ЕСТЕСТВЕННОНАУЧНАЯ И ГУМАНИТАРНАЯ ПАРАДИГМЫ В ПСИХОЛОГИИ, ИЛИ РАСКАЧАННЫЙ МАЯТНИК

Состоявшийся в рамках юбилейной сессии Московского психологического общества «круглый стол» на тему «Развитие психологии в естественнонаучной и гуманитарной парадигмах» высветил важную проблему, явно заслуживающую обсуждения на страницах журнала.

Напомним краткую предысторию этого «круглого стола». Сначала планировалось проведение, причем параллельное, двух «круглых столов»: «Развитие психологии в естественнонаучной парадигме» и «Развитие психологии в гуманитарной парадигме», однако на первый из них записалось слишком мало участников, в результате чего было принято решение объединить мероприятия.

В своем блестящем выступлении на объединенном таким образом «столе» Б. С. Братусь акцентировал названную причину их объединения как знаковую, выражающую «затухание» в психологии естественнонаучной парадигмы и, соответственно, триумф гуманитарной парадигмы, а выступления ряда других участников звучали как адвокатские речи в защиту естественнонаучной парадигмы: дескать, в ней тоже есть много полезного, и ее еще рано хоронить. Так или иначе, объединенный «круглый стол» прошел под знаком признания господства в современной психологии, по крайней мере, в отечественной, гуманитарной парадигмы и защиты естественнонаучной парадигмы, оказавшейся в осадном положении. Эту ситуацию трудно не воспринять как парадоксальную на фоне того, что еще совсем недавно естественнонаучная парадигма, казалось бы, полностью доминировала в нашей психологии и, уж во всяком случае, не нуждалась в адвокатах.

Прежде чем обсуждать причины этого парадокса, проясним употребляемые термины, для чего сделаем небольшое отступление.

По поводу парадигмального статуса психологии, как и по поводу других ее фундаментальных методологических проблем, до сих пор нет и не предвидится единства мнений, но обозначаются три основные позиции. Согласно первой из них, провозглашенной Т. Куном, с которым у нас ассоциируется столь популярный термин «парадигма», психология — Допарадигмальная, а значит, и донаучная, дисциплина, в которой парадигма еще не сложилась. Согласно второй, психология — Мультипарадигмальная Наука, в которой сосуществуют (и соперничают) разные парадигмы. Согласно третьей, психология — Внепарадигмальная Дисциплина, и представления о парадигмах, наработанные Т. Куном и его последователями на материале точных наук, главным образом физики, к ней вообще не применимы.

Психологи явно предпочитают вторую позицию, считая сосуществующими в этой науке парадигмами то основные системы психологического знания (психологические «империи»), такие как бихевиоризм, когнитивизм, психоанализ и др., то позитивистскую и гуманистическую психологию, то психологию академическую и практическую, то, как в случае упомянутого «круглого стола», естественнонаучную и гуманитарную ориентации, то какие-либо другие «модели» психологического познания.

Естественно, в подобных условиях, а также на фоне многозначности самого термина «парадигма» (уже в начале 80-х гг. прошлого века Дж. Мастерман насчитал 35 его

05.10.2012


147

Различных пониманий, после чего, понятное дело, их стало еще больше) было бы нелепым говорить о «правильных» и «неправильных» способах выделения парадигм в психологии — особенно когда неясно, есть ли они там вообще (вспомним первую и третью позиции в отношении ее парадигмального

148

Статуса). Ясно, что ни один из способов их вычленения не лучше и не хуже любого другого, и, в частности, вполне возможно говорить о естественнонаучной и гуманитарной парадигмах.

Авторы вышедшей в 1988 г. книги [4] констатируют шесть отличительных (т. е. противоположных естественнонаучной парадигме) признаков гуманитарной парадигмы, которая в те годы еще утверждала свое право на существование: 1) отказ от культа эмпирических методов; 2) признание научным не только верифицированного знания, подтвержденного «внесубъектным» эмпирическим опытом; 3) легализация интуиции и здравого смысла исследователя; 4) возможность обобщений на основе изучения частных случаев; 5) единство исследования и практического воздействия; 6) изучение целостной личности, включенной в «жизненный контекст». К этим признакам можно добавить и такие критерии демаркации парадигм, как ориентация естественнонаучной парадигмы преимущественно на объяснение психологических феноменов, а гуманитарной — на их понимание, доминирование в первой каузальных объяснений, а во второй — телеологических, более тесная связь гуманитарной парадигмы с психологической практикой, ее органическая включенность в постмодернистское виґдение науки, отсутствие методологического ригоризма, характерного для естественнонаучной парадигмы, которая ориентирована на позитивистские стандарты, и др.

