Ваш психолог ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ ТИПОЛОГИЯ ПСИХОЛОГИЧЕСКИХ ФАКТОВ
А. В. ЮРЕВИЧ
Автор опровергает характерные для постмодернистской методологии представления о полной зависимости фактов от контекста их установления, от теорий и др. По его мнению, факты, устанавлимые психологической наукой, неоднородны и могут быть классифицированы в системе пяти измерений, которыми являются: 1) «жесткость» фактов, 2) их воспроизводимость, 3) контекстуальная зависимость, 4) теоретическая нагруженность, 5) социализация. Согласно позиции автора, «мягкость» психологических фактов, их невоспроизводимость, зависимость от контекста установления и от теорий, недостаточная социализация не лишают их статуса фактов.
Ключевые слова: факт, измерения фактуального поля психологии, «мягкость» и «жесткость» фактов, воспроизводимость, контекстуальная зависимость, теоретическая нагруженнсть, социализация фактов.
ПРЕОДОЛЕННОЕ УПРЯМСТВО
«Факты — упрямая вещь» — одна из тех сакраментальных метафор, на которых не одно столетие воспитывались и научное, и обыденное мышление. Мессир Воланд даже считал, что «факт — самая упрямая в мире вещь» [1; 265], хотя о том, какая из великого множества существующих в нашем мире вещей является самой упрямой, можно поспорить даже с таким авторитетом. А высказывания: «это же — факт», «подтверждено фактами» и т. п. — традиционно служили конечными пунктами наиболее убедительной аргументации, по достижении которых ее дальнейшее развертывание утрачивало смысл.
Произошедшее в истекшем веке радикальное изменение представлений о методологических основаниях научного познания поколебало казавшийся незыблемым статус фактов. «Наука вообще не знает “голых” фактов, а те “факты”, которые включены в наше познание, уже рассмотрены определенным образом, а следовательно, существенно концептуализированы», — утверждал П. Фейерабенд [9; 149]. «Сегодняшние факты — это вчерашние фантазии и завтрашние мифы» [18; 18], — писал другой «сокрушитель» традиционного статуса научных фактов М. Махони. В постмодернистской методологии
Научного познания прочно утвердились представления о том, что факты всегда
1 «теоретически нагружены» и обретают смысл только в рамках определенной
Интерпретативной структуры, которая задается теориями, парадигмами, исследовательскими программами, исследовательскими традициями и т. п. Вполне симптоматично следующее определение научного факта: «научным фактом называется такой элемент научного знания, смысл и значение которого раскрывается в теоретической интерпретации, допускающей логическое редуцирование к чувственно-практическим формам познания, осуществляемым непосредственно или косвенным путем» [3; 156].
4
Новая методология науки породила и систему «практических рекомендаций» по преодолению упрямства фактов. Тот же М. Махони дает ряд советов тому, кто не хочет
05.10.2012
3
Отказываться от любимой теории под давлением противоречащих ей фактов:
· отрицайте валидность фактов (вследствие артефактов, невоспроизводимости,
плохого измерения, методологических недостатков, сомнений в профессионализме
экспериментатора);
· признайте эти факты, но отрицайте, что они способны повлиять на поддерживаемую
Вами теорию (т. е. переинтерпретируйте их как иррелевантные, малосущественные и т. д.);
· совершите «эсхатологический шаг» — признайте и факты, и то, что они бросают
вызов Вашей теории, но утверждайте, что «в конце концов», когда будут собраны все
релевантные данные, достоверность этой теории будет доказана [19; 159].
Подобные советы, впрочем, могут пригодиться разве что дилетанту, а любой маститый ученый со времен И. Ньютона, который был признан «большим мастером спасения теорий» [19; 159], владеет этим искусством в совершенстве, причем среди соответствующих стратегий явный приоритет отдается наиболее элементарной — простому игнорированию фактов. Известно, что ученые крайне редко читают те научные журналы, которые публикуют «неудобные» для них данные. А некоторые из них, такие как Б. Ф. Скиннер, даже с гордостью признавались в этом. Подобные образцы поведения имеют давнюю традицию. Скажем, некоторые из оппонентов Галилея попросту отказывались смотреть в изобретенный им телескоп.
Однако если факт все же признан «чистым», не может быть проигнорирован, переинтерпретации не поддается, он все равно не разрушителен для теории. У нее есть резервное средство ассимиляции противоречащих ей фактов — различные Ad Hoc Построения. Всевозможные дополнения к утверждениям теории придают им расширительный смысл, в который могут быть вписаны даже противоречащие этим утверждениям факты. Поэтому попытки эмпирической проверки теорий — так называемые решающие эксперименты — обычно дают неоднозначные результаты. Более того, эти результаты обычно интерпретируются на основе проверяемой теории, и она, как правило, получает подтверждение. В результате, вопреки мрачной сентенции Т. Хаксли — «великая трагедия науки состоит в том, что гадкий факт может убить прекрасную теорию» [18; 63], — факты ни «убить» теорию, ни сколь-либо серьезно навредить ей не могут.
