§ 6. ИНТЕРПРЕТАЦИЯ И РЕИНТЕРПРЕТАЦИЯ ЛИЧНОСТНОЙ ФЕНОМЕНОЛОГИИ С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ ДОВЕРИЯ К СЕБЕ

Высказанные в предыдущем разделе предположения находят свое подтверждение в различных исследованиях, в которых предметом анализа становятся различные формы активности личности.

В первую очередь обратимся к анализу концепции субъектно - сти В. А. Петровского, которая имеет непосредственное отношение к феноменологии рассматриваемого явления. В. А. Петровский выдвигает принцип самополагания как принцип психологии личности, принцип подлинного источника целеполагания. По его мнению, цель — образ возможного как прообраз действительного.

Однако, как пишет В. А. Петровский, «возможности как таковые еще не цели, но лишь условия их достижения и постановки» [238, с. 29]. Таким образом, автор приходит к мысли, созвучной разрабатываемому пониманию доверия как модуса (условия) отношения к действительности, в том числе и к самому себе.

Выдвигаемый автором принцип «самополагания» имеет смысл «полагание на себя» (или вера в себя), возможность положиться на себя или, наконец, довериться себе, что связано с осознанием собственных возможностей в достижении целей и главное — в их постановке, или выборе.

Таким образом, осознание собственных возможностей предшествует постановке целей и самым непосредственным образом связано с их выбором. Об этом же пишет и М. Мамардашвили [179]. Эмпирически осознание своих возможностей предполагает переживание «Я могу» и, ссылаясь на М. Мамардашвили, можно сказать, что это еще не выбор, а потому не мотив и даже не цель. Это лишь рефлексивное осознание своих возможностей, т. е. степени или количества своей свободы, но без этого этапа неосуществима никакая деятельность, никакой поступок и даже никакая операция. Образно выражаясь, это — исток, из которого может вылиться ручей, а может и полноводная река. Однако в повседневной жизни человек недостаточно или неадекватно осознает свои возможности, и, кроме того, переживание «Я могу» тоже должно чем-то инициироваться, хотя к этой стороне феномена мы вернемся ниже.

Для осуществления поступка, для этапа «выхода» за пределы себя необходимо еще волевое усилие. Но это уже следующий этап. Переживание «Я могу», помноженное на волевое усилие, само- порождает тот самый вектор «цель-мотив», с которого, согласно представлениям А. Н. Леонтьева, начинается сама деятельность. Началу деятельности, еще до ее выбора, до определения цели предшествует этап огромной внутренней рефлексивной работы человека, связанный с выделенным здесь феноменом. Таким образом, развиваемая точка зрения логически приводит к тому, что реловеческие поступки детерминируют не только потребности (понимаемые как влечения, интересы, желания и т. д., или вектор «Я хочу») и, может быть, не столько они, сколько осознанные возможности (вектор «Я могу»), иначе говоря, — осознаваемая степень личной свободы в совокупности с потребностями.

Есть еще и третий вектор, участвующий в детерминации человеческих поступков, — это эмпирические представления человека о допустимом и недопустимом или о должном [4, 47], в которых, как показывает анализ, главную роль играют смысловые образования личности. Отсюда следует вывод, что для совершения какого-либо деяния или поступка человек должен как бы со

Вместить направление трех побуждающих векторов: «Я хочу», «Я могу» и «Я должен». При этом названные векторы, часто находясь в самых противоречивых отношениях друг к другу, каким-то образом соотносятся и интегрируются в единый вектор, определяющий целостную стратегию будущего поступка или поведения.

Важно подчеркнуть, что осознание своих возможностей в форме «Я могу» есть фундаментальное свойство человеческого само - осуществления. Имеется в виду именно формула «Я могу», где акцент делается на «Я», и это очень важное обстоятельство. Теоретически, конечно, можно выделить «идеальное Я», «прошлое Я», «реальное Я» и т. д., что много раз имело место в теоретических и эмпирических работах по психологии (И. С. Кон, И. И. Чесноко - ва, Л. И. Божович и др.). И если любой человек специально задумается над этим, он сможет выявить в себе эти все «Я». Но каждый момент человек живет обыденным, реально существующим, целостным, единым, так сказать интегративным, непосредственным «Я», в которое включено и обобщенное прошлое, и ожидаемое будущее. Однако в обыденном сознании, в обыденной жизни у человека есть одно «Я» — сегодняшнее (которое длится до тех пор, пока человек жив), наличное, реально существующее и для каждого всегда уникальное его «Я», потому что это «Я» — «может», потому что в этом «Я» заложена виртуальность. Но «Я» виртуально всегда, ибо всегда находится в состоянии «могу», т. е. в состоянии возможности или в состоянии свободы, свободы в той мере, с которой он осознает свои возможности и которую ограничивает сам, в зависимости от содержания собственных ценностно-смысловых образований.

