АПОЛОГИЯ СИСТЕМНОГО МОНИЗМА (К ПРОБЛЕМЕ ПУТЕЙ ИНТЕГРАЦИИ ПСИХОЛОГИЧЕСКОЙ НАУКИ)

Е. Е. СОКОЛОВА

Работа выполнена при финансовой поддержке РГНФ, проект № 04-06-00183а.

Статья написана в контексте ведущейся на страницах журнала дискуссии о возможных методологических основаниях современной психологической науки. В отличие от сторонников методологического плюрализма (либерализма) автор обосновывает необходимость системного монизма в психологии. Доказывается, что построенная на принципах системного монизма психологическая теория деятельности школы Леонтьева при условии ее дальнейшей разработки может послужить основанием для интегративной работы в психологии. На основе анализа ряда положений этой теории автор статьи делает вывод о том, что упреки теории деятельности в «абстрактности» не выдерживают критики.

Ключевые слова: монизм, плюрализм, системный подход в психологии, психологическая теория деятельности, диалектическое единство, абстрактное, конкретное, единица анализа, поступок.

ПЛЮРАЛИЗМ ИЛИ МОНИЗМ?

Не секрет, что подавляющее большинство из тех, кто поставил перед собой задачу создания «интегративной психологии» ([14], [29] и др.), видят только один путь к интеграции — эклектическое объединение разных подходов. Такую позицию защищает, например, М. С. Гусельцева, утверждая, что современная психология должна быть построена на основе «системного плюрализма» и сетевого принципа организации знаний, где каждая концепция связана с любой другой и не отдается предпочтения ни одной из них [4]. А. В. Юревич говорит о необходимости «наведения мостов» между разными подходами одновременно по горизонтали (между основными парадигмами психологической науки), по вертикали (объединение разных уровней проявления и детерминации психического) и по диагонали (ликвидация разрыва между академической и практической психологией) [29]. А. Н. Кричевец утверждает, что психологическую науку надо строить как многоэтажное здание с различными стандартами организации знания на разных уровнях; при этом приветствуется взаимодействие между «этажами», приводящее к «смешанным образованиям» [7].

Таким образом, все указанные авторы считают возможным построение связной (но не монистической) системы психологического знания (подобная позиция называется «методологическим либерализмом»). В основе данного убеждения лежит развиваемая А. В. Юревичем и другими психологами идея о множественности детерминации психических явлений. И если, согласно этой позиции, гуманитарная парадигма делает акцент на внутренней их детерминации самими ощущениями и когнициями, то естественнонаучная настаивает на внешней их детерминации нейрогуморальными процессами, которые в феноменальном поле не представлены [30]. Отсюда А. В. Юревич делает неутешительный вывод: «Можно успешно работать в рамках любой из соответствующих парадигм, что и делает основная часть психологов, но трудно их сочетать, как трудно сочетать интерес, например, и к душе и к нейронам» [30; 128].

05.10.2012


15

Единственный выход из данной ситуации — признать неизбежность множественности интерпретаций и

16

Вариативности описаний [4] и порадоваться распространению в психологии плюралистической методологии, которую «безусловно, можно считать прогрессом в развитии ее общеметодологических ориентаций» [30; 128].

В связи с вышеизложенным разворачивается убийственная критика монизма как ограниченной позиции, имеющей к тому же известную идеологическую подоплеку. С. Д. Смирнов, который занимает более жесткую позицию, чем «методологические либералы», и не видит возможности наведения «мостов» между разными подходами, называет критикуемый им монизм методологическим ригоризмом и подозревает его сторонников в ностальгии по временам, когда функцию единой методологии «почти директивно исполняла “марксистско-ленинская методология науки”» [22; 6]. Оставив в стороне «идеологические» выпады в адрес монизма, ассоциирующегося у многих нынешних отечественных методологов психологии с тоталитаризмом (об уровне подобной критики нам уже довелось однажды писать [25]), мы хотели бы сконцентрировать внимание лишь на научной критике монистического подхода вообще и деятельностно-ориентированной психологии школы Леонтьева в частности (именно она как откровенно монистическая чаще всего и критикуется) и попытаться ответить на нее.

