КУЛЬТУРА КАК ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ РЕАЛЬНОСТЬ: ОПЫТ ИДЕАЛЬНОГО МОДЕЛИРОВАНИЯ

М. С. ГУСЕЛЬЦЕВА

Обосновывается необходимость идеального моделирования в культурно-психологических исследованиях. В качестве опыта такого моделирования приводятся три модели культуры: структурная, типологическая (феноменографическая), динамическая.

Ключевые слова: Методология, идеальное моделирование, идеальный тип, культура.

ИДЕАЛЬНОЕ МОДЕЛИРОВАНИЕ — МЕТОД НАУК О ДУХЕ И КУЛЬТУРЕ

Во второй половине ХХ в. в гуманитарном знании произошел методологический поворот, связанный с распространением «неокантианской эпистемологии». Исследования В. Виндельбанда, Г. Риккерта и М. Вебера показали, что интерпретация так называемой объективной реальности обусловлена познавательным инструментарием ученого, используемым им категориальным аппаратом [9].

Работы М. Вебера, создателя концепции понимающей социологии, послужили толчком для распространения в гуманитарных науках идеального моделирования. Именно в контексте названной концепции М. Вебер разработал понятие «идеальный тип», позволяющее систематизировать эмпирический материал под определенным углом зрения. М. Вебер считал, что «понимание» (В. Дильтей) должно быть подтверждено объективным методом, которым и является конструирование идеальных типов. В гуманитарных исследованиях идеальный тип помогает справляться с хаотическим разнообразием культурно-исторического материала. М. Вебер также подчеркивал, что

Идеальный тип — это не гипотеза, а инструмент, позволяющий структурировать и

1 Интерпретировать эмпирический материал. Идеальный тип — «мысленная конструкция

Для измерения и систематической характеристики Индивидуальных, то есть значимых в

Свой единичности связей» [8; 400]. Цель идеального моделирования — воссоздать и

«довести до сознания Не Родовые признаки, а Своеобразие Явлений культуры» [8; 402].

Идеальный тип — ориентир, обеспечивающий исследователю устойчивость на

Зыбкой почве гуманитарного знания. Согласно М. Веберу, изучение индивидуальных

Явлений — это исследование не столько законов, сколько связей и сведение последних не

К формулам, а к типам. Исследование закономерностей в гуманитарном знании — это

Всегда отнесение к какому-либо типу, построение модели и последующий анализ

Отклонений от модели. Иными словами, реальность интерпретируется на основании ее

Приближения и удаления от идеального типа. Более того, все культурные явления

Изучаются под ценностным углом зрения. Вúдение мира ученым ценностно

Детерминировано. Исследователь «должен уметь осознанно или неосознанно соотносить

Явления действительности с универсальными “ценностями культуры” и в зависимости от

Этого вычленять Те Связи, которые для нас значимы» [8; 380]. Таким образом, идеальный

Тип есть мысленное

14

Конструирование реальности с выделением и усилением значимых для исследователя

05.10.2012


13

2


Связей.

Идеальный тип «создается посредством одностороннего Усиления одной Или Нескольких Точек зрения и соединения множества диффузно и дискретно существующих Единичных Явлений… которые соответствуют тем односторонне вычлененным точкам зрения и складываются в Единый мысленный Образ. В реальной действительности такой мысленный образ в его понятийной чистоте нигде эмпирически не обнаруживается — это Утопия. Задача исторического исследования состоит в том, чтобы в каждом отдельном случае установить, насколько действительность близка такому мысленному образу или далека от него…» [8; 390].

Идеальный тип — это «конструирование связей, которые представляются нашей Фантазии Достаточно мотивированными…» [8; 391]. Заметим, что именно «опыт научной фантазии» позволил в свое время Ю. Н. Тынянову реконструировать биографию А. С. Грибоедова, а Ю. М. Лотману сотворить «роман-реконструкцию» о Н. М. Карамзине. В таких опытах воображение становится подручным средством исследования, однако М.

Вебер подчеркивает, что априорно невозможно отличить «чистую игру мыслей» от

2 «научно плодотворного образования понятий» [8; 392] . Исследователи создают

Конструкции, «используя категорию объективной возможности», устанавливают связи,

Представляющиеся им адекватными, — ими руководит «научно дисциплинированная

Фантазия», и «долг самоконтроля ученого» состоит в том, чтобы рефлексивно различать

«соотношение действительности с идеальными типами» и собственное оценочное

Суждение о действительности, зависящее от наших идеалов [8; 393].

«Идеальные типы» служат средством анализа культуры. В качестве такого методологического орудия идеальный тип выступает в трех ипостасях. Во-первых, как «осмысленная конструкция исторической реальности» и как реконструкция «исторической индивидуальности». Так, ценностные установки и вопросы исследователя задают стратегию выбора определенных признаков из хаоса черт культурноисторической реальности для конструирования значимого целого. «Эта мысленная конструкция — одна из ряда возможных, и действительность в ней не охвачена воображением во всей полноте» [1; 513]. Во-вторых, это могут быть абстрактные понятия, охватывающие исторические реальности, — например, понятие «капитализм»; в-третьих, — понятия, улавливающие признаки культурно-исторических реальностей и встречающиеся в различные исторические периоды, например, понятие «бюрократия» [1].

Таким образом, идеальная модель в культурно-психологическом исследовании представляет собой реконструирование или конструирование реальности на основе признаков, отобранных в свете познавательных задач. Несмотря на предельную абстракцию, эта конструкция оказывается более точным инструментом, нежели непосредственное погружение в реальность. «Идеальные типы» — своего рода ловушки для знания. Из потока действительности они отбирают факторы, значимые для конкретных и ситуативных задач. Предлагаемые ниже модели культуры построены согласно методологической логике концепций М. Вебера и Д. Белла.