Теоретически человек абсолютно свободен и может позволить себе все, как и другие люди, но эмпирически это не так. В процессе развития и воспитания в субъективном внутреннем пространстве личности формируются определенные смысловые образования, выполняющие роль своеобразных «фильтров». В конечном счете, они и определяют меру или количество личной свободы каждого конкретного человека, выступая одним из эмпирических коррелятов уровня доверия к себе. Анализ литературных источников показывает, что роль этих фильтров выполняет смысловая сфера личности, обозначенная Б. С. Братусем как плоскость «значения значений». Поэтому доверие к себе — специфическое субъектное образование личности, связанное с другими внутрилично - стными образованиями (самоотношение, локус контроля, уровень самореализации личности), имеющими отношение к самосознанию.

По мнению ряда авторов, переживание «Я могу» служит побуждающей основой любой творческой и мыслительной деятельности. Например, у В. А. Петровского деятельность выступает как

Средство, способ саморазвития личности, но для этого она должна иметь внутренний мотив, не совпадающий с мотивацией деятельности: это и есть мотив самоподтверждения «Я могу».

0. А. Петровский называет это мотивацией сверхнормативной активности или активности «выхода за пределы самого себя» и в этом видит творчество самореализации [237].

Примерно о том же говорят М. Мамардашвили и В. П. Зинченко: для того чтобы осуществиться, самоосуществиться, «впасть в бытие» (М. Мамардашвили), «быть, а не существовать» (В. П. Зинченко), человек должен постоянно «выходить за пределы себя», за пределы своего опыта, а каждый такой «выход» приводит к изменению самого этого опыта, т. е. себя самого, и это продолжается бесконечно. Именно в этом смысле происходит «саморазвитие» и «самоосуществление», а доверие к себе позволяет человеку совершать такой «выход», определять «масштаб выхода», соединяя прошлое и будущее каждого человека в единый процесс жизнедеятельности.

В психологической науке в настоящее время накоплен обширный эмпирический арсенал данных, связанных с явлениями не- адаптивности. К ним можно отнести «выход за пределы требуемого» (К. А. Абульханова-Славская), «неадаптивную природу предметной деятельности» (А. Г. Асмолов), «интеллектуальную активность» (Д. Б. Богоявленская), «наднормативную активность» (А. К. Дусавицкий), «сверхнормативную деятельность» (Р. С. Немов), «продуктивную активность» (А. М. Матюшкин), «надситуа - тивную активность» (В. А. Петровский).

Эти эмпирическим способом добытые и описанные феномены «выхода человека за пределы себя» связаны с определенным уровнем доверия человека к себе в той или иной сфере его жизнедеятельности. Данное предположение позволяет выдвинуть еще одно, заключающееся в том, что в разных сферах жизнедеятельности человеку присуща разная степень, или уровень, доверия к себе в зависимости оттого, насколько он кажется авторитетным и Успешным сам себе в различных сферах жизни в своем прошлом опыте, а также в зависимости от того, насколько для него значима сама по себе та или иная сфера жизни. Ибо результат любой Непредустановленной активности заранее неизвестен, и человеку Необходима определенная мера доверия к себе, чтобы быть способным на поступок, или, другими словами, необходима вера в свои возможности, именно она делает реальной постановку целей (В. А. Петровский).

Однако, чтобы человек мог проявлять доверие к себе, самостоятельно строить свою жизнь и творчески реализовывать свой Потенциал, опираясь на себя, необходимо понять, как регулируется, чем детерминируется такой вид активности человека.

В. А. Петровский одним из первых в психологии личности противопоставил механизмы, регулирующие адаптивные и неадаптивные формы поведения. Определяющая характеристика не - адаптивности — это несовпадение цели и результата активности, между которыми складываются противоречивые отношения. И именно в них (этих противоречивых отношениях) — источник динамики индивида, его существования и развития. Но почему, совершая неадаптивный поступок, человек полагается на себя (верит в правильность своего поведения, в свои возможности), может поступать даже во вред себе?

Постановка подобного вопроса затрагивает проблему целеоб - разования. Как происходит формирование цели, когда человек ставит, достигает ее сам и при этом никем не инициируется извне? Частично мы уже затрагивали этот вопрос, рассматривая теорию В. Е. Клочко. Он исследовал проблему, относящуюся к самостоятельной постановке целей в структуре мыслительной деятельности. Но в отечественной психологии существуют и другие подходы к этой проблеме. Традиционно в психологической науке целеполагание связывают с проблемой выбора, изучение которого представлено несколькими направлениями. Классификация этих направлений предложена Д. А. Леонтьевым и Н. В. Пилипко [171]. Ими же создана и собственная деятельностная модель выбора. Согласно классификации, разработанной названными авторами, самая простая модель выбора — это исследования, проводимые в русле изучения уровня притязаний [42]. Имеется в виду выбор из нескольких альтернатив по известному критерию, а смысл выбора состоит в определении оптимального пути осуществления деятельности, направленной на достижение некоторого результата. Поскольку в таком виде выбора критерии определены извне, заданы условиями решаемой задачи, то выбор детерминирован самооценкой совместно с уровнем притязаний. Доверие к себе в этом случае, на наш взгляд, детерминировано лишь вектором «Я могу».

