КАК ВОЗМОЖНО ПОСТРОЕНИЕ МОДЕЛИ БЕССОЗНАТЕЛЬНОГО?

В. В. НАЛИМОВ, Ж. А. ДРОГАЛИНА

Московский государственный университет, биологический факультет

Три тома трудов Международного симпозиума по бессознательному, дискуссии, происходившие на этом симпозиуме, и, наконец, книга Шертока [9] — все это свидетельствует о недостаточной концептуальной разработанности представлений о природе человека. Мы должны констатировать, что накоплен громадный экспериментальный материал, который не мог стать предметом обсуждения на симпозиуме[53], так как до сих пор остается не сформулированным подход, способный охватить все наблюдаемое многообразие явлений, относящихся к сфере бессознательного, несмотря на громадный вклад, сделанный Фрейдом, Юнгом и их последователями.

Наивный материализм Фрейда, редуцирующий проявления бессознательного к сексуальной доминанте, оказывается недостаточным. Об этом свидетельствует, в частности, и научная беспризорность гипноза, особенно во Франции, где фрейдизм укрепился, наверное, больше, чем в какой-либо другой стране. Хотя как раз «гипноз был главным ядром, вокруг которого произошло открытие бессознательного и межличностной психотерапии» [9]. И представление Юнга о коллективном бессознательном, несмотря на всю его привлекательную содержательность, — все же прежде всего редукция бессознательного к архаике, опыту эволюционного прошлого, находящего свое выражение в архетипах. Не могут на роль всеохватывающей теории претендовать и отдельные частные построения — будь то представление об установке Узнадзе [I, 4], [III, 142] или представление о лингвоцентристском структурализме Лакана [I, 34], [I, 35].

Мы нуждаемся именно во всеохватывающей" теории бессознательного, без которой его осмысливание не может обрести статус научного знания[54].

Сам образ бессознательного перед нами встает в более широком раскрытии, чем это было у Фрейда и даже у Юнга. В нашей системе представлений бессознательным оказываются все те глубинные процессы сознания, которые выходят за границы действия аристотелевой логики, оставаясь принципиально некомпыотеризируемыми. Можно ли охватить все их многообразие в ракурсе единой концептуализации? Недостаточность существующего в современной психологии подхода к пониманию природы человека со всей остротой изложена в книге

[16] , основанной на серии британских телевизионных передач, охватывающей интервью с пятнадцатью исследователями из различных областей знаний. Каждый из этих исследователей своим собственным путем подошел к раскрытию проблемы человека в новом ракурсе. Так же пытаемся поступить и мы, не будучи психологами по профессии.

2. Представление о семантическом поле

Правомерной может оказаться попытка построения модели бессознательного с позиций вероятностных представлений, которые предполагают задание меры (веса) в пространстве, обладающем определенными свойствами. В нашем случае мы будем говорить о семантическом поле, полагая, что все смыслы, которыми владеет или может владеть сознание, каким-то образом упорядочены на числовом континууме. Задание меры на семантическом поле позволяет описывать различные его проявления как изменения, происходящие в системах предпочтения, задаваемых функциями распределения, приписывающими различные веса разным участкам этого поля. Мы всегда будем иметь дело с дифференциальными функциями распределения, т. е. с плотностями вероятности.

Напомним, что в физике учение о поле стало развиваться трудами Фарадея и Максвелла еще в XIX веке. Сейчас это одно из основных понятий современной физики, опираясь на которое строится теория элементарных частиц. Психология, если ее фундаментальные представления сравнивать с представлениями физики, находится где - то на уровне ньютоновского миропонимания. Мир физики тогда состоял из отдельных материальных тел, находившихся в пустом, нейтральном для них пространстве, в котором было разрешено только дальнодействие. Не было поля — активной среды, через возмущение которого дискретные образования материи могли бы взаимодействовать сами с собой и друг с другом. Так обстоит дело сейчас в психологии. Сознание человека капсулизировано в физическом теле, помещенном в пустом — ньютоновском пространстве. Нет того психологического, или в нашей терминологии семантического, пространства, в котором могло бы раскрываться сознание само по себе или в своем взаимодействии с сознаниями других. Нет среды, в которой сознание может развиваться и в которой оно может изучаться. Капсулизиро - ванное в теле сознание приходится изучать через поведение тел в физическом пространстве — не отсюда ли бихевиоризм и недалеко ушедшая от него когнитивная психология с ее компьютерной метафорой[55] и редукция психического к нейрофизиологическому? И в основе психоанализа все та же капсулизация — для Фрейда «Я» — это прежде всего «Я» телесное [9]. Отсюда и неприятие психоанализом гипноза как трансперсонального феномена, выходящею за границы представлений о дискретной природе личности.