СТРУКТУРНАЯ МОДЕЛЬ КУЛЬТУРЫ КАК ИДЕАЛЬНЫЙ ТИП

«Метафора — это действие ума, — писал Х. Ортега-и-Гассет, — с чьей помощью мы постигаем то, что не под силу

15

05.10.2012


13

Понятиям» [18; 207]. В поэзии метафора — сама суть, в науке — лишь средство. Все наше знание о внутреннем мире метафорично и поэтому «почти весь понятийный аппарат психологов — чистые метафоры…» [18; 212]. Когда же мы сталкиваемся с необходимостью структурного анализа культуры, перед нами встает та же проблема недостаточности терминов для дифференциации культурно-психологических реальностей, и мы вынуждены вместо понятий использовать метафоры.

Так, в структурном анализе культуры, следуя М. М. Бахтину, мы различаем два слоя — «большое время» и «малое время» как Вневременность И Современность. По аналогии со структурой психики мы предлагаем обозначить «большое время» как «бессознательное культуры», а малое время, или «официальную культуру», как «сознание». Таким образом, структурная модель культуры предполагает три составляющие, условно обозначенные как «сознание», «бессознательное» и «человек».

«Сознание» Это ограниченное пространство возможного в культуре; это фиксированный хронотоп (пространственно-временнáя зависимость); это воплотившаяся реальность, лишенная альтернатив. «Сознание» — конкретно-исторический путь развивающегося человечества. Схематически «сознание» можно представить линией уже осуществленного исторического пути культуры, на которой фиксируется точка настоящего.

Понятие «бессознательного» в нашей модели вбирает в себя «коллективные представления» Э. Дюркгейма, «коллективное бессознательное» К. Юнга, оно соотносимо с понятиями «вечность» и «большое время» культуры в концепции М. М. Бахтина. «Бессознательное» представляет собой как бы «камеру хранения» всего пройденного человечеством пути: здесь и смысловой пласт культуры («смысловые глубины» М. М. Бахтина), и ее метауровень («космическое сознание» В. В. Налимова), и «архетипы» (К. Юнг), и «личностные вклады» (В. А. Петровский) в культуру — своего рода семантические тени тех, кто ушел, эссенции их индивидуальностей, хранящиеся в текстах и других объективациях культуры, — здесь и ценностно-энергетический пласт, а также хранилище отклоненных историей альтернатив, невостребованных вкладов индивидуальности, «нераспакованных смыслов» (В. В. Налимов), резервов и потенций развития, представляющих собой «карнавальные» и «мистические волны».

В «бессознательном» можно выделить «подкорку» — идеальную структуру, представляющую собой как бы запасник энергии в культуре, хранилище ее энергетического потенциала. В «подкорке» сконцентрирована осевшая энергия Космоса, пропущенная в культуру через творческую деятельность человека. (Концепция космического происхождения энергии культуры принадлежит перу А. Л. Чижевского [25].) При необходимости — обычно в случаях культурных кризисов и трансформаций — эта энергия, которая поднимается в виде волны, захлестывающей в «сознание» из глубин «бессознательного» и активизирующей человеческое творчество, вновь может быть использована.

«Бессознательное» есть непрерывно текущий поток развивающейся культуры; это многомерное пространство; неосознаваемая избыточность настоящего и незримое соприсутствие прошлого и будущего — одновременность и вневременность. Это хранилище накопленного человечеством опыта.

О слоях, определенных как «сознание» и «бессознательное», можно также вести речь
в семантиках Времени И Вечности. Атрибуты последних могут быть переданы
следующими парами качеств-определений: возможное/действительное,

Потенциальное/реализованное, вечное/тленное, неординарное/повседневное,

Эксцентрическое/обыденное, праздничное/ будничное, сакральное/профанное,

05.10.2012


13

Неформальное/официальное, неопределенное/однозначное, оригинальное/обычное, диалогичное/монологичное, элитарное/массовое, вариативное/альтернативное и т. п. Полярные характеристики отражают тенденции в развитии слоев, в реальности слои проникают друг

16

В друга, пересекаются, и от величины сечения зависит общее состояние культуры. Эта сфера пересечения Вечности И Времени, смешения их атрибутов имеет свойство расширяться в определенные исторические эпохи. Следует также заострить внимание на иногда не очевидных особенностях Вечности: как отмечал В. В. Розанов, Вечность — подвижна, здесь все течет и меняется, все существует в непрестанном развитии, и все связано со всем.

В лице описанных слоев культуры состязаются между собою две тенденции — стремление к изменению, разнообразию и неопределенности, с одной стороны, и стремление к консервации, унифицированности и упорядоченности — с другой. Чередование в развитии культурного потока доминант «вечности» и «времени», «сознания» и «бессознательного» проявляется в виде эпох господства «официальной культуры» (а под «официальной культурой» мы вслед за М. М. Бахтиным понимаем доминирующую в обществе культуру, обладающую реальной властью, с присущими ей тенденциями к централизации и монологизму) и эпох «разрывов» и «синтезов» культурной ткани, когда происходит извержение «вечностного» содержания в разорванный слой официального времени (об этом ниже).

И, наконец, третья составляющая модели — «человек» — выступает как материальный носитель и преобразователь содержания культуры, своим развитием, своей жизнью и самоосуществлением задающий движение ее потока, «распаковывающий» сокрытые в ее глубинах смыслы и содержания и сам в этой деятельности развивающийся.