И вполне уместна такая аналогия: «Научное исследование сродни любовной интриге... отвержение однажды принятой теории напоминает отвержение любимой девушки, — оно требует большего, чем негативная информация о ней» [14; 128].
Утрата фактами статуса непререкаемого критерия истины произошла и в бытовом отношении к ним. Скажем, открывшаяся нам с долгожданным приходом демократии возможность наблюдать за большой политикой, которая прежде выглядела «битвой бульдогов под ковром», убедительно продемонстрировала, что непререкаемых политических истин не существует, у каждой политической силы есть «свои» факты, а из любого события она «делает» тот или иной факт в соответствии со своими политическими интересами. Возможно, единственным непререкаемым фактом стало то, что факты как таковые вообще отсутствуют, они не фиксируются, а Порождаются — политическими силами, СМИ, участниками судебных тяжб и вообще всеми, кто имеет соответствующие способности и потребности. Упрямство фактов и в данном случае оказалось мифом.
Вследствие ренессанса паранауки (см. [11] и др.) и расцвета всевозможных видов шарлатанства на наших сограждан одновременно обрушилась масса «фактов», от которых покачнулось их привычное мировосприятие. Им стали внушать, что можно привораживать любовников, насылать порчу, общаться с духами умерших, что любые
05.10.2012
3
3
События астрологически предсказуемы, что мысль элементарно передается
5
На расстоянии без участия каких-либо материальных носителей, а в Гималаях, если отправить туда проф. Э. Мулдашева, можно найти не только снежного человека и следы пребывания инопланетян, но и вообще все, что угодно. Все это подается обывателю, в том числе и вполне респектабельными изданиями, в виде абсолютно достоверных «фактов», в результате чего у него остается лишь два выхода: либо, если он по природе своей доверчив, уверовать в то, что возможно все, что угодно, а, значит, грань между фактами и нефактами абсолютно эфемерна, либо, если он скептик, — прийти к выводу, что твердых фактов не существует, а подаваемые в качестве таковых сфабрикованы заинтересованными лицами.
Вынося за скобки политические пертурбации, повсеместное мошенничество, очень характерное для нашего нынешнего общества, и прочие подобные обстоятельства, можно констатировать, что одним из главных источников нынешнего недоверия к фактам, сомнения в их «упрямстве» и непререкаемости все же служит происходящее в Науке, где возникла видимость того, что «факты исчезают», подобная ощущению «материя исчезает», которое сопровождало революционные события в физике. А ощущение эфемерности фактов наиболее характерно для социогуманитарных наук, таких, как психология, где оно оказалось обостренным постмодернистской методологией.
По критерию отношения к фактам представителей психологического сообщества можно разделить на три категории. Для одних — и таких подавляющее большинство — гносеологический статус фактов попросту безразличен. Они делают то, что привыкли делать, невзирая на бурные события в философской методологии науки, в частности, на распространение постмодернистской методологии. Другие охотно подхватили постмодернистские представления, не без удовольствия, явившегося естественной реакцией на долгие годы господства позитивизма и упрощенных представлений о науке, акцентируя относительность фактов, их зависимость от теорий и т. п. Третьи, напротив, агрессивно отреагировали на распространение подобных настроений и проявили озабоченность, сопоставимую с той, которая была вызвана формулой «материя исчезает», и стремятся восстановить незыблемость фактов и в качестве таковых, и как конечного критерия истины.
Первая позиция, очевидно, в комментариях не нуждается. Что же касается двух других, то при всех их полярных различиях их объединяет Недифференцированное отношение к фактам как к однотипному и гомогенному виду опыта. Как пишет А. Л. Никифоров, «большинство современных эпистемологов неявно исходит из “одномерного” понимания фактов, т. е. истолковывает факт как нечто простое, как реальное положение дел, чувственный образ, предложение. При такой трактовке факт всегда принадлежит некоторой одной плоскости — языковой, перцептивной или физической» [6; 151]. Однако Факты неоднородны; в том многообразии эмпирического
Опыта, который ученые вообще и психологи, в частности, привыкли именовать фактами,
2 Можно выделить существенно различающиеся между собой составляющие. А их
Разнообразие можно упорядочить, выстроив факты, устанавливаемые психологической
Наукой, в рамках системы как минимум пяти шкал, выражающих степень: 1) «жесткости»
Фактов, 2) их воспроизводимости, 3) контекстуальной зависимости, 4) теоретической
Нагруженности, 5) социализации.