Более сложная разновидность выбора — когда критерии для сравнения альтернатив испытуемый должен конструировать самостоятельно. Речь идет о жизненно важных выборах (выбор профессии, супруга, товара и т. п.). По мнению авторов, в данном случае перед субъектом стоит задача на смысл [170], а потому данную разновидность выбора авторы называют смысловым выбором. Здесь, на наш взгляд, имеет место уже интеграция векторов «Я хочу» и «Я могу». И, наконец, самый сложный — это выбор в критических жизненных ситуациях, когда нет ни критерия сравнения самих альтернатив, ни самих альтернатив. Субъект должен сам конструировать как альтернативы и критерии, так и возможное будущее, являющееся следствием того или иного выбора - Такой выбор авторы называют выбором будущего.

Авторы указывают, что в психологии большое распространение получил подход, связанный с различными теориями принятия решений [129, 164, 286], однако, как совершенно справедливо замечают Д. А. Леонтьев и Н. В. Пилипко, данные теории не учитывают характеристики личности, а «выбор предстает как запрограммированный акт, решающий задачи оптимизации на основе заданного алгоритма» [171, с. 98]. Альтернативой различным модификациям теорий принятия решений является теория жизненных миров Ф. Е. Василюка [52], в которой он предлагает выбор понимать как «чистую культуру», чья сущность непостижима, ибо объяснимое в выборе не отражает его сущности, поскольку рискованный предельный выбор лишен рационального основания, хотя, по мнению авторов данной статьи, речь здесь идет все же о смысловом выборе.

Однако наиболее интересная и имеющая непосредственное отношение к рассматриваемой проблеме разновидность — это экзистенциальный, или личностный, выбор, концепция которого предложена в теории целенаправленного поведения, разработанной Н. Ф. Наумовой [207]. Проблема доверия к себе относится к числу экзистенциальных проблем человека и без сомнения имеет отношение к проблеме выбора в экзистенциальном смысле.

Основные положения теории Н. Ф. Наумовой состоят в следующем. Автор исходит из того, что субъекту необходимо делать выбор в критических жизненных ситуациях, которые принято называть ситуациями неопределенности. В данном случае не даны ни критерии, ни альтернативы, и человек должен их конструировать сам. Выбор одного из возможных в данный момент будущих есть стратегический выбор. Проблема стратегического выбора рассматривалась в экзистенциальной философии, в русле которой считалось, что в ситуации неопределенности стратегический выбор осуществляется спонтанно и абсолютно не зависит от разума субъекта. По мнению С. Кьеркегора, рациональный выбор вообще невозможен, поскольку разум не в состоянии осознать альтернативы выбора.

Н. Ф. Наумова строит теоретическую модель свободного стратегического выбора. Она полагает, что необходимой предпосылкой выбора является обеспеченность индивида экзистенциальными элементами (ценности, логики, ресурсы) для построения альтернатив выбора и готовности к наибольшему числу вариантов событий. Поэтому стратегическим свободным выбором она называет выбор, происходящий в условиях, которые отвечают двум основным требованиям:

1) обеспечивают внутренние личностные предпосылки для Построения новых альтернатив выбора. Внутренние ресурсы индивида — это потенции, которые станут актуальными только в си

Туации необходимости. Иначе говоря, речь идет о субъективной оценке собственных потенциальных возможностей. Это, по всей видимости, интегральная оценка, которая складывается из многих составляющих. Одним из составляющих является индивидуальный опыт субъекта с его позитивностью или негативностью. Признавая возможность этой оценки, необходимо все-таки уделить особое внимание тому, как субъект переживает данную оценку, ибо в конечном итоге именно переживание субъектом своих потенций и будет определяющим в построении альтернатив (их качественные, количественные, временные характеристики и т. д.);

2) создают внутренние личностные предпосылки для осуществления любой выбранной альтернативы. Бесконечность возможностей альтернатив существует объективно, но не субъективно. Ниже будут перечислены ограничения, которые определяют конечность субъективной возможности выбора альтернатив как в настоящем (ситуация неопределенности), так и в будущем (адекватность или неадекватность выбранной альтернативы и субъективных ожиданий). На взгляд автора данной теории, при оценке личностных предпосылок построения новых альтернатив необходимо обратить внимание на такие личностные свойства, как ригидность и динамичность. Субъект, имеющий жесткую ориентацию на одну выбранную альтернативу в ситуации неопределенности или имеющий один жизненный сценарий, при невозможности его реализации в будущем будет вынужден искать психологические механизмы защиты личности от ее разрушения. Это особенно заметно в нынешней ситуации. Человек, оказавшийся в ситуации неопределенности, должен адекватно оценивать возможные альтернативы и быть готовым к построению новых сценариев в случае неуспешности первоначально выбранных, в противном случае он будет находиться в состоянии постоянной фрустрированности, что может привести личность к пограничным состояниям.

Как уже говорилось, создание условий для свободного выбора предполагает преодоление ряда ограничений, воспринимаемых субъектом как непреодолимые. Основные из них:

1) детерминация ограничения прошлым. Нельзя не согласиться с тем, что субъективная оценка любого события прошлого не только способна, но и влияет на формирование возможных и, самое главное, приемлемых альтернатив в ситуации неопределенности;

2) ограниченность будущим. Н. Ф. Наумова связывает ее в первую очередь с инструментальной и ценностной обоснованностью. Осознавая ограниченность жизненного ресурса, субъект вынужден выстраивать мотивы и ценности в некоторую иерархию, определять для себя приоритеты. Чем меньше становится жизнен

Ный ресурс, тем жестче делается система ценностей, а число элементов уменьшается;

3) необратимость, ограничение настоящим. Любое событие прошлого или будущего способно влиять на выбор только будучи представленным в образе настоящего;

4) непротиворечивость, ограничение логикой;

5) несравнимость, ограничение качеством.

