ПРИНАДЛЕЖНОСТЬ К ГРУППЕ И САМОВОСПРИЯТИЕ ЛИЧНОСТИ

ПРИНАДЛЕЖНОСТЬ К ГРУППЕ И САМОВОСПРИЯТИЕ ЛИЧНОСТИ

Е. П. АВДУЕВСКАЯ

Вопрос о влиянии субъективной принадлежности человека к какой-либо группе на особенности его самовосприятия отражает один из аспектов фундаментальной проблемы взаимодействия личности и ее социального окружения. Исследование объективных характеристик этого процесса, изучение его «со стороны группы» стало уже традиционным предметом для социально-психологического анализа. Однако, как отмечают ведущие отечественные социальные психологи, в настоящее время перед этой областью психологического знания встает задача «вторичного прочтения» [1], [18] — «со стороны личности», обращение к анализу групповых процессов и закономерностей с точки зрения их субъективного восприятия участниками группового взаимодействия. В качестве одной из важных проблем социально-психологических исследований личности ставится проблема социальной детерминации ее психологического склада [18].

Интерес исследователей к тем характеристикам индивидуального самосознания, которые отражают факт субъективной принадлежности личности к какой-либо социальной общности, характерен и для зарубежной, и для отечественной социальной психологии. Для западноевропейской социальной психологии одним из его проявлений стал рост исследований социальной идентичности личности [19—22], имеющий в своей основе явление групповой принадлежности. Что касается отечественной традиции, то понятие принадлежности имплицитно содержится во многих исследованиях группы: это работы по изучению субъективного образа группы [4], [12], сплоченности коллектива [5], эмоциональной идентификации и коллективистического самоопределения [3], [13], 14]. Однако, как представляется, потенциальное содержание понятия групповой принадлежности шире, чем те его — прямые или косвенные — определения, которые используются в данных работах. Предметом анализа в них являются либо принадлежность как когнитивная структура — солидарность с групповыми целями, знание групповых норм, [22], либо эффективная сторона принадлежности — «Мы-чувство», «сопричастность», «Мы-переживание» [8], [15], [16]. Часто задача определения данного понятия и не встает в силу того, что оно используется как конечный объяснительный принцип в анализе других социально-психологических феноменов (напр., [20]). Между тем исследование его во взаимосвязи с другой переменной — самовосприятием — делает более детальный анализ необходимым.

Как представляется, явление групповой принадлежности может быть рассмотрено как социальная установка с традиционной трехкомпонентной структурой. Правомерность такой точки зрения отражена в некоторых современных зарубежных исследованиях социальной идентичности [21]. В этом случае индивидуальная принадлежность к группе может быть проанализирована как состоящая из когнитивного, аффективного и поведенческого компонентов. Первый из них включает в себя знание и разделение человеком групповых норм и целей; второй — эмоциональную идентификацию с группой, чувство «Мы»; третий — готовность человека к совместным формам деятельности для достижения групповых целей и задач. Очевидно, что степень выраженности каждого из них может варьировать; условно общая картина представлена на схеме:

Прежде чем сформулировать гипотезы нашего исследования, определим содержание, которое мы вкладывали в понятие самовосприятия. Обращение к богатой традиции исследования образа Я и других Я-категорий ([2], [11], [17] и др.) показывает, что в целом самовосприятие может быть рассмотрено двояко: как некоторый модус самосознания и как процесс. Тогда в эмпирическом исследовании необходимо вести его изучение с точки зрения структурных составляющих (образы Я и «Я в группе») и динамических характеристик (в качестве таковых были выбраны дифференцированность, гибкость и конфликтность). Выделение структурных составляющих базировалось на анализе имеющейся литературы, отражающей общее выделение «Я-для-себя» и «Я-для-другого» (как правило, исследователи выделяют Я и «Я социальное», «Я-истинное» и «Я-маска», «самость» и «Я-в-роли» и т. п.). Выделение динамических характеристик было произведено по аналогии с уже описанными в литературе характеристиками межличностного восприятия [6] на основании их общей принадлежности к процессам социальной перцепции. За показатели дифференцированности самовосприятия брались, во-первых, с точки зрения параметричности, степень близости оценок различных структурных составляющих Я (гомогенность), во-вторых, с точки зрения дробности параметра, число реально используемых каждым респондентом градаций шкалы при их оценке. Конфликтность понималась как способность к соединению в образе Я противоречивых характеристик, за ее операциональный показатель принималась количественная оценка автокорреляций между определениями Я, имеющими полярные оценочные значения. Гибкость, отражающая способность человека к изменению образа Я, измерялась путем вычисления значений коэффициентов корреляций между баллами, в которых оценивались все Я-образы.

