РАННЕЕ КОГНИТИВНОЕ РАЗВИТИЕ

Н. Е. ХАРЛАМЕНКОВА

МОСКВА

Сергиенко Е. А. Раннее когнитивное развитие: Новый взгляд. М.: ИП РАН, 2006. 464 с.

Книга Е. А. Сергиенко посвящена началам когнитивного развития человека и во многом оправдывает свое название. Подчеркивая необходимость дополнения, а в ряде случаев и изменения традиционного взгляда на ребенка как на природное существо, автор утверждает, что младенцы способны к антиципации событий и к репрезентации объектов и явлений на основе базовых принципов организации воспринимаемой информации. Доказывается, что антиципация является имманентным свойством любой формы психического отражения и проявляется не только в эффектах пространственно-временно€го упреждения событий, но и в избирательности, направленности, целевой детерминации и планировании действий.

Сделанные автором выводы обосновываются уникальным экспериментальным материалом, полученным при изучении развития восприятия движения и избирательности младенцев к статической и динамической информации. Показано, что уже трехнедельные младенцы способны к антиципирующему прослеживанию, а двух-трехмесячные дети — к упреждению перемещения объекта при его дискретном движении. Общим итогом первых двух глав монографии является вывод о целостности и избирательности представлений ребенка о мире, а также о динамике психического развития от общих и неспецифических схем антиципации к детализированным, специфическим, и одновременно системно организованным схемам.

Особое место уделяется интерсенсорному взаимодействию и роли зрения в этом процессе (глава 3). Приводятся различные точки зрения на интеграцию и дифференциацию сенсорных модальностей (Ж. Пиаже, Т. Бауэр, Дж. Гибсон), анализируется проблема зрительной депривации (Д. Хьюбел, Т. Визел), обсуждается вопрос о сензитивных периодах развития зрительного восприятия, приводятся экспериментальные данные об особенностях интерсенсорного взаимодействия при билатеральной и унилатеральной катаракте, делаются выводы о роли зрения в интерсенсорном взаимодействии и в психическом развитии ребенка. Полученные автором данные о различных видах зрительно-моторной и перцептивной активности, об общих поведенческих особенностях детей с нарушениями зрения, о стереотипиях и об особенностях восприятия человеческого лица не только представляют собой существенный вклад в науку, они вызывают живой интерес и потребность в неторопливом размышлении над прочитанным.

Антиципирующие эффекты выступают маркерами наличия у ребенка внутренних образов (репрезентаций), в которых представлена картина мира (глава 4). Являясь сторонником системно-эволюционного подхода, автор утверждает, что развитие и усложнение когнитивных репрезентаций представляет собой непрерывный процесс, и генезис более сложных психических уровней включает в себя базовые первичные ступени развития. Рассматривая исполнительные действия у младенцев как аналог активного

05.10.2012

176

Действия, тесно связанного с восприятием, автор замечает, что модель «восприятие — действие» позволяет отследить избирательный и упреждающий характер поведения младенца, т. е. выявить признаки репрезентаций и тем самым перестроить двухчленную модель в трехчленную, а именно в модель «восприятие — действие — репрезентация» (глава 5).

Излагая теорию инвариантной детекции Дж. Гибсона, автор признает, что восприятие и действие организованы в одних и тех же единицах и подчиняются единым принципам временнóй динамики. Координация восприятия и действия осуществляется с помощью антиципации, реконструирующей эту систему. Именно поэтому действие, осуществляемое маленьким ребенком, направляется и организуется восприятием, которое, в свою очередь, имеет ментальную базовую основу.

Исследуя базовые репрезентации младенца и основываясь на работах Т. Бауэра, Э. Спелке, Р. Байлляджон и других, автор показывает, что младенец обладает врожденными представлениями о мире, позволяющими ему активно взаимодействовать с физическим и социальным окружением; приводятся результаты экспериментов, подтверждающие наличие у маленьких детей представлений об объектах и причинности их движения.

Особый интерес вызывают исследования автора, посвященные развитию унимануальных и бимануальных координаций. Показано, что существенная динамика в развитии действий ребенка наблюдается во второй половине первого года жизни, а значительный перелом происходит в возрасте от 1 года до 1,5 лет. Дополнение этих данных результатами исследования жеста указывания

177

И доминантности руки подтверждает верность исходного тезиса о тесной и взаимной связи перцепции и действия.