05.10.2012
3
«МЯГКИЕ» И «ЖЕСТКИЕ» ФАКТЫ
Согласно наиболее радикальным постмодернистским представлениям о науке, в ней вообще нет «жестких» фактов, т. е. того, что «всегда и при любых обстоятельствах именно так, а не иначе». Вместе
6
С тем даже в «мягких» науках (в науковедении традиционно противопоставляемых «жестким» — естественным и техническим — наукам), таких как психология, есть немало фактов, которые с полным основанием можно отнести к категории «жестких», — например, то, что материальным субстратом психики является головной мозг, что его лобные доли отвечают за регуляцию сознательного поведения, а подкорковые структуры — неосознаваемого, что любое сознательное поведение должно быть как-то мотивировано, и т. д.
Эти факты могут показаться тривиальными. Но, во-первых, они казались таковыми далеко не всегда, а их «тривиализация» (термин В. М. Аллахвердова) происходила через множество сложных внутри - и вненаучных коллизий и потребовала немало времени. Во-вторых, тривиальность фактов практически эквивалентна их «жесткости», устойчивости, прочному внедрению в массовое сознание и укоренению в нем (все это и создает ощущение тривиальности).
В принципе, даже приведенные выше факты можно подвергнуть сомнению, осуществив их «детривиализацию». Например, можно предположить, что материальным субстратом психики служит не головной мозг, а некие биополя, окружающие человека. Однако подобная «детривиализация» сродни «абсурдизации», и даже если когда-нибудь будет доказана укорененность психики в биополях — сделаем такое предположение, — все же трудно не признать, что приведенные факты, по крайней мере, на данный момент развития науки, выглядят «жесткими» фактами или «фактами, которые говорят сами за себя» [16; 501].
Примеры «мягких» психологических фактов, видимо, нет нужды приводить, ибо именно такова бóльшая часть фактов, устанавливаемых психологической наукой. И все же рассмотрим такой «мягкий» факт, как, например, связь умственных способностей человека с его возрастом. Этот факт тоже в значительной мере «тривиализирован», и едва ли кто-то сомневается в том, что такая связь существует. Однако у одних людей сначала возрастание уровня интеллекта, а затем его снижение с возрастом происходят более высокими темпами, у других — более медленными, возрастные пики в развитии интеллекта в значительной мере индивидуализированы и т. д., т. е. речь идет о «мягком» факте, существенно отличающемся от таких «жестких» фактов, как, например, падение на землю всех тел, обладающих массой.
То обстоятельство, что бóльшая часть фактов, устанавливаемых психологической
наукой, носит «мягкий» характер, она традиционно воспринимает как один из своих
главных методологических недостатков, обусловливающих аморфность
Психологического знания и отличающих психологию от естественных наук. Вместе с тем в психологии имеются и «жесткие» факты, а степень «мягкости» «нежестких» фактов в значительной мере варьирует, что дает возможность выстроить их вдоль соответствующего континуума. Некий же «абсолютно мягкий факт», т. е. нечто, что может проявляться, а может и не проявляться, причем примерно с равной вероятностью, вообще трудно себе представить, поскольку такому «факту», скорее всего, будет отказано
05.10.2012
3
В статусе факта, и, соответственно, любой психологический факт обладает определенной степенью «жесткости».
ВОСПРОИЗВОДИМОСТЬ ФАКТОВ
Вопрос о воспроизводимости фактов тоже является одним из наиболее болезненных для психологической науки, ибо считается, что если факт не воспроизводим в полной мере, то это вовсе не факт (соответственно, воспроизводимость объявляется одним из главных конституирующих признаков факта), а полной воспроизводимости фактов в психологии удается достичь исключительно редко. Тем не менее психологическая наука настойчиво пытается идти именно данным путем, устанавливая фактуальность явлений
7
Путем демонстрации их воспроизводимости. И это вполне естественно, поскольку «научный факт не является результатом единичного наблюдения, а представляет собой определенную единицу знания, в которой удерживается некоторый инвариант однотипных событий и явлений, зафиксированных в ряде наблюдений» [3; 157], в результате чего «поиск инвариантов как условия формирования эмпирического факта свойственен не только естественнонаучному, но и социально-историческому познанию» [8; 202], в том числе и познанию психологическому, для которого научный факт — это не просто эмпирический опыт, а «суггестия» устойчивого, повторяющегося опыта. Но что представляет собой повторяемость эмпирического опыта в психологии?