ПРИТЧА О СЛОНЕ И СИСТЕМНЫЙ ПОДХОД В ПСИХОЛОГИИ

Современные критики методологического монизма утверждают, что сторонники этой позиции в психологии «сузили ее предмет до одной категории» [2; 45]. В рассматриваемом нами случае (психологическая теория деятельности А. Н. Леонтьева)

Такой категорией чаще всего называют категорию «деятельность», через которую, по

1 Мнению И. Е. Гарбера, определялись все остальные понятия и толковались феномены.

С. Д. Смирнов видит суть монистического подхода в психологии в попытках «найти

Какое-то одно (единственно правильное) определение» и убежденности в возможности

Построения единой теории психического на основе универсального метода исследования

Психической реальности [22]. Подобное, по его мнению, невозможно из-за крайнего

Разнообразия и многомерности изучаемых в психологии феноменов. Таким образом,

Монизм обвиняется в односторонности подхода к многомерной и многоуровневой

Психической реальности. Многогранность психического (которое можно

Интерпретировать, утверждает А. В. Юревич, и как деятельность, и как поведение, и как

Трансформацию образов, и другими способами) «сама по себе служит весьма

Тривиальным аргументом в пользу неизбежности различных способов его вИДения и,

Соответственно, подходов к его изучению» [30; 124]. В связи с этим А. В. Юревич

Вспоминает известную притчу о слоне, которого пытались на ощупь воспринять трое

Слепых, и утверждает, что сторонник монизма напоминает ему одного из них, который,

«взяв слона за хобот, заявит, что слон — это его хобот» [Там же].

Прежде чем ответить на подобную критику монизма (особенно в связи с приведенной

Притчей о слоне), остановимся на одном очень важном моменте. При изучении

Литературы по методологическим проблемам психологии все время возникает ощущение,

Что в ходе дискуссий произошла подмена понятий. Само значение слова «монизм»

Оказалось различным у разных авторов и, самое главное, не тождественным исходному

05.10.2012


15

Философскому значению того же термина. «Монизм» в философии означает прежде всего «рассмотрение многообразных явлений мира в свете одного начала, единой основы всего существующего» [28; 523], а «плюрализм» — допущение многих таких начал или основ. Сейчас же идут рассуждения о «методологическом» (или «категориальном») монизме, в основе которого якобы обязательно должна лежать одна категория. Именно так понимает «методологический

17

Монизм» М. С. Гусельцева [3]. И если, как, например, у Ф. Е. Василюка, в основание психологии как науки положены три психологические категории («психика», «практика» и «культура»), то это уже «категориальный плюрализм», за которым, по мнению М. С. Гусельцевой, будущее (а вообще чем больше категорий, тем лучше). При этом подчеркивается, что подобный категориальный плюрализм (называемый также «системным») выступает как антитеза разного рода редукциям и «центризмам», поскольку в его основу положена идея сетевой и взаимодополнительной организации знания [4].

Возможно, какие-то варианты монизма и допускают редукцию всего понятийного аппарата к одной-единственной базовой категории. В данной статье идет речь лишь о том варианте монизма (именно в Первом, исходном Смысле слова), который положен в основу психологической концепции школы А. Н. Леонтьева. Никакой редукции к одной-единственной базовой категории в ней нет — это всегда подчеркивал и сам А. Н. Леонтьев, протестовавший против бездумного употребления словосочетания «деятельностный подход» и его выхолащивания. Для него самого на первом плане всегда было осмысление Трех Наиболее важных «для построения целостной системы психологии» [9; 99] категорий — предметной деятельности, сознания и личности. Однако деятельность действительно является «субстанциональной» основой всех изучаемых в психологии явлений, которые выступают как «моменты» деятельности (это, например, психика, сознание, личность, смысл, значение и пр.). При этом каждый из указанных моментов не сводится ни к какому другому, не сводится он и к деятельности как своей субстанциональной основе, и все эти реальности находятся друг с другом в диалектическом единстве. К сожалению, как отмечал А. А. Леонтьев, само понятие диалектического единства (и, добавим мы, диалектики вообще) уже у многих «марксистов» советского времени «потеряло свой исходный гегелевский смысл и превратилось в пустую формулу» [8; 150]. Что уж говорить о многих современных психологах и философах, испытывающих аллергию на слово «диалектика»! А ведь диалектика вовсе не предполагает под словом «единство» простое тождество двух разных реальностей или, напротив, столь же простое их объединение в «сеть» по принципу «дополнительности».

