Однако на практике обе модели личности, фрейдистская структурная модель и модель усвоения культуры, делают одинаковые поведенческие предсказания — поведение будет соответствовать культурным нормам. Есть ли смысл опираться на более сложную модель? Конечно, принцип экономии требовал бы принятия более простой, культурно детерминистской модели. Но это только в том случае, если нам достаточно всего лишь предсказать наиболее вероятное поведение и мы не ставим перед собой цели поведение понять. Согласно модели усвоения культуры поведение является прямым (неконфликтным) выражением культурных норм, как они усваиваются личностью. Например, если некто наблюдает неагрессивное поведение в социальной группе, то должен заключить, что социальные акторы не являются враждебно настроенными, потому что обладают усвоенным комплексом культурных ценностей, противоборствующих агрессии. Если же некто наблюдает сильную агрессию в социальной группе, то согласно этой модели он должен заключать, что деятели обладают усвоенным комплексом культурных ценностей, которые благоприятствуют агрессии. Враждебность же, согласно этой модели, детерминируется культурными ценностями, благоприятствующими враждебности. Согласно фрейдистской модели, этот вывод может быть совершенно незаконным.

Агрессивное поведение не только не выражает культурные ценности, но фактически может находиться в прямом противоборстве с ними. Агрессия (проистекающая из социально выведенной враждебности) может вместо этого быть результатом недоразвившегося эго (с небольшим контролем импульсов), или слабого суперэго (которое недостаточно усвоило культурные ценности, противоборствующие агрессии), или мощного 1с1 (с сильными импульсами враждебности). Неагрессивные деятели могут (в результате фрус - трирующего опыта) иметь сильные враждебные импульсы, которые, однако, из-за сильного неодобрения агрессии со стороны суперэго содержатся под строгим контролем.

Коротко говоря, когда личность рассматривается как система с дифференцированными структурами и функциями, простой изоморфизм между культурой, поведением и личностью, постулируемый моделью усвоения культуры, часто вовсе отсутствует. Группа, которая обнаруживает слабую выраженность агрессивного поведение тем не менее может характеризоваться сильной (возможно бессознательной) враждебностью; а группа, которая обнаруживает сильно выраженное агрессивное поведение, может, тем не менее, характеризоваться культурными ценностями, которые противоборствуют агрессии. (В последнем случае, конечно, агрессия — замещаемая или проецируемая — возможно, будет выражаться в социально приемлемых формах.)

Так, член племени хопи (известного своим дружелюбным характером) может быть не менее враждебно настроен, чем члены племени сиу (известные свей агрессивностью). Нам известны различия в ценностных системах двух этих племен: противодействующая агрессивности ценностная системы хопи и поощряющая агрессивность ценностная система сиу. Однако различия в степени враждебности отражают не только различие в культуре, но и различия в социальной канализации агрессии, а также в отношениях между компонентами (¿с1, эго, супер-эго) соответствующих этим культурам личностей. В самом деле, строгое избегание межличностной агрессии членами племени хопи может предполагать и ту гипотезу, что подсознательная агрессивность хопи даже сильнее, чем враждебность сиу, в результате чего у них выработалось более требовательное супер-эго (что и находит выражение в их ценностной системе), в результате чего они подавляют свои опасные враждебные импульсы.

Этот пример показывает нам, что хотя групповые различия в поведении много говорят о различиях в культуре, сами по себе они мало что могут поведать нам о различиях в личности.

Модель усвоения культуры, которая считает, что личностные различия являются изоморфными поведенческим и культурным различиям, приводит к культурному релятивистскому взгляду на человеческую природу. Модель структурно и функционально дифференцированной личности, которая не делает никаких предположений о социально-культурно-личност - ном изоморфизме — и которая поэтому требует, чтобы личность исследовалась независимо и от поведения, и от культуры — поддерживает представление о панкультурной человеческой природе.