Итак, Н. Ф. Наумова выделяет переменные, которые детерминируют выбор: осознание и переживание возможностей как субъективная интегративная оценка личностью своих потенций, ограничение временными параметрами и внутренними экзистенциальными ресурсами (ценности и субъективная логика). Хотя модель выбора, сконструированная Н. Ф. Наумовой, построена в социологическом плане, ее можно использовать как иллюстрацию выдвинутого предположения о том, что важнейшее звено целеполагания — наиболее полное осознание личностью своих возможностей и своих ограничений, которые оставляют имеющиеся возможности в состоянии нереализованной потенции и фактически выполняют функцию блокирования в реализации возможностей (что и детерминируется вектором «Я должен»).

Данное обстоятельство необходимо учитывать в психокоррекционной практике. Отметим еще, что в зарубежной практической психологии подход, направленный на осознание личностью своих внутренних убеждений, которые мешают субъекту принимать новые, конструктивные решения, получил широкое распространение, о чем можно судить, например, по переведенным на русский язык в последние годы руководствам по практической психологии [61, 71 и др.]. Подобные руководства можно рассматривать как своеобразный тренинг, направленный на расширение границ доверия к себе.

Авторы статьи, о которой мы уже говорили [171], относятся к проблеме выбора с точки зрения деятельностного подхода в трактовке А. Н. Леонтьева, «согласно которому "внутренние" психологические процессы генетически производны от деятельности, [изначально протекавшей во внутреннем плане, и сохраняют в себе ее структуру, хоть и в свернутом, редуцированном виде» [171, с. 99]. Они полагают, что можно связать воедино все разновидности выборов и определить их операциональную структуру. Такой подход позволяет экспериментально выделить средства, повышающие эффективность выбора, рассматриваемого как деятельность, протекающую во внутреннем плане. Для этого они заимствовали экспериментальную схему, предложенную Л. С. Выготским, изучавшим процессы разрешения мотивационного конфликта детьми с использованием жребия.

В экспериментальной части Д. А. Леонтьев и Н. В. Пилипко выделили содержательные и формально-динамические параметры вы

Бора. Эксперимент был направлен на поиск приемов и отработку навыков внутренней работы, связанной с осмыслением, рефлексией возможных альтернатив выбора и их аргументов. Другими словами, исследование было направлено на поиск способов, расширяющих представления субъекта о собственных возможностях на этапе выбора. С нашей точки зрения, в данной статье речь, по сути, вдет о конструировании конкретных приемов, способствующих увеличению доверия к себе в ситуациях выбора.

Итак, как показывает теоретический анализ, проблема выбора связана, с одной стороны, с прошлым опытом успехов и неудач, а с другой — с осознанием собственных возможностей. Иными словами, анализ данных работ подтверждает предположение о том, что уровень доверия к себе связан с самооценкой и уровнем притязаний личности, порождающими представление человека об индивидуальных собственных возможностях, а выбор детерминируется рядом ограничений, к которым относятся временные ресурсы, а также субъективные логики и ценности.

К числу авторов, предпринявших попытку сблизить практическое и теоретическое направления психологической науки, относится А. Б. Орлов, в работе которого описаны многие феноменальные характеристики изучаемого явления — доверия человека к себе [218]. Причем, анализ этой работы позволяет соединить доверие к себе и к другим людям в единую феноменологию.

Оценивая состояние современной психологической науки, автор говорит о том, что в настоящее время происходит гуманизация психологии, понимаемая как все более полное отражение в науке человека таким, какой он есть в действительности. Гуманизация психологической организации человека рассматривается в рамках предлагаемой концепции как определенная гармонизация его внутри - (интра-) и межличностных (интерперсональных) отношений. С его точки зрения, основная заслуга К. Роджерса и его научное открытие состоят в том, что он выделил определяющие психологические условия гуманизации любых межличностных отношений, способные обеспечить позитивные личностные изменения; к ним относятся: «безоценочное позитивное принятие другого человека, его активное эмпатическое слушание и конгруэнтное (т. е. адекватное, подлинное, искреннее) самовыражение в общении с ним» [218, с. 29].

По мнению автора, становление общеродовой человеческой сущности личности происходит только тогда, когда соблюдаются данные условия. Нарушение этих условий как в межличностном, так и во внутриличностном общении приводит к отчуждению человека от его сущности. Исходя из этих рассуждений, можно предположить, что нарушение выделенных условий приводит либо к нарушению самоотношения, либо к нарушению отношений с

Другими людьми. Таким образом, К. Роджерс на процессуальном уровне описал феномен, который назвал отчуждением человека от его сущности, что, без сомнения, имеет отношение к выделенному феномену доверия человека к себе. Более того, данные рассуждения позволяют предположить, что нарушение во внут - риличностной сфере связано с нарушением в сфере межличностных отношений.