Возьмем, к примеру, проблему соотношения деятельности и психики. С точки зрения диалектического единства, они не дополняют друг друга, а просто немыслимы одно без другого, составляют противоположность и бывают тождественными. Недиалектически мыслящий ум найдет в этом формально-логическое противоречие: как может быть тождество и противоположность одновременно? Но именно таково диалектическое единство двух этих реальностей. С одной стороны, деятельность составляет, как писал А. Н. Леонтьев, «субстанцию» сознания (и психики в целом, добавим мы), и посему они

Тождественны (нет никаких психических процессов, не существующих в каких-либо

2 Формах внешней или внутренней деятельности ). Однако, с другой стороны, психическое

05.10.2012


15

(в том числе сознательное психическое) не тождественно деятельности, так как

3 Представляет собой ее функцию, точнее — ее функциональный орган, задачами

Которого являются ориентировка субъекта в мире и регуляция (на основе построенного в

Результате ориентировки образа мира) деятельности субъекта.

Сложность взаимоотношений между всеми моментами «деятельностной субстанции» заслуживает столь же сложной системы презентирующих их понятий. Какой может быть структура этой системы?

В свое время отечественные исследователи-системщики 60–70-х гг. ХХ в. говорили о суммативных, организованных и

18

4 Органических системах. Мы не думаем, что сложная целостность изучаемой в

Психологии реальности, многомерность которой так любят подчеркивать «системные

Плюралисты», может быть представлена в теоретическом выражении как сумма самых

Разнообразных категорий (т. е. как суммативная система) или даже как объединение по

Принципу установления связей между отдельными понятиями, ставшими теперь «узлами

Сетки» (т. е. как организованная система, где свойства входящих в систему образований

Определяются главным образом природой этих образований, а не природой целого, в

Состав которого они входят). Представляется, напротив, что изучаемая психологией

Реальность (и соответствующая ей система понятий) всегда является органической

Системой, каждый «момент» которой определяется природой целого и не может

Существовать вне его. Кроме того, при рассмотрении органической системы всегда

Требуется вычленить и исследовать «системообразующий» фактор («стержень») системы

На данной стадии ее развития (естественно, каждый раз этим фактором могут выступать

Разные «моменты» развивающегося целого в конкретном сочетании). Такой вариант

Монизма может быть поэтому назван «системным» и противопоставлен предлагаемому в

5 Методологии психологии «системному плюрализму» .

А теперь вернемся к притче о слоне. Как явствует из изложенного выше, тот вариант монизма, на позициях которого была построена теория деятельности, вовсе не предполагает вИДения слона только как какой-то одной его «части» (например, как его хобота). Он предполагает построение «Целостной теории слона», которую можно создать лишь на путях действительного диалектического синтеза, не объединяющего отдельные позиции в «сеть», а «снимающего» их в новой, более сложной системе идей.

На наш взгляд, больше всего страдает от отсутствия в психологии работы по построению системно-монистической теории, адекватной сложности изучаемой реальности, как раз «слон», т. е. целостный живой человек, приходящий к психологу со своей конкретной проблемой. Именно ему и необходима столь же целостная (и не эклектично-суммативная, а органически-системная) научная теория, которая способна была бы представить в понятиях всю многомерность его конкретного существования. Не в последнюю очередь подобная теория требуется и новичкам, входящим в психологию, которые просто «тонут» в имеющемся в ней плюрализме и получают кусочно-эклектичное, а не системное представление о психологических проблемах. Наконец, еще одним основанием работать над построением подобной общепсихологической теории

