ПРОБЛЕМЫ ЛИЧНОСТИ: ИДЕОЛОГИЯ И ПСИХОЛОГИЯ

ПРОБЛЕМЫ ЛИЧНОСТИ: ИДЕОЛОГИЯ И ПСИХОЛОГИЯ

В. КОЛГА

Проблемы психологии личности не являются центральными для советской психологии. Это продемонстрировал последний съезд психологов СССР (см. программу съезда, в которой только один сборник относится к личности). Не нашлось места для личности и в коллективном труде «Тенденции развития психологической науки» на 270 страницах [10], что явно противоречит пропагандистским утверждениям о приоритете личности в советской психологии (и социалистическом обществе). Личность как предмет психологического исследования находится на задворках советской психологии. На последующих страницах изложим некоторые факты — положения, которые привели нас «туда, где находимся»,— в кризис, и попытаемся их осмыслить.

Разведение индивида и личности. Одной из особенностей советской психологии личности является строгое разделение понятий «индивид» и «личность». Причиной разведения индивида и личности является необходимость решить вопрос соотношения биологического и социального в личности. Свойства индивида рассматриваются как предпосылки формирования личности, индивид не порождает личность, личность формируется в системе общественных отношений [6]. Решение видят в том, что «биологическое, входя в личность человека, становится социальным, переходит в социальное, «испаряется», если так можно выразиться, в социальное» [7; 230]. Известно, что мировую психологию мало занимает вопрос растворения биологического в социальном (нет социального заказа), в отличие от нашей науки, где существует традиция лысенковщины. Данная традиция позволяет оптимистически смотреть на мир: личность, освобожденная от цепей биологии, формируется соответственно требованиям социалистического общества. Чтобы успешно выполнить это требование, необходимым стали следующие разведения.

Разведение внутри личности. В семантическом поле советской психологии личности возникает противопоставление их «верхнего» и «нижнего» проявлений. Подлинными, настоящими проявлениями личности рассматриваются надситуативная, сверхнормативная, надролевая активности человека. Противоположные же характеристики личности — ситуативность, нормативность — не представляют собой, по-видимому, такой ценности, как предыдущие. Вот как, например, выражается эта мысль: «абстрагирование от обстоятельств, от непосредственной ситуации, от субъективного отношения другого и является проявлением истинной свободы в общении, способности людей к творческому построению своих отношений» [1; 173]. Идея сверхнормативности как частное проявление стахановщины обнаруживается посредством предъявления человеку все новых требований: «В новых условиях (имеется в виду перестройка.— В. К.) от личности требуются новые качества. Эти качества-требования (не просто качества, а качества-требования. — В. К.), содействующие ускорению социально-экономического прогресса, адресованы прежде всего к социально-психологическим качествам (т. е. к «высшим» качествам человека.— В. К.)» [11; 8]. От человека продолжают требовать все большей сознательности, организованности, активности, творчества, коллективности. Предполагается, что таким образом можно осуществить перестройку в нашей стране.

Венцом разведения внутри личности является коперниковский переворот: «личность (...), ее коперниканское понимание: «Я нахожу (имею) свое Я не в себе самом (его во мне видят другие), а вовне меня существующем — в собеседнике, любимом, в природе, а также в компьютере ... в системе» [6; 241]. «Я не стоит искать под поверхностью кожи индивида, стоит искать во всех других местах, даже в некой системе. Коперниковский переворот воплотился в концепции «личностных вкладов»: продолжении себя в другом, обретении второй жизни в других людях» [6; 235]. Личность продолжает свое существование «по ту сторону» актуального общения и совместной деятельности в форме инобытия индивида в других людях, производя своей активностью преобразования других людей. Это нельзя понять иначе, как приняв то положение, что подлинное, настоящее Я находится не во мне, а в других, а точнее, в преобразованных других людях.

Далее. Чтобы делать личностные вклады более осмысленно, целенаправленно, необходимо сделать следующее разграничение.