Если эту мысль экстраполировать на изучаемое явление, можно сделать вывод, что нарушения в области доверия к себе (речь идет об отчуждении человека от своей сущности) ведут к нарушению доверительных отношений с другими людьми. Иными словами, доверие к себе связано с доверием к другим людям, ибо это, как уже было показано в предыдущем разделе, два различных плана, или пространства, одной и той же проблемы, одного и того же явления. Это соответствует высказанным представлениям о том, что человек и мир — единое пространство, одна онтология. [В целом в этих рассуждениях присутствует высказанная ранее мысль о том, что доверие к себе невозможно «оторвать» от доверия к миру или той его части, с которой он взаимодействует (в данном случае миром выступает другой человек). Человек и мир — это единая онтология, и изменения уровня доверия в одной сфере приводят к изменениям в другой.

Примером, подтверждающим данное положение, может служить предложенная Б. С. Братусем уровневая типология в структуре личности, в основу которой он положил доминирующий способ отношений к себе и к другому человеку, выделив при этом четыре уровня в структуре личности: эгоцентрический, группоцентрический, просоциальный, или гуманистический, и духовный, или эсхатологический, отметив при этом, что все четыре уровня сочетаются в каждом человеке. Но в то же время для каждого человека типично одно профильное, доминирующее устремление [45]. На первом уровне для человека ценностна лишь одна единица — он сам; на втором, кроме себя самого, другой ценен не сам по себе, а «своей принадлежностью к группе»; для третьего уровня характерно признание ценности другого, наравне с собой; а в соответствии с четвертым — человек может смотреть «на себя и на другого, как на существа особого рода, связанные, соотносимые с духовным миром» [45, с. 9].

Исходя из представлений соотнесенности внутри - и межличностных отношений, А. Б. Орлов вводит понятие эмпирической личности, строит ее структуру и выделяет три типа зон, или фрагментов, эмпирической личности:

1. Зоны, состоящие из когнитивно акцентированных мотивационных отношений — зоны психологических защит человека. Он вслед за К. Юнгом называет эту зону «персоной».

2. Зоны, состоящие из аффективно-акцентированных мотивационных отношений — зоны психологических проблем человека. Их он называет «тень» — зоны личного бессознательного. Имеются в виду негативные стороны и качества человека, а потому вытесненные из сферы сознания.

3. Зоны, состоящие из гармоничных мотивационных отношений — зоны психологической актуализации, или «лик» человека.

Автор считает, что эмпирическая личность есть дезорганизованная совокупность «персоны», «тени» и «лика». А. Б. Орлов, по сути, отождествляет в эмпирической личности персонифицирование ролей с личностями (опираясь при этом на идеи Р. Ассаджиоли [24] и других представителей психосинтеза о существовании во внутриличностном пространстве субличностей, обусловленных множественностью социальных ролей человека). Однако, с его точки зрения, подлинным субъектом является не личность, а сущность (или самость), которая скрывается за ролью, персоной, но это разные психологические инстанции: «Личность возникает и формируется в области предметного содержания, сущность локализована на субъектном полюсе субъект-объектного взаимодействия» [218, с. 63].

Сущность имеет неатрибутивную природу и сама является источником всяких атрибутов. А. Б. Орлов пишет о том, что идея сущности была известна и философам древности, и древнегреческим мыслителям, и средневековым христианским мистикам, и даже выдающимся представителям рационализма. По мнению автора, наиболее полное определение сущности было предложено Б. П. Вышеславцевым в работе «Вечное в русской философии»: «Сущность в себе представляет собою то, чем являемся на самом деле мы сами. ...Все, что мы можем сказать о самости: синтез, целостность, центр — все это не адекватно, все это только образы, объективации. Самость же нельзя вообразить, нельзя объективировать» [цит. по: 218, с. 64]. Ссылаясь на работу Р. и Дж. Баярдов [29], А. Б. Орлов отводит сущности роль «внутренних сигнальщиков»: «У каждого из нас есть своего рода внутренний сигнальщик, внутреннее Я, постоянно посылающее нам сокровенные и дерзкие мысли:

Я чувствую...

Я хочу...

Я желаю...

Я могу...

Я намерен(а)...

Я собираюсь...

В идеале существует сильная позитивная связь между вами и этим внутренним сигнальщиком. Вы слышите его, уважаете его,

Заботитесь о нем, доверяете ему руководство вашими действиями

И, в свою очередь, он заслуживает такого отношения и доверия. Вашу главную задачу в жизни можно рассматривать как осуществление, реализацию этого вашего внутреннего Я.

Однако многие из нас еще в очень раннем возрасте научаются игнорировать этот внутренний голос и даже бояться его. Мы доходим до того, что даже не слышим его и вместо этого вырабатываем у себя привычку концентрировать внимание на информации, поступающей к нам извне, чтобы с ее помощью руководить своим поведением.

... Вы можете игнорировать свой внутренний голос до такой степени, что, в конце концов, даже ваше настроение начинает определяться уже не тем, что хочет и чувствует ваш собственный сигнальщик, но тем, что делают и говорят другие люди.

