. Если человек не верит в высшую разумную причину мира, не верит в добро, истину, в высокое предназначение человека, то что заставит его дорожить жизнью, раз она не дает ему земных радостей? Сойти со сцены раньше или позже - не все ли равно? Единственной приманкой к жизни в этом случае могут быть только земные наслаждения и удовольствия. Но такой грубый эгоизм чаще всего и толкает человека на самоубийство, к которому прибегают не только в том случае, когда прекращаются средства к удовлетворению жажды наслаждений, но и тогда, когда излишества в пользовании жизненными благами ведут за собою утомление и пресыщение. Этим-то и объясняется тот факт, что самоубийства совершаются гораздо чаще в тех слоях, которые больше пользуются удовольствиями, чем в средней прослойке людей, знающих только труд, лишения и всякого рода невзгоды.

Погоня за наслаждениями лишает жизнь ценности. Теперь люди готовы платить за один момент наслаждения своею жизнью.

Итак, наиболее глубокою и серьезною причиною самоубийств с религиозной точки зрения нужно признать утрату веры в ценность жизни, что в свою очередь обуславливается отрешением от высших идеалов и сведением цели человеческой жизни единственно только к удовольствию и наслаждению земными благами. Отсюда ясно, что нравственная борьба с распространяющимися самоубийствами должна быть направлена к тому, чтобы возвысить и облагородить взгляд наших соотечественников на жизнь и ее ценность, пробудить в обществе, армии и на флоте ослабевшее стремление к идеалам и парализовать утвердившиеся эгоистические взгляды на цель жизни, как только на удовольствие и наслаждение.

Привить новое мировоззрение человеку - дело трудное, но не невозможное. Путь религиозной веры - тот самый путь, которым человек может приобрести веру, силу тяги к жизни. Христианская религия дает верующему человеку положительный взгляд на страдания жизни: они укрепляют нашу волю в борьбе со злом жизни и воспитывают в равнодушии к земным утешениям, а через это готовят нас к вечности. И в страданиях есть залог счастья. В этой нравственной строгости и чистоплотности воспитывает человека христианская религия.

Основная черта христианского вероучения заключается в том, что оно полагает цель всех стремлений человека не в личном благе, а в благе ближнего.