Возьмем типовой продукт психологического исследования — корреляции между переменными, скажем, тот рассмотренный выше факт, что возраст человека коррелирует с его умственными способностями. В любой достаточно репрезентативной выборке эта корреляция обнаружится, но едва ли найдутся хотя бы две выборки, в которых коэффициенты корреляции будут абсолютно идентичными. И так обстоит дело с любыми корреляциями, выявляемыми в психологических исследованиях: даже в тех случаях, когда корреляция обнаруживается всегда, а стало быть, имеет место Факт Наличия соответствующей связи, коэффициенты корреляции изменяются от случая к случаю. Если термин «воспроизводимость» использовать в его строгом и характерном для
Естественных наук смысле, то в подобных, типовых для психологических исследований
3 Случаях она отсутствует, и аналогом из области естественных наук могла бы служить
Ситуация, когда все тяжелые тела падали бы на землю, но всегда с разной скоростью. Тем
Не менее сам факт — наличие соответствующей связи, а не степень ее выраженности —
Всегда проявляется. Это позволяет утверждать, что психологические факты
Воспроизводимы в разной мере, большинству из них свойственна не полная, а частичная
Воспроизводимость, а наличие полной воспроизводимости не может служить критерием
Наличия самого факта. Иными словами, критерием фактуальности — наличия факта —
Служит его частичная воспроизводимость: не конкретная величина той или иной
Корреляции, а ее существование и, естественно, направленность. Если же обнаружится,
Что в какой-либо ситуации она отсутствует, может быть поставлен вопрос об отсутствии
Соответствующего факта, о его опровержении, объявлении артефактом и т. д., или будут
Предприняты широко известные в методологии науки попытки его «спасения» путем
Указания на привходящие обстоятельства, которые помешали ему проявиться.
В данном случае тоже можно выстроить континуум — континуум
Воспроизводимости фактов. На одном его полюсе окажутся полностью воспроизводимые
05.10.2012
3
Факты, проявляющиеся всегда и в любых условиях (например, то, что психика является функцией головного мозга: нет мозга — нет и психики), на другом — вообще невоспроизводимые, единичные факты (например, выявляемые анализом конкретных случаев — Case Studies), а также сугубо индивидуализированные ситуации, характерные для гуманистической психологии.
Фактуальность последних может быть поставлена под сомнение, особенно если считать воспроизводимость одним из главных индикаторов факта, что характерно
8
Для представителей естественнонаучной парадигмы в психологии. Однако подобный ригоризм в понимании фактов оставил бы не у дел не только метод изучения конкретных случаев, получающий в психологии все более широкое распространение, а также психоанализ, гуманистическую психологию и др., но и целые науки. Например, в такой научной дисциплине, как история, воспроизводимые факты вообще отсутствуют, в
Результате чего факт определяется здесь как «обобщающее знание, выступающее в форме
4 Единичного (курсив мой. — А. Ю.) описания» . Тем не менее, скажем, вторая мировая
Война — это факт, хотя и, слава богу, невоспроизводимый.
Применительно к психологии в принципе можно «обрезать» очерченный континуум, оставив на его втором полюсе лишь факты, обладающие хотя бы частичной воспроизводимостью, и сославшись на распространенный тезис о том, что наука изучает только Повторяющиеся Явления, и, стало быть, неповторяющиеся события могут быть признаны фактами, но не Фактами науки, поскольку не могут служить предметом научного изучения. Однако это так же нелепо, как отрицать, скажем, факт второй мировой войны или ее способность служить объектом научного изучения на том основании, что она не повторялась.
Большинство же фиксируемых в психологии фактов окажется между полюсами обозначенного континуума, а их доказательство, как правило, сводится к демонстрации их Частичной Воспроизводимости, причем споры о фактуальности того или иного явления обычно ведутся по поводу Степени Его воспроизводимости (всегда ли оно наблюдается, насколько велики коэффициенты корреляции и др.), что, как следует из изложенных соображений, неверно в принципе. Полностью же воспроизводимые факты — большая редкость в психологии, поскольку эмпирически фиксируемые ею факты зачастую находятся в поле действия большого количества обстоятельств, как правило, не вычленимы в «чистом виде» и поэтому в любом последующем исследовании проявляются несколько иначе, нежели в любом предыдущем. Подобные факты выглядят как абстракции, т. е. не как сам эмпирический опыт, а как нечто остающееся в результате очищения этого опыта от всевозможных привходящих обстоятельств его получения. Отметим, что близкое понимание фактов сложилось и в других социогуманитарных науках, например, в истории. Так, А. Я. Гуревич полагает, что факт — это особая абстракция, сохраняющая некоторые черты зафиксированного в ней объекта (см. [6]). Не будем в данном контексте дискутировать по поводу «некоторых черт», подчеркнем лишь понимание факта как Аналитической абстракции.