Чтобы конкретизировать представление о семантическом поле, посмотрим, как через него раскрывается механизм мышления. На сознательном уровне механизм мышления задается формальной логикой — идеализированной системой, классифицйрующей и кодифицирующей мышление, осуществляемое в семантических дискретах — словах. Но чтобы обратиться к формальной логике, надо уметь вы-' брать исходные посылки. Эта процедура предмышления не охватывается логическим формализмом. Она относится к области бессознательного (если опираться на определение бессознательного, данное на стр. 186) и, строго говоря, оставалась вне научного анализа. В нашем понимании предмышление — это изменение весов в системе исходных (семантически размытых) ценностных представлений индивида в связи с некой вновь возникающей задачей.

Будем исходить из того, что система ценностных представлений человека задана априорно (т. е. опытом, предшествующим данной задаче) дифференциальной функцией распределения (плотностью вероятности построенной на континууме[56]—шкале |л, охватывающей все многооб разие семантики. При появлении новой нетривиальной проблемы у воз никает (в результате свободного выбора) условная функция распределения р (у/\х), которую мы здесь будем называть фильтром пропускания, т. е. функциональным преобразователем, способным селективно изменять исходную функцию р («л). Достаточно сильное—мультипликативное взаимодействие двух функций может быть задано формулой Бейеса:

Р ЫУ)=кр (ц) р (у/у.),

Где р (\ь/у)—апостериорная функция распределения, отвечающая новой задаче у\ ¿—константа нормировки.

Формула Бейеса отвечает всем требованиям силлогистики: из двух высказываний р (<х) и р (у/\ь) с необходимостью вытекает третье р (|х/у), обладающее той же структурой, что и первые два. Таким образом, мы можем говорить о бейесовском силлогизме, противопоставляя его категорическому силлогизму Аристотеля. Формула Бейеса у нас приобретает новый смысл: из вспомогательной—вычислительной формулы, широко используемой в математической статистике, она превращается в логическую формулу, задающую правило построения высказываний. Применение формулы Бейеса, конечно, носит глубоко метафорический характер, и

Это не должно нас смущать, поскольку обращение к математическому формализму при описании мира всегда носит метафорический характер—ранее этот вопрос обсуждался уже в работе [6].

Мы можем говорить о том, что задание вероятностной меры на семантическом поле открывает возможность для создания континуальной логики, порождающей с необходимостью размытые на континууме, вероятностно взвешенные утверждения. В наших построениях размытость оказывается синонимом случайности, а вероятность (не редуцируемая к представлению о частоте) становится мерой размытости. Отсюда становится ясным отказ от обращения к концепции размытых множеств Заде, которая представляется весьма искусственной

— об этом мы уже подробно говорили в статье [7], а также в книге [17].

Развиваемые нами представления об использовании континуальной логики для описания бессознательного содержат ряд предпосылок, которые могут быть эксплицированы следующим образом:

1. Введение семантического поля задает представление о психологическом пространстве. Это пространство, будучи вероятностным, дает возможность описывать мир психологического через диалектику противостояния континуального дискретному (функция распределения, задающая вероятностную меру на континуальном по своей природе семантическом поле, дискретна — она определяется несколькими дискретно задаваемыми параметрами). Иными словами, мы обращаемся к двум дополняющим друг друга языковым началам — дискретному и континуальному. Сознательное, проявляющееся через дискретность, дополняется размытостью представлений бессознательного, о чем другими словами уже говорил А. Е. Шерозия [III, 212].

2. Описание сознания происходит вне категорий пространства действия и времени. Физическое пространство и время не являются аргументами тех функций распределения, через которые мы строим образ сознания. Здесь уместна аналогия с компьютером. Он функционирует во времени и пространстве — его деятельность проявляется через движение. Но продукты деятельности компьютера, скажем, теоремы, не раскрываются через те конкретные, упорядочивающие мир* пространственно-временные представления, на которые опирается физика. Формальная логика так же, как и бейесовская семантика бессознательного, оказывается вневременной реальностью, хотя обе они находят свое проявление в пространстве и времени. (Напомним здесь, что и в понимании Фрейда бессознательное носит вневременной характер. Попытка экспериментального доказательства этого утверждения дана в [II, 77]).

1 3. Отказ от обращения к пространству и времени снимает с рассмотрения причинно-следственные связи и открывает возможность видения мира в спонтанности его проявления. Фильтр р(у/ц), отвечающий некоторой ситуации у, возникает спонтанно. Самой существенной характеристикой бессознательного оказывается его свобода, не связанная ни формальной логикой, ни причинно-следственными связами. Мы переходим* здесь от привычного для Запада представления о Законе к древневосточному представлению о Дао—принципу спонтанности.

4. Силлогизм Бейеса можно рассматривать как дальнейшее развитие представления Узнадзе об установке, которому так много внимания уделено в трехтомнике «Бессознательное». Установка может быть отождествлена с фильтром.

Обычно, когда речь идет об уровне установки, имеется в виду ее «фильтрующее», регулирующее влияние на содержание сознания [III, 142],

В нашей концептуализации установка приобретает динамический характер. Происходит взаимодействие исходной ценностной установки (системы предпочтения) р (|х) с корректирующим фильтром р (у/|л), отвечающим данной конкретной ситуации.