В эмпирическом исследовании проверялись следующие гипотезы.

1. Групповая принадлежность как трехкомпонентная установочная структура проявляется в формах позитивной, негативной, отстраненной, когнитивной, аффективной и поведенческой принадлежности.

2. Структурные и динамические особенности самовосприятия связаны с формой групповой принадлежности респондентов: 1) в процессе установления возможных форм принадлежности к группе изменения затрагивают в большей степени образ «Я в группе» (групповую идентичность) и в меньшей — образ «Я сам» (персональную идентичность); 2) связь динамических характеристик самовосприятия с возможными формами групповой принадлежности носит взаимообратный характер: чем сильнее выражена принадлежность к группе, тем ниже показатели дифференцированности, конфликтности и гибкости самовосприятия и наоборот.

МЕТОДИКИ И ПРОЦЕДУРА ИССЛЕДОВАНИЯ

Для анализа принадлежности к группе использовался набор из трех методик. Для оценки когнитивного компонента принадлежности был составлен специальный опрос-пик, каждый пункт которого содержал по три возможных выбора, соответствующих отрицательной, нулевой и положительной степени выраженности данного компонента. Для оценки аффективного компонента принадлежности был составлен список суждений, обозначающих возможные успехи и неудачи группы. Респонденты должны были определить свое отношение к ним по пятибалльной шкале. Содержательная валидность обеих методик определялась с помощью экспертной оценки. Для оценки поведенческого компонента принадлежности использовался адаптированный к выбранному контингенту респондентов опросник, составленный для изучения восприятия индивидом характера своего взаимодействия с группой в групповой деятельности [7].

Для анализа структурных и динамических особенностей самовосприятия был составлен список личностных черт из 24 прилагательных, в котором «деловые», «коммуникативные» и «собственно личностные» прилагательные были представлены в равных пропорциях, а для оценки конфликтности самовосприятия было введено шесть слов с полярной оценочной нагрузкой. Респонденты должны были оценить степень представленности данных качеств по пятибалльной шкале в соответствии со следующими инструкциями: «Я сам», «Я в отряде», «Каким бы я хотел быть».

Объектом исследования были развивающиеся временные коллективы — отряды областного лагеря комсомольского актива «Комсорг» им. А. Н. Лутошкина (Костромская обл.). Всего в исследовании участвовали 150 человек (половина всех отрядов лагеря), после первичной обработки данные анализировались по 122 участкам. Средний возраст респондентов—15 лет (учащиеся IX классов как сельских, так и городских школ). При выборе объекта мы исходили из того, что данный объект должен удовлетворять, по крайней мере, двум требованиям. Во-первых, процесс установления групповой принадлежности должен быть у потенциальных респондентов достаточно эксплицированным. Изучение принадлежности к группе у членов новообразованных коллективов — отрядов, формирующихся из ранее не знакомых между собой ребят,— отвечало, как представляется, этому требованию. Во-вторых, встающая перед респондентами задача на актуализацию имеющихся образов Я, задаваемая методикой по изучению самовосприятия, должна быть релевантна в определенной степени их собственной потребности в этом. Данному требованию удовлетворял сам возраст респондентов, который традиционно выделяется исследователями как своеобразная эпоха в становлении самосознания [10], [11]. К тому же особенности жизни подростков в лагере позволяют выявить изучаемые характеристики образа Я в более «ярком» виде. С одной стороны, отсутствие привычного окружения (школьного класса, компании друзей), неясность собственной ролевой позиции, сомнения в возможной успешности своего самоопределения — в общем, ситуация неопределенности, в которую попадает член новообразованной группы, может способствовать более явному проявлению привычных стереотипов самовосприятия. С другой стороны, как отмечается [9], именно эта ситуация в дальнейшем активизирует работу по самопознанию, позволяя опробовать новые роли, новые варианты поведения, «примерить» новые образы Я.