Разведение группы и коллектива. В советской психологии зародилась идея строгого разграничения по уровню социальных сообществ, которые по-разному влияют на личность и в которых по-разному проявляется личность. Подчеркивается, что «состояние личности в коллективе и процессы становления в нем личностных отношений, их характер и закономерности принципиально иные по сравнению с закономерностными межличностных отношений, функционирования личности в группе, которые выделены и зафиксированы в буржуазной социальной психологии» [9;5]. Данная концепция проникнута идеей, что в коллективе «все иначе, часто как бы перевернуто» по сравнению с группой. Коллектив как бы обладает волшебной силой. Например, конформизм в коллективе становится коллективистским самоопределением. Или же: «Индивиды, входящие в группу высшего уровня развития, независимо от выраженности внушаемости как черты характера, в ситуации коллективистского самоопределения обнаружили неподатливость групповому давлению» [7; 227—228]. Более яркий эксперимент трудно представить: фундаментальное индивидуально-психологическое свойство преобразуется в коллективах. И поэтому понятна некоторая неприязнь к исследованиям групп: «Увидеть и понять личность в коллективе и разглядеть коллектив в личности (живущей в ней и преобразующий ее) — значит ответить на важнейшие вопросы, которые поставила перед социальной психологией эпоха развитого социализма. Не может быть сомнений, что решать указанную задачу можно, лишь порвав с традицией бессчетных исследований групповых процессов в капиталистических странах и отнесясь с должной требовательностью к многим авторам социально-психологических работ, выполненных в нашей стране, в которой в той или иной мере воспринята эта традиция» [7; 213] (курсив мой.— В. К.). Итак, личностные вклады проявляются лучше в коллективах, чем в группах.

Дифференциальная психология и тестология. Аналогичная переоценка и недооценка прослеживается и в данной области знания. Так, психология личности является периферийной в советской психологии, а дифференциальная психология и тестология, в свою очередь, являются окраиной психологии личности. Вряд ли кто-нибудь будет возражать против нашего утверждения, что изучение индивидуальных различий занимает меньше наших психологов, чем раскрытие общих психических закономерностей. А если индивидуальные различия изучались, то в первую очередь на низшем уровне (дифференциальная психофизиология), а на более высоком уровне индивидуальные различия либо исчезали (см. тексты об исчезновении внушаемости в коллективах), или же просто не изучались (например, национальные особенности). Здесь можно констатировать недооценку специфического, индивидуального и соответственно переоценку значимости неких универсальных (общих) моментов или же закономерностей. Например, переоценили значение «советского» как общего фактора у разных народов и недооценили этническую специфику.

В этом плане автор сообщения не является исключением: предпочтение общего и недооценка специфического проявились и в собственном диссертационном исследовании [5]. Так, идеологией диссертации было выявление общего знаменателя разных когнитивных стилей, которая была обозначена как «аналитичность — синтетичность», т.е. вместо того чтобы изучать специфику каждого стиля, автор выявлял общее между стилями. Переоценка «общего» может быть оправдана тем, что диссертации по индивидуальным различиям (если они вдруг возникают) «идут» как общепсихологические под шифром «19.00.01». Это демонстрирует еще раз ценностные ориентации в психологии.

Еще хуже обстоят дела с тестологией: за разработку тестов или методик не принято присуждать ученых степеней. Ученую степень можно получить только за раскрытие новых сторон психического (знаю неудачников, которые стандартизировали за долгие годы тест, но степени им не видать — в адаптации теста нет ничего нового). Поэтому наши психологи не заинтересованы в разработке тестов. Предпочтение отдается новому, а не рутинной работе над ними. А поэтому нужно ли удивляться, что нет советского теста, соответствующего тестам мирового стандарта.