В наших книгах [5], [17], [18] приведено множество примеров, показывающих, что силлогизм Бейеса обладает столь же высокой степенью общности при описании явлений, происходящих на глубинных уровнях сознания, отождествляемых нами с бессознательным, как и силлогизм Аристотеля при описании явлений, происходящих на сознательном, т. е. логически структурированном уровне. Не имея здесь возможности хотя бы кратко воспроизвести этот материал, мы прямо перейдем к рассмотрению природы личности и межличностных отношений. Теперь эту проблему мы можем осветить значительно подробнее, чем это было сделано в предыдущих публикациях.

3. Идентификация личности и межличностные отношения

Трудность в понимании межличностных отношений доставляет, по-видимому, особенно много беспокойств современной психологии [9]. И ясно, что теоретическое осмысливание того, что есть личность[57], должно быть построено так, чтобы оно включало в себя' раскрытие природы межличностных отношений. Отсюда становится естественным обращение к представлению о семантическом поле, трансцендирую - щем личное начало к межличностному.

Мы отдаем себе отчет в том, что здесь нам приходится вступать в конфликт с доминирующим сейчас представлением о соматологиче - ской идентификации личности. Есть факты, которые, казалось бьг, с неоспоримостью подтверждают правомерность такой идентификации. Один из них — всем известная удивительная похожесть проявлений сознания монозиготных близнецов. Но более внимательное рассмотрение громадной литературы, посвященной этому вопросу, показывает, что здесь далеко не все однозначно (см.,* например, [8]).*Попытка осмыслить феномен близнецов в плане чисто логическом немедленно приводит к формулированию парадоксов [20]. Есть и множество фактов, явно противоречащих представлению о жесткой соматической капсулизацйи сознания. Гипноз — это только’ одно из проявлений межличностных отношений, где грани личности стираются. Другим проявлением, свидетельствующим о недостаточности современного представления о границах лнчности, являются хорошо документированные свидетельства о феномене так называемых реинкарнационных воспоминаний, когда человек как бы вспоминает события из своей прошлой жизни (см., например, трехтомник [21]). И, наконец, надо упомянуть все многообразие фактов, находящихся в поле внимания юнгианской и трансперсональной психологии[58].

Здесь, наверное, уместно сделать небольшое отступление, обратившись к истории представлений о природе личности. Современная тенденция к соматологической идентификации личности уходит своими корнями в мифы глубокой древности. Истоки ее мы находим еще в мифологической антропологии Древнего Египта [23]. Правда, Египту противостояла эллинская мысль: орфико-пифагорейское учение о душе как эманации высшего начала (раннего представления о поле), включенной в общий круговорот жизни с переселением в разные существа и предметы. Этот круг идей был в какой-то степени воспринят Платоном, неоплатониками и даже патристикой раннего христианства. Но дальше, в результате развития христианства, возобладала идущая от иудаизма идея креационизма, которая вылилась в учение о безусловной ценности единичной и неповторимой, телесна капсулизированной личности в христианской мифологии. Личность, отождествленная с телесностью. Такой апофеоз тела — торжество мысли, идущей еще из Египта. Через это представление наивный материализм христианства прочно входит в парадигму западной научной, мысли, трансформируясь в наши дни в поиск генотипической обусловленности личности или, в смягченном варианте, — в поиск взаимодействия генотипа и среды.,

Введение представления о семантическом поле позволяет раскрыть проблему идентификации личности в системе абстрактно-символических построений, придавая всей проблеме многоаспектный характер, не замыкающийся на генетико-соматические особенности личности.

Будем рассматривать EGO человека как вероятностно заданную прог явленность семантического поля. Индивидуальность человека оказывается представленной функцией распределения (точнее—плотностью вероятности) р (|л), построенной на шкале ценностей ([*). Функция распределения может быть иглоподобной, размытой или асимметричной—в зависимости от особенностей психики. В процессе жизни функции распре* деления вероятностей все время изменяются или хотя бы слегка флюктуируют относительно центра рассеяния (флюктуации системы предпочтений). Жесткое осознание своего EGO, задаваемого иглоподобной функцией распределения, может приводить к тому, что человек начинает ощущать шалые смерти при переходе от одного момента к другому». Отсюда и представление о черных дырах—патологических состояниях, порождающих боязнь жизни и смерти, играющее столь большую роль во всех проявлениях психопатологии (подробнее см. [24 ]).

Вглядываясь в природу человека, мы легко замечаем, что функция распределения, р (¡л) является хотя и существенной, но все же недостаточной " характеристикой для идентификации личности. В привычных условиях EGO человека предстает перед нами:как носитель более или менее установившихся селективно выраженных оценок. В экстремальных условиях, когда возникает необходимость принимать решения и действовать в критической ситуации г/, решающим оказывается выбор фильтра предпочтения р (у/|х), когда личность может быть проявлена наиболее сокровенно. Именно этим примечателен Ф. Достоевский, предпочитающий исключительные ситуации для раскрытия своих героев.