Является для нас убеждение в том, что психология — при всем ее особом положении в

6 Системе наук — является Конкретной Наукой (хотя, как говорил Л. С. Выготский, наукой

О самом сложном, что есть в мире), и поэтому механизмы ее развития должны быть

Аналогичными механизмам развития других дисциплин. Как ни красиво звучат слова о

05.10.2012


15

Внепарадигмальности или полипарадигмальности психологии, магистральный путь любой конкретной науки — нахождение оснований интеграции разных точек зрения на изучаемую в ней реальность. Возможное основание интегративной работы в психологии видится нам в теории деятельности школы Леонтьева, которая антидихотомична и антиплюралистична по своей сути, — но только при условии дальнейшей разработки этой теории (в том числе в плане ее практического применения).

Однако критики теории деятельности находят в ней огромный методологический

19

Изъян как раз с точки зрения ее возможного использования в практике (и рассматривают это как следствие все того же монизма). Они считают ее чрезвычайно абстрактной. Так, например, А. Б. Орлов пишет, что в отличие от многих иных «парадигм» в психологии (психоанализа, гуманистической, экзистенциальной психологии и др.) деятельностная «парадигма» «не смогла ничего предложить для психологического анализа и психологической работы с жизнью конкретного человека» [18; 83], поскольку является «чрезвычайно абстрактной», имеющей отношение лишь к «человеку вообще». Разделяя в целом подобную позицию, В. М. Розин настаивает на том, что одним из критериев адекватности психологической теории является соответствие ее типа «типу человека, для которого эта теория была фактически создана» [21; 291]. Теория З. Фрейда подходит к человеку конфликтного типа, выросшему в агрессивной среде, тогда как гуманистическая психология соответствует выросшему в атмосфере заботы «человеку по Роджерсу». Универсализация же найденных школой Леонтьева в период тоталитаризма закономерностей психического развития и формирования «нового социалистического человека» кажется В. М. Розину недопустимой. Ниже мы попытаемся показать, что упреки теории деятельности в «абстрактности» не выдерживают критики.

КОНКРЕТНОЕ — ЕДИНСТВО МНОГООБРАЗНОГО

Начнем с понимания категорий «конкретное» и «абстрактное» в диалектической логике. Конкретное понимается не как единичные явления или вещи, а как «единство многообразного» (что может существовать как в чувственной, так и в мысленной формах), абстрактное — не как «сухое» теоретическое положение, а как нечто отвлеченное (отделенное, выделенное), т. е. как одностороннее знание. В этом смысле теория деятельности, которая с самого начала строилась на основе метода восхождения от чувственно-конкретного к абстрактному и от него — к мысленно-конкретному, представляет собой «единство многоразличных определений», то есть сложную систему абстракций, представляющую многомерность психической реальности на уровне

Мысленно-конкретного. При этом и выделяемые в ней единицы анализа (естественно, на

7 Разных этапах развития психического — свои ) несут в себе эту многомерность.

Стоит упомянуть хотя бы поступок как единицу анализа психологии личности ([10],

[20], [23], [26] и др.). Определяемый как полимотивированное личностное (и потому

Ответственное и самостоятельное) действие, поступок требует для своего анализа

Выделения и специального исследования всех известных нам по работам школы

Леонтьева компонентов структуры деятельности, т. е. поступок можно анализировать

«через призмы» деятельности, действия, операции и психофизиологических функций.

Рассмотрение поступка через «призму» деятельности означает выделение и анализ

Лежащих в его основе мотивов. Анализ поступка через «призму» действия требует

05.10.2012


15

Анализа реальных и идеальных целей, которые стояли перед субъектом поступка. Не менее важную роль играет операционально-техническая сторона поступка (способы совершения действия в определенных конкретных условиях) и даже его «психофизиологическая» составляющая. Ведь поступок осуществляется человеком, имеющим определенную телесную организацию (конституцию, особые свойства нервной системы и т. п.), и

20

Эта телесная организация может внести свой вклад в адекватную или неадекватную реализацию поступка.

