ГЛАВА 1 СОВРЕМЕННЫЕ ПОДХОДЫ К ИССЛЕДОВАНИЮ ТЕРРОРИЗМА // История исследования проблемы терроризма

За тысячи лет природа насилия в своей основе практически не изменилась. Разница заключается только в том, что современное насилие стало еще более агрессивным и жестоким. Терроризм как явление во многом традиционен и даже примитивен, он всякий раз меняет свои формы, но «формула» террора остается прежней. Главное в ней — даже не само по себе насилие, а прежде всего запугивание.

Запугивание осуществляемым или планируемым насилием вызывает еще и неадекватные действия, усиливающие первичный страх. Схема действия террористов: выдвижение требований — угроза насилия — отказ — осуществление насильственной акции. Однако на этом «формула террора» не заканчивается. Она имеет свое продолжение: осуществление насильственной акции — ужас — неадек - , ватные действия — новые волны страха — новые террористиче - ские акции.

Терроризм исторически развивался от индивидуального к групповому — локальному — массовому террору. Для современного мира характерно все более массовое насилие.

Первоначально террор был почти исключительно индивидуальным феноменом. Главным было ликвидировать некое конкретное лицо. Это было простое физическое уничтожение политического противника, за которым обычно даже не стояло специальной цели оказания ужасающего воздействия на сознание и психологию масс.

Индивидуальный террор служил обычным инструментом политической борьбы — крайним средством устранить заведомо более сильного и могущественного политического оппонента или соперника. Сильные в отношении слабых могли использовать иные средства — опалу, ссылку, тюремное заключение, позднее — отставку, ограничение в правах или иные формы отстранения от активной (прежде всего политической) жизни. Уделом слабых оставались интриги, заговоры и, наконец, физическое устранение тех, против кого никак нельзя было применить иные средства борьбы.

В постоянной борьбе за власть в истории можно найти десятки, если не сотни примеров такого индивидуального террора. Однако уже в Древнем Риме прибегати к групповому и даже локальному террору. Юлий Цезарь наказывал обратившиеся в бегство легионы казнью каждого десятого бежавшего солдата. В результате он порождал этим ужас у остальных и как бы вытеснял этим ужасом тот страх, который легионеры испытывали пер? д неприятелем. Ужас побеждал страх, и после этого легион вновь становился боеспособным.

Практикой локального террора принято считать так называемые проскрипции или проскрипционные списки, введенные в практику одним из наиболее кровавых римских диктаторов. Первоначально он устроил групповой террор, который грозил стать массовым. Здесь проходит тонкое психологическое различие между физическим устранением противников и созданием атмосферы террора, ужаса у всех остальных за счет неопределенности их собственной судьбы, то есть через создание угрозы их спокойствию и безопасности. Убийство человека на улице не внушает ужаса даже жителям ближайшего дома. Обещание же составлять каждый день новые списки и тем самым выносить новые смертные приговоры ужасает сразу все население.

Террор со стороны властителей постепенно приводил к тому, что тяга к террору возникала и в низах, у той самой массы, которую пытались, вслед за элитой, запугать властители.

К террору пришла Великая французская революция — фактически это была первая действительно массовая историческая площадка для социальной диктатуры и связанного с ней террора. Путь этот начался с принятия якобинской конституции. Новая Декларация прав человека и гражданина провозглашала целью «всеобщее счастье». Она объявляла «естественными и неотъемлемыми правами человека» свободу, равенство, безопасность и собственность. В ней была одна небольшая зацепка: «право на сопротивление угнетению», право на восстание, «когда правительство нарушает права народа».

В Париже стали происходить крупные волнения. Рабочие, ремесленники, городская беднота выходили на улицу с оружием в руках. После упразднения обычной законности как неспособной защитить революцию был принят тезис о том, что «если в мирное время народному правительству присуща добродетель, то в революцию народному правительству присущи одновременно добродетель и террор: добродетель, без которой террор губителен, и террор, без которого добродетель бессильна. Террор есть не что иное, как правосудие, быстрое, суровое, непреклонное; он, таким образом, есть порождение добродетели». Однако якобинский террор завершился трагично для его инициаторов: революция стала стремительно «пожирать своих детей», активно истреблявших друг дру

Га в ходе самими же начатого, но повернутого друг против друга террора, а им на смену пришел император Наполеон Бонапарт.

В российской истории особую роль сыграла террористическая фракция «Народной воли» — революционная народническая организация, существовавшая в России в 1886— 1887 гг. Ее основатели пытались возродить «Народную волю» или, по крайней мере, отстаивавшиеся ею методы революционной борьбы. После неудачного покушения 1 марта 1887 г. на императора Александра III «террористическая фракция» была разгромлена, а ее члены сурово наказаны.