Если EGO человека задается функцией/?([л), то функцию р(у/р) уместно уже рассматривать как мета-EGO. Наверное, не имеет смысла говорить

О том, какая из этих двух функций в большей мере определяет личность —действуют они мультипликативно. Более того, функция р ([л) вырабатывается постепенно в результате прохождения через цепь критических ситуаций, порождающих фильтры р (г/Дл) и эволюционную цепочку: априорная функция распределения рх (¡а) переходит в апостериорную РЛР/У)’ которая наследующем шаге выполняет уже роль априорной[59]Функции р2 (|х). Вглядываясь в себя, в ретроспективе мы отчетливо осознаем, что неизменность нашего «я» во времени определяется не столько видом функции распределения р ([л), склонной к эволюции, сколько способностью выбирать в острых ситуациях у необходимый фильтр р (г//|х), способный мультипликативно взаимодействовать с р (¡л), что по существу является нашей способностью к эволюции. И если эта способность, утрачивается, то можно говорить о перерождении личности.

Мы уверенно можем сказать, что на начальное формирование функции распределения р (рь) существенное влияние оказывают как врожденные склонности, так и окружающая среда, воспитание и образование. Но что оказывает влиянйе на способность порождать нетривиальные фильтры р (удь)? На этот вопрос с уверенностью ответить трудно. Ясно, однако, что эта способность в какой-то степени поддается воспитанию. Каждая культура настойчиво готовила своих будущих героев через инициации на материале мифов и эпоса.

В современной европейской культуре эту роль пыталась взять на себя художественная литература и, может быть, отчасти философия. Однако, несмотря на замечательность, например, героев Гюго и Толстого, тех, которые являются исполнителями нетривиальных решений в экстремальных ситуациях, литература'— только квази-инициация, так как собственно инициация ценна и действенна непосредственностью действия (пребыванием в самой ситуации), а литература — толь» ко модель ситуации, театр, только сопереживание: участие в некоем, уже готовом (каноническом) решении, а не само решение, его порождение — собственный творческий глубинный процесс. Литература — пример (род умозрения), инициация — опыт (род действия, акт са - морождения — своего «Я» в своих глубинах). А все психологические тесты, направленные на оценку личности, ни в коей мере не затрагивают принципиальной характеристики личности — способности порождения нетривиальных фильтров р (у/(л)у существенно смещенных по отношению к функции р(|л). И это естественно, так как только сама жизнь (включая действие в ней субъекта), во всем многообразии ее превратностей, может выступать в роли тестовых ситуаций, раскрывающих и обогащающих человека[60].

Еще одна характеристика, существенная для идентификации личности, естественно предстает перед нами, если в рассмотрение включается многомерность семантического поля. Скажем, в двухмерном пространстве эго становится функцией распределения двух случайных величин

— Р (f*i> F4)- Личность оказывается состоящей из двойниковой пары и |л2, связанной коэффициентом корреляции р. Если р=0, то мы имеем дело с абсолютно неупорядоченной расщепленностью личности, которая может носить даже патологический характер. На математическом языке это значит, что две линии регрессии {%—/ (|х2) и [л2=/ ([лх) оказываются ортогональными. Личность ортогонально раздвоена. Когда р = 1, то двухмерное распределение вырождается в одномерное—обе линии регрессии совпадают: человек продолжает существовать в своей нераспакованно - сти. Все в нем метрически взвешено и отмерено, но ничто не различимо, оставаясь в жесткой упорядоченности, которая в случае р——1 соединяет противостоящее (один показатель растет, другой—падает).

Если снова обратиться к литературе, то приходится констатировать, что все герои одного автора корреляционно связаны между собой. Образуя одну многомерную личность, они являются как бы его двойниками. Если степень коррелированности между ними велика, то двойники малоразличимы и потому неинтересны. Однако, при всем многообразии двойников за ними всегда угадывается личность автора, как бы многомерна она ни была. Самое яркое тому свидетельство— Ф. Достоевский. Он выступает перед нами как личность, раскрывающаяся в семантическом пространстве весьма высокой размерности. Многие поэты (И. Гёльдерлин, Н. Гумилев, А. Блок) сообщают нам о своей глубокой сопричастности культурам далекого прошлого, которую они переживают как часть своего бытия. Опять корреляционно связанные двойниковые личности. Расширение границ личности, происходящее при направленном соприкосновении с бессознательным, обычно сопровождается персонализацией ее двойников — они облекаются в мифологические образы и обретают свои имена. Юнг описывает свой собственный опыт взаимодействия с бессознательным, который в одном из случаев персонализировался в трех фигурах: старый человек с белой бородой — мужское начало — пророк Илия, слепая девушка — женское начало (анима) — Саломея и черный змей, двойник героя, постоянный мифологический персонаж. Будучи врачом-психиатром, Юнг сам делает следующее замечание о глубине (мы бы сказали — многомерности) бессознательного, на которой может раскрываться как богатство личности, так и ее патология [15, 188]:

«Здесь, конечно, проявляется ирония: я, психиатр, почти на каждом шагу своего эксперимента погружался в тот психический материал, который является содержанием психозов и появляется у больных. Это есть фонд бессознательного, фатально смущающий пациен* та. Но это в то же время является и матрицей мифопоэтического воображения, которое исчезло из нащего рационального века».