Поэтому поступок и является той целостной системой («клеточкой»), которая отражает в своих особенностях весь мир человеческой психологии на определенном этапе онтогенетического развития субъекта. Именно это и позволяет нам высказать убеждение, что введение категории поступка (в понимании школы Леонтьева) в категориальный строй психологической науки и дальнейшая ее разработка позволят, в частности, «снять» дихотомию естественнонаучного и гуманитарного подходов в психологии личности.

Однако возможно ли применение единых принципов анализа поступка (например, принципа детерминизма) на всех уровнях его структуры, или на каждом уровне («этаже») требуются свои принципы анализа и объяснения? В последнее время в российской психологической литературе появилась тенденция отказа от детерминизма в понимании выбора человеком оснований для совершения поступка как свободного действия, поскольку зачастую они не являются результатом усвоения культурно закрепленных смыслов, а выбираются личностью вопреки этим смыслам [6]. В контексте модных сейчас синергетических исследований А. М. Улановский утверждает, что динамику систем, изучаемых психологией, невозможно предсказать, всегда существует возможность случайных, хаотических изменений, спонтанных колебаний, и любая флуктуация в такие моменты может привести к Разрыву детерминации И случайному выбору, способному определить дальнейшую судьбу системы [27]. На наш взгляд, последовательное проведение подобных идей означает отказ от научного объяснения способности человека совершить тот или иной поступок, приписывая его «игре» неизвестных и не изучаемых наукой сил. Слишком сложная и нелинейная обусловленность совершения личностью данного действия вовсе не должна приводить к допущению индетерминизма в понимании поступка даже на самом верхнем уровне его анализа.

В школе Леонтьева с опорой на идеи Л. С. Выготского уже давно доказано, что индивидуально-неповторимая деятельность человека («реальная форма поведения») всегда имеет свои «надындивидуальные образцы» («идеальные формы») и человек совершает свой уникальный поступок всегда «в лоне предшествующих образцов» [15; 174]. Этими образцами являются, например, действительные, реальные деяния лиц, которые запечатлены в разных исторических источниках, поступки литературных героев,

А также поступки современников, свидетелями которых может быть ребенок, еще не

8 Совершивший в своей жизни ни одного «лично сконструированного» действия. Однако

Наличие «образца» поступков в культуре еще не означает обязательного превращения

«идеальной» формы в «реальную». Психология поэтому стоит перед проблемой научного

Исследования механизмов подобного превращения. На наш взгляд, одним из таковых

Является «эстетизация» совершенного кем-либо поступка в произведениях литературы и

9 Искусства. Такая особая роль искусства в своеобразном «программировании» будущих

05.10.2012


15

Человеческих поступков объясняется в школе Леонтьева тем, что подлинное искусство всегда ставит «задачи на смысл» и предлагает читателю либо конкретные пути («образцы») их решения, либо побуждает «потребителей искусства» к соответствующему смыслостроительству [11].

21

Психологу осталось решить еще одну научную задачу — понять на основе биографических исследований, как именно и когда произошла трансляция «образцовых» смыслов и их индивидуальное присвоение (и последующее использование) данным конкретным человеком. Часто говорят о том, что большую роль в этом процессе играет Его Величество Случай (случайно попала книга в руки, стал неожиданным свидетелем подвига другого и пр.). Однако в психологии давно известно, что «внешние причины действуют через внутренние условия» (С. Л. Рубинштейн). Одна и та же случайность может оказать совершенно разное влияние на человека в зависимости, например, от сформированной у него ранее в предыдущей деятельности готовности воспринять имеющуюся в книге информацию и т. п. Согласно сложившейся в русле школы Леонтьева точке зрения, общим механизмом «окончательного» выбора субъектом одного из мотивов при совершении им поступка (а именно этот выбор чаще всего считается абсолютно свободным и ничем не детерминированным) является переосмысление данного мотива (придающее ему дополнительную побудительную силу). Переосмысление обеспечивается, в частности, включением данного мотива в контекст иных более общих мотивов человека (вообще говоря, в систему его ценностей), а также других мотивационно-смысловых образований личности: смысловых диспозиций и конструктов [12]. Следовательно, даже на самом «высшем» уровне поступок человека не может считаться ничем не обусловленным и объясняться «разрывом детерминации».