В общем, разграничительную линию между двумя парадигмами провести нетрудно, хотя в современной — постнеклассической, в терминах В. С. Степина, — науке она не будет выглядеть как непроницаемая граница. Налицо и тенденция к «размыванию» подобных границ, что, впрочем, не делает эфемерной проблему соотношения двух парадигм и ослабления прежних позиций одной из них.

Причины этого явления, как и всего, происходящего в науке, можно разделить на две группы: «внешние» (по отношению к самой науке — в данном случае к психологии) и «внутренние».

Главная из «внешних» причин состоит в том, что в современном российском обществе социогуманитарная наука востребована куда больше естественной. Это показалось бы совершенно немыслимым еще совсем недавно, когда лишь вторая считалась «настоящей» наукой, а первая воспринималась как ее не слишком полезный и изрядно идеологизированный придаток. «Взлет» социогуманитарных наук, прежде всего экономики и политологии, в современной России может быть проиллюстрирован самыми разнообразными цифрами, такими как конкурс в соответствующие вузы, рост численности специалистов соответствующего профиля, число аспирантов, докторантов, защищенных диссертаций — кандидатских и докторских, и т. п. В этих научных дисциплинах вопреки «валовым» тенденциям развития (или деградации) отечественной науки наблюдается стремительный, иногда характеризуемый как лавинообразный, рост численности специалистов (или тех, кто себя за таковых выдает) и исследовательских центров. Например, у нас сейчас насчитывается более 300 политологических центров, имеющих средний оборот порядка 300 тыс. долларов в год. За последние пять лет выпуск аспирантов и докторантов в политологии увеличился в три раза, а в экономике — в 2,5

05.10.2012


147

Раза, пропорционально возросло и количество защищаемых диссертаций. Известные политики тоже явно предпочитают защищать диссертации, причем сразу докторские (зачем мелочиться?), по общественным наукам.

97 % новых, негосударственных, вузов заняты предоставлением услуг в сфере гуманитарного образования. Среди государственных вузов наибольшим спросом тоже пользуются учебные заведения, дающие гуманитарное образование, о чем можно судить и по конкурсу, и по стоимости платного обучения, которая уже достигла 10 тыс. долларов в год. 75 % новых учебных курсов относится к области менеджмента, экономики и юриспруденции, ставших у нас наиболее популярными учебными предметами. Данные опросов, проводимых среди студентов, демонстрируют, что наиболее перспективными дисциплинами они считают экономику, правоведение, политологию, международные отношения, социологию и психологию, и практически никто не упоминает, скажем, физику или химию. Подобное мнение, похоже, разделяют и наши СМИ, проявляющие куда больший интерес к социогуманитарным, нежели к естественным наукам, представителей которых замечают лишь тогда, когда кто-либо из них получит Нобелевскую премию.

149

В результате закономерно, что и по уровню известности и востребованности в нашем обществе, и по уровню доходов, количеству и разнообразию их источников наши гуманитарии сейчас намного превосходят «естественников» и «технарей» (см., например, [3]).

Отечественная психология — «зеркало» того, что происходит в нашей науке в целом, и ослабление позиций естественной науки на фоне «взлета» социогуманитарных дисциплин не могло не сказаться на соотношении соответствующих парадигм в психологии, одна из которых ориентирована на естественные науки, а вторая — на социогуманитарные.

Здесь уместно сделать небольшое отступление и соотнести эту тенденцию с происходящим в мировой науке. По таким критериям интереса общества к различным областям научного исследования, как внимание, уделяемое им СМИ (время, выделяемое их представителям на телевидении, и т. п.) в Англии и США, например, безоговорочно лидируют биотехнологии и медицина, в то время как у нас — экономика и политология. И это легко понять: типового, скажем, американца политика и, соответственно, политология, либо не интересуют вообще, либо он проявляет к ним интерес раз в четыре года — во время президентских выборов, а экономика — и того реже, во время экономических кризисов, которые случаются в его стране пару раз за столетие, а вот, скажем, перспективы создания искусственных органов или излечения рака и СПИДа его очень даже интересуют. Иное дело — наша страна, где сейчас даже разводы нередко происходят по политическим причинам (она — за левых, он — за правых, или наоборот, какой уж тут секс, а тем более семейный очаг?), а курсы иностранных валют бóльшая часть граждан знает тверже таблицы умножения. При всей любви к социогуманитарной науке здесь трудно удержаться от аналогии с ситуацией, когда мы вместо генетики и кибернетики развивали истмат и научный коммунизм, хотя нашим политологам такая аналогия, конечно же, не понравится.

Психология вместе со всей отечественной наукой представляет собой также «зеркало» того, что происходит в нашем обществе. В современном обществе любая наука «движется» туда, где есть деньги, т. е. развивается в направлении основных финансовых

05.10.2012


147

Потоков. Деньги у нас есть, в основном, в бизнесе и в политике, поэтому, как нетрудно заметить (по количеству защит, издаваемых книг и т. п.), среди основных направлений отечественной психологии наиболее активно «пассионируют» психология бизнеса и политическая психология. И та, и другая лучше совместимы с гуманитарной парадигмой, что содействует ее процветанию.