В этом отношении интересен религиозно-мистический опыт. В литературе мы постоянно сталкиваемся с образом монаха-аскета, стремящегося преобразовать свое EGO в соответствии с некоторым идеальным образом, расчленяя свое сознание и порождая двойниковую пару, в которой идеальному облику личности противопоставляется двойник— искуситель. Трагизм такого двойникования — в корреляционной связанности несовместимых начал личности. Преодоление этого трагизма — в ортогонализации этих двух начал (полном их расщепле - 192

Нии). В математической модели такому преображению личности соответствует специальным образом выбранный поворот координатных осей, достигаемый линейным преобразованием переменных (щ и 112). В мифологическом плане наиболее яркий пример такого раздвоения — притча об искушении Христа дьяволом во время сорокадневного поста. Две системы ценностных представлений оказались ортогональными — искушение не состоялось, и дьявол, как сказано, только «отошел до времени», т. е. в таком состоянии мог быть отброшен.

Двумерность сознания всегда проявляется как дуальное осознавание самого себя. Такое состояние сознания может наблюдаться в сновидениях.

Эта одновременность, или двойное осознавание EGO и его сновид - ческого состояния в психологии известна как «просветленное сновид - чество» («lucid dreaming»). Просветленное сновидение — это ташх состояние, в котором спящий осознает, что он видит сновидение и что это переживание отлично от обычного опыта активной жизни [19].

Питерс [19, 20] отмечает, что такое двойное осознавание достигаемо в шаманском трансе:

«...он (шаман) говорил, что он в состоянии транса сохраняет осведомленность о себе как. об участнике ритуала и в то же время оказывается вовлеченным в другой мир, не видимый другим».

Если бы шаман в состоянии транса не достигал двойной осведомленности, то для описания его состояния достаточно было бы представления об одномерности семантического поля, по которому смещается функция распределения р (jm), задающая эго.

Представление о корреляционно связанном двойнике нашло свое выражение в образе андрогина — различные интерпретации этого образа мы находим, кажется, во всех развитых мифологиях мира[61] [12].

Опираясь на развиваемые здесь представления, мы можем рассматривать межличностные отношения как процессы, приводящие к образованию гиперличности, отрывающейся от локализации в одном, единственном теле. В простейшем случае гиперличность—это двумерная функция распределения р (р. л, р^), где цА и \iB—две случайные величины, характеризующиеся функциями распределения р (|лл) и р (|лв), задававшими две отдельные личности А и В, объединяются в гиперличность. Мы на самом деле не знаем того, как происходит такой процесс агрегирования —образование из двух или многих личностей одной метастабильной гиперличности. Поэтому ограничимся здесь лишь рассмотрением отдельных примеров, показывающих правомерность представления о гиперличности.

А) Любовь или хотя бы влюбленность. Силою чувства может создаваться гиперличность, если даже коэффициент корреляции между случайными величинами и [лв оказывается близким или даже равным нулю. Но такая гиперличность неустойчива. Устойчивость может произойти только тогда, когда сила чувства оказывается достаточной для такой перестройки гиперличности, при которой коэффициент корреляции приобретает существенное значение, может быть, даже начнет приближаться к единице. Катастрофически большое количество разводов в наше время —

Не является ли это свидетельством того, что индивидуализация личности* стала столь глубокой что силы чувства больше не хватает для преодоления ортогональной расщепленности?

Б) Тантризм в тибетском буддизме — детально разработанное, но нелегко поддающееся пониманию учение [10]. Практика тантризма направлена на слияние двоих в одну космическую пару (посредством сексуальной энергии), предваряемое глубокой ритуальной подготовкой, затрагивающей физическую, духовную и эмоциональную сферу человека (см., например, [13]).

В) Транстелесность в состояниях сновидений. Это состояние легко наблюдать, обращаясь к инкубаторным снам, в которых используется техника фокусирования на какой-либо подлежащей решению проблеме, сформулированной перед засыпанием. В книге [14], посвященной главным образом инкубаторным снам, есть параграф, называющийся «Изучение ощущения свободы от физического тела». Там мы читаем такое описание:

«Однажды, в конце сновидения, когда сознание было вполне ясным, я ощутила, что нахожусь в теле моего доброго друга! Испытать то, что я переживала как состояние его сознания — мирное и счастливое; и при том в свойственном именно ему проявлении, — было совершенно удивительно.