Человек представлен в культуре в различных ипостасях — как субъект, творец, микрокосм и т. п. Несмотря на культурно-историческую относительность образов человека в культуре, существуют универсальные измерения человека с присущими им механизмами реализации — это измерения «индивид», «личность» и «индивидуальность». Согласно историко-эволюционному подходу, развиваемому А. Г. Асмоловым, Индивид Это родовая характеристика человека в системе природы, системе биологического вида. Развитие индивида происходит как реализация наследственной генетической программы. Личность Социальное системное качество человека, приобретаемое им при вхождении в общество. Отсюда следует, что личность есть образование, наиболее сензитивное к культурно-исторической относительности среды. В качестве Индивидуальности Человек выступает как субъект своего развития, деятельности, жизни в целом. Понятие Индивидуальности Фиксирует своеобразие человека, его непохожесть, его качественные отличия от других людей [3].

Понятия личности и индивидуальности могут быть соотнесены с выделенными слоями культуры. Диалог между индивидуальностью и личностью нередко становится механизмом развития человека. Личность выступает не только как орган саморегуляции и овладения собой (и средой), но поскольку она складывается в конкретном обществе, то часто становится рупором этого общества, отображая в существенных чертах его портрет. Индивидуальность в большей степени связана с «вечностными» пластами культуры, и характер этой связи почти не изучен; с одной стороны, это влияние архетипических голосов, которые человек обнаруживает внутри себя, и то, что описано К. Юнгом в

05.10.2012


13

Качестве процессов Индивидуации (можно как угодно относиться к концепции К. Юнга, но нельзя отрицать тот факт, что в понятии «архетип» схвачена определенная реальность), с другой стороны — это поиск себя, индивидуализация и самоосуществление в иных мирах, Предлагаемых «большим временем» культуры. Так, различая соответственно личность и индивидуальность, можно увидеть два пути как в культуре, так и в проектировании образования: это создание сред, порождающих и опредмечивающих мотивацию человека и строящих те или иные духовно-психологические способности, и, одновременно, это создание зон неопределенности и охранных пространств свободы, где могут быть реализованы

17

И воплощены силы развития индивидуальности. Индивидуальность человека является культурным органом его самостроительства и самоосуществления, реализации уникального предназначения, своей миссии в культуре.

ПРОБЛЕМА ТИПОЛОГИИ КУЛЬТУРЫ

Профессор Чикагского университета А. Лео Оппенхейм, автор монографии «Древняя Месопотамия. Портрет погибшей цивилизации», для своего исследования культуры и личности месопотамцев применил особый метод, позволяющий охватить цивилизацию как целое во взаимосвязи разнообразных фактов культуры. «Портретирование, т. е. выборочное изображение самого главного, — …единственный путь к цели. Портрет, опуская подробности, передает индивидуальное, стремится уловить в человеке главное. Он позволяет не просто уловить мгновение, но и запечатлеть облик человека в какой-то важный, узловой момент его жизни, когда черты отражают пережитое и позволяют предвидеть будущее» [17; 3].

Продвигаясь в культурно-психологическом анализе, нельзя избежать как проблемы типологии культурно-психологических реальностей, так и их идеального моделирования. (Заметим, что «портретирование» и идеальное моделирование могут быть рассмотрены как взаимодополнительные методы исследования.) В психологии последнее не совсем привычно, но в истории, культурологии, социологии стало делом обыденным. Согласно Д. Беллу, социолог в зависимости от своих исследовательских задач конструирует различные идеальные типы диахронических и синхронических обществ, процеживая реальность с помощью соответствующих смысловых «призм». Мы используем этот методологический прием, решая проблему типологии культурно-психологических реальностей.

Нами была предложена модель различения смыслов неоднозначного понятия «культура» путем добавление дополнительных слов: выделение общеродового понятия (категории «культура» как противоположенной категории «природа») — Культура-ноосфера; название Культуры-этносы Для характеристики разнообразия этнических и национальных культур; Культуры-миры, выделяемые по произвольным системным основаниям; и Культуры-психотехники [10]. Последние особенно важны для культурно-психологических исследований.

Проблема онтологии и типологии культурно-психологических реальностей в психологии едва намечена. Многие исследователи — прежде всего историки и культурологи — шли путем создания оригинальных типологий. Широко известны типологии культуры О. Шпенглера, А. Тойнби; большой вклад был внесен в

05.10.2012


13

Исследование культуры такими разными авторами, как А. Кребер, П. А. Сорокин, Н. Я. Данилевский, К. Н. Леонтьев, Л. Н. Гумилев. Однако должна ли культурно-историческая психология пользоваться готовыми моделями, к тому же созданными для определенных исследовательских задач? Насколько нам известно, существует лишь две типологии, затрагивающие собственно психологические задачи: это типологии психолога А. Г. Асмолова и историка В. Н. Романова (см. [2], [19]).

Наше решение обозначенной проблемы основывается на представлении о взаимопревращениях миров культуры и внутренних духовных миров человека.

Феноменографическая характ Еристика Культуры. Культура в целом, обозначенная как «ноосфера» (или «пневматосфера», в семантике П. А. Флоренского), в потоке своего развития распадается на локальные миры, культуры-этносы, которые зарождаются, взрослеют, расцветают и погибают или переходят в качественно иное состояние. Каждая из таких культур представляет собой индивидуальность с собственным жизненным путем, порой — «жизненным сценарием», — что, однако, не исключает поиска общих закономерностей развития и попыток типологизации этих локальных культур.

