—Мне надоело! — пожаловался я.

—Что, Демиан?

—Что мне лгут! Мне надоело, что мне лгут!

—А почему тебя так злит ложь? — Словно я жаловался, что дождь мокрый...

—Как это почему? Потому что это ужасно! Меня раздражают те, кто меня обманывает, надувает, впутывает меня в свои интриги.

—Тебя впутывают? Как им это удается?

—Лгут. Вот что они делают.

—Но этого недостаточно, Демиан. Они могли бы лгать много дней подряд, а ты бы только веселился, слушая их истории...

— Но меня можно обмануть, Хорхе. Я доверчив,
я им верю... Любой идиот приходит со своими глупы
ми выдумками, а я ему верю. Я дурак!

—А почему ты им веришь?

—Потому., потому.. Не знаю, какого черта я им верю. Сукины дети! — закричал я. — Не знаю... Не знаю...

Толстяк некоторое время наблюдал за мной, потом добавил:

— Ты же понимаешь, что лучше бы не злиться. Но
сейчас, раз ты уже в таком состоянии, самое верное —
поддаться этой злости и сделать что-нибудь, чтобы ее
побороть.

Я знал, что имеет в виду Толстяк.

По мнению Хорхе, злость, любовь или горе — это только «батарейки» для тела; что чувство — это энергия, предшествующая движению; что эмоция ничего не стоит без действия; что попытка выключить эмоции ведет к помешательству, растерянности, распаду личности.

А я как раз этим и занимался, пытаясь сдержать выброс эмоций, к которому подталкивала меня сложившаяся ситуация.

Мой психотерапевт сел на пол, подвинул огромную подушку и поставил ее перед собой. Не говоря ни слова, он похлопал ладонью по подушке, приглашая меня поработать.

Я знал, какое задание предлагал мне выполнить Хорхе. Молча я сел по другую сторону подушки и начал бить по ней кулаками.

Все сильнее.

Все сильнее.

Все сильнее.

Я бил... и бил... и бил...

Потом кричал.

И ругался.

И снова бил.

И бил...

И бил...

Пока не рухнул в изнеможении, тяжело дыша...

Толстяк подождал, пока у меня не восстановилось дыхание, затем положил мне руку на плечо и спросил:

—Тебе лучше?

—Нет, — сказал я. — Может быть, легче, но не лучше.

—Это субъективное мнение, — не раздумывая возразил Хорхе. — Я думаю, что всегда лучше сбросить груз с души.

Я прислонился к его груди и некоторое время слушал, как он пытается приободрить меня.

— Расскажешь, что с тобой случилось?

— Нет, Толстяк, нет. Сам случай не имеет значения. Сейчас, по крайней мере, я мыслю достаточно здраво, чтобы самому разобраться в нем. Мне просто нужно знать, что со мной такое. Эта тема слишком выводит меня из себя.

— Хорошо, но нужно же с чего-то начать. Поэтому постарайся хотя бы кратко обрисовать суть проблемы.

Я сел поудобнее на полу, пошмыгал носом и сделал первую попытку:

— Дело в том, что когда я...
Толстяк не дал мне продолжить:

— Нет, нет и нет. Изложи все, как в телеграмме. Как
будто каждое слово стоит целое состояние. Давай!

Я задумался.

— Меня раздражает, когда мне лгут, — сказал я на
конец.

Я был удовлетворен.

Именно это я и хотел сказать.

Пять слов.

Это был действительно телеграфный стиль.

Я посмотрел на Толстяка.

...Молчание.

Я решил сделать еще одну инвестицию, пойти на дополнительные расходы, чтобы придать больше реализма моей фразе:

— Меня очень-очень раздражает, когда мне лгут!
Именно так!

Толстяк улыбнулся, у него на лице появилось это выражение все понимающего дедушки, которое часто появлялось у Хорхе и которое я иногда интерпретировал как «какой ты еще глупый мальчик», а иногда как крепкое объятие, означавшее «я с тобой» или «все хорошо».

—Меня раздражает! — подтвердил я.

—Когда тебе лгут, — закончил Хорхе.

—Когда мне лгут! — сказал я.

—Когда ТЕБЕ лгут, — подчеркнул он.

—Когда МНЕ лгут. — Я не мог понять, куда он клонит. — Над чем ты смеешься? — спросил я наконец.

—Я не смеюсь, а улыбаюсь.

—Что происходит? Я ничего не понимаю.

—Я знаю, на каком этапе ты остановился. И не по книгам. А на собственном опыте. Ведь я сам простоял на этом уровне большую часть своей жизни... Я улыбаюсь, потому что ты мне симпатичен, потому что я узнаю в тебе себя тех времен, потому что я точно так же относился к этой проблеме...

—Нет, Толстяк, это мне не поможет. Мне недостаточно знать, что и ты через это прошел. Меня не утешает мысль о том, что я стою на самой многолюдной улице планеты. Сегодня мне этого недостаточно.

Толстяк сидел с лицом довольного Будды.

—Я знаю. Я знаю, что тебе этого недостаточно. Но разве ты уже уходишь?

—Нет, не ухожу!

—Отлично, тогда успокойся. Ты просто хотел узнать, почему я улыбаюсь, а я попытался тебе это объяснить. Вот и все.

Хорхе вернулся в свое кресло.

—Тебя раздражает, когда тебе лгут. - Да.

—А как ты понимаешь, что тебе лгут?

— Как я понимаю, что мне лгут? Мне что-нибудь го
ворят, а я рано или поздно узнаю, что это неправда.

— А-а. Но ты путаешь два понятия: «говорить правду» и «не лгать».

— Разве это не одно и то же?

— Вовсе нет!

Тут формально-логический ход моих мыслей разбился о гранитную стену... Единственное, что меня утешало, — это то, что, если неразбериха, как говорил всегда Хорхе, является входной дверью в полную ясность, я должен был находиться на пороге высшего знания, потому что не понимал абсолютно ничего.

— Ясно! — начал Хорхе.

— Ясно для тебя! — вмешался я.
Толстяк от души рассмеялся и продолжал:

— Говоришь ты правду или нет, совсем не зависит
от того факта, что ты лжешь.

Приведу тебе пример.

Много лет назад, когда в мире появился детектор лжи, все адвокаты и ученые, изучающие поведение человека, пришли в восторг. Потому что в основу действия аппарата положен принцип работы ряда датчиков, фиксирующих физиологические отклонения в организме, а именно: потоотделение, сокращение мышц, изменения пульса, дрожь и бегающие глаза, — наблюдающиеся у любого человека, когда он лжет.

В то время опыты с «машиной правды», как ее стали называть, проводились во множестве повсеместно.

Как-то один адвокат решился на очень специфическое исследование.

Он привез эту машину в психиатрическую клинику города и испытал на ней пациента Джи-Си Джонса. Господин Джонс был психопатом, считавшим себя Наполеоном Бонапартом. Возможно, благодаря изучению истории он превосходно знал жизнь Наполеона и сообщал точно и от первого лица мельчайшие подробности из жизни великого корсиканца, и все это очень связно и в логической последовательности. Врачи усадили господина Джи-Си Джонса перед детектором лжи и после небольшой настройки спросили его: «Вы Наполеон Бонапарт?»

Пациент, подумав минуту, ответил: «Нет! Как вам только это пришло в голову? Я Джи-Си Джонс».

Все улыбнулись, кроме оператора детектора лжи, сообщившего, что господин Джонс... лжет!

Машина показала, что, когда пациент говорил правду (то есть когда он уверял, что он господин Джонс), он лгал... считая себя на самом деле Наполеоном.