Эдвард Сепир и егв последвватели: Шфигнрацирвизм и лингвистика// Лингвистический конфигурационизм

Еще в 1911 г. Ф. Боас утверждал, что антрополог должен тщательно изучать функциональную лингвистику, чтобы понять, как туземец думает. Он подчеркивал, что синтаксис языка может рассматриваться как «когнитивное бессознательное», поскольку большинство людей не знает о синтаксических структурах языка, на котором говорят. Наиболее влиятельной фигурой из антропологов - пионеров в лингвистическом анализе был Эдвард Сепир, который в значительной мере стимулировал общий интерес к динамическому подходу к личности. В рамках лингвистического поля он развивал подход, который подхватили и развили дальше его последователи, в частности, Бенджамин Уорф, сформулировавший общую теоретическую позицию, которая стала известна как гипотеза Сепира—Уорфа, противостоящая эволюционистским теориям развития языка и мышления. В данной концепции постулировалось то, что культурно-когнитивная система так называемых «продвинутых обществ» не обязательно является концептуально более сложной, чем культурнокогнитивная система «примитивных» групп. Некоторые лингвисты, придерживающиеся этой позиции, заняли крайнюю позицию в вопросе о мышлении и языке, полагая, что язык детерминирует очень многие аспекты культуры, а потому и содержание мышления. Многие антропологи сегодня полагают, что эта концепция не имеет строгой научной базы, но тем не менее они продолжают поддерживать идею об очень сильном влиянии языка на процесс мышления[35].

Эдвард Сепир был конфигурационистом, интересующимся способами, которыми человеческое мышление и поведение моделируется языком и культурой. При этом Сепир настаивал на важности отдельной личности и был не удовлетворен культурологическими подходами, в которых индивид рассматривался как пассивный носитель культуры. «Культуры, — писал он, — являются просто абстрактными конфигурациями моделей, идей и действия, которые имеют бесконечно различные значения для разных индивидов в группе»[36]. Однако конфигурационистский оттенок в мышлении Сепира имел место и в его учении о языке. Каждый язык, с сэ - пировской точки зрения, структурирует мир особенным образом для говорящих на нем[37]. Так, выучить незнакомый язык — значит вступить в новую сферу мысли. «Человеческие существа живут не только в объективном мире, а также не только в мире социальной активности, как он обычно понимается, но в значительной степени находятся во власти особого языка, который становится средством выражения для их общества. Дело заключается в том, что «реальный» мир в значительной степени созидает на языке привычки (habits) группы. Не существует двух языков достаточно похожих, которые можно рассматривать как представляющие одну и ту же социальную реальность. Миры, в которых живут различные общества, являются отдельными мирами, не просто один и тот же самый мир с прикрепленными к нему различными ярлыками»[38]. Мы имеем дело здесь с релятивистским взглядом, похожим на взгляд Рут Бенедикт на культуру. Язык, как и культура общества в более широком смысле, формирует перцепцию мира.

Как писал Бенджамин Уорф, «возможно, многие согласятся с утверждением, что общепринятый паттерн употребления слов часто предшествует определенным линиям мышления и формам поведения, но соглашающийся часто не видит в таком утверждении ничего более, как простое признание гипнотической власти философской и заученной терминологии с одной стороны, или ходячее выражение, лозунг или призывный клич — с другой. Смотреть так ограниченно — значит упускать из вида одну из важнейших взаимосвязей, которую Сепир видел между языком, культурой и психологией... И не столько в отношении к этим специальным употреблениям языка, сколько к его постоянной подготовке данных и к его самому обычному повседневному анализу феноменов, что мы нуждаемся в распознании влияния, кото

Рое он имеет на другие деятельности, культурные и личные. Сигнал к определенной линии поведения часто дается посредством аналогий с лингвистическими формулами, в которых обсуждается ситуация и посредством которых она до некоторой степени анализируется, классифицируется и распределяется в этом мире, который в значительной степени бессознательно строится на языковых привычках группы. Так, вокруг цистерн с надписью «цистерны с бензином» поведение будет характеризоваться большой осторожностью, в то время как вокруг пустых бензиновых цистерн, оно будет более беспечным — вплоть до бросания около цистерн окурков сигарет. Однако «пустые» цистерны, возможно, более опасны, так как они содержат взрывоопасные пары. Физически ситуация довольно рискованная, но лингвистический анализ акцентируется на слове «пустой», которое неминуемо свидетельствует об отсутствии опасности» [39].