18

Если двигаться эмпирико-семантическим путем, то можно заметить, что существуют плеяды слов, — например, «деспотия», «тоталитаризм», «тирания», «фашизм», «авторитаризм», — которые, не будучи синонимами, передают некоторое родство культурных типов. Разные слова предполагают и разные реальности, но в нашем случае здесь имеют место различные модификации культур, которые с некоторой долей условности могут быть обозначены как Тоталитарные. Тоталитаризм, согласно П. А. Сорокину, есть социальный режим, при котором государство контролирует все, а частные лица или группы — ничего. Этот режим может принять в одних государствах форму коммунизма или социализма, а в других — национал-социализма, фашизма, национализма, милитаризма, тоталитарной псевдодемократии или другой версии тоталитаризма [23].

Тоталитарные культуры как идеальный тип. Тоталитарные культуры в целом характеризуются жестким иерархическим устроением и централизацией общества; в них действуют аппараты принуждения и насилия, поддерживая неизменность раз и навсегда установленного порядка; чтобы сохранять состояние перманентной централизации, в них функционируют механизмы сверхконтроля и поиска врага (задается конструирование образа врага); стеснены пространства свободного развития личности; быт и досуг граждан регламентированы, посредством системы ритуалов и клише схематизируются поведение и речь; отмечается духовный застой, примитивизация образа жизни; общество люмпенизировано и нравственно разложено, духовная культура населения низка; имеют место феномены умопомрачений и наркотизации сознания идеологией; здесь процветают в качестве духовных ориентаций течения материализма, прагматизма, сциентизма; развивается фанатизм как духовная централизация личности; достоинство человека здесь унижено, а его права и свободы попраны, широко распространены ложь, скепсис, цинизм, нравственный пессимизм. Среди феноменов таких культур отметим «эффект толпы», «массовые психозы», «театр абсурда», «охоту на ведьм» и т. п. Также здесь имеет место феномен отчуждения и функционируют различные механизмы подавления личности.

В качестве исторических примеров тоталитарных культур могут быть описаны Российская коммунистическая империя, Северная Корея, фашистские страны, восточные

05.10.2012


13

Деспотии.

Возникновение тоталитарных культур, согласно гипотезе В. Н. Романова, происходит как встреча культуры антично-теоретического типа с конвейерно-производственной культурой Нового времени. В динамическом плане Тоталитарный мир Подвержен кругообороту: тоталитарная культура продуцирует типы тоталитарных деятельностей, тоталитарные деятельности порождают тоталитарное сознание, тоталитарное сознание выражается в тоталитарном языке и в текстах тоталитаризма (идеологических знаковых системах, монументальной архитектуре, бытовом поведении), в свою очередь, транслируя тоталитарную культуру.

Продолжая типологический анализ, среди тоталитарных культур выделим такие идеальные типы, как Культура полезности (А. Г. Асмолов) и Культура падения.

Культура полезности — идеальный тип культуры, впервые описанный А. Г. Асмоловым [2]. Суть «культуры полезности» передают следующие строки О. Э. Мандельштама: «Бывают эпохи, которые говорят, что им нет дела до человека, что его нужно использовать, как кирпич, как цемент, что из него нужно строить, а не для него» [14; 205]. Исследование советской ментальности и философии утилитаризма в произведениях пролетарской культуры проведено в книге Б. Сарнова «Смотрите, кто пришел!» [20], где проанализированы метаморфозы языка, отражающие изменения ментальности: материализация, упрощение синтаксиса, профанные речевые обороты и т. д. Духовные метаморфозы поначалу незримы: «интеллигенты» становятся «специалистами» («спецами» — и сама семантика отражает

19

Полезность). Затем возникает совершенно иной язык («новояз»), иная жизненная философия, иная ментальность.

Гуманистические культуры как идеальный тип. Основополагающие черты гуманистических культур — синтетичность, стремление к целостности, динамичность и изменчивость, насыщенность смыслами и неопределенность, установка на развитие, свободу, радостность и оптимизм, доброжелательное и терпимое отношение к человеку. Гуманистически ориентированные культуры вынашивают образ целостного человека, заботятся о его духовном развитии, ибо суть гуманизма — «человек есть мера всех вещей». В них широко представлены пространства досугового и свободно-поискового поведения; такие культуры свято чтут достоинство, честь и права человека, здесь высоки ценности индивидуальности, творчества; признается приоритет личности перед обществом, свобода воли, право искать и ошибаться; в них широко распространены общественное милосердие, взаимопомощь, бескорыстие; создан благоприятный духовно-нравственный климат, отношения людей полны тепла, искренности, сочувствия и сопричастности; здесь широко практикуются игра, свободный выбор и ненавязчиво культивируется ответственность каждого человека за свою собственную судьбу (говоря словами А. Стендаля: «долг перед самим собой») и за мир в целом.

Богатая феноменография гуманистической культуры представлена в работе П. А. Кропоткина [12], где обсуждаются факты нестяжательства милосердия, заботы, взаимовыручки в различных культурах-этносах от варварства до наших дней. Проект гуманистической культуры рисует Э. Фромм в главе «Черты нового общества» [24]. В реальности же гуманистические культуры существуют в виде малых сообществ людей, которых объединяет дружба и особый этос достоинства («лаборатории жизни», описанные Ю. М. Лотманом; научные школы).

05.10.2012


13

Герменевтические культуры Как разновидность гуманистических — это культуры диалогические, синкретичные, толерантные, чуткие к индивидуальности; культуры с установкой на прощение и понимание. Герменевтически ориентированные культуры практикуют неоднозначность, спонтанность и сложность интерпретаций; однако, несмотря на ценность неопределенности, в них четко проартикулирована нравственная аксиоматика. Здесь «не живут по лжи» (А. Солженицын), именуют вещи по сути (М. К. Мамардашвили), проясняют смыслы (В. Франкл). Такие культуры придают большое значение образованию, динамике информации в обществе, они демократичны, веротерпимы и практикуют разные способы познания.