Далее в книге описываются дальнейшие шаги в изучении становления когнитивного мира ребенка в первые месяцы жизни и познания им физической (глава 6) и ментальной (глава 7) реальности. Специально подчеркивается, что уже от рождения младенец имеет внутренние ресурсы, способствующие его быстрому развитию и адекватному взаимодействию с миром. Уникальная способность младенца правильно использовать это исходное (ресурсы) для оценки реальности и антиципации последствий собственных действий, для регуляции внутренних состояний и учета ментальности других людей позволяет эксплицировать особый и крайне непростой мир ребенка.

В монографии раскрываются основы познания физического мира, подчеркивается роль двух субсистем репрезентаций: системы «восприятие — действие», оперирующей пространственно-временны€ми характеристиками и системы опознания объектов, осуществляющей категоризацию. Показывается, что начальные репрезентации ребенка амодальны, т. е. осуществляют обработку информации по принципу типизации. Неразрывное единство перцептивных и интеллектуальных процессов подтверждается большим количеством приведенного в монографии литературного и собственного экспериментального материала, доказывающего гипотезу о способности ребенка первого полугодия жизни формировать прототипы и генерализованные репрезентации.

Кроме особенностей познания физического мира (непрерывность, протяженность, темп и др.), ментальность ребенка характеризуется способностью понимать, что другие люди тоже являются носителями психического, и отличать свои состояния от состояний Другого. В монографии обсуждаются работы последних лет, выполненные в парадигме модели психического, или Theory of Mind (глава 7). Показано, что именно модель

05.10.2012

176

Психического является психологическим механизмом социализации ребенка и отражает переход от базовых уровней развития индивидуальности к уровню агента социальных взаимодействий и уровню субъекта социальной жизни (глава 8). Способность понимать себя и других людей позволяет ребенку иначе организовывать свое поведение, планировать и прогнозировать его последствия. Переход от одиночной модели репрезентации к мульти - и метамоделям сопровождается расширением области компетентности ребенка, его умений использовать знания для регуляции собственных состояний и управления другими людьми. Показано, что понимание обмана, которое связано с возможностью сопоставления своей модели психического и психического других, а также понимание чувств других людей (глава 8) являются критериями оценки уровня развития ребенка.

В монографии обсуждаются критерии субъекта, анализируются базовые уровни становления субъекта, исследуется проблема становления контроля поведения как способа субъектного отношения человека к миру. Показан особый вклад генетических и средовых составляющих в развитие когнитивного контроля в период от рождения до 30 месяцев, выявлена гетерохронность разных составляющих регуляции поведения монозиготных, дизиготных и одиночнорожденных детей, доказана роль родителей в развитии конт-роля поведения, обнаружено согласованное единство всех составляющих контроля в преодолении трудных жизненных ситуаций.

В последней главе излагаются интересные и новаторские взгляды на проблему влияния генотипа и среды на когнитивное развитие ребенка. Формулируется вывод о возрастающей роли генетических факторов в развитии когнитивной способности с возрастом. Собственные данные ментального и психомоторного развития сопоставляются с данными других исследований, которые подтверждают гипотезу о существенном изменении психической организации ребенка в возрасте 1,5–2 лет. Появление работ, показывающих значительный вклад генотипа в развитие так называемых высших, или вербальных, способностей, демонстрирует неоднозначность выводов о роли среды в когнитивном развитии ребенка. Подобные результаты, по меткому замечанию автора, создают условия для более тонкого анализа психического развития ребенка в раннем онтогенезе, ориентируя исследователя на объективное, беспристрастное изучение начал когнитивного развития человека.

Рецензируемая книга открывает незнакомые стороны раннего развития младенца. Приступая к знакомству с ней, нужно быть готовым к восприятию строго логически выдержанного, информативного, серьезного и не адаптированного к запросам широкого круга читателей текста. Последняя из названных особенностей книги особенно важна, поскольку заставляет задумываться над каждым предположением и фактом, избегая бессмысленного «проглатывания» ценнейшего научного материала. Книга построена по принципу ведения дискуссии с отечественными и зарубежными коллегами на основе подробного знакомства автора с позициями вероятных оппонентов. Четкость, ясность собственного научного поиска, способность организовать совместные исследования с коллегами по лаборатории, которой руководит автор, умение последовательно проверять выдвигаемые гипотезы, талант интерпретатора, а также корректное отношение к работам других ученых создают возможность, находясь наедине с этой ценной книгой, вести внутренний диалог по самым разным аспектам сформулированной автором проблемы.