Обратимся теперь к самому низшему уровню анализа поступка — к обеспечивающим его реализацию физиологическим механизмам. В отличие от высшего «уровня» поступка, детерминация этих механизмов признается всеми исследователями без исключения. Однако многие из них отрицают необходимость изучения данных механизмов для понимания поступка. Между тем в деятельностной психологии школы Леонтьева и в неклассической физиологии Н. А. Бернштейна прекрасно показана диалектическая связь между «психологической» и «физиологической» составляющими поступка. По мнению А. Н. Леонтьева, разные мотивы, лежащие в его основе, могут «настраивать» и различные физиологические механизмы. Согласно Н. А. Бернштейну, важнейшим фактором, определяющим характеристики движения (в том числе его амплитуду), является двигательная задача, которая имеет свое физиологическое представительство, но поставлена перед субъектом его жизнью в мире (скажем, на свидание с любимой человек несется со всех ног, однако на нелюбимую работу он же идет, едва передвигая ноги). С другой стороны, физиологические процессы, не являясь причиной поступка, могут поставить определенные границы «свободе» человека при его совершении (например, в случае опасности человек с так называемыми слабыми нервными процессами может впасть в запредельное торможение и становится неспособным к активным действиям).

Таким образом, понимание в деятельностной психологии конкретного как «единства многообразного» предохраняет от одностороннего и тем самым абстрактного рассмотрения психологии человека. Напротив, выдвигаемые как «образцы» конкретного подхода к человеку психоанализ, гуманистическая психология и ряд других «практико-ориентированных» направлений грешат как раз абстрактностью, поскольку

05.10.2012


15

Рассматривают человека с какой-либо одной стороны: психоанализ — с позиций глубинных влечений, определяющих все остальные структуры человеческой психики, гуманистическая психология — с позиций якобы имеющейся в каждом человеке изначально позитивной программы развития, и пр.

«ОБЩЕЕ» — НЕ ЗНАЧИТ «ОДИНАКОВОЕ»

Многие критики видят «абстрактность» теории деятельности в выделении в ней неких «общих» принципов, якобы не подходящих для каждого конкретного человека. В этой связи следует сказать, что, строя общую психологию, школа Леонтьева

22

Никогда не понимала «общее» как «одинаковое», т. е. выражающее лишь сходное в самых разнообразных явлениях. Общее в соответствии с диалектической логикой понималось как «существенное».

Это означает, например, что известная периодизация психического развития, созданная Д. Б. Элькониным, вовсе не является периодизацией, пригодной «для всех времен и народов». Детство исторично, утверждал Д. Б. Эльконин, и посему в каждую историческую эпоху и для каждой культуры должны быть созданы свои периодизации. Однако принцип ведущей деятельности как существенный принцип исследования закономерностей детского развития вполне пригоден для изучения детства в разные периоды истории человечества. Это как раз и означает его Универсальность, всеобщность. Естественно, для того, чтобы он «заработал», требуется чрезвычайно сложная деятельность по выявлению совершенно конкретных фактов развития ребенка в определенных исторических условиях. То же можно сказать про любой другой принцип деятельностного подхода.