Куль туры-психотехники. В динамическом анализе между полюсами тоталитарных и гуманистических культур мы выделяем переходные звенья — Культуру падения, Культуру Покаяния, Культуру воскрешения И Культуру возвышения. Названия культур отражают суть психотехнических действий, осуществляющихся на этих переходных этапах людьми. Итак, представим «портреты» культур.

Культура падения. Феноменографический материал для зарисовки «культуры падения» предоставляют эпохи заката Римской и Византийской империй («О времена! о нравы!»), субкультура предреволюционной Россия, являющая миру всплеск нигилизма и терроризма, советская эпоха, отраженная в произведениях М. М. Зощенко и в «Собачьем сердце» М. А. Булгакова, Германия накануне пришествия Гитлера. Собственно из культуры падения и произрастают фашистские режимы.

Культуры падения четко прослеживаются в произведениях искусства своей эпохи. Так, например, квадрат К. Малевича явился симптомом нигилизма, отрицания культуры. Декадентство, футуризм, кубизм выступили индикаторами кризиса, смятения духа, внутренней опустошенности [4]. Ранее чему-то страшному в человеке и культуре ужаснулся Н. В. Гоголь, предупредил о грядущем бесовстве Ф. М. Достоевский — тонкий исследователь падения личности художественным

20

Методом. В. Маяковский в стихотворении «Для истории» писал: «Когда все расселятся в раю и аду, — / земля итогами подведена будет, — / помните: в 1916 году / из Петербурга исчезли красивые люди».

Почему погибали древние цивилизации? Почему исчезли с лица Земли многие культуры? Историки дают частные ответы, не затрагивающие метафизических глубин. Итак, почему вообще культуры Падают? Попробуем прибегнуть к метафоре. А. Мень в проповеди «О познании Добра и Зла» истолковывал притчу о трех искушениях Христа в культурологическом контексте. «Преврати камни в хлебы» — было первое искушение, означавшее, что во главу угла поставлено обещание материальных благ — соблазн развитых цивилизаций. Предполагалось, что ради сытости и благополучия человек поступится многим (например, свободой). И цивилизации наращивают Материальную культуру, Формируя у людей потребительские потребности; становясь ведущими мотивациями личности, эти потребности искажают сущность человека. Согласно Н. А. Бердяеву, когда человек ищет не смысла жизни, а только ее благ, то происходит изменение его личности: возрастание эгоизма, притупление чувств, опустошенность. Люди культуры падения привыкают довольствоваться «хлебом» и «зрелищами», более того, культуры посредством средств масс-медиа поддерживают эти мотивации, деформирующие человеческое развитие, но делающие удобным управление такими людьми. Падение отдельного человека, шествие его по пути Каина ведет к падению

05.10.2012


13

Культуры. (Глубокомысленно название поэмы М. Волошина — «Путями Каина: трагедия материальной культуры».) Второе искушение было связано с тем, что Сатана предложил Христу увлечь людей властью над законами природы. Но такая власть становится разрушительной для человека. Техногенные цивилизации, стремящиеся наладить достойный человека быт, в итоге ставят под угрозу само существование жизни на Земле. Культ техники кончается глобальной дегуманизацией. Опять же, эта тема глубоко проанализирована в работах Н. А. Бердяева, показавшего, что разрушается не только среда, окружающая человека, не только природа человека, но и его личность. Вживаясь в мир техники, человек овеществляется (возникают смысложизненные ориентации сциентизма, прагматизма). Способ приспособления человека к среде посредством техники П. А. Флоренский назвал «органопроекцией». Но приспособительная доминанта гонит человека обратно, «в царство животных и растений». Третье искушение предполагало власть человека над человеком. Но путь диктаторов и тиранов так же гибелен для культуры, как и для людей. На этом пути человеческая личность претерпевает ментальные метаморфозы, например, описанные Э. Фроммом.

Культуры падения не начинаются обычно в эпохи кризисов, а берут свой исток в эпохах еще относительного благополучия, когда люди в своем большинстве заняты устройством своей внешней жизни, накоплением материальных благ и забывают о душе. «Человек не в силах вынести земного благополучия, — писал С. Н. Булгаков, — ему дана только борьба, только крест, и когда он землю проклятия, которая так глубоко пропитана потом и кровью, превращает для себя в удобную постель и покойную подушку, забывая о всех противоречиях своего бытия, он опускается и пошлеет» [6; 28] .

Два пути возможны из культуры падения — либо к дальнейшему углублению кризиса и завершению его тоталитаризмом, установлением диктаторского режима, гибелью культуры, либо к культуре возрождения и возвышения, «культуре достоинства», посредством психотехнических действий покаяния и стыда, очистительной работы души,

Смыслосозидающей деятельности.

3 Культура покаяния . Исход из культуры падения зачастую начинается осознанием

«Так жить нельзя!» и совершается посредством смыслотворческой деятельности

Переживания (см. [7]) и психотехнического действия стыда. Так происходило

21

Возрождение Германии после разгрома фашизма. Как внешнее средство осознания понадобился Нюрнбергский процесс, повлиявший на изменение смысловых образований ментальности. Нечто подобное, по-видимому, происходило в Европе, узнающей об ужасах инквизиции. Так было и в пережившей кальвинизм Женеве, где впоследствии возникло одно из самых гуманистических обществ.