Социально-психологическая концепция развития личности. Данная концепция возникла в связи с необходимостью разведения процессов развития психики и личности индивида в онтогенезе [8]. Развитие личности человека можно представить как процесс ее вхождения в новую социальную среду и интеграцию в ней. Чрезвычайно интересно, что производится еще одно разведение: развитие личности в относительно стабильной социальной среде и в изменяющейся среде. Оказывается, что развитие личности в стабильной среде подчинено внутренним психологическим закономерностям, а в другом случае «переход на новый этап развития личности не определяется внутренними психологическими закономерностями (они только обеспечивают его готовность к этому переходу), а детерминирован извне социальными причинами...» [8; 69]. А само развитие личности представляет собой последовательное чередование адаптации, индивидуализации и интеграции. В конце книги оказывается, что трехступенчатое развитие личности (адаптация, индивидуализация, интеграция) чудесным образом соответствует положениям исторического материализма и закономерной смене типов личности, характерных для трех основных ступеней общественного развития, выделенных К. Марксом (рабовладельческая и феодальная — отношения личной зависимости; капитализм — личная независимость и вещная зависимость; коммунизм — органическая интегрированность личности в обществе).

С таких же позиций можно рассмотреть вопрос разграничения нормального и аномального развития человека [4]. «Нормальное развитие—это такое развитие, которое ведет человека к обретению им родовой человеческой сущности» [4; 50]. Аномальным развитием является соответственно такое развитие, которое ведет к отрыву от всеобщей родовой сущности человека. Аномальным развитием следует считать «отношение к человеку как к средству, как к конечной, заранее определимой вещи (центральное системообразующее отношение); эгоцентризм и неспособность к самоотдаче и любви; причинно обусловленный, подчиняющийся внешним обстоятельствам характер жизнедеятельности; отсутствие или слабую выраженность потребности в позитивной свободе; неспособность к свободному волепроявлению, самопроектированию своего будущего; неверие в свои возможности; отсутствие или крайне слабую внутреннюю ответственность перед собой и другими, прошлыми и будущими поколениями; отсутствие стремления к обретению сквозного общего смысла своей жизни» [4; 51].

Обсуждение. В разнородных текстах по психологии личности, развития, социальной и дифференциальной психологии обнаруживается общее умонастроение, которое можно назвать тенденцией противопоставления. Индивид противостоит личности, внутри личности — одно качество другому, коллектив — группе, изучение общего в личности — изучению частного, развитие психики — развитию личности, нормальное развитие — аномальному, развитие личности в стабильное время — развитию личности в бурное время. Противопоставления не являются монополией психологии личности, скорее характерны практически для всей советской психологии (например, см. дихотомии материальных и духовных потребностей в психологии, буржуазной и марксистской науки в истории психологии). Дихотомия присуща нашему мышлению, но другое дело, насколько дихотомии характерны для психики человека. Выделенные дихотомии становятся ценными для человека (и для исследователя-психолога): один полюс приобретает знак «плюс», другой — «минус»; одно представляется истинным, настоящим, ценным, а другое ненастоящим, низшим, неценным. Ясно, что духовные потребности выше материальных, а теоретическое мышление выше эмпирического (потому и ходим в школу, чтобы приобрести теоретическое мышление).

Дихотомия «высшего-истинного — низшего-незначимого» имеет глубокие корни в обыденном сознании. Корни дихотомии могут иметь разную «глубину» — архетипическую, социальную и индивидуально-психологическую.

Примером проявления архетипичности дихотомии могут быть особенности портретов, выполненных крепостными художниками (на выставке в г. Перми). На картинах видно, что центром внимания художника являлось лицо. Лицо передавалось великолепно, одушевленно, индивидуализированно. Оно контрастировало с изображением всего остального в человеке: позой, телом. Конечности рисовались по-детски, с типичными ошибками начинающих художников. Маловероятно, что художники не могли как следует изобразить руки-ноги. Предполагают, что в картинах проявились архетипичные ориентации крепостных художников XVIII в., которые можно обозначить как «византийско-русское» начало: ценным является дух-лицо (от иконописи), а все остальное малоценно в человеке. Не зря возник стереотип русского, стремящегося ввысь, к духовности, но не видящего «мелочей» жизни. «Высшее-истинное» низвергает (снимает) «низшее-незначимое»: лицо-дух «снимает» конечности, как дух снимает материю.