... Мы убеждены, что каждый раз, когда вы обращаете свой внутренний взор вовне, для того, чтобы таким образом, игнорируя собственного внутреннего сигнальщика, определить для себя линию поведения, вы тем самым изменяете самому (самой) себе. Если бы вы были по-настоящему восприимчивы к внутреннему голосу, то могли бы услышать, как он вскрикивает от боли каждый раз, когда вы делаете это. В идеале у этого внутреннего Я есть защитник, и этот защитник — вы, и когда вам не удается услышать его, то это означает, что вы оставляете, бросаете его без защиты. Когда такое случается, возникают переживания, депрессии, обиды, фрустрации.

... Мы убеждены, однако, что на самом деле эти переживания всегда обусловлены изменой человека своему собственному сигнальщику, который начинает испытывать все больше и больше отчаяния и подавленности по мере того, как все больше его сигналов игнорируются, остаются без внимания» [29, с. 81—83].

Итак, ссылаясь на приведенные здесь и некоторые другие источники и рассуждения, А. Б. Орлов, по сути, выделяет феномен доверия к себе, не обозначая его, однако, таким образом, но считая, что его сущность проявляется во взаимодействии внешнего и внутреннего, т. е. личности и сущности, и его описание возможно в терминах «самопринятие» и «самонепринятие», по - - имаемых как принятие или непринятие себя, но уже не как личности, а как подлинного субъекта жизнедеятельности, «существующего независимо и вне всяких социальных норм, стереотипов, ценностных систем и т. п.» [218, с. 66].

Далее А. Б. Орлов говорит о том, что, когда личность отождествляет себя с какой-либо ролью, это ложное самоотождествле - ние, которое в итоге блокирует доступ человека к его сущности. Предмет гуманистической психологии он видит в изучении драматических отношений между личностью и сущностью, которые

Различаются по своей природе, генезу и функциям. В этой связи автор данной концепции подвергает критике традиционную систему образования и воспитания как систему навязывания ценностей, ведущую к дезинтеграции личности и ее сущности и в конечном счете — к конформизму. В то же время подлинно интегрированная личность — это личность аутентичная, обладающая истинным доверием к себе.

Таким образом, А. Б. Орлов фактически доверие к себе противопоставляет конформизму, т. е. отождествляет явление конформизма с недоверием к себе. Видимо, это лишь описание моделей крайних вариантов доверия и недоверия к себе. На самом деле, сложно представить человека, полностью независимого от социума, живущего вне норм, социальных стереотипов и ценностных систем. Еще труднее представить себе поведение человека, по словам А. Б. Орлова, опирающееся лишь на «внутренних сигнальщиков» вне каких-либо социокультурных ориентиров (или вне учета внутренних смысловых образований каждого конкретного человека). Это фактически человек, живущий вне культуры. Поведение такого человека характеризуется полной ситуативностью, отсутствием ответственности. Другими словами, это «полевое» поведение человека, полностью свободного от всех и от всего. В то же время достаточно трудно представить абсолютно конформного человека, т. е. полностью зависимого от любых случайных, значимых и незначимых людей и обстоятельств.

С нашей точки зрения, в реальной жизни поведение человека характеризуется различными вариантами позиций, находящихся на конгломерате аутентичность — конформизм, и это зависит от субъективного ценностного соотношения внешних условий и внутренних особенностей. Можно, вероятно, найти подходы для эмпирического «подсчета» общей тенденции, «движения» того или иного индивида к определенному «полюсу», что позволит с некоторой вероятностью прогнозировать его поведение в конкретной ситуации. Видимо, здесь можно провести аналогию с многочисленными исследованиями явления локуса контроля.

Однако выделение и эмпирическое выявление уровня экстер - нальности — интернальности не дает возможности понять, почему, строя свое поведение, в одних случаях (ситуациях) личность проявляет конформизм, а в других — аутентичность (по аналогии можно сказать, что в одних случаях личность ближе к интерналь - ному полюсу, а в других — к экстернальному). Если использовать предложенный А. Б. Орловым тезаурус как тождественный доверию и недоверию к себе, тогда доверие к себе как феномен должно обладать какими-то качественными характеристиками, посредством которых можно объяснить обозначенную выше вероятност - ность поведения человека.

С этой целью обратимся к работам авторов, предметом исследования которых стал локус контроля как базовое свойство личности [193, 335]. Как известно, понятие локуса контроля было введено американским психологом Дж. Роттером в 1966 г. Он предложил различать людей в зависимости от того, где они локализуют контроль над значимыми для себя событиями и поступками, и выделил два крайних типа: интернальный и экстернальный. Со времени выхода в свет работы Роттера исследованию этого феномена и его влияния на различные характеристики поведения и личности было посвящено огромное количество исследований, особенно в зарубежной психологии. Обзор этих исследований, проведенный в отечественной психологии К. А. Муздыбаевым (1983), показал, что интерналы характеризуются большей ответственностью и социальной активностью, чем экстерналы.