Феноменологию очищения интеллигенции выразил писатель А. Кабаков в заметке «Почему я не боюсь?»: «Сначала я думал, что это касается только меня, но оказалось — ошибся. Вот уже несколько знакомых подтвердили: страха нет. Все есть: жалость и омерзение, сострадание и жажда возмездия, последние надежды и отчаяние, обида на обманувшего и на собственное легковерие... А страха нет. Плохо. Горько. Стыдно. Но не страшно!» [11; 4]. За несколько лет Гласности, которая по существу явилась психоаналитической процедурой в масштабе культуры, вернув в «сознание» из «бессознательного» вытесненное (информация из спецхранов просочилась в культуру, раскрылось много архивов, и коллективная память стала избавляться от амнезии), началась деятельность переосмысления истории и поиска себя в меняющейся культуре.

05.10.2012


13

Страх заменялся герменевтически-критическим отношением. «Мы хлебнули противоядия. Страх, травивший нас всю жизнь, медленно, но верно, как древний яд, делал свое дело: убивал человека. Свобода, на которую мы жадно набросились, всего за несколько лет убила страх. Мы стали совсем другими существами, избавившись от главного видового признака Гомо советикус» [Там же].

«Вот что я понял за год: не страшно, — писал в 1994 г. С. Л. Соловейчик. — Кругом пугают, газеты лучше и не открывать, будущее не в розовом сиянии, а скорей во мгле; но все равно не страшно. Потому что на место прежней тупости сознания приходит, пусть и поздно, мужество жить в том мире, который тебе предназначен судьбой и который ты сам для себя создал» [22; 1].

Характерно, что существуют разные уровни страха и разные уровни стыда. Стыд культуры тоталитаризма: стыдно быть обнаженным. Стыд культуры, ориентированной на гуманизм: стыдно быть неподлинным, непрозрачным. Страх культуры тоталитаризма: страшно высунуться. Страх гуманистической культуры: страшно потерять честь. Аналогично существуют и различные уровни лжи, жалости. Две культуры интуитивно отражаются в семантиках: прирученность — зависимость, откликаемость — реактивность, Г. С. Батищев различал «радость» и «удовольствие». Ф. Ницше выделил два типа морали: мораль аристократов духа как мораль достоинства и мораль рабов — мораль полезности.

Обсуждая произведения А. Солженицына, Е. Замятина, Дж. Оруэлла, публицистику, советские люди конца 80-х гг. ХХ в. разрушали тоталитаризм; принимая рефлексивно-герменевтическую позицию, освобождались от пут культуры падения. Потому так важно усилие самостоятельного размышления в культуре и потому так преследуется независимая мысль. Однако и в культурах падения личностно сохранялись люди Думающие, Люди, принимающие ответственность за происходящее на себя, — Бр. Беттельгейм, В. Франкл и др. Иными словами, в любой культуре можно оставаться Человеком, хотя порой это и нечеловечески трудно.

Согласно метафоре библейского мифа, на этапе культуры покаяния срабатывает механизм «распятия» — переживание, за которым должно последовать смысловое Воскрешение, созидание смыслового будущего (микротехника строительства души описана Ф. Е. Василюком [7] как преодоление кризиса жизни). Но человек обычно оказывается лицом к лицу перед выбором — боли осознания или идеологической амнезии.

Культура воскрешения. Воскрешение культуры и духа осуществляется посредством переосмысления пройденного пути и покаяния, через обращение к историческому опыту. Переосмыслению обычно предшествует извержение из бездны «бессознательного» культуры текстов, несущих голоса прошлого и вечного. Важным средством

22

Здесь выступает История Как предмет, как опыт и как тексты. Так, Н. Ф. Федоров отмечал, что для мыслящих людей «история есть словесное воскрешение, воскрешение в смысле метафоры: для одаренных воображением история есть воскрешение художественное, для тех же, которые сильнее чувствуют, чем мыслят, история будет поминовением, плачем или представлением, приниманием за действительность...» (цит. по [21; 27]). Посредством этого диалога с прошлым происходит повышение интеллектуальной активности, усиление индивидуальных чувств, общая одаренность эпохи возрастает в деятельности возрождения прошлого.

05.10.2012


13

Культуры воскрешения по праву могут быть охарактеризованы как смыслодинамические, перерабатывающие историю и синтезирующие новые ценности. Исподволь они перетекают в эпохи Возрождения и Возвышения. Примером подобных культур может служить Древняя Русь XIV—XV вв., скинувшая иго и явившая расцвет своей культуры гениями А. Рублева, Ф. Грека, Пахомия Серба, Епифана Премудрого, Сергия Радонежского. Это были гении в первую очередь духовного развития. Сюда же можно отнести возрожденческий всплеск итальянских гуманистов, российский Серебряный век, субкультуру диссидентского движения «нравственного сопротивления».

Важно отметить, что культуры-психотехники обычно представлены в обществе одновременно, синхронно существуя в качестве субкультур, а в диахроническом плане отражают жизненную динамику общества — к гибели или возрождению.

ДИНАМИЧЕСКАЯ МОДЕЛЬ КУЛЬТУРЫ

Различные авторы обращали внимание на два режима функционирования общества, два состояния культуры: режим потребления и созидания (А. Н. Леонтьев), «обиходный» и «событийный» слои культуры (А. М. Панченко), «официальная культура» и «карнавал» (М. М. Бахтин), формы миро - и жизнеотрицания и мирои жизнеутверждения (А. Швейцер), «механическая» и «органическая» (О. Шпенглер), «закрытая» и «открытая» (А. Бергсон), «холодная» и «горячая» (К. Леви-Стросс) культуры, «иерархическая» и «мозаичная» (А. Моль), авангард и постмодернизм (У. Эко) и т. п.