05.10.2012

177

177 КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ

ИСТОРИЧЕСКАЯ ПСИХОЛОГИЯ ЛИЧНОСТИ

В. М. АЛЛАХВЕРДОВ, А. С. КАРМИН

САНКТ-ПЕТЕРБУРГ

Иванов М. В. Историческая психология личности: Учеб. пособ. СПб.: ПГУПС, 2006. 182 с.

Михаил Васильевич Иванов — известный петербургский ученый-энциклопедист (культуролог, психолог, филолог) — к собственному 60-летию подарил нам замечательную и неожиданную книгу.

Читатель ее вслед за автором проникает в полный загадок мир представлений о людях, которые жили когда-то в прошлом, о которых до нас дошли лишь обрывочные сведения. Загадочность этого мира связана не только с недостатком исторических сведений, но и— что не менее существенно — с тем, что мы смотрим на людей прошлого глазами нашего времени. Наше понимание их психологии, их мыслей и дел, причин и целей их поступков базируется на наших нынешних культурных установках и нормах. Даже если мы можем не ограничиваться личным жизненным опытом, а опираться на развиваемые в современной психологии научные подходы, как узнать, насколько допустимо безоговорочно переносить на людей прошлого результаты современных психологических исследований? Может быть, обнаруженные психологами свойства и закономерности характеризуют лишь особенности психики человека современной западной цивилизации, и их нельзя считать присущими человеку всегда и всюду? А проверить это обычными психологическими средствами — с помощью наблюдений, экспериментов, интервью и пр. — невозможно. «Умершего ни о чем не спросишь, он все сказал. Его жизнь — законченное произведение, которое можно только истолковывать, но «“текст” нельзя видоизменить, к нему нельзя прибавить новые факты... Человек умер, а значит, перестал быть источником новой информации. ... Но, став элементом истории, человеческая биография приобретает значительность фактом свершившегося: было именно так» (С. 4–5).

М. В. Иванов подвергает тщательному анализу методологию историко-психологического исследования личности. Он приходит к выводу, что психологический облик, образ мышления, мотивы поступков человека, жизнь которого нам известна только из «преданий старины глубокой», можно более или менее правдоподобно реконструировать лишь на основе осмысления фактов ее жизни с позиций многих психологических концепций личности одновременно. Полученные в результате «швы» между фактами и их объяснениями позволяют, подобно лекалу, наметить контуры психологического портрета личности. Однако само применение психологических концепций к интерпретации исторических фактов наталкивается на ряд трудностей. Преодоление их М. В. Иванов связывает с включением психологических конструкций в культурологический контекст. «Механизм сличения культурологии и психологии позволяет установить бóльшую достоверность как исторической, так и психологической информации» (С. 6).

М. В. Иванов обсуждает весьма разнообразные оппозиции, внутри которых может

05.10.2012

177

Быть размещено представление о той или иной конкретной исторической личности (среди них «дикарь — человек цивилизованный», «больной — здоровый», «экстраверсия — интроверсия», «биофилия — некрофилия» и пр.). Однако, пожалуй, важнее (и ценнее для психологов) предложенная автором культурно-историческая типология личности. Материалом для такой типологии, по М. В. Иванову, служит тип героя, закрепленный в художественной культуре через построение определенного сюжета. Думается, что психологи, занимающиеся исследованиями личности и индивидуальности, не должны пройти мимо предложенной типологии. Здесь содержится кладезь идей, практически не разработанных в современных теориях личности.

178

Самый архаический опыт культуры сохранился в фольклоре; он выражен, например, в волшебной сказке. Все находятся в заданном круговороте живого и мертвого. Жизнь — это череда заранее предписанных всем испытаний. Герой — тот, кто удачно прошел испытание, т. е. смог совершить предначертанное и тем самым выдержал проверку на состоятельность. В сказке даже не обращается внимание на неудачников, замечает автор. Культурой созидается специфический тип личности, в котором нет и не может быть иного цвета, кроме белого или черного: правильное поведение всегда однозначно, потому что архаический человек оценивает и понимает себя только как типичного, а не уникального представителя окружающих его людей.