Основная идея Дж. Роттера, как известно, состоит в следующем: «Если человек большей частью принимает ответственность за события, происходящие в его жизни, на себя, объясняя их своим поведением, характером, способностями, то это показывает наличие у него внутреннего (интернального) контроля. Если же он имеет склонность принимать ответственность за внешние факторы, находя причины в других людях, в окружающей среде, в судьбе или случае, то это свидетельствует о наличии у него внешнего (экстернального) контроля» [216, с. 318]. В целом описанный подход, хотя и позволяет учитывать особенности взаимодействия человека и ситуации, но не дает ответа на вопрос, почему одни люди причины своего поведения видят в себе, а другие — вне себя.

Если развить последнюю мысль и поставить вопрос о причинах интернальности или экстернальности, то, видимо, ответ на этот вопрос будет следующим: в основе той или другой позиции (интернальности и экстернальности) стоят определенные личностные смыслы, которые сформировались у человека в процессе его индивидуального опыта и в истинность которых он верит. В конечном счете напрашивается вывод, что человек верит ни во что иное, как в истинность, адекватность и устойчивость тех личностных смыслов, которые лежат в основе его поведения и деятельности. Если вернуться к предложенному допущению о том, что сущность подлинной веры заключается в отождествлении субъекта с объектом веры, то получается, что человек постепенно отождествляется с содержанием принятых им смыслов. А согласно концепции Б. С. Братуся, личностное пространство смыслов является динамической, т. е. изменяющейся, развивающейся, одним словом, подвижной системой. Человек сам не замечает того, как его личностные смыслы изменяются, развиваются под влиянием его же поведения. Однако, как известно, человек не отражает вне

Шний мир и различные его обстоятельства беспристрастно, он делает это субъективно, вместе с теми ценностями и смыслами, которыми он наделяет различные объекты отражаемой действительности. Это первый посыл, позволяющий построить модель доверия к себе как субъективного феномена личности.

Второй посыл заключается в том, что выход за пределы себя предполагает активность, которая чем-то инициируется. В психологической науке имеется множество работ, посвященных исследованию мотивационно-потребностной сферы человека (А. К. Маркова, Т. А. Матис, А. Б. Орлов, В. Э. Мильман, С. Г. Москвичев,

В. С. Мерлин, Е. Ю. Новикова, Ю. М. Орлов, Б. А. Сосновский и др.). Анализ этих многочисленных, весьма противоречивых подходов не входит в задачи данного исследования. Отметим только, что мы солидарны с точкой зрения, предложенной Б. А. Соснов - ским, справедливо считающим, что анализ феномена побуждения нужно производить в двух взаимосвязанных временных и событийных срезах: что побуждало человека к активности и что побудило.

Он пишет: «На первой стадии (а) зарождается, по-видимому, то, что обычно относится в психологии к категории состояний. Здесь работает скорее не мотив, собственно, а переживаемое состояние потребности, то есть своеобразный и мало изученный сплав ее с широко понимаемой эмоцией как переживаемым отношением к миру и к себе в этом мире. Очевидно, что далеко не все, что побуждает человека, внешне скрыто инициируя его поведение, приводит в реальности к какой-либо целенаправленной деятельности или просто к выраженной, оформленной активности. Что-то (и очень многое) может остаться внутри, проявившись, однако, в мотивационно-смысловых образованиях целостной структуры направленности субъекта. Эту часть (сторону) общей функции побуждения реализуют не только и даже не столько мотивы, по крайней мере, в традиционной и узкодеятельностной их отнесенности.

Что касается второй (б), прагматически результативной стадии побуждения, когда осуществляется "запуск" или периодические "включения" деятельности, то эту функцию реализует также не просто мотив как некий психический образ того, что нужно человеку, во всяком случае, не сам по себе. Реально побуждают взаимоотношения, взаимодействия мотива с его субъективной, личностной значимостью, то есть с тем, зачем это нечто, необходимое объективно, нужно конкретному человеку субъективно — в данный момент и в данных условиях» [287, с. 44]. И далее: «Обобщенную функцию побуждения (и не только к деятельности) реализует... не мотив как таковой. На потенциальной стадии (а) это делают потребности в их иерархичных отношениях с мотивами.

Тогда как на результативной стадии побуждения (б) работают столь же динамично соподчиненные мотивы в их взаимоотношениях и противоречиях с личностной иерархией смыслов» [287, с. 45].

В приведенной цитате важно положение о том, что потребность, по мнению автора, — это некое состояние, осознанное переживание, которое можно назвать переживанием «Я хочу». Согласно подходу, предлагаемому А. Б. Орловым, именно следование этим переживаниям соответствует полной аутентичности личности, т. е. абсолютному доверию к себе. Но на самом деле все не так прозрачно. Позиция личности, обозначенная А. Б. Орловым, в конечном счете, приводит к разрушению системы «человек и мир», ибо человек, ей следующий, игнорирует мир во имя обретения доверия к себе. На самом деле такая позиция свойственна только ребенку или животному.