В качестве идеальных динамических типов могут быть выделены следующие ритмы: 1) процессы централизации и децентрализации, 2) ритм «разрыва» и «синтеза» с его различными модификациями, описанными авторами как смены аналитических и синтетических парадигм, чередование «порядка» и «хаоса», «непрерывность» и «взрыв», 3) взаимоотношение различных слоев культуры, — например, «большого времени» и «малого времени», «официальной культуры» и «карнавала» (М. М. Бахтин).

Согласно представлениям синергетики, существует самоорганизующийся процесс «порядка» и «хаоса», в частности, описанный И. Р. Пригожиным. Приложив этот ритм к ткани культуры, Ю. М. Лотман выделил в ней Непрерывно-постепенные И Взрывные Процессы. Взрыв несет не только деструктивность, но и творческую силу. Если предположить, что существуют духовные типы, ментальности, соответствующие культурно-динамическим процессам, наиболее полно их выражающие, — например, «консерваторы», «реформаторы» и «революционеры», — то момент взрыва как нельзя лучше отвечает появлению «гениев» и «безумцев».

Разрыв культуры Может быть рассмотрен в нескольких ракурсах — как действие «защитных механизмов» культуры (А. И. Чернов), как «сензитивный период» и как ситуация «культурного шока» (но это тема отдельной статьи). Последняя семантика характеризует разрыв, если мы рассматриваем его в перспективе, связанной с субъективными состояниями человека в такие моменты и их динамикой (культуры-психотехники).

«Сензитивные периоды» — понятие, работающее как в естествознании, так и в

23

Психологии и в культурологии. Сензитивные периоды представляют собой моменты функциональной перестройки системы и обострения ее чувствительности к тем или иным воздействиям, к влияниям вообще. Собственно, разрыв — промежуток неопределенности

05.10.2012


13

Между двумя культурными системами — и представляет собой сензитивный период. Это взрыв порядка хаосом. Это моменты первозданной свободы, те состояния бифуркации, согласно теории самоорганизации, когда детерминации отсутствуют, а дальнейший путь развития не поддается даже вероятностным прогнозам. Это моменты извержения неадаптивной и творческой активности, усиления диалога с прошлым (М. М. Бахтин), наводнения культуры архетипами (К. Юнг), рецепции мифа. Культура насыщается поднятой со дна энергией древних текстов, разными ценностями и идеями, избыточными смыслами, хлынувшими в трещины разорвавшейся жизненной ткани. Культура становится особенно восприимчива, чутка, Сензитивна К влияниям иного. И в это же время у людей обостряется Чувство их исторической значимости, они становятся активнее, испытывают воодушевление, энергетический подъем.

Феноменология внутреннего мира человека в сензитивный для культуры период представляет особый интерес. Претерпевает определенные изменения ментальность, легко продуцируются измененные состояния сознания, позволяющие, в свою очередь, менять ракурсы видения, трансформируется картина мира. Это эпоха сомнений и вопрошаний, ибо традиционное представление о мире распалось, а когда готовых и заранее предложенных ответов нет, тогда и зарождаются оригинальные вопросы и собственно творчество. Из сомнений и духовной смятенности родится поиск, поскольку, как заметил Н. А. Бердяев, лишь в ответ на тоску и вопрошание приходит откровение. Время от времени в обществе возникают апокалипсические настроения и эсхатологические мотивы. Это мироощущение как раз сензитивных периодов, когда волны мистицизма и иррационализма начинают выполнять в культуре прогностические и синкретические функции. В эпохи перелома культуры, трансформации ее гештальта, смены парадигм, категориальных метаморфоз в культуре образуется щель, Просвет в трансцендентное, И открываются механизмы трансцендентирования на уровне человека. Однако сознание становится восприимчивым не только к «внутренним голосам» и «зовам бытия», но и открывается агрессии. Эпохи эти крайне амбивалентны: радость свободы и творчества перемешана в них с экзистенциальной тревогой, возможность самореализации связана с болью и душевным смятением, в них сосуществуют рядом гений и злодейство, творчество и агрессия, взлеты и падения.

В переломные для культуры моменты внутри человека возникает экзистенциальное напряжение, а избыточная энергия требует изменения образа жизни или, напротив, реализуется в отстаивании уходящих ценностей. Обостряется тоска по «духовной родине», ощутимее «зовы» и «внутренние голоса»; отрешаясь от настоящего, человек отправляется во внутреннюю эмиграцию, предпринимает путешествие в глубины бессознательного (mental travelling), вживается в культурных героев, полемизирует с прошлым, всматривается в «знаки», отыскивает свой путь в Дамаск... Однако все это, как правило, отражает психологический тип творца, ментальность поэта.

Самоощущение тех, кого мы называем обывателями, иное: они переживают напряженность и неопределенное беспокойство, и экзистенциальная тоска, и поисковый зов, присущие чутким творцам, здесь выражаются иначе. Не только на рациональном уровне непонятно, что происходит вокруг и как жить дальше, и что вообще-то будет, — культура треснула, расползлась, изменила привычной логике, упорядоченный быт раскололся, и человек оглушен вполне реальным стихийным бедствием (а если против природных бедствий есть какие-никакие стереотипы спасательной помощи, то стихийные бедствия культуры в общественном сознании не отрефлексированы,

24

05.10.2012


13

13


Сознание экологически не воспитано), — да и собственное бессознательное, интимно связанное с недрами культуры, встревожено содроганиями глубинных структур, тектонические процессы продуцируют беспокойство, «страх и трепет». Человек смятен. Он страшится как взглянуть в лицо жестокой реальности, так и услышать голоса собственного бессознательного и принять неприглядного себя — одинокого, «заброшенного». Наиболее упрощенный вариант разрешения внутренней напряженности

— это агрессия, это самоутверждение властью или, напротив, подчинение (секте, вождю),

— то, что дает иллюзию устойчивости, прекращает внутренний трепет (механизмы
описаны Э. Фроммом в «Бегстве от свободы»).