КОНТЕКСТУАЛЬНАЯ ЗАВИСИМОСТЬ
В силу сказанного выше типовой психологический факт Контекстуально обусловлен, т. е. зависит от обстоятельств его проявления, что позволяет ввести еще одно измерение
05.10.2012
3
Психологических фактов — степень их зависимости от контекста.
Скажем, то, что фрустрация порождает агрессию, считается фактом, установленным психологической наукой. Между тем фрустрация порождает агрессию далеко не при любых обстоятельствах и не у всех индивидов, — возможны и другие реакции. Подавляющее большинство психологических фактов именно таково. А некоторые из них проявляются только при определенном — «счастливом» — стечении обстоятельств. Однако можно привести примеры и контекстуально независимых фактов, например, ту же локализацию психического в головном мозге.
В принципе, понятие «статистический факт», очень характерное для психологии и других наук о человеке и обществе, выражает именно контекстуальную обусловленность устанавливаемых ими фактов.
9
Смысл этого понятия состоит в том, что В общем и целом Факт проявляется при достаточно большом количестве наблюдений, которое позволяет нейтрализовать воздействие внешних обстоятельств, «затушевывающих» факт. А одно из главных назначений статистического анализа — вычленение факта из всего, что сопутствует (и препятствует) его проявлению.
Вопрос о том, что считать фактом психологической науки, по-разному решается в естественнонаучной и гуманитарной традициях. Если первая признает в качестве таковых только повторяющиеся, а значит, воспроизводимые явления, то вторая — и единичные случаи, заведомо обреченные на уникальность. Смысл такой демаркации состоит не столько в расхождениях по поводу критериев фактуальности, сколько в отношении к заведомо уникальным явлениям в качестве объекта научного познания. Оно по определению нацелено на выявление общих закономерностей, что свойственно и гуманитарной, и естественнонаучной традициям. Однако в рамках первой считается, что общие закономерности могут быть выведены из единичных явлений, вторая же придерживается противоположной позиции. Позиция естественнонаучной традиции вроде бы больше соответствует традиционным критериям научности. Однако возможен и контраргумент, позаимствованный именно из опыта естественных наук: ведь можно же, например, судить о том, как устроена кровеносная система у кроликов, на основании вскрытия лишь одного кролика. Да и вообще объекты, изучаемые естественными науками, часто тоже носят единичный и уникальный характер, что не мешает этим наукам выявлять общие закономерности, а, к примеру, взятие пробы грунта на Марсе имеет научный смысл вне зависимости от того, каков он на других планетах. К тому же, как отмечает В. С. Стёпин, «увеличение количества опытов само по себе не делает эмпирическую зависимость фактом, потому что индукция всегда имеет дело с незаконченным, неполным опытом» [8; 197].
ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ НАГРУЖЕННОСТЬ
Хорошо известную в философии науки зависимость фактов, в данном случае психологических, от теорий тоже можно представить в виде континуума. На одном его полюсе будут помещены факты, которые, вопреки тезису постмодернизма о зависимости Любых Фактов от теорий, от них Абсолютно Независимы. Примером могут служить нейрогуморальные механизмы психических процессов, признаваемые и когнитивистами, и бихевиористами, и психоаналитиками, и представителями всех прочих психологических
05.10.2012
3
Школ и направлений (экзотику вроде «прописки» психики в биополях вынесем за скобки). Другой полюс составят факты, обладающие Полной Зависимостью от соответствующих теорий и за пределами этих теорий не считающиеся фактами. Наиболее яркий пример — основополагающие «факты» психоанализа. Не предстанут ли Ид, Эго и Суперэго, сублимация, суггестия, компенсация и т. п. как лишенные фактуального и вообще онтологического смысла метафоры, если не разделять базовых представлений о психике, характерных для него?
Широкая распространенность в психологии подобных фактов, не признаваемых таковыми вне соответствующих концептуальных рамок, создает впечатление, будто в ней вообще нет «чистых», концептуально не нагруженных фактов, что далеко от истины. Бóльшая же часть психологических фактов и в данном случае находится между полюсами континуума, характеризуясь Умеренной Зависимостью от теорий. Так, скажем, корреляции вычисляются психологами между переменными, выведенными из общих понятий психологических теорий, и, как правило, интерпретируются и осмысливаются на их же основе — очень характерная для психологии ситуация, названная К. Данцигером «методологическим кругом» [17]. Можно ли на этом основании говорить о Полной Зависимости выявляемых психологами фактов от соответствующих теорий? Скорее всего, нет, поскольку некоторый внетеоретический (или надтеоретический) смысл
10
В этих фактах все же имеется, а, скажем, корреляции имеют фактуальное значение независимо от того, на основе какой именно теории они интерпретируются.