Человеческий мир устроен сложнее, ибо самым существенным в нем является динамическая система смысловых образований личности, которая и «не пропускает» непосредственные побуждения к непосредственному исполнению. А возникшие потребно - стные состояния и связанные с ними переживания соотносятся человеком с его внутренними смысловыми образованиями до начала деятельности, до поступка. Как было показано выше, по- требностные состояния могут находиться в конфликтных, противоречивых отношениях с реально существующими личностными смыслами, и независимо от того, осознает или не осознает человек это противоречие, он имеет сигнал о таком несовпадении в виде эмоционального переживания (В. Е. Клочко). В этом случае начинается более или менее мучительный процесс соотнесения, направленный на то, чтобы найти способ, средство, минимизирующее возникшее противоречие (или переживание от имеющего место противоречия) между переживаемым потребностным состоянием, осознанной возможностью удовлетворения потребности определенным способом и существующими личностными смыслами. Процесс этого соотнесения и направляет вектор активности, определяет выбор, который делает человек. Именно это имела в виду и Н. Ф. Наумова, которая отмечала, что выбор в экзистенциальном смысле детерминируется прежде всего личностными ресурсами человека, среди которых на первом месте стоят ценностно-смысловые образования и субъективные логики.

Можно продолжить рассуждения. Если человек в результате такого выбора, такой внутренней работы находит способ, соответствующий его внутренним ресурсам, ценностно-смысловым образованиям и прошлому опыту, и это не нарушает содержания этих образований, то они продолжают оставаться относительно стабильными. Но если такой способ не находится, человек либо блокирует удовлетворение потребности со всеми вытекающими

Обстоятельствами, либо все же делает выбор, несоответствующий содержанию его ценностно-смысловых образований, и тогда постепенно может измениться само содержание этих образований независимо от того, осознает это человек или нет. Видимо, этим следует объяснить то, что ценностно-смысловые образования представляют собой систему динамического порядка, содержание которой меняется не только под влиянием присваиваемых значений, находящихся в поле культурно обозначенных ценностей. Ее содержание может меняться и под влиянием описанного выше механизма.

В связи со всем вышесказанным эмпирическая гипотеза состояла в том, что в разных сферах жизнедеятельности человек проявляет различную степень (или меру) доверия к себе, и это во многом определяется соотношением ценностного отношения к содержанию собственной субъектности и ценностного отношения к ситуации, которое постоянно меняется. Поэтому феномен доверия к себе имеет все те же обозначенные нами выше условия возникновения (запуска) и формально-динамические характеристики. Формально-динамические характеристики — это мера, избирательность и парциальность. Все это можно объяснить следующим образом: каждый раз, принимая какое-то решение, делая выбор, человек проявляет определенную меру доверия к себе (что детерминируется субъективной значимостью той сферы жизни или ситуации, в которой человек хочет совершить поступок или предполагает предпринять какую-либо деятельность) и насколько он это себе доверяет (что ограничивается содержанием имеющихся ценностно-смысловых образований). В результате получается, что в разных сферах жизни человек доверяет себе в различной мере, т. е. избирательно и парциально в зависимости как от степени субъективной значимости соответствующей сферы в жизни человека, так и в зависимости от отношения к собственным субъективным переживаниям.

Итак, уровень доверия личности к себе в итоге зависит от соотношения ценностного отношения к той части мира, с которой предполагается взаимодействие (или к той ситуации, внутри которой оно предполагается), и ценностного отношения к собственной субъектности. Это положение можно подтвердить, вспомнив многократно описанные в отечественной литературе эксперименты Аша по конформизму в сопоставлении с экспериментами, проведенными А. В. Петровским и его учениками при изучении коллектива, продемонстрировавших, что человек проявляет конформность в субъективно незначимой ситуации и не проявляет ее в ситуации для него более значимой [289].

Что касается условий возникновения определенного уровня доверия к себе, то и они остаются теми же. Уже было показано,

Что они связаны с субъективной значимостью конкретной ситуации или сферы жизни, с одной стороны, и с субъективной значимостью собственных побуждений, с другой. Они также связаны с переживанием определенного уровня опасности или безопасности для личности, ее статуса, репутации в зависимости от результата предполагаемого поступка, другими словами, со степенью осознаваемого риска как следствия этого поступка. Поэтому масштаб, или радиус «выхода за пределы себя», предполагающий определенную меру доверия к себе, связан с риском. Причем риск может быть обусловлен либо внутренними, либо внешними причинами, либо и тем и другим вместе. В первом случае человек рискует вступить в противоречия с самим собой, т. е. с собственными личностно-смысловыми образованиями, после чего, как было показано, либо меняется содержание этих образований, либо человек обращается к различного рода психологическим защитам, фактически вступая на путь самообмана. Во втором случае риск связан с возможным изменением отношения окружающих людей к человеку — снижением оценки со стороны других, непониманием, осуждением и т. п. Проблема лишь в том, значимо это для человека или нет.

Итак, проведенный теоретический анализ исследований в области психологии личности показывает, что феномен доверия человека к себе в современной отечественной психологии личности специально не выделялся и не изучался. Тем не менее работы отечественных психологов последних лет (В. А.Петровский, Б. С. Братусь, В. П. Зинченко, В. И. Слободчиков, В. В. Столин,

В. Е. Клочко, А. Б. Орлов и некоторые другие) позволяют не только говорить об онтологическом статусе названного феномена и описать его проявления, но и построить его теоретическую модель, поскольку доверие человека к себе — сложное образование, связанное с ценностным отношением к собственной субъектности.