В античной культуре человек уже не мыслится как сегмент в кругу превращений, а выделяется как отдельная персона, столкнувшаяся с проблемой смерти. Земная жизнь каждого понимается не как общий, всем заранее заданный путь, а как путь индивидуальный. Перед героем встает задача не раствориться в кругу бесконечных превращений, а сохранить свою тождественность. Чтобы состояться, герой, конечно же, должен совершить подвиг, великое деяние, предусмотренное судьбой именно для него. Тем самым герой выделен как персона навсегда, «он тождествен себе в деянии и славе». «Жизнь коротка, а слава вечна» — лозунг древних греков. Такой подход с наибольшей полнотой представлен в эпосе. Однако рядом с эпосом возникает и другой вариант самотождественности — идиллический. Герой продолжает себя через свой род (от дедов к внукам). Он нежно относится к семье и должен беречь честь и доброе имя рода. Самооценка героя тождественна его репутации.

Средневековый тип культуры лучше всего представлен в житиях. Основная оппозиция «грешник — праведник» создает шкалу, на которой каждому человеку есть место, но неизвестно, какое именно: весь жизненный путь личности становится проверкой на правильность (праведность) своего поведения. Величие праведника выражается в его гиперкритичности к себе. Высшей мерой саморегуляции выступает совесть. Появляется «внутренний человек» — автономный духовный мир личности. Мотив оценивается сильнее факта деяния.

«Внутренний человек» средневековья открыл путь к культивированию личной неповторимости и тем обеспечил «культурный взрыв» Возрождения. Великие художники Возрождения пытались совместить все построенные ранее модели и найти их пределы: соотнесение себя с ценностями большой группы окружающих людей (эпос), с ценностями малой группы (идиллия), с внутренними ценностями самого человека. Однако даже титанам Возрождения это не удалось. Эпоха характеризуется и беспрецедентной творческой активностью, и разгулом эгоизма.

Герой классицизма хочет восстановить порядок в мире, где все подвержено

05.10.2012

177

Разрушительному действию страстей, эгоизма, примитивных желаний. Время, пока он действует, стоит на месте или длится неопределенно долго. Он пытается создать гармонию на основе разума, дисциплины, подавления любых эгоцентрически направленных процессов. Однако ориентация на чувство долга, ответственность, выносливость и упорство часто одновременно порождает черствость, бездушие, властолюбие, насилие, произвол.

Сентиментальный герой — это человек тесного, теплого круга близких людей. Он мягок, добросердечен, альтруистичен. Позитивные чувства заботы, симпатии, любви и дружбы объединяют людей в неформальный круг. Восстанавливается единение людей с природой (хижина, дворянская усадьба, дача). Однако происходит сужение интересов до узкого бытового круга. Возникает опасность впасть в прекраснодушие, стать пассивным элементом природного бытия.

Романтический герой обставляет границы своей личности неким барьером, охраняющим ее от нежелательного влияния извне. Только внутреннее переживание приобретает смысл. Необычные идеи, сны, фантазии, проницательность безумия, вдохновение — вот зона романтизма. Реальность чаще всего неуютна для героя, который стремится из нее вырваться. Постоянно фигурируют отрицательные частицы и приставки: неземной, неотвратимый, нездешний и т. д. Часто одновременно возникают культивирование эгоцентризма, отчуждение, склонность к эпатирующим действиям, к отклоняющемуся поведению.

Реализм пытается совместить все три описанных стиля, но совместить не путем титанических и трагических усилий, как в эпоху Возрождения, а путем признания полифонического богатства бытия. «Творческое начало реалистической личности в том и состоит, чтобы каждый раз найти меру, которая бы обеспечила баланс всех трех начал» (С. 74).

