Смерть, Саймонтон К.

Смерть

Вероятно, из всех жизненных проблем самой эмоционально тяжелой и пугающей является проблема смерти. Смерть вызывает у человека такой страх, что в нашем обществе эта тема, по существу, является запретной. Не имея возможности открыто обсуждать - или даже просто признавать - смерть, мы тем самым способствуем усилению ее власти над нами, подкрепляем неопределенность своего отношения к ней. Как мы уже отмечали, большинство онкологических больных не столько боятся самой смерти, сколько того, что с этим связано. Их пугает перспектива медленного умирания, которое истощит родных и друзей как эмоционально, так и материально. Они с ужасом думают о предстоящих месяцах в больнице, вдалеке от близких, о бессмысленном, одиноком и полном страданий существовании. В их семьях нередко стараются избегать даже упоминаний о смерти. Когда больной только пытается заговорить о ней, он чаще всего слышит: "Не говори так! Ты не умрешь! " И поскольку человек не может обсудить проблему смерти даже с самыми близкими людьми, его страхи, не находя выхода, продолжают копиться и расти (в следующей главе мы подробнее остановимся на том, насколько важно открыто говорить о смерти).

По словам одного из ведущих специалистов по вопросам смерти и умирания Элизабет Кублер-Росс, несмотря на всеобщее стремление избежать разговоров о смерти и дети, и взрослые всегда инстинктивно чувствуют, когда смерть неминуема. Кроме того, Кублер-Росс заметила (и мы, исходя из собственного опыта, можем это подтвердить), что довольно часто люди не дают себе разрешения умереть. Они продолжают держаться за жизнь, потому что кто-то из близких или даже борющихся за их жизнь медиков не может смириться с их смертью. Эти люди испытывают двойную нагрузку - с одной стороны, они знают, что умирают, а с другой - чувствуют, что нельзя показывать вида окружающим.

В самом начале своей работы нам пришлось пережить несколько тяжелых ситуаций, болезненных как для нас самих, так и для наших пациентов. Это заставило нас пересмотреть свое отношение к смерти и показало необходимость открыто говорить с пациентами об их праве отвечать не только за свою жизнь, но и за смерть.

У некоторых из наших первых пациентов возникло ощущение, что мы дали им ключ к стопроцентному выздоровлению. Они думали: "Конечно! Я готов с этим справиться! ", а затем, как выяснилось позже, чувствовали себя виноватыми в том, что им этого не удалось. Эти пациенты приезжали в Форт- Уорт примерно 3-4 раза в год, проходили недельные курсы психотерапии, а затем возвращались домой. Мы поддерживали с ними связь и иногда во время своих поездок по стране навещали их. В какой-то момент они вдруг пере ставали нам звонить, а через некоторое время приходило сообщение от кого- нибудь из их близких, что они скончались.

Поскольку мы принимали в этих людях большое участие, нас удивляло и обижало то, что их последние дни проходили без нас. В конце концов нам передавали их слова: "Скажите Карлу и Стефани, что, несмотря ни на что, их метод работает" или: "Передайте им, что это не их вина". И тогда нам стало ясно: наши пациенты чувствовали, что, поскольку мы стремились помочь им выздороветь, они были обязаны оставаться жить, чтобы доказать правильность нашего метода. Смерть таким образом для них означала, что они подвели и себя, и нас. Со временем мы поняли, что раз пациенты могут влиять на течение своей болезни, направляя его к здоровью и жизни, то следует признать, что они могут - и имеют полное право - если захотят, направлять его в сторону смерти.