Я знала, что Джон только что побывал во внетелесном состоянии и пригласил меня побывать в его теле, чтобы увидеть, какое оно. Находясь внутри, я с удивлением обнаружила, что переживание счастья (способ этого переживания), которое я ощущала, было свойственно только ему. Мне нравилось видеть это изнутри. Меня удивило также ощущение обладания столь огромными легкими. Когда я дышала вместе с ним, мне казалось, что я ощущаю, что значит иметь такое (его) мускулистое тело, а не мое. Очень интересно. Потом я вышла из его тела через голову и тем же способом вернулась в свое тело».

Здесь, конечно, нам могут возразить — можно ли придавать подобному переживанию статус научного факта? А если нельзя, то не значит ли это, что науке вообще нельзя заниматься изучением сознания как такового? Несомненно одно: сознание человека не может быть редуцировано к физическому миру в понимании Эйнштейна, где все задано через измерение с помощью часов и трех линеек, отвечающих трехмерности пространства.

Г) Особый интерес представляет так называемый взаимный гипноз. Он состоит в том, что субъект А гипнотизирует субъекта В, а последний, будучи в состоянии гипноза, в свою очередь, гипнотизирует Л—эта процедура взаимного гипнотизирования воспроизводится циклично и, естественно, углубляется. Наиболее впечатляющим и пугающим пациентов результатом становится ощущение полного слияния друг с другом. Вот, что пишет об этом Тарт:

«Это было похоже на частичное расплавление личностей, на частичную потерю различия между «Я» и «Ты». В данный момент это воспринималось пациентами как нечто приятное, но затем стали воспринимать это как угрозу их автономности [22, 306]».

Чтобы разрушить. такую искусственно созданную гиперличность, нужны усилия сильного гипнотизера. Тарт говорит, что ему известен и аналогичный результат слияния и потери индивидуальности при совместном приеме LSD двумя супружескими парами.

Д) Что-то похожее, по-видимому, происходило в мистериях древности, которые одно время пытались возродить в Америке, сочетая

Оглушающую музыку с приемом психоделических таблеток. Так же можно интерпретировать поведение возбужденной толпы в экстравагантных ситуациях, порождающих единство действия, часто очень жестокого и не объяснимого в ретроспективе для каждого отдельного субъекта с позиций его личностных ценностных представлений. И, наконец, так же приходится объяснять и нелепость детских крестовых походов в Средние века и безумие нацизма в наше время. Во всех этих случаях эмоционально насыщенная идея, находящаяся вне индивидуального контроля, оказывается объединяющим началом, порождающим гиперличность. Моделью поведения оказывается евангелическая притча об изгнанных бесах, которым было разрешено войти в стадо свиней. «И вот все стадо свиней бросилось с крутизны в море и погибло в воде». Все образовали одну гиперличность.

Е) И, наконец, последнее: мифы древности допускали как само собой разумеющееся представление о гиперличности, которая может проявлять себя и как нечто целое, состоящее из корреляционно связанных частей, имеющих и свое индивидуальное лицо. Троица — основной миф христианства; представление о тринитарности высшего начала мы находим и у Платона и Плотина, в иудаизме, буддизме (Будда, Дхарма, Сангха), у греков, римлян, кельтов, скандинавов [12].

Итак, мы видим, что межличностные отношения могут иметь два различных модуса. Один из них коммуникационный, являющийся типичным для нашей культуры. Человек взаимодействует с другими на деловом—логически структурированном уровне, оставаясь замкнутым на самого себя, сохраняя в неприкосновенности свою селективно взвешенную систему ценностных представлений р (¡1). (Пример: в научных, религиозных и даже философских диспутах, несмотря на всю их напряженность, все может кончаться ничем—каждый остается в капсуле своих ценностных представлений р («л)). Другой модус взаимодействия—трансперсональный.

Это—размыкание индивидуализма, перестройка своих ценностных представлений, позволяющая создавать гиперличности. Здесь мы опять перекликаемся с представлениями французского персонализма, где чело^- веческое общение—это «близость близкого», способность «встать на место другого», «заменить другого» [1].

Теперь мы можем еще раз вернуться к проблеме гипноза. Сопоставление гипноза со сном хотя бы в плане эвристическом сейчас, кажется, не вызывает возражения [II, 70]. Но мы все знаем по личному опыту, что во сне функция распределения р ([л), задающая значимость ценностных представлений, в значительной степени сглаживается—во время сновидений мы разрешаем себе поступки, которые никогда не совершили бы в состоянии бодрствования. В гипотизируемого, находящегося в таком состоянии, гипнотизер легко может впечатать свою систему ценностных представлений. Так создается гиперличность с одной доминантой. Шер - ток это явление описывает так:

«Гипнотизируемый воспринимает внушения гипнотизера так, словно они исходят не от другого лица, а от него самого. Как только эта ситуация достигнута, гипнотическое состояние уже достаточно углубилось и отношения с окружающей средой могут быть восстановлены без риска нарушить состояние гипноза: внешние стимулы проникают в сознание, но они теперь отфильтрованы, перестроены в соответствии с полученными внушениями» [19, 109].