Таблица
Дихотомии в советской психологии личности

Дихотомии в советской психологии личности

Дихотомия «высшего-истинного — низшего-незначимого» обнаруживается и в социальной жизни общества. Так, участники многочасовых бесед В. Криворотов, С. Чернышев и Г. Целмс в статье «Мифы нашей революции» даже предполагают, что вся история России развивается через тотальное отрицание (Литературная газета. 1990. № 10). Тотальные отрицания начинаются крещением всей Руси (в мире нет других случаев одноактного крещения народа, например эстонцы тоже крещенные, но это происходило постепенно, так, что невозможно определить год крещения) и кончаются революцией 1917 г. Соответственно марксизму наши ученые-психологи пытались (ются) создать теории человека, которые радикально отличаются от всех иных теорий. Иначе и не могло быть: новое общество породило нового человека, что должно было оформиться в новой концепции человека. Рассматриваемые дихотомии имеют и индивидуально-психологический «коррелят», т. е. личность в советской психологии личности может быть истолкована с точки зрения психологии личности. Личность в советской психологии характеризуется гиперразведением идеального и реального; она ставит высокие, часто недостижимые цели, реальные же цели занижаются; она много думает и рассуждает о необходимости действовать, но редко приступает к реализации намеченного; ответственность перекладывает на других, на обстоятельства (на коллектив). Такая личность страдает неврозом (см. [4]).

Итак, дихотомии личности в советской психологии личности, по нашему предположению, имеют разноглубинные корни, создавая сложный коллаж «врожденного» и «благоприобретенного» советской личности1. Можно думать, что «врожденным» в личности являются византийско-русский архетип «высшего-истинного — низшего-незначимого», а «благоприобретенным» в советской модели личности — марксистское понимание и невроз личности.

Рассмотрим теперь нашу таблицу более подробно. Начнем с конца — с проблем развития человека. Нормальное развитие представляется прекрасным, но возможным только для бога-человека, реальный же человек развивается «аномально» (он эгоцентричен, трудно справляется со свободой, часто не верит в свои возможности и т.п.). Считаем, что нормальное развитие включает в себя как «мифическое», так и «аномальное» развитие, т.е. гиперразведение нормального и аномального развития отражает скорее невротизацию, чем процесс развития обычного человека.

Модель развития личности посредством ее включения во все более организованные социальные общности представляется механической, поскольку развитие личности не детерминировано внутренними закономерностями. Заманчиво простым является трехступенчатое — от адаптации к индивидуализации и интеграции — развитие, но, к большому сожалению, ничего общего не имеющего с эмпирикой. В действительности все эти процессы протекают параллельно и, конечно, не кончаются юностью. Так, процесс индивидуализации ребенка начинается, по крайней мере, в возрасте 5—8 месяцев, а не со слов «я хочу» или отрочества. Данная модель развития личности может стать социально и педагогически опасной. Адаптивные процессы «при реальном социализме» были столь мощные, что дело как-то не доходило до индивидуализации. И слава богу, что были такие люди, как А.Д. Сахаров, которые могли выйти из интегрированности с обществом, т. е. высшим идеалом не всегда является интегрированность с обществом. И при социализме нужны люди, лично независимые! А говорить о параллельности индивидуального и общественного развития в конце XX в. вообще неуместно.

Теперь рассмотрим «звездный полет» теории коллектива, который снимает (по Г.В.Ф. Гегелю) проблему группы. Проведем исторический экскурс. Стратометрическая концепция развивалась бурно во времена, которые мы дружно называем застойными. Поскольку в то время строилось особое общество, то были нужны социальные теории, которые доказывали бы существование особых групп — коллективов, где действовали бы особые закономерности. В сталинское и постсталинское время социальные общности не могли основываться на личных и эмоциональных отношениях из-за всеобщей подозрительности. Основанием социального действия могло стать только дело. Вот откуда берется идея деятельностного опосредствования! Поэтому не случайно, что феномены коллектива изучались сперва в спортивных командах, а не в кружках филателистов, где трудно применить командные методы управления. Так, идеальной командой являлась хоккейная дружина ЦСКА: слаженность механизма, высокие результаты. Невольно возникает желание распространения передового опыта: поскорее ликвидировать все остальные человеческие общности как малопродуктивные и создавались лишь коллективы типа ЦСКА, где человек мог бы правильно себя проявить. Но как мы теперь знаем, нашлись и в ЦСКА диссиденты, которые не хотели жить в дружине, а выбрали свободу, т. е. такие коллективы, которые не всем по душе. В действительности же коллективы такого ранга были редкими феноменами времен застоя, хотя, конечно, существовали опосредствованные мафией клики, в том числе и научные. Большинство людей все же предпочитали не входить в такие коллективы, если имели возможность выбора.