Мы кратко описали Культурную типологию личности, построенную М. В. Ивановым на основе известных художественных стилей. С ней можно отчасти спорить, можно ее уточнять. Наверное, было бы полезно ее продолжить и за границами реализма (художественная культура, как известно, на нем не заканчивается). Главное — психологам необходимо признать: в каждом из нас содержится та или иная комбинация предложенных автором культурных типов, поскольку все мы являемся носителями культуры. Это легко непосредственно

179

Увидеть: достаточно показать человеку живописное полотно и попросить его рассказать, что он на этом полотне видит, как сразу обнаруживаются не столько его скрытые мотивы (в духе интерпретации ТАТ), сколько устойчивая стилистика описания и система акцентов, характерная для выделенных М. В. Ивановым типов.

К задачам исторической психологии автор книги относит не только реконструкцию внутренней психической жизни людей, но и объективную оценку их личностных качеств. Внимание историков обычно больше всего привлекают выдающиеся исторические деятели. Однако противопоставление «простых людей» и «великих личностей» относительно. Последних можно выделить только на фоне первых. Поэтому для определения особенностей психологического облика личности исторических знаменитостей и меры их величия необходим анализ обывательской психологии и стандартных типов «рядового человека». Психология, пишет М. В. Иванов, стремится избежать морализирования, но вопрос о положительных и отрицательных персонажах

05.10.2012

177

Истории стоит и перед ней. В силу случайных обстоятельств малозначительная личность может занять влиятельное положение в обществе и сыграть заметную роль в истории. Как современники, так и потомки нередко проявляют несправедливость, чрезмерно возвышая такую личность, даже если ей на самом деле свойственны нравственная порочность и глупость. И здесь историческая психология, высвечивая действительные качества и масштабы исторической личности, действительные мотивы ее действий, способна выполнить важную культурологическую функцию. В книге на целом ряде ярких примеров показывается, что прославившиеся негодяи, как правило, при ближайшем рассмотрении оказываются людьми посредственными, пошлыми, отличающимися человеческой убогостью, подчас близкой к патологии.

В книге рассматривается происхождение деструктивных личностей, выделяются их характерные черты — агрессивность, компульсивность, сверхдетерминированность и др. Психический мир деструктивной личности иллюстрируется очерком, посвященным детству Сталина. Психологический путь становления злодея автор рисует с большим мастерством и в яркой художественной манере. Противопоставляя деструктивному типу личности конструктивный тип, автор заканчивает книгу рассказом об Августине Бетанкуре — выдающемся ученом, который приехал в Россию из Испании и стал основателем целой школы русских инженеров, создателем Корпуса инженеров путей сообщения в Петербурге. Эти два психологических портрета служат блестящей реализацией рассматриваемых в книге принципов историко-психологического исследования. (Стоит добавить, что М. В. Иванов за последнее время опубликовал целую серию глубоких психобиографий выдающихся деятелей культуры России— В. И. Даля, В. Я. Проппа, Г. А. Гуковского, Ю. М. Лотмана и других.)

Особо подчеркнем мысль М. В. Иванова о значении исторического подхода к исследованию психологии личности для постижения психического мира не только давно ушедших из жизни людей, но и наших современников. Ибо весь арсенал современных психологических методов изучения человека недостаточен без учета исторического контекста его жизни. А этот контекст можно объективно оценить только взглядом «извне», с позиций последующего развития исторического процесса. Как заметил М. М. Бахтин, древние греки не знали о себе самого главного — что они древние. Подобно этому и мы сейчас, наверное, не знаем о себе чего-то очень важного. Психологический анализ личности современника представляет собою лишь первичный материал для осмысления ее «под знаком вечности» — в перспективе длящегося во времени хода истории общества. Познание личности продолжается после ее смерти. «Сущность человека дозревает в посмертной истории» (С. 17). Таким образом, историческая психология, с одной стороны, лишена возможностей, которыми обладает непосредственное психологическое исследование живой личности, а с другой — обладает иными возможностями психологического познания, которые предоставляет ей историческая перспектива.

Книга М. В. Иванова издана как учебное пособие, и она вполне отвечает канонам, в которых пишутся учебные пособия. Вместе с тем ее содержание, изложенное в яркой литературной форме, представляет интерес для всех, кого занимают проблемы психологии, истории, культурологии и гуманитарной науки вообще.

В заключение хотелось бы поздравить М. В. Иванова и с выходом в свет его прекрасной книги, и с 60-летием.

05.10.2012

178

178