В нашей терминологии это значит, что фильтр гипнотизируемого—его ценностная система p(\iA)—оказался замененным ценностной системой гипнотизера Эту перестройку мы можем рассматривать как процесс, развивающийся на семантическом поле:

«Несмотря на многочисленные исследования, до сих пор не удалось обнаружить никакого физиологического признака, позволяющего определить, находится ли испытуемый под гипнозом или нет. Тем не менее, хотя мы не можем говорить о гипнотическом состоянии в строго физиологическом смысле, нам кажется несомненным, что гипноз представляет собой особое состояние сознания, предполагающее определенное изменение психофизиологической реактивности организма» [9, 106]. .

Теперь перейдем к обсуждению процедуры психоанализа, опираясь на книгу Шертока [9]. Это также углубление межличностных отношений. Психоанализ может рассматриваться и как «долговременное внушение», которое может осуществляться и на внеязыковом уровне — через молчание аналитика. Во всяком случае сама ситуация здесь не лишена гипногенных (а мы бы сказали и медитативных) элементов: «...сосредоточенность, молчание, положение лежа, тишина». В нашей системе представлений здесь опять идет речь о порождении гиперличности. Об этом свидетельствует и сам феномен трансфера: «...принцип которого состоит в том, чтобы никогда не отделяться друг от друга, оставаясь всегда соединенными друг с другом, образуя единое существо, или, вернее, находясь друг в друге» (слова Рустана, •цит. по [9, 182])».

Примечательно то, что время, необходимое для порождения ги - перличности, в технике психоанализа непрерывно увеличивается и теперь уже исчисляется десятилетиями [9, 224].

Итак, пытаясь идентифицировать личность, мы должны учитывать, по крайней мере, пять ее существенно различных начал: 1) телесное начало; 2) EGO, характеризующееся ценностной ориентацией р (|х); 3) мета - EGO—способность порождать нетривиальные фильтры р (#Дл) в критической ситуации; 4) многомерное раскрытие личности и ее корреляционную упорядоченность; 5) глубину межличностных отношений, трансценди - рующихся в гиперличность. Личность выступает перед нами в своей многомерной многоликости. Проблема идентификации есть проблема раскрытия этой многомерности.

Хочется отметить, что развиваемая нами модель личности перекликается с представлениями буддийской психологии об иллюзорности личности—невозможности обнаружить какое-либо устойчивое, вневременное «Я» [4]. В нашей модели наиболее устойчивой характеристикой оказывается таинственная способность порождать нетривиальный фильтр р(у/р), «о она с трудом просматривается сквозь множество других—скользящих характеристик. Мы понимаем, почему христианская антропология остановилась на телесной капсулизированности и декларировала ее нетленный характер. Доминантой христианства является любовь—любовь всеобъемлющая, всеохватывающая, распространяющаяся ц на «врагов наших». Для того, чтобы была возможна такая любовь, нужен вполне конкретный, отнюдь не иллюзорный, объект бытия.

Может быть, два взаимно исключающих подхода — Восточный и Западный — образуют те два диалектически дополняющих друг друга принципа, вне которых мы не можем осмыслить реальность^ Здесь мы столкнулись с основной проблемой метафизики — проблемой существования. Критерий существования не найден. Сама проблема существования приобретает сейчас, кажется, общенаучный характер — во всяком случае, из метафизики она уже перекочевала в современную физику.

4. Заключение

В этой работе мы пытались показать, как введение представления о семантическом поле может углубить наше понимание природы личности и межличностных отношений. Мы далеки от мысли о том, что всеобъемлющая теория личности может быть построена. Личность — это, в конце концов, всегда не более, чем некий создаваемый нами конструкт. Желая охватить все многообразие реально наблюдаемых явлений через это понятие, мы оказываемся стоящими перед проблемой идентификации. Нам надо идентифицировать наше представление о личности, глубоко погруженной в межличностные отношения. Но всякая попытка однозначно воссоздать образ личности в рамках какой-либо определенной концептуализации неизбежно будет ускользать от нас. Единственное, что можно сделать, — это попытаться раскрыть смысл проблемы и показать ее многоаспектность. Для этого на гипотетико-аксиоматическом уровне надо вводить новые представления. Одним из них и является представление о семантическом поле и его вероятностной проявленности.

Мы отдаем себе отчет в том, что введение новой аксиоматики, если и разъясняет некий круг проблем, то только за счет того, что перед нами с неизбежностью возникнут новые — иерархически стоящие выше, более сложные проблемы.