Исследование включало два замера: через два-три дня после открытия лагеря и за два-три дня до его окончания. (Вся смена составляла 25 дней.) В обоих случаях респондентам давалась методика изучения особенностей самовосприятия; методики, направленные на исследование групповой принадлежности, заполнялись только во время второго замера.

РЕЗУЛЬТАТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ И ИХ АНАЛИЗ

Остановимся вначале на результатах второго замера, полученных при использовании трех опросников по выявлению когнитивного, аффективного и поведенческого компонентов групповой принадлежности. Различная степень выраженности каждого из них у различных респондентов и их сочетания позволили выделить шесть возможных форм групповой принадлежности (отнесение каждого респондента к той или иной форме производилось на основе индивидуальных коэффициентов):

1) позитивная (степень выраженности всех компонентов положительна или два положительны, один равен нулю; условно можно описать так: «Я знаю законы, по которым живет наш отряд, разделяю те цели, которые он перед собой ставит; радуюсь его успехам и огорчаюсь при неудачах; стремлюсь все делать вместе с отрядом»);

2) негативная (степень выраженности двух любых компонентов отрицательна, а третий равен нулю; условно: «Не знаю, зачем мы здесь собрались; мне не нравится отряд; ничего не буду делать вместе со всеми»);

3) отстраненная (три или два компонента имеют нулевые значения; условно: «Не знаю, по каким законам живет наш отряд; безразлично отношусь к его успехам и неудачам; участвую в общих делах из своих собственных интересов»);

4) когнитивная (когнитивный компонент положителен, остальные два равны нулю или отрицательны; условно: «Я знаю законы, по которым живет наш отряд, разделяю его цели и задачи, но мне он безразличен и даже иногда чужд; я участвую в его делах ради достижения своих целей или не участвую вовсе»);

5) аффективная (эмоциональный компонент положителен, два равны нулю или отрицательны; условно: «Не знаю, зачем мы тут собрались, и не стремлюсь что-либо делать для отряда, хотя мне нравится, когда мы вместе, и я радуюсь и огорчаюсь вместе со всеми»);

6) поведенческая (поведенческий компонент имеет положительное значение, два других — нулевые или отрицательные; условно: «Не знаю, зачем мы собрались; и не всегда бываю согласен с отрядными задачами; мне отряд безразличен, но я стремлюсь внести свой вклад в его дела, предпочитаю делать что-либо вместе с отрядом»).

Наиболее многочисленными оказались позитивная (20 % выборки), отстраненная (25 %) и поведенческая (24 %) формы групповой принадлежности. Относительно малое (1/5 часть всей выборки) итоговое число «принадлежных» своему отряду респондентов во многом было неожиданным результатом. Представляется, что он может быть объяснен, во-первых, особенностями самого лагеря (богатые традиции лагеря в целом, лагеря как единицы; преобладание общелагерных дел над отрядными, оценка работы отрядов по их участию в лагерной жизни и т.п.); во-вторых, особенностями самих методик, в большей степени ориентированных на выявление элементов самоизоляции, чем сопричастности.