«Методологический круг» в подобных ситуациях, безусловно, существует, но многое все же просачивается за его пределы. В этой связи уместно еще раз процитировать Д. Т. Кемпбелла, который пишет: «Я не отрицаю приводимых Хэнсоном, Куном и Фейерабендом примеров того, что некоторые “факты” низшего уровня существенно изменяют свой смысл в результате научных революций. Но я отрицаю, что все факты или, по крайней мере, большинство фактов изменяет свой смысл. Я отрицаю, что теоретическая нагруженность фактов делает их полностью зависимыми от какой-либо конкретной теории до или после научной революции» [16; 481].
Таким образом, факты зависимы от теорий, но не полностью, имея и свой собственный смысл, не ограниченный какими-либо концептуальными рамками. В результате можно принять предложение А. Л. Никифорова о том, что «нужно ослабить идеи, лежащие в основе фактуализма и теоретизма, и объединить их в следующем тезисе: научные факты до некоторой степени Автономны по отношению к теории и до некоторой степени зависят от нее» [5; 150]. Именно такое отношение к теоретической нагруженности фактов представляется наиболее адекватным в современной — постнеклассической — науке.
СОЦИАЛИЗАЦИЯ ФАКТОВ
Важным, хотя и систематически недооцениваемым, критерием фактуальности является степень Социализации Фактов, т. е. их признания, известности и укорененности в сознании научного сообщества. За данным критерием стоит весьма тривиальное обстоятельство: чтобы приобрести статус факта, некоторое явление должно быть достаточно известно если не основной, то, по крайней мере, значительной части научного сообщества и признано им. История науки, в том числе и естественной, знает
05.10.2012
3
Немало примеров того, как выявленные факты признавались научным сообществом с большим запозданием из-за того, что их открыватели не проявляли достаточной активности в распространении произведенного ими знания. Скажем, факты, выявленные Ч. Дарвином, и основанная на них теория естественного отбора немало лет были недоступны научному сообществу вследствие того, что этот ученый, в силу своего личностного склада, совершенно не стремился утвердить свой приоритет и вообще ознакомить коллег с результатами своей работы. А Г. Кавендиш, совершив ряд важных открытий в области изучения электричества, описал их в статье, которую, будучи забывчивым человеком... забыл отправить в печать [4].
В принципе, наука располагает механизмом принуждения к прямо противоположному поведению. Знаменитое кредо Р. Мертона «Публикуйся или гибни», сформулированная им же норма «коммунизма» (добыв новое знание, тут же делись им с коллегами) и т. п. подталкивают ученых к тому, чтобы как можно скорее делать произведенное ими знание достоянием научного сообщества. К тому же большинство из них (такие ученые, как Ч. Дарвин, служат редким исключением) — достаточно амбициозные и нацеленные на утверждение своего приоритета люди, которые и сами к этому стремятся [13]. Однако их возможности в данном плане сильно различаются: скорость распространения и социализации произведенного учеными знания во многом зависит от их статуса, авторитета в научной среде, доступа к наиболее читаемым научным журналам и других подобных обстоятельств. А история науки знает много примеров длительного непризнания открытых фактов ввиду таких причин, как, например, недостаточный авторитет первооткрывателей или способ их поведения в научной среде [Там же]. Скажем, химику А. Куперу не поверили
11
Из-за его вызывающего тона, а его коллеге Я. Ван-Гоффу — из-за того, что он... был слишком молод [2].
Возможен и обратный случай — мнимые факты или псевдофакты, которые, напротив, успешно проходят процедуру социализации, при этом не будучи фактами. Например, так называемые N-лучи, которые «наблюдались» значительным числом исследователей несмотря на то, что никогда не существовали (см. [13]). Близкий по смыслу, хотя и более спорный пример из области психологии — биополя, которые массовое сознание воспринимает как доказанный наукой факт, невзирая на то, что достоверные научные доказательства их существования до сих пор отсутствуют.
Есть и «мертвые» или, по крайней мере, «полумертвые» факты, имеющие мало шансов на социализацию (например, диссертации, практически изъятые из кругооборота научной информации и выглядящие, как «кладбища фактов», с которыми знакомятся разве что участники диссертационной процедуры, как правило, забывая о них после сопутствующего ей банкета).
Методологи науки часто подчеркивают, что «факт — это наиболее важное социально значимое событие» [6; 187], вкладывая в подобные определения Оценочное Отношение к фактам как к не просто достоверным, но и Социально значимым Элементам опыта. В принципе, социальная значимость может иметь разную природу: нечто, фиксируемое как факт, может быть значимым как для общества, так и для самой науки, причем возможно расхождение между двумя видами значимости. Значимое для общества может быть мало значительным для науки, и наоборот, но важно то, что элементу опыта, не обладающему ни той, ни другой значимостью, трудно обрести статус факта. Скажем, то обстоятельство,
05.10.2012
3
Что жена некоего N. в пылу ярости регулярно бьет посуду или самого N., может быть и достоверным, и воспроизводимым явлением, но у такого явления мало шансов стать фактом науки — ввиду отсутствия его значимости и для нее, и для социума (если нечто подобное делает, скажем, известный политик, то складывается иная ситуация). Таким образом, для утверждения в качестве факта некое явление должно быть признано достаточно значимым, а это тоже предполагает процедуру его социализации.