Другой лингвистический подход к изучению культуры получил законченную форму в работах С. Фрейка[40], который применил «эмик» и «этик» концепты. «Эмический» подход заключается в анализе культуры посредством подлинных мыслительных процессов, протекающих внутри самой культуры. Напротив, в «этическом» подходе анализ накладывает свои собственные («объективные», а по существу идущие от мировоззрения исследователя) особенности на культурные феномены. «Эмический» подход фокусируется на содержании и внутренних значениях, как их переживает носитель культуры, тогда как «этический» подход более концентрируется на общих структурных моделях, которые можно выделить в культуре. Уард Гуднаф ввел понятие «компонентный анализ», описывающее исследовательскую технику, которая развилась в рамках лингвистики, и, по его мнению, должна быть применена и к другим аспектам культуры. Используя эту систему формального семантического анализа, исследователь может открыть собственные когнитивные процессы информанта. Гуднаф подчеркивал также, что, анализируя компоненты значений в туземных понятиях, исследователь может придти к более валидному пониманию культуры в целом в терминах когнитивных структур индивидуального носителя культуры[41]. Интерес к потенциалу «компонентного анализа» получил широкое распространение после выхода в свет книги Т. Глад - вина и У. Стетевента[42]. В ней они собрали значительное количество статей по лингвистике, в которых различными способами привлекалось внимание к необходимости для антропологов постигнуть то, что может быть определено в туземных категориях мышления. Принципиальный интерес к этому подходу привел к появлению «этно-когнитивного» подхода, прежде всего — этносемайтике.

Большинство исследований в области этносе - мантики имело дело с отдельными культурными содержаниями в посреднической зоне, документируя культурное знание в особых группах и обществах[43]. Фокусировали ли они внимание на терминологии родственных отношений, классификации животных и растений, на диагностике категорий болезней, цветовых терминах, или на более «культурных моделях», эти исследования продемонстрировали сложность социальных модусов мышления и предложили гипотезы о процессах, посредством которых концепции понятия возникают, становятся общими и модифицируются[44].

С этносемантикой тесно связана другая наука — психолингвистика. «Как это можно видеть из имени, психолингвистика имеет дело с пересечением лингвистики и психологии. Лингвистическая теория, поскольку она описывает нечто, что знает и делает личность, обеспечивает отправной пункт для развития психолингвистической теории, так как лингвистические знаки являются наиболее важными средствами когнитивной организации»[45].

Хотя антропологическая известность Эдварда Сепира главным образом обусловлена его деятельностью как исторического лингвиста, на протяжении всей его научной карьеры его интересовали многие стержневые вопросы теории «Культуры и Личности». Это выразилось в той творческой помощи, которую он оказал пионерам в этой области (Р. Бенедикт, М. Мид, Р. Линтону), а также в серии теоретических статей, которые помогли очертить первоначальный курс этой школы. Еще ранее 1917 г. Сепир атаковал суперорганическую теорию культуры. Находя похвальным традиционное антропологическое намерение открывать «генерализированные формы действия, мысли и чувства, которые конституируют культуру общности»[46], Сепир настаивал на том, чтобы антропологи обратили внимание на взаимоотношения индивида с генерализированной культурой.

Сепира можно назвать конфигурационистом, поскольку он интересовался способами, которыми человеческое мышление и поведение паттернируется языком и культурой. «Конфигурационалистский оттенок в мышлении Сепира имел место особенно в связи с его учением о языке. Каждый язык, с сэпировской точки зрения, структурирует мир особенным образом для говорящих на нем. Так, выучить незнакомый язык — значит вступить в новую сферу мысли. Мы имеем дело здесь с релятивистским взглядом, похожим на взгляд Бенедикт на культуру. Язык, как и куль-тура общества в более широком смысле, формирует его перцепции мира.

В то же самое время Сепир всегда настаивал на важности отдельной личности и был не удовлетворен культурологическими подходами, в которых индивид рассматривался как пассивный носитель культуры. «Культуры, — писал он — являются просто абстрактными конфигурациями паттернов, идей и действия, которые имеют бесконечно различные значения для разных индивидов в группе»[47]. Для Сепира «истинный локус культуры находится в интеракциях отдельных индивидов, с субъективной стороны, — в мире значений, которые каждый из этих индивидов может неосознанно абстрагировать от участия в этих интеракциях»[48]. Сепир предвосхищает важное заключение, что различные индивиды (или группы) психологически по - разному используют общую культуру, и поднимает вопрос о психологическом приспособлении индивида к собственной культуре, а также вопрос о взаимосвязи культуры с душевным здоровьем.