Проведенная оценка различий между выявленными формами групповой принадлежности по половому составу входящих в них респондентов показала значимое преобладание девочек в позитивной и поведенческих формах, а мальчиков — в негативной и отстраненной, т.е. девочки оказались в целом более «принадлежными», чем мальчики. Представляется, что объяснением этому факту служит не только и не столько пол как таковой, сколько большее соответствие групповых норм женскому, а не мужскому стереотипу: необходимость участия в «творческих делах», предполагающих определенный уровень артистичности и экспрессивности поведения; в отрядных «огоньках», требующих достаточной рефлексивности, опыта анализа межличностных отношений и т.п.

Таким образом, результаты второго замера подтвердили первую общую гипотезу исследования.

Прежде чем перейти к описанию и интерпретации результатов полученных по второй общей гипотезе, посвященной анализу связи особенностей самовосприятия и групповой принадлежности, отметим, что из исследуемых Я-образов значимо выделялся «Я-идеальное». Для него были свойственны минимальные показатели дифференцированности, конфликтности и гибкости независимо от формы принадлежности. Также не наблюдалось какой-либо динамики в этих показателях от первого ко второму замеру. Как представляется, малая вариативность идеального образа Я наших респондентов могла быть обусловлена, во-первых, ситуацией высокоэффективного восприятия в силу повышенной субъективной значимости самой задачи самоописания, а во-вторых, их недостаточной когнитивной компетенцией, возникающей в силу необходимости выбора из множества моделей «идеального Я».

Остановимся теперь на динамических особенностях образов «Я сам» и «Я в отряде» по результатам первого этапа исследования. Наиболее информативными оказались оценки этих подструктур Я по личностным и коммуникативным качествам: именно по ним показатели динамических характеристик самовосприятия принимали полярные значения (максимальные или минимальные). В частности, наиболее гомогенно каждый из респондентов воспринимал себя с точки зрения своих коммуникативных особенностей — в этом случае его образ «Я в отряде» практически сливался с образом «Я сам». Наименьшая гомогенность самовосприятия была свойственна респондентам при оценке себя по личностным качествам — именно в этом случае образы «Я сам» и «Я в отряде» выступали как различные.

Второй этап исследования показал, что в целом от первого ко второму замеру произошло сближение этих двух подструктур Я. При этом наблюдалось также общее сближение показателей дифференцированности и конфликтности самовосприятия, причем по сравнению с первым замером картина стала противоположной: дифференцированность и конфликтность восприятия образа «Я в отряде» значимо превысила аналогичные показатели для «Я сам». Это произошло в основном за счет динамики показателей образа «Я в отряде», что является подтверждением первой частной гипотезы о большей изменчивости групповой идентичности по сравнению с персональной. Другим результатом, подтверждающим ту же гипотезу, явился факт различной гибкости этих двух подструктур: показатели гибкости восприятия образа «Я в отряде» значимо превышали аналогичные показатели для «Я сам».

Анализ результатов второго замера показал, что связь особенностей самовосприятия и форм групповой принадлежности респондентов имеет сложный характер. Так, респонденты с позитивной и негативной формами групповой принадлежности имели максимальные показатели гомогенности самовосприятия, а минимальные ее показатели были свойственны респондентам с отстраненной формой принадлежности к группе. Максимальными показателями дифференцированности самовосприятия обладали респонденты с поведенческой формой групповой принадлежности; минимальную дифференцированность различных Я-образов проявили респонденты с позитивной и негативной формами принадлежности. Максимальные значения гибкости восприятия образа «Я сам» наблюдались у респондентов с позитивной и негативной формами групповой принадлежности, однако для образа «Я в отряде» максимальные показатели гибкости были свойственны только «негативно принадлежным» участникам эксперимента, у «позитивно принадлежных» респондентов, напротив, изменений в своем первоначальном «отрядном» образе практически не произошло. Респонденты с аффективной формой принадлежности к группе также обладали полярными значениями гибкости самовосприятия — максимальными для образа «Я в отряде» и минимальными - для образа «Я сам». Что касается последней динамической характеристики — конфликтности, то сравнение респондентов с различными формами групповой принадлежности по ее показателям было не очень информативным. Существенно выделились на общем фоне лишь респонденты с когнитивной формой групповой принадлежности, имеющие максимальные значения конфликтности восприятия образа «Я сам».