Необходимость социализации выявленных фактов имплантирована в стандартную структуру диссертационных работ. Такие обязательные рубрики диссертаций, как актуальность, теоретическая и практическая значимость, призваны подчеркнуть значение выявленных их авторами фактов, без демонстрации которого эти факты лишаются смысла. Разумеется, в диссертационных текстах соответствующие рубрики носят во многом формальный характер, а при наличии достаточно богатого воображения можно обосновать значимость чего угодно. Однако если автор диссертации хочет вынести полученные им данные с «кладбища фактов» и вдохнуть в них жизнь, ему приходится прилагать серьезные и отнюдь не ритуальные усилия для доказательства их значимости, что мало кому удается. За вычетом редких и весьма специфических ситуаций (некий факт выявлен ученым, имеющим высокий начальственный статус, умелым «пиарщиком» и т. п.) мало значимые научные данные редко становятся фактами науки из-за того, что не могут пройти полноценную социализацию.
Социальная природа фактов гипертрофирована, но не безосновательно, социальным конструктивизмом, согласно которому факты вообще не существуют в природе и обществе, а Конструируются В процессе научного исследования. В частности, в так называемой микросоциологии науки, представленной работами К. Кнорр-Цетины, А. Блюма и других, факты «конструируются в стенах лабораторий» и являются не когнитивным, а социальным конструктом научного познания [7]. Как и всякая крайность, эта позиция
12
Выглядит гипертрофированной, но в ее основе лежит отнюдь не гипертрофированная Двойственная природа Научных фактов. «С одной стороны, о фактах говорят как о явлениях действительности, с другой — под фактом понимается не реальная
Действительность, а высказывания о ней, т. е. определенная логическая форма, в которой
5 Описывается реальное явление» [3; 155] . Эта логическая форма действительно
Конструируется в стенах лабораторий, а также в уме конкретного ученого, в
Определенной парадигме и т. д. «То, что ученые обычно называют фактом, представляет
Собой не элемент объективного мира, а определенный вид нашего знания о нем» [10; 39].
Отсюда — «расчленение» фактов на «факт 1» (существующий в изучаемой реальности) и
«факт 2» (соответствующий ему в определенной системе познания) [6] и тому подобные
Конструкции, выражающие двойственную — объектно-социальную — природу фактов.
Таким образом, ни в коей мере не отрицая объективную природу фактов, следует
Признать, что процесс их установления, закрепление в системе научного знания и
Распространение в научном сообществе находятся в большой зависимости от социальных
Процессов, образующих сложную и многокомпонентную систему их социализации.
Д. Т. Кемпбелл подчеркивает, что факты, устанавливаемые социогуманитарными
Науками, нуждаются в социализации в большей степени, чем факты естественных наук.
Он пишет: «Социальная наука нуждается во взаимной критике, повторном анализе
Выявленных феноменов, кроссвалидизации больше, нежели физическая. Причины
05.10.2012
Состоят в том, что представители социальной науки обладают более ограниченными возможностями экспериментальной изоляции изучаемых явлений, в том, что получаемые ими данные генерируются людьми, имеющими сильную заинтересованность в определенном результате, в том, что они работают в областях, где заинтересованность в определенном результате настолько сильна, что объективное описание фактов становится мало существенным мотивом» [16; 326–327]. Насчет последнего, конечно, можно поспорить, но едва ли подлежит сомнению сама идея о том, что в условиях, когда исследователи располагают менее эффективным инструментарием установления объективной истины, на социальные средства ее установления и, соответственно, на социализацию фактов ложится большая нагрузка.
*
Сказанное дает основания, во-первых, для умеренно оптимистического вывода о том, что «слухи о смерти» фактов в постнеклассической науке сильно преувеличены, во-вторых, для построения типологии психологических фактов в системе рассмотренных измерений (табл).