Обращение к математической модели, выступающей в психологии всегда в роли метафоры, позволяет в какой-то мере преодолеть эту нарастающую сложность, так как модель по существу является сверткой неизбежно разрастающейся концептуализации — ее компактным вариантом. Построенная с помощью символов, она позволяет создать образ, сделать взаимодействие с проблемой наглядным, более доступным.

HOW IS THE CONSTRUCTION OF A MODEL OF THE UNCONSCIOUS POSSIBLE?

V. V. N ALIMOV and Zh. A. DROGALINA

Moscow State University, Laboratory of the Mathematical Theory of Experiment, Moscow

SUMMARY

A model providing for the identification of personality and interpersonal relations is elaborated proceeding from probabilistically oriented philosophy. The concept of semantic continuum is introduced, on which a probabilistic measure is given.

Bayes’s theorem acquires the status of a syllogism determining the mechanism of processes occurring at the pre-logical level of consciousness. Per-

197

Sonality is expressed through the Ego—the carrier of a probabilistically weighted system of value concepts—and through the meta-Ego — capable in critical situations of spontaneous change in value concepts. Personality may also manifest itself in multidimensional correlational constituents. Interpersonal relations (hypnosis, transfer, and other close contacts between personalities) form an unstable hyper-personality uniting various individualities into one correlationally linked field.

ЛИТЕРАТУРА

1. ВДОВИНА П. С., Эстетика французского персонализма, М., Искусство, 1981.

2. ВЕЛИЧКОВСКИЙ Б. М., Современная когнитивная психоология, М., Изд-во МГУ,

1982.

3. ГИППЕНРЕЙТЕР Ю - Б., РОМАНОВА В. Я* (ред.)- Психология индивидуальных раз

Личий, М., Изд-во МГУ, 1982.

4. ДАНДАРОН Б. Д., Буддийская теория индивидуального «Я». Труды Бурятского ин

Ститута общественных наук Б. Ф. С. О. АН СССР. Улан-Удэ, 1968, 3, 34—52.

5. НАЛИМОВ В. В., Вероятностная модель языка, М., Наука, 1979, V. V. Nalimov. In

The labyrinths of language: A mathematician’s journey. Philadelphia, Pa.: ISI Press, 1981.

6. НАЛИМОВ В. B-, О возможности метафорического использования математических

Представлений в психологии. «Психологический журнал», 3 (1981), 39—47.

7. НАЛИМОВ В. В., Функция распределения вероятностей как способ задания размытых

Множеств: наброски метатеории, дискуссия с Заде. Автоматика, 6 (1979), 80—87.

8. РАВИЧ-ШЕРБО И. В., Исследование природы индивидуальных различий методом

Близнецов. В кн.: Психология индивидуальных различий. М., 1982.

9. ШЕРТОК Л., Непознанное в психике человека, М., Прогресс, 1982.

10. BLOFELD J., The Tantric Mysticism of Tibet. New York: Dutton, 1970.

11. BOUCOUVALAS М., Transpersonal psychology: a working outline of the field. The

Journal of Transpersonal Psychology, 12, 1 (1980) 37—46.

12. COOPER J. C., An Illustrated Encyclopedia of Traditional Symbolism. London: Thames

And Hudson, 1978.

13. CYBELE. and COLD E. J., Beyond sex. IDHHB,, JNC and HOHM Press, 1978.

14. DELANEY G-, Living Your Dreams. New York: Harper and Row, 1979.

15. JUNG K> Memories, Dreams, Reflections. New York: Vintage Books, 1963.

16. MILLER J., Thoughts on Thoughts: States of Mind, Pantheon, 1980. (см. рецензию на

Книгу: The New Yorker Review, August, 18, 1983).

17. NALIMOV V. V-, Faces of Science. Philadelphia: ISI Press, 1981.

18. NALIMOV V - V-, Realms of the Unconscious: The Enchanted Frontiers. Philadelphia,

Pa: ISi Press, 1982.

19. PETE, RS L. G-, An experimental study of Nepal Shamanism. The Journal of Transper

Sonal Psychology. 13, 1, (1981).

20. RAMACHANDRAN V - S., Twins,- split brains and personal identity. In: Josephson

B. D - and Ramachandran V. S. (Eds.). Consciousness and the psychical world. Oxford: Pergamon Press, 1981.

21. STEVENSON J., Cases of the reincarnation type, v. I: Ten cases in India: v - II: Ten cases

In Sri Lanka; V. Ill: Twelve cases in Lebanon and Turkey. The University Press of Virginia, 1975, 1977, 1980.

22. TART Ch. Т., Psychedelic experience associated with novel hypnotic procedure, mutual

Hypnosis. In: Tart Ch. T. (Ed.). Altered States of Consciousness. A Book of Reading. New York: Wiley, 1963.

23. WALLIS В. E. A., The Book of the Dead (The Papyrus of Ani). New York: Dover Pub

Lications, 1967.

24. WELWOOD J., Meditation and the unconscious: a new perspective. The Journal of Trans

Personal Psychology, 9, 1 (1977), 1—26.