Итак, полученные результаты в целом подтвердили вторую общую гипотезу исследования о взаимосвязи структурных и динамических особенностей самовосприятия и форм групповой принадлежности. Также подтвердилась первая частная гипотеза о большей изменчивости групповой идентичности в отличие от персональной. Однако, как можно видеть, проверка второй частной гипотезы показала, что исследуемая зависимость носит более сложный характер, чем это изначально предполагалось.

Так, вопреки предположению, обнаружилось, что «крайности сходятся»: респонденты с позитивной и негативной формами групповой принадлежности имели сходные особенности самовосприятия по ряду параметров, а именно максимальные показатели гомогенности и минимальные — дифференцированности и конфликтности. Первый из этих результатов, свидетельствующий о фактическом слиянии образов «Я сам» и «Я в отряде» у этих респондентов, согласуется, на наш взгляд, с данными исследований Дж. Марсиа, установившим обратно направленную зависимость. Согласно ему, у подростков с «размытой» идентичностью сильнее развит групповой конформизм (по [2]). Дискредитация групповых норм и ценностей, отрицательное эмоциональное отношение к группе и предпочтение индивидуальных форм деятельности в ущерб совместным, свойственные «негативно принадлежным» респондентам, могут быть оценены в нашем случае как проявления негативизма, своего рода «конформизма наоборот». Большая дифференцированность восприятия образа «Я в отряде» по сравнению с образом «Я сам» у этих респондентов свидетельствует, по-видимому, о том, что ситуация «непринадлежности» требует большей детализации образа Я, отражающего ролевую позицию индивида. Интересно, что сходная тенденция отмечалась и у другой группы респондентов, обладавших отстраненной формой групповой принадлежности, т. е. находящихся в ситуации истинной непринадлежности. Однако, в отличие от всех других участников эксперимента, им была свойственна минимальная гомогенность самовосприятия, т. е. образы «Я в отряде» и «Я сам» наиболее различно воспринимались именно ими.

Максимальные показатели конфликтности самовосприятия свойственны респондентам с когнитивной формой групповой принадлежности, что может быть рассмотрено как индикатор аффектации, как определенный прием психологической защиты. Это представляется вполне объяснимым в силу неблагополучной статусной позиции этих ребят: данную форму групповой принадлежности составили респонденты с преимущественно низким уровнем социометрического статуса.

Сравнение показателей гибкости восприятия различных подструктур Я в зависимости от формы групповой принадлежности также продемонстрировало сложный характер исследуемой зависимости. Так, минимальная гибкость «отрядного» Я-образа респондентов с позитивной формой принадлежности и максимальная образа «Я сам» лишь частично согласуется с результатами, полученными в работах отечественных исследователей [17], согласно которым чем сильнее идентификация человека со своей групповой ролью, тем большие изменения происходят в его образе Я. Отмечавшаяся большая изменчивость обеих подструктур Я у «негативно принадлежных» респондентов сочеталась с преимущественно низким уровнем самооценки. Этот результат согласуется с данными других исследовании динамики самовосприятия, показавших, что испытуемым с «негативным» образом Я свойственно менее устойчивое самовосприятие в целом [2].

ВЫВОДЫ

1. Анализ явления принадлежности к группе как трехкомпонентной установочной структуре показывает, что объективный процесс включения человека в развивающуюся группу субъективно может восприниматься и оцениваться по-разному: в форме позитивной, негативной, отстраненной, когнитивной, аффективной и поведенческой групповой принадлежности. Представляется, что этот факт свидетельствует об отсутствии унифицирующего влияния группы (коллектива) на личность. В известном смысле он противоречит и существующей в массовом сознании точке зрения о непосредственной определенности индивидуальных особенностей человека характеристиками той общности, к которой он принадлежит.