То, что эта работа в должной степени еще не осуществлена, вовсе не доказывает принципиальную «непрактичность» теории деятельности. Наоборот, школа Леонтьева подходит к человеку весьма конкретно, т. е. рассматривает его как сложнейшее «единство многообразного», требующее очень долгой и трудной работы по теоретической реконструкции всех сторон и моментов данного единства. В этом плане представитель школы Леонтьева напоминает врача, который не может поставить диагноз без сложнейших исследовательских процедур, которые, возможно, весьма долги и утомительны, но дают представление о сложности картины болезни и тем самым о сущностных методах ее лечения. Напротив, современный психолог-практик зачастую похож на фельдшера, который дает больному быстрый совет: если голова болит здесь, прими одну таблетку, если там — другую и т. п. Если продолжить медицинскую аналогию (а ее часто используют противники теории деятельности, заявляя, что разные «практические» случаи вообще «не могут разрешаться с помощью какой-нибудь одной, даже самой современной психологической теории» [21; 291]), то следует сказать, что деятельностно-ориентированные психологи стремятся к Профилактике, а не к лечению уже имеющихся заболеваний. Поэтому грамотно выстроенная (в том числе и при помощи психолога), адекватная времени и культуре, а также индивидуальным особенностям субъекта деятельность в мире предохраняет человека от возможных разочарований и неожиданностей в жизни и не приводит к неврозам, от которых потом следует избавляться. В этом смысле деятельностная психология сродни мощно развивающейся в настоящее время позитивной психологии, за которой, нам представляется, будущее

05.10.2012


15

9


Психологической науки и практики. Поэтому можно надеяться и на будущее деятельностной психологии.

1. Блауберг И. В., Садовский В. Н., Юдин Э. Г. Системный подход в современной науке //

Проблемы методологии системного исследования / Под ред. И. В. Блауберга, В. Н. Садовского, Э. Г. Юдина. М.: Мысль, 1970. С. 7–48.

2. Гарбер И. Е. Метод и технология в психологии // Тр. Ярослав. методол. семинара. Т. 3.

Метод психологии / Под ред. В. В. Новикова (гл. ред.) и др. Ярославль: МАПН, 2005. С. 34–46.

3. Гусельцева М. С. Культурная психология и методология гуманитарных наук // Вопр. психол.

2005. № 5. С. 3–18.

4. Гусельцева М. С. Методологические предпосылки и принципы развития культурно-
исторической психологии // Методологические проблемы современной психологии / Под
ред. Т. Д. Марцинковской. М.: Смысл, 2004. С. 82– 101.

5. Гусельцева М. С. Типы методологических установок в психологии // Вопр. психол. 2005. № 6.

С. 98–103.

6. Кричевец А. Н. Внутренние условия развития и психофизическая проблема // Вопр. психол.

2005. № 1. С. 3–18.

7. Кричевец А. Н. Многоэтажная психология. Эскизный проект // Мир психологии. 2005. №

3(43). С. 218–233.

8. Леонтьев А. А. Деятельный ум. М.: Смысл, 2001.

9. Леонтьев А. Н. Деятельность. Сознание. Личность // Избр. психол. произв.: В 2 т. Т. 2. М.:

Педагогика, 1983. С. 94–231.

23

10. Леонтьев А. Н. Начало личности — поступок // Избр. психол. произв.: В 2 т. Т. 1. М.: Педагогика, 1983. С. 381–384.

11. Леонтьев Д. А. Динамика смысловых процессов // Психол. журн. 1997. Т. 18. № 6. С. 13–27.

12. Леонтьев Д. А. Субъективная семантика и смыслообразование // Вестн. МГУ. Сер. 14. Психология. 1990. № 3. С. 33–42.

13. Лотман Ю. М. Беседы о русской культуре: Быт и традиции русского дворянства (XVIII — начало XIX века). СПб.: Искусство, 1994.

14. Мазилов В. А. Методология психологической науки. Ярославль: МАПН, 2003.

15. Мамардашвили М. К. Как я понимаю философию. М.: Прогресс, 1990.

16. Мясоед П. А. Психология в аспекте типов научной рациональности // Вопр. психол. 2004. № 6. С. 3–18.

17. Общая психология: В 7 т. / Под ред. Б. С. Братуся. Т. 1. Соколова Е. Е. Введение в психологию. М.: ИЦ «Академия», 2005.

18. Орлов А. Б. А. Н. Леонтьев — Л. С. Выготский: очерк развития схизиса // Вопр. психол.

2003. № 2. С. 70–85.

19. Петренко В. Ф. Конструктивистская парадигма в психологической науке //
Постнеклассическая психология: Журн. конструкционист. психол. и нарративного подхода.