Итак, концепция коллектива описывает узкий пласт человеческих взаимоотношений, принципиально иных, чем в малых группах, но претендует на всеобщий, высший-истинный статус человеческих взаимоотношений.

Наконец, поразмышляем о личности. Согласно нашей таблице высшее-истинное Я существует вне меня, но предполагаю, что никто из нас, даже самый большой альтруист, не хочет лишиться «птолемеевского Я»: своего личного Я в себе самом. Считаю, что «продолжение себя в себе» является не менее важной задачей, чем выдвигаемое «продолжение себя в другом». К тому же «задача» — делай личные вклады, достигай инобытия в других! — представляется весьма нескромной. Имеет ли человек вообще право вторгаться в частную жизнь других людей, если они равны со мной, не хуже, а, может быть, лучше меня? К «преобразованию других» надо относиться, по крайней мере, так же осторожно, как к «личностным вкладам в природу». Преобразование природы приводит к экологическим катастрофам, семидесятилетний эксперимент над человеком тоже имеет катастрофические последствия. «Продолжению себя в себе» дал бы я такой же статус, как «продолжению себя в другом». Желательно, чтобы перед тем как делать личностные вклады в других и в природу, вкладывать лично в себя, чтобы не калечить людей и не поворачивать реки. Проблема индивидуальной вариативности (продолжение себя в себе) существенна как для психологов [2], так и для историков, философов [3]. Можно надеяться, что психология совершит большой шаг в понимании психологии личности, если сможет «из индивидности как закрепленности и частичности вывести ...индивидность как открытость и универсальность» [3; 200].

Перед тем как приступить к решению этой задачи, мы должны освободиться от имперской модели личности в советской психологии личности, которая проявляется только как сверхчувственное системное качество; сверхнормативное, внеситуативное образование, которое существует в других людях, природе, компьютере, системе; преобразует все вокруг себя; зарождается в первую очередь в командах-коллективах, развивается путем подключения в социальные ... сети и, наконец, страдает неврозом гиперразведения. Это имперское чудище сковывает нас, но его обозначение, даже самое обобщенное, является первым шагом на пути к выздоровлению личности в советской психологии.



1. Абульханова-Славская К.А. Деятельность и психология личности. М., 1980.

2. Асмолов А. Г. Психология индивидуальности // Методологические основы развития личности в историко-эволюционном процессе. М., 1986.

3. Боткин Л. М. Итальянское Возрождение в поисках индивидуальности. М., 1989.

4. Братусь Б.С. Аномалии личности. М., 1988.

5. Колга В.А. Дифференциально-психологическое исследование когнитивного стиля и обучаемости: Автореф. канд. дис. Л., 1976.

6. Леонтьев А.Н. Избр. психол. произв.: В 2 т. М., 1983.

7. Петровский А.В. Вопросы истории и теории психологии // Избр. труды. М., 1984.

8. Психология развивающейся личности / Под ред. А.В. Петровского. М., 1987.

9. Психологическая теория коллектива / Под ред. А.В. Петровского. М., 1979.

10. Тенденции развития психологической науки / Отв. ред. Б.Ф. Ломов, Л.И. Анцыферова. М., 1989.

11. Шорохова Е.В. Проблемы психологии личности в условиях ускорения социально-экономического развития // Социально-психологические аспекты изучения личности. М., 1988.