2. Становление форм групповой принадлежности у членов развивающейся группы вызывает изменения в самовосприятии. В большей степени они затрагивают групповую идентичность и в меньшей — персональную. Проявление тех или иных динамических особенностей самовосприятия (дифференцированности, гибкости, конфликтности) связано с формой групповой принадлежности. Данная связь не имеет однозначного характера, однако для нее характерна следующая тенденция: ярко выраженная, жесткая групповая принадлежность независимо от своей направленности (негативной или позитивной) связана с определенным упрощением образа Я, проявляющемся в его малой дифференцированности.

3. В раннем юношеском возрасте существуют половые различия в проявлении той или иной формы групповой принадлежности: девочкам свойственна преимущественно позитивная принадлежность к группе, мальчикам — негативная или отстраненная.

4. С психолого-педагогической точки зрения полученные результаты являются, на наш взгляд, подтверждением положения о необходимости личностного опосредствования воспитательных воздействий, осуществляемых в коллективе и через коллектив; одним из путей подобного опосредствования может выступать становление той или иной формы субъективной групповой принадлежности.



1. Андреева Г. М. Место проблемы личности в системе социально-психологического знания // Личность в системе коллективных отношений / Под ред. А.А. Бодалева и др. М., 1980. С. 13—15.

2. Бернс Р. Развитие Я-концепции и воспитание. М., 1986.

3. Будасси С. А. Способ исследования количественных характеристик личности в группе // Вопр. психол. 1971. № 3. С. 138—143.

4. Данилин К. Е. Восприятие межличностных предпочтений в группе: Автореф. канд. дис. М., 1984.

5. Донцов А. И. Психология коллектива. М., 1984.

6. Жуков Ю. М. Точность и дифференцированность межличностного восприятия: Канд. дис. М., 1981.

7. Залюбовская Е. В. Преодоление коммуникативных барьеров в условиях совместной деятельности: Канд. дис. М., 1984.

8. Золотнякова А. С. Взаимопонимание подростков в процессе создания групповой общности // Проблемы психологии личности и коллектива / Отв. ред. П.А. Просецкий М., 1979. С. 149—164.

9. Кирпичник А. Г., Ижицкий В. П. Летние объединения старшеклассников. М., 1984.

10. Кон И. С. Психология старшеклассника. М., 1980.

11. Кон И. С. В поисках себя: личность и ее самосознание. М., 1984.

12. Кроник А. М. Межличностное оценивание в малых группах. Киев, 1982.

13. Папкин А. И. Психологические исследования проявлений эмоциональной идентификации личности в коллективе: Автореф. канд. дис. М., 1975.

14. Петровский А. В. Личность. Деятельность. Коллектив. М., 1982.

15. Родионова Е. А. Общение как условие развитости личности // Психология формирования и развития личности / Отв. ред. Л. И. Анцыферова М., 1981.

16. Самсонов Р. М. Сопричастность как психологическая категория // Материалы IV Всесоюзного съезда Общества психологов. Тбилиси, 1971.

17. Столин В. В. Самосознание личности. М., 1983.

18. Шорохова Е. В. Социально-психологическое понимание личности // Методологические проблемы социальной психологии. Отв. ред. Е. В. Шорохова М., 1975.

19. Тар Р. (ed.) Identite indiveduelle et personalisation: production et affirmation de 1'identite. Toulouse: Privat, 1980.

20. Tap P. (ed.). Identite's collectives et shanqements sociaux. Toulouse: Privat, 1980.

21. Weinreich P. Psychodynamics of personal social identity: Identity: Personal and sociocultural. N. Y., 1983.

22. Zavallloni M. L'identite psychosociale: Un concept a la recherche d'une science // Introduction a la psychology sociale / Moscovici S. (ed.). P. Larousse, 1972. P. 246— 271.