«Движение» психологии «в направлении денег» проявляется и в том, что у нас на 30 тысяч психологов (называются и другие цифры — вплоть до 150 тысяч) приходится лишь два научно-исследовательских института (Институт психологии РАН и Психологический институт РАО), некоторая их часть принадлежит к так называемой вузовской науке, остальные же занимаются практикой, в которой типовой продукт исследований, выполненных в рамках естественнонаучной парадигмы — коэффициенты корреляции и т. д., — выглядит не более уместным, чем зонт при ясном небе.

В данном контексте следует отметить и большую «экономичность» гуманитарной парадигмы, не требующей, в отличие от парадигмы естественнонаучной, длительных и трудоемких исследований. У большинства современных отечественных психологов на такие исследования попросту нет времени, ибо жизнь вынуждает их «крутиться», зарабатывая себе и своим детям на пропитание.

Давно подмечено также, что либерализация общества, как правило, отображается и в развиваемых им научных традициях, в частности, приводит к укреплению более «либеральных» методологий, таких как гуманистическая парадигма в психологии, и к ослаблению методологий «ригористических», таких как естественнонаучная парадигма.

Подобных — «внешних» — причин, ставящих в более выгодные условия гуманитарную парадигму, немало. Но и приведенных, наверное, достаточно для иллюстрации того, что естественнонаучная парадигма вместе со всей естественной наукой в нынешней России оказалась в очень сложном положении — в отличие от «методологически облегченной» и более релевантной практике (а значит, и более близкой к деньгам) гуманитарной парадигмы.

Однако объяснить подобным образом новое соотношение между ними означало бы существенно и неоправданно сузить картину.

150

Имеется и ряд «внутренних» причин изменения этого соотношения.

Среди них в первую очередь стоит отметить «усталость от позитивизма», характерную для всей современной науки и послужившую одной из главных причин распространения в ней постмодернистской методологии. Поскольку под словом «позитивизм», как и под словом «парадигма», мы привыкли понимать все, что угодно, приведем его характеристику, данную финским логиком Г. Х. фон Вригтом. «Одной из догм позитивизма является методологический монизм, то есть идея единообразного научного метода независимо от различия областей научного исследования. Вторая догма выражается в том, что точные естественные науки, в частности математическая физика, дают методологический идеал или стандарт, по которому измеряют степень развития и совершенства всех других наук, включая гуманитарные. Наконец, третья догма связана с особым пониманием научного объяснения. Научное объяснение является в широком смысле “каузальным”. Более точно оно заключается в подведении индивидуальных случаев под гипотетические общие законы природы, включая “природу человека”» [1; 43]. Приведем и еще одну характеристику позитивистской методологии, принадлежащую израильским психологам Д. Бар-Тал и У. Бар-Тал: «Этот подход признает только научное

05.10.2012


147

Знание в качестве валидного. Отличие научного знания от ненаучного видится в том, что только первое поддается верификации... соответственно, научное знание добывается путем строгого наблюдения. Правила этого наблюдения определяются научными методами. Только на основе наблюдений ученый может строить теорию или объяснить поведение. Следовательно, прогресс науки осуществляется через индуктивную логику, которая делает возможными обобщения на основе конкретных наблюдений» [4; 83–84].

Воплощение всего этого в исследовательскую методологию порождает «мифы» о науке, суммированные У. Веймером [5]: 1) научное знание основано на твердых эмпирических фактах; 2) теории выводятся из фактов (и, следовательно, вторичны по отношению к ним); 3) наука развивается посредством постепенного накопления фактов; 4) поскольку факты формируют основания нашего знания, они независимы от теорий и имеют самостоятельное значение; 5) теории (или гипотезы) логически выводятся из фактов посредством рациональной индукции; 6) теории (или гипотезы) принимаются или отвергаются исключительно на основе их способности выдержать проверку экспериментом.

В реальной, а не в мифической науке все происходит по-другому. А после выхода в свет «классических» работ Т. Куна, П. Фейерабенда, Ст. Тулмина, И. Лакатоса и других ученых позитивистский образ науки, безусловно сыгравший положительную роль в ее истории, можно считать «списанным в тираж». Тем не менее, отвергнутый и естественной наукой и ее философской методологией, он сохраняет удивительную живучесть в ряде социогуманитарных дисциплин, в том числе и в психологии. В результате она пытается втиснуться явно не в свою одежду, а разочарование в заведомо не выполнимых позитивистских принципах оборачивается разочарованием в естественнонаучной парадигме, которая в методологическом самосознании психологии прочно срослась с ними.