Принципиальная неоднородность психологических фактов выражает сложность фактуального поля психологической науки. Она не означает пустоты этого поля (т. е. того, что в психологии «нет фактов»), но диктует необходимость более сложного, нежели традиционное, и дифференцированного отношения к ним. При этом Ни одно из рассмотренных измерений данного поля не может служить критерием дифференцации фактов и не-фактов (артефактов и т. п.) психологической науки. Факт может быть «мягким», невоспроизводимым, контекстуально зависимым, теоретически нагруженным и т. д., что не делает его ни артефактом, ни явлением, не заслуживающим научного изучения. Вместе с тем в психологии накоплено и немалое количество фактов, обладающих прямо противоположными характеристиками: «жестких», воспроизводимых, независимых от контекста их установления и от теорий. Попытки же искусственного форсирования «жесткости»
13
Фактов, сопровождающие психологическую науку с ее первых шагов [11], основаны на неоправданной унификации ее фактуального поля и выдвижении непомерно высоких критериев фактуальности, имея неизбежными последствиями деформацию этого поля, его сужение, а в предельных случаях — и полное атрофирование. Психологическая наука
05.10.2012
11
3
12
Заслужила — уже хотя бы долгими годами своего развития и вложенными в нее усилиями исследователей — и более дифференцированного, и (в случае отрицания существования фактов вообще) более бережного отношения к накопленным ею фактам.
1. Булгаков М. А. Мастер и Маргарита. Повести. М.: АСТ, 2002.
2. Быков Г. В. Проблема восприятия научного новшества и теория химии // Научное открытие и
Его восприятие / Под ред. С. Р. Микулинского, М. Г. Ярошевского. М.: Наука, 1971. С. 247–252.
3. Елсуков А. Н. Эмпирическое познание и проблема формирования научного факта // Природа
Научного познания / Под ред. В. С. Стёпина. Минск: Изд-во БГУ, 1979. С. 149–178.
4. Капица П. Л. Эксперимент, теория, практика. М.: Наука, 1974.
5. Никифоров А. Л. Философия науки: История и теория. М.: Идея — Пресс, 2006.
6. Ракитов А. И. Историческое познание. М.: Наука, 1982.
7. Современная западная социология науки / Под ред. В. Ж. Келле, Е. З. Мирской. М.: Наука,
1988.
8. Стёпин В. С., Горохов В. Г., Розов М. А. Философия науки и техники: Учеб. пособие для вузов.
М.: Логос, 1995.
9. Фейерабенд П. Избр. труды по методологии науки. М.: Прогресс, 1986.
10. Чудинов Э. М. Природа научной истины. М.: Наука, 1977.
11. Юревич А. В. Наука и паранаука: столкновение на «территории психологии» // Психол. журн. 2005. Т. 26. № 1. С. 79–87.
12. Юревич А. В. Психология и методология // Психол. журн. 2000. Т. 21. № 5. С. 35–47.
13. Юревич А. В. Социальная психология науки. СПб.: Изд-во Русск. Христианского гуманит. ин-та, 2001.
14. Agnew N. M., Pyke S. W. The science game. N. Y.: Acad. Press, 1969.
15. Bar-Tal E., Bar-Tal D. (eds). The social psychology of knowledge. Cambridge: Cambr. Univ. Press, 1988.
16. Campbell D. T. Methodology and epistemology for social science. Chicago: Univ. of Chicago Press, 1988.
17. Danziger K. The methodological imperative in psychology // Philosophy of the Soc. Sci. 1985. N 15. P. 1–13.
18. Huxley L. Life and letters of Thomas Henry Huxley. L.: Addison-Wesley, 1902.
19. Mahoney M. J. Scientists as subjects: The psychological imperative. Cambridge: Cambr. Univ. Press, 1976.
Поступила в редакцию 2.V 2006 г.
1
Далее это несколько метафоричное выражение употребляется без кавычек — ввиду его
Привычности для философской методологии науки и широкой распространенности в ней.
2 В психологии, в условиях аморфности и неупорядоченности накапливаемого ею знания,
Весьма актуальна задача построения типологии фактов, подобной той, которая выстроена в
Других социогуманитарных науках (см., например, [6]).
3
Существует и более радикальная точка зрения, согласно которой воспроизводимость
Фактов в психологии, как и в других социогуманитарных науках, вообще отсутствует. Д. Т.
Кемпбелл, например, пишет: «Если мы взглянем на успешные науки, то обнаружим, что
Установленные в них истины основаны на сотнях, а то и тысячах подтверждений. Каждый
Важный эксперимент порождает измерительные инструменты, которые используются на
Следующих стадиях развития науки, и в результате наиболее важные данные воспроизводятся
Снова и снова в каждой из лабораторий. В социальных же науках распространено
Представление о том, что один единственный эксперимент решает проблему» [16; 247].
4 Автор этого высказывания А. И. Ракитов — добавляет, что «по форме своего выражения
05.10.2012
3
13
(через индивидуальные или частичные описания) факт не всегда отличается от единичных
Данных» [6; 194].
5
В структуре фактов можно выделить и большее количество компонентов. Например,
Лингвистический, перцептивный и материально-практический [5].
05.10.2012
49
1
49