2004. № 1. С. 71–87.

20. Петухов В. В. Природа и культура. М.: Тривола, 1996.

21. Розин В. М. Психология: наука и практика. М.: РГГУ; Омега-Л., 2005.

22. Смирнов С. Д. Методологический плюрализм и предмет психологии // Вопр. психол. 2005. № 4. С. 3–8.

23. Соколова Е. Е. Идеи А. Н. Леонтьева и его школы о поступке как единице анализа личности в их значении для исторической психологии // Традиции и перспективы деятельностного подхода в психологии (школа А. Н. Леонтьева) / Под ред. А. Е. Войскунского, А. Н. Ждан, О. К. Тихомирова. М.: Смысл, 1999. С. 80–117.

24. Соколова Е. Е. «Неклассическая психология» А. Н. Леонтьева и его школы // Психол. журн.

05.10.2012


15 10

2001. Т. 22. № 6. С. 14–24.

25. Соколова Е. Е. Школа А. Н. Леонтьева в контексте ее современного «оппонентного круга» // Уч. записки кафедры общей психологии МГУ. Вып. 1 / Под ред. Б. С. Братуся, Д. А. Леонтьева. М.: Смысл, 2002. С. 227–235.

26. Столин В. В. Самосознание личности. М.: Изд-во МГУ, 1984.

27. Улановский А. М. Синергетическая метафора сознания // Вестн. МГУ. Сер. 14. Психология. 2005. № 1. С. 17–29.

28. Философия: Энциклопедический словарь / Под ред. А. А. Ивина. М.: Гардарики, 2004.

29. Юревич А. В. Интеграция психологии: утопия или реальность? // Вопр. психол. 2005. № 3. С. 16–28.

30. Юревич А. В. Интерпретативные традиции и параметры развития психологической науки // Вопр. психол. 2005. № 5. С. 119–130.

Поступила в редакцию 18.I 2006 г.

1

В. Ф. Петренко считает базовой категорией деятельностного подхода в варианте А. Н.

Леонтьева категорию отражения [19].

2

О нетождественности понятий «психическое» и «внутренняя деятельность» см.,

Например, [24].

3 Буквально такого определения психического в работах А. Н. Леонтьева нет; его дали мы,

Развивая идеи его школы [17].

4

Впрочем, многие философы-системщики вообще не считали суммативные системы

Системами. Последними, по их мнению, можно назвать только такие образования, которые

Обладают свойствами целостности [1].

5 Последнее словосочетание, на наш взгляд, — оксюморон.

6

Во многих имеющихся классификациях психология занимает центральное положение в

Системе наук.

7 По какому-то недоразумению школе Выготского — Леонтьева постоянно приписывается

Поиск одной-единственной «клеточки» психического (см., например, [5], [16]). Для

Доказательства «многоклеточности» психологии обычно ссылаются на С. Л. Рубинштейна,

Который на самом деле утверждал то же самое, о чем говорилось и в указанной школе, — а

Именно: на каждой стадии развития системы единицей ее анализа должна быть своя «клеточка».

Впрочем, исследование этой проблемы выходит за рамки данной статьи, тем более что, на наш

Взгляд, следует различать разные типы «единиц анализа» (например, «клеточку» и «начало»).

8 Подробности см. в [13], [23].

9

Особенно ярко этот процесс происходил в определенные эпохи русской истории,

Например, на рубеже XVIII–XIX вв. Так, свою поэтическую биографию получил подвиг Н. Н.

Раевского в войне 1812 г., против чего сам Раевский возражал. Опоэтизировать можно даже

Последние слова умирающего — реальные или приписанные ему почитателями его деяний

(подробности см., в частности, в [13]). Подобные опоэтизированные высказывания могут

Повторяться с восторгом и упоением в детской, где в сюжетно-ролевых играх и происходит

Усвоение стоящих за поступком ценностно-нравственных норм, и вспоминаться в

Подростковом возрасте, когда ребенок ищет точку опоры для совершения уже своего

Уникального поступка.


151

151