К этому можно добавить и специфические традиции отечественной науки, которая, несмотря на блестящие успехи российских естествоиспытателей — И. П. Павлова, И. М. Сеченова и других — вплоть до утверждения «советской модели» ее развития, явно тяготела к гуманитарной парадигме. Основные проявления характерного для естественнонаучной традиции рационализма вызывали у российских интеллектуалов сильное раздражение. Приведем такую емкую цитату: «Аксакова не устраивало то, что в его рамках “все формулируется”, “сознание формальное и логическое” не удовлетворяло Хомякова, “торжество рационализма над преданием”, “самовластвующий рассудок”, “логический разум”, “формальное развитие разума и внешних познаний” гневно порицались Киреевским» [2; 70]. Этим атрибутам рационалистического мышления противопоставлялись «живое миросозерцание», интуиция, «внутреннее ясновидение», эмоциональная вовлеченность в познавательный процесс. В основе подобных методологических ориентаций российской науки лежала идея о том, что ее главная цель — не объяснение физического мира и решение практических проблем, а понимание человека и, в первую очередь, постижение России, что невозможно

151

Сделать рациональным, картезианским путем. «Старую Русь надобного угадать», — писал А. С. Хомяков. Ему вторил Ю. Ф. Самарин: «Все, что мы утверждаем о нашей истории, о нашем народе, об особенностях нашего прошедшего развития, все это угадано, но не выведено». А И. В. Киреевский подчеркивал, что «национальный “дух жизни” нельзя постичь “отвлеченно-логическим мышлением”, а можно — лишь “внутренней силой

05.10.2012


147

Ума”» [2; 57]. И в общем, происходящее в современной российской психологии выглядит не как разрыв с характерными для нашей культуры интеллектуальными традициями, а, напротив, как возвращение к ним.

«Так что же из всего этого следует? — наверняка, спросит раздраженный столь долгими объяснениями читатель. — Хорошо это или плохо? И каковы наиболее вероятные последствия отчетливо наблюдающегося в нашей психологии изменения соотношения между парадигмами?»

Проще всего, конечно, ему было бы ответить, что чему быть, того не миновать, происходящее в нашей психологии закономерно, а значит, как все закономерное, не «хорошо» и не «плохо». Но такой ответ лишь слегка смягчит проблему, ни коей мере ее не разрешив. Перефразируя известное высказывание упомянутого выше И. В. Киреевского, можно сказать, что «источник силы» отечественной психологической науки

— в сочетании естественнонаучной и гуманитарной парадигм, а два наиболее часто
цитируемых на Западе ее представителя — Л. С. Выготский и А. Р. Лурия — работали,
соответственно, в рамках гуманитарной и естественнонаучной парадигм. Нарушение их
«равновесия» чревато однобоким развитием нашей психологической науки, а наш
российский «маятник», вынуждающий нас регулярно шарахаться из крайности в
крайность, может порождать тяжелые для нее последствия. Одно время мы забывали о
личности, увлекаясь объемами памяти и восприятия или коэффициентами корреляции.
Но если мы на очередном витке этого «маятника» забудем о том, что в голове у любой
личности все-таки нейроны, которые тоже нуждаются в изучении, это неизбежно породит
другую крайность. «Либерализация» методологии современной науки означает равные
права на существование разных научных методологий (не путать с паранаучными и т. п.),
а не забвение той методологии, которая лежала в истоках науки.

Можно выстроить и континуум видов познания, которые преподносятся массовому сознанию от имени психологической науки: естественнонаучная парадигма в психологии

— гуманитарная парадигма — практическая психология — «поп-психология»
(представленная заполонившими прилавки наших книжных магазинов книгами: «Как
заводить друзей», «Как добиться успеха в бизнесе» и т. п.) — парапсихология. Любое
движение от одного из его полюсов — это неизбежное движение к другому. И
ослабление позиций естественнонаучной парадигмы неизбежно укрепляет позиции не
только гуманитарной парадигмы, но и, например, парапсихологии. Как говорят в Одессе:
«А нам это надо?»

1. Вригдт фон Г. Х. Логико-философские исследования // Вригдт фон Г. Х. Избр. труды. М.:

Прогресс, 1986.

2. Россия и Германия: опыт философского диалога. М.: Медиум, 1993.

3. Юревич А. В. Социогуманитарная наука в современной России: адаптация к социальному

Контексту. М.: Изд-во ВШЭ, 2004.

4. Bar-Tal D., Bar-Tal W. (ed.). The social psychology of knowledge. Cambridge: Cambr. Univ. Press,

1988.

5. Weimer W. B. Psychology and the conceptual foundations of science. Hillsdale: Hillsdale Press, 1976.

А. В. Юревич

Доктор психологических наук, зам. директора Института психологии РАН,

Москва

05.10.2012


148

1


148