Большевики полностью повторяли путь якобинцев: террор стал осуществляться прежде всего против виновников экономического, а не политического хаоса: «расстрел на месте». Известно также указание о проведении беспощадного массового террора против кулаков, попов и белогвардейцев. Так революционный террор впервые в истории был назван массовым. 2 сентября 1918 г. была принята резолюция: «На белый террор врагов рабоче-крестьянской власти рабочие и крестьяне ответят массовым красным террором против буржуазии и ее агентов»[3].

Главная социально - и политико-психологическая особенность, сущность такого террора в том, что он носил классовый характер. Он отбирал своих жертв не на основе определенных преступлений, а на основе принадлежности к определенным классам.

В отличие от революционного массового террора тотальный террор вообще никогда не выбирает себе жертв. В рамках такого террора каждый человек, реально или потенциально, является как жертвой террора, так и палачом — участником массового террора. Гитлеровский режим первым в истории человечества сумел превратить массовый террор из исключительной меры в политике в повседневную практику, обыденность политической жизни.

В карательных органах фашистской Германии служили миллионы людей. То есть абсолютное большинство всей нации, ее трудоспособного населения стало исполнителями террора. С другой стороны, сотни тысяч людей стали непосредственными жертвами террора, а остальные были запуганы им настольно. что сами шли в каратели. Подчеркнем важную психологическую особенность: почти единственным способом защититься от массового террора стала собственная принадлежность к органам террора. С особой силой террор проявлялся по отношению к представителям иных наций, государств и народов: все противники нацистского режима, проживавшие на оккупированных немцами территориях, подлежали физическому уничтожению.

Избавление от личной ответственности за любые террористические действия в такой супертоталитарной системе, основанной на тотальном, всепроникающем «фюрер-принципе», действительно осуществлялось за счет принятия ответственности за все вышестоящим фюрером. За это отвечали уже не карательные органы, а социально-политические структуры, которые не только идейно обосновывали, но и разъясняли правомерность террора, оправдывая его.

Действие психологического механизма деиндивидуализации в результате снятия ответственности известно. Самые обычные люди, подчиняясь приказам того, кого считают начальником, «властью», могут спокойно совершать страшные поступки, вплоть до умерщвления на электрическом стуле своих товарищей, и не осознавать этого. Для солдат и работников карательных органов, полицейских обычно в наибольшей степени характерна деиндивидуализация. Снижение чувства собственной уникальности, отличия себя от других людей ведет и к недооценке этих людей, ценности их жизни. Соответственно это ведет и к большей личной жестокости, и к готовности выполнять жестокие приказы. За счет действия таких механизмов террор, первоначально в гитлеровской Германии, постепенно стал массовым и хроническим, то есть превратился в повседневность социально-политической жизни.

Террор привлекает прежде всего благодаря своему сильному романтическому ореолу. Несмотря на то, что террор — это всегда страшно, это всегда насилие, смерть и разрушение, то есть во многом античеловеческие или даже бесчеловечные методы, часто он открыто одобряется и приветствуется людьми. Особенно это касается индивидуального террора, как правило, связанного с предварительно сложившимся отрицательным отношением к жертвам террора.

Очевидно, что террор властей всегда демонстративно приветствовался теми слоями населения, которые сами боялись стать его жертвами и стремились послушанием «задобрить» власть. Но столь же очевидно, что террор против властей молчаливо одобрялся всеми, кто имел к властям претензии, но по разным причинам был вынужден терпеть притеснения и скрывать свое недовольство. Те же самые психологические механизмы действуют и в отношении международного, межгосударственного террора. Атомная бомбардировка японских городов Хиросима и Нагасаки американцами на исходе Второй мировой войны вызвала ликование в странах антигитлеровской коалиции, хотя этот акт расправы с мирным населением уже не диктовался логикой войны. Акции международного исламского террора против США, начиная от первых попыток взрывов еще в начале 1990-х гг., постоянно вызывали одобрение в мусульманских странах.

Все это говорит о том, что пресловутый «двойной стандарт» имеет очень глубокие корни, которые отнюдь не сводятся к при-

Митивным оценкам типа «наш» — «не наш», «выгодный» или «невыгодный» террор. Явное или неявное одобрение террора — очень удобная, психологически мало травмирующая человека форма признания собственной несостоятельности при внутренне скрытом желании быть состоятельным.

Одобряя террор, люди проецируют на совершенное террористом собственные, по различным причинам неосуществимые мотивы, желания и потребности. Террорист — фигура в ореоле борьбы, а глубинная потребность в борьбе свойственна людям хотя бы в силу их животного происхождения. Террор — метод борьбы. Значит, пока есть борьба, будет террор и будет, помимо негативного, еще и достаточно заметное позитивное к нему отношение. А это означает, что террор не только имел, но и долго еше будет иметь под собой определенную психологическую почву. Социаль - но-психологический прогноз, по мнению Д. В. Ольшанского, пессимистичен — ряды террористов еще долго не поредеют. Если же они и поредеют, то явно ненадолго: любая антитеррористическая акция, помимо истребления террористов, будет готовить и новых сочувствующих им людей, которые смогут очень быстро пополнить эти иногда все-таки редеющие ряды.