Итак, в благоприятном случае в сензитивные моменты совершается самоосуществление творцов, предельные жизнестроительства, вершинные реализации индивидуальности и человеческой сущности. Это и взлет культуры, и фейерверк миров, и возвышение человека. Параллельно с этим повышение социальной неадаптивной активности проявляется в разнообразных видах протеста (нигилисты, революционеры, террористы), в оппозиционном напряжении, что, в свою очередь, провоцирует официальную культуру на ожесточение механизмов «сохранения» [3] — преследование инакомыслящих и возмутителей спокойствия. Пример — ведовские процессы перезревшего средневековья, являющиеся по существу смертной схваткой двух культур: языческой народной и христианской официальной (А. Я. Гуревич). Таким образом, предложенная модель позволяет ответить на сформулированный А. Г. Асмоловым в контексте историко-эволюционного подхода вопрос: «Откуда появляются ведьмы и гении?» Но эта тема требует отдельного обсуждения.

1. Арон Р. Этапы развития социологической мысли. М.: Прогресс-Универс, 1992.

2. Асмолов А. Г. Культурно-историческая психология и конструирование миров. М.: Ин-т

Практич. психол.; Воронеж: НПО «МОДЭК», 1996.

3. Асмолов А. Г. Психология личности: Принципы общепсихологического анализа. М.: МГУ,

1990.

4. Бердяев Н. А. Кризис искусства. М.: Изд. Г. А. Лемана и С. И.Сахарова, 1918.

5. Бердяев Н. А. О рабстве и свободе человека. Париж: ИМКА-Пресс, 1939.

6. Булгаков С. Н. Интеллигенция и религия // Наука и религия. 1989. № 10. С. 26—30.

7. Василюк Ф. Е. Психология переживания (анализ преодоления критических ситуаций). М.:

МГУ, 1984.

8. Вебер М. Избранные произведения. М.: Прогресс, 1990.

9. Гуревич А. Я. История историка. М.: РОССПЭН, 2004.

10. Гусельцева М. С. Культурная психология: методология, история, перспективы. М.: Прометей,

2007 (в печати).

11. Кабаков А. Почему я не боюсь? // Московские новости. 1991. № 4. С. 4.

12. Кропоткин П. А. Взаимная помощь среди животных и людей как двигатель прогресса. Пг.:

Голос труда, 1922.

13. Лотман Ю. М. Культура и взрыв. М.: Гнозис, 1992.

14. Мандельштам О. Э. Соч.: В 2 т. Т. 2. Проза. М.: Худож. лит., 1990.

15. Мень А. Сын человеческий. М.: Р. S., 1991.

16. Ничипоров Б. Введение в христианскую психологию (Размышления священика-психолога).

М.: Школа-пресс, 1994.

17. Оппенхейм А. Л. Древняя Месопотамия. Портрет погибшей цивилизации. М.: Наука, 1990.

18. Ортега-и-Гассет Х. Эстетика. Философия культуры. М.: Искусство, 1991.

19. Романов В. Н. Историческое развитие культуры. Проблемы типологии. М.: Наука, 1991.

20. Сарнов Б. Смотрите, кто пришел! М.: Новости, 1992.

21. Семенова С. Г. Николай Федоров: творчество жизни. М.: Сов. писатель, 1990.

05.10.2012


13

14


22. Соловейчик С. Л. Колонка редактора // Первое сентября. 28.12.1994.

23. Сорокин П. А. Человек. Цивилизация. Общество. М.: Политиздат, 1992.

24. Фромм Э. Бегство от свободы. М.: Прогресс, 1990.

25. Чижевский А. Л. Физические факторы исторического процесса (влияние космических
факторов на поведение организованных человеческих масс и на течение всемирно-
исторического процесса, начиная с V в. до Р. Хр. и по сие время). Калуга: 1-я
Гостипография, 1924.

Поступила в редакцию 4.VII 2006 г.

1 «Идеальный тип — не “гипотеза”, он лишь указывает, в каком направлении должно идти

Образование гипотез. Не дает он и Изображения Действительности, но пред[о]ставляет для

Этого однозначные средства выражения» [8; 389]. Заметим также, что идеи о типе в качестве

Идеальной конструкции разрабатывались как В. Дильтеем, так и Г. Г. Шпетом.

2

Методологический прием Творчества терминов В гуманитарном знании — тема для

Отдельного обсуждения. Однако нельзя не отметить, что разные авторы приходили к нему

Независимо друг от друга. «…Мы обычно имеем дело просто с особым случаем

Формообразования понятий, которое свойственно наукам о культуре и в известном смысле им

Необходимо» [8; 388]. «Вводные понятия — своего рода пинцет, с помощью которого мы

Ухватываем, то есть усваиваем и понимаем, предметы, отличающиеся тончайшей …нитевидной

Структурой» [18; 560].

3

Б. В. Ничипоров в труде «Введение в христианскую психологию» толкует понятие

Покаяния: «Покаяние — это дело всей жизни человека. Оно должно содержаться в любом

Поступке, любой мысли. Покаяние рождает чувство раскрепощенности, очищения. Оно

…восстанавливает природу личности» [16; 30], «Покаяние и переводится с греческого как

Перемена, перемена состояния души» [16; 